Ночь в больнице

               
               
                рассказ





















 - Доктор, он был так спокоен…

- Спокоен? Что вы этим хотите сказать? Не рыдал, не рвал на себе волосы, не носился по квартире, не выкрикивал проклятия? Вы думаете, прежде чем наложить на себя руки, люди закатывают невероятные истерики?

- Ну… мне казалось…  – залепетала я, не зная, что ответить, понимая, что выгляжу идиоткой.

- Вы «Чайку» помните? В середине пьесы Треплев возбужден, кажется слишком эмоциональным, он спорит, нападает, защищается, плачет… и вы думаете, именно в эти мгновения ему плохо? А когда он реально стреляется? В самом конце. И заметьте, он абсолютно спокоен. Только спокойствие это – страшное. Оно обозначает, что человек для себя все решил, у него нет ни малейших сомнений. Так и ведут себя самоубийцы. Не так, как в середине «Чайки»… а так, как в конце.

- Да… все это время мне было не по себе… казалось, его спокойствие неестественное, он как робот, который себя заставляет вставать, выходить из дома, что-то делать и отвечать на вопросы… Как будто он уже по ту сторону… он уже ТАМ.

- Я рад, что вы меня поняли.

А Колю я не поняла. В детстве, когда я пела в хоре, меня упрекали: «Ты не эмоциональная, не ясно, что у тебя внутри, но снаружи вообще ничего не видно». А надо было улыбаться, сверкать глазами, широко открывать рот и раскачиваться в разные стороны. Я же стояла как столб с каменным выражением лица. И когда на меня начинали покрикивать, заставляя показывать эмоции, актерствовать, это лишь все ухудшало. Я внутренне съеживалась и выглядела как истукан. Как будто учителя тогда не знали, что в природе есть и интроверты, и окриками от них никогда не добиться эмоций на публику, из них не сделать дрессированных обезьян. Они и так зажаты, расслабиться могут только в атмосфере тепла, уюта, добра, любви, но не злобных нападок.

Когда я выросла, меня стали привлекать мне подобные. Я вглядывалась в людей, еще более скованных, чем я сама, и меня интересовали их истории. Как много на самом деле они могли бы рассказать, но никогда этого не сделают…

Коля показался мне закрытым настолько, что по сравнению с ним я выглядела бойкой хохотушкой. «Вы такая веселая, Настя», - сказал он мне. Для меня лучшего комплимента и не придумать. Я-то знаю о своем крайнем занудстве, но кому не было бы приятно производить выигрышное впечатление на наивных людей? Почему-то мне не хотелось «утяжелять» наши с ним отношения, я предпочитала делать вид, что порхаю по жизни как бабочка, легко ко всему отношусь и вообще – я этакая пофигистка.

Я понимаю тех, кто носит маску. Более того, мне кажется, если человек слишком уж виден и весь наружу, то это как-то скучно. А я – любитель копать и находить все новые и новые пласты, залежи… Выявлять не броское, не кричащее, не очевидное. Хотя бывает, что говорить об этом самому человеку, - ошибка, такие вещи лучше таить от всех. Никто не хочет быть слишком прозрачным. От рентгеновского взгляда многим становится не по себе. Если и нужно проявлять свое понимание, то иначе. Не слишком прямолинейно. А как? Это нужно почувствовать…

Коля не мог меня не привлечь. Он улыбался редко, хотя в его голосе слышались теплые радостные нотки. Он был внутренне так напряжен, что я это ощущала физически. Он вдвое старше меня. Вдовец. С мужчинами постарше мне всегда было психологически комфортнее, чем с ровесниками. Говорили, жениться его просто вынудили – девушка забеременела, а потом потеряла ребенка. Два года назад с ней произошел несчастный случай.

Как бы то ни было, брак, оказавшийся неудачным, не способствовал его раскрепощению, он закрылся от окружающих за невидимой плотной стеной. Мне было любопытно – а что за ней?

Я не пыталась расшевелить, растормошить Колю, как это делали другие женщины в нашем отделе. Это вообще не в моем характере. Просто когда он нервничал, переживал, я невозмутимо улыбалась как Мона Лиза. И он невольно мне отвечал. Смущенной улыбкой. Но до того милой, что она во мне что-то всерьез затронула.

Проблема в том, что в людях замкнутых можно накопать много всего – как хорошего, так и плохого. В них скрыто все – как в колодце. Те, кому нравится некая «загадочность», должны быть готовы и к неприятным сюрпризам. Я раньше понятия не имела о том, что такое психологическая зависимость – когда один буквально дышать без другого не может, ему физически становится плохо. Он начинает звонить через каждые полчаса, слать бесконечные эсэмэски…

Я задумалась: может быть, Коля знал, каким он становится, если хотя бы чуть-чуть увлекается женщиной, и поэтому их избегал, боялся – не их, а себя, вот такого? Потом, когда он остывает, воспоминания о своем поведении становятся источником стыда и мучений. В глубине души он жутко стесняется этих своих проявлений.

Неужели наши совершенно невинные разговоры на работе могли стать поводом для того, чтобы он вдруг превратился в лихорадочно трясущееся существо, подобное наркоману во время ломки? Он стал нервно реагировать, если я разговаривала с кем-то другим, забывала ему улыбнуться, смотрела на него устало, возможно, ему казалось, что безразлично? То-то и оно, что это не могло быть проявлением серьезного чувства – во всяком случае, мне так казалось. Должна же быть какая-то последовательность событий: дружба, свидание, прикосновения, поцелуи… ну и так далее. Но в том-то и дело, что ничего подобного не было. Мне казалось, мы не дошли даже до стадии дружбы. А он уже панически боялся меня потерять и стал проявлять свою непонятную ревность – отнюдь не только ко всем мужчинам без разбора, к людям вообще. Или эмоции невозможно подчинить хоть какой-то логически выверенной линии поведения?

Я – созерцатель, такие проявления, как цепляние за другого человека, в определенной мере мне чужды. Никогда не боялась ни одиночества, ни мысли о том, что умру одна…  Почему? Одной мне всегда было очень комфортно. И не было человеческого существа, которое я могла бы выносить долго. Если к нам приходили гости, я уже через пару часов начинала зевать – мне хотелось остаться одной, отдохнуть. От общения я уставала. Меня согревали мечты, фантазии, но в глубине души я знала: реализация может убить всякое чувство. Мне нравилось размышлять, но действовать я боялась.

И в то же время обидеть Колю я не хотела. Не знала, как правильно с ним говорить.

- Ведь ты же меня совершенно не знаешь.

- Я вижу, ты уже разочарована во мне, - он оказался весьма прозорливым. Мне это понравилось.

- Нет, Коля, я просто… кое-чего в тебе я не могу понять. И не только в тебе… вообще – в жизни, в людях…

- Да. У меня скрытый темперамент. Ты не такая. И мне это даже нравится… Вот только что я дергался, а стоило тебе войти и сесть рядом, как все мое беспокойство как рукой сняло.

- Ты рядом со мной успокаиваешься? Наверное, это хорошо… то есть, об этом я и мечтала. Но…

- Я понимаю. Получается так, что я тебе нервы треплю. Но я не хотел, чтобы так вышло, Настя. Тебе все это стало надоедать. Ты скоро будешь меня избегать.

- Мы еще толком не сблизились, а ты уже…

- Так зачем же дело стало? Давай это сделаем.

Я промолчала. Мне было любопытно – какой он? Да, я хотела его получше узнать. Но такие эксперименты чреваты… Я уже поняла, что не хочу услышать в ближайшее время, что я за него в ответе, раз приручила. Он – взрослый. Он старше меня, черт возьми.

Тогда я думала – хорошо бы Коля был мне как заботливый папочка… а получилось так, что это я превращалась в его няньку. Причем сразу же. Безо всякого переходного – романтического или конфетно-букетного или как там еще его назови? – периода. Хотя в этом на самом деле нет ничего оригинального, для мужчин нашей страны это довольно типично.

Но Коля был умным. Впрочем, почему – был? Он стал понимать, что должен меня успокоить, продемонстрировать хоть какую-то возрастную зрелость и мудрость. А не вести себя как сопляк.

Когда мы оказались у него дома, он вдруг успокоился. Обнимал, целовал меня так, как будто он никуда не торопится, и я откликнулась и почувствовала, что хочу стать женщиной, которая ему идеально подходит. Ведь я умею подстраиваться под других людей, чувствовать, что им нужно. Я понимала, он страшно в себе неуверен, хотя привлекателен… все дело в его нестабильной нервной системе. Она в любой момент могла дать сбой. И он потерпел бы фиаско, которое еще неизвестно, как пережил бы. С его-то самолюбием! Оказавшись в его постели, я почувствовала, что нужно изобразить испуг, которого я на самом деле не испытывала. Тогда у него возникнет покровительственное ощущение, он почувствует себя сильным, станет увереннее. Я буду в его глазах малюткой, которую надо оберегать, защищать… это даст ему ощущение своей нужности.

И так и случилось. Получается, я сознательно лицемерила, преувеличив свою растерянность и неопытность? Но в отношениях с таким невротиком без доли притворства не обойтись. Это – то же, что ложь во спасение. Но такие нюансы трудно выразить словами.

- Знаешь, Настя, я очень боялся… - признался он мне.

- Чего ты боялся?

- Что вообще ничего не получится.

Я ему не сказала, что тоже боялась этого. И в глубине души даже ждала, ломая голову, как вести себя в такой ситуации.

- Коля, ты что… так нервничаешь?

Он улыбнулся.

- Я больше не буду.

Влюбилась ли я в него? И да, и нет. Истина посередине. Я не могу найти подходящее слово. Наверное, когда любишь, человека принимаешь целиком и полностью и ничего не хочешь в нем изменить. А мне хотелось, чтобы он был спокойнее – нет, не как Треплев в финале пьесы. Упаси боже! В обычном. Будничном смысле.

Но вышло иначе. Не знаю, есть ли такие целители, которые лечат нервную систему? Руку, ногу вылечить проще. А нестабильная психика – это природная данность… как и цвет глаз. Попробуй что-нибудь изменить… А физически Коля в полном порядке, даже можно сказать, здоровый как бык.

Когда он рассказал мне о первой жене, то многое прояснилось.

- Ведь я ее очень любил. Тянуло к ней как магнитом. Но… как тяжело, когда притягивает человек, не способный тебя почувствовать и понять.

- А говорили, ты вынужден был жениться…

- Слушай ты больше глупые сплетни. Ира всегда бог знает что выдумывала. Если я долго молчал или чего-то недоговаривал, она обвиняла меня, говорила: ты лицемер, обманщик, фальшивый насквозь… Но я просто не знал, как вести себя с ней и терялся. Она же вечно приписывала мне злой умысел. Демонизировала. Видела в черном свете. Все время в чем-нибудь упрекала. Есть люди, к которым просто-напросто не знаешь, на какой козе подъехать. Они всегда найдут повод прицепиться и устроить скандал. Правда в том, что она не рвалась выходить за меня замуж, забеременела действительно случайно, и вроде как – ей пришлось это сделать… Но я-то был рад и надеялся, что со временем…

- Понимаю.

- Да. Ты понимаешь. До встречи с тобой я о понимании и не мечтал…

- Значит, ко мне у тебя таких сильных чувств нет?

- Нельзя дважды любить одинаково. Это что-то другое… А ты что испытываешь?

Тогда я промолчала. Мне нравилось, когда он отвлекался от темы наших отношений и рассказывал о своей жизни – Коля тогда расслаблялся, становился естественным. С таким человеком мне было легко и уютно. Может быть, он сам не хотел уже этакой бури… искал теперь только покой, но его натура и спокойная жизнь – совместимо ли это? В нем ведь тоже была неуравновешенность, только в глаза это не бросалось, в отличие от откровенной истерии его жены Иры.

Близкий друг Коли, Саша, решил со мной поговорить.

- Настя, надеюсь, вы не играете с ним? Я знаю, как серьезно он ко всему относится.

- Почему вы решили, что я играю?

- Я вижу, как вы на него смотрите – не как влюбленная женщина.
Опять эти упреки в неэмоциональности. Как они мне надоели! Если Колю жена подозревала в том, что он так и норовит ее в чем-нибудь обмануть, то меня окружающие обвиняли в холодности, бесчувственности. И Коля единственный сумел понять, каково мне все время это слышать.

- Ну, что поделать, если мы с тобой отгорожены от окружающих и не хотим, чтобы каждый встречный-поперечный влезал, куда не просят? Только сам человек знает, где проходит граница, которую посторонним лучше не переступать. Даже самым близким из близких.

- Коля… я никогда не буду тебя пытать, заставлять рассказывать о себе то, чего ты не хочешь…

Помню, как я обняла его и прижала к себе крепко-крепко. Он зарылся в мои волосы.

- Ты по-своему любишь меня…

- Я люблю тебя.

Больше я этих слов не произносила. А тогда они как-то легко и сами собой слетели с языка. Казалось, Коля умом понимает, что для такого человека, как я, этого достаточно, ежесекундно твердить и кричать о своих чувствах я не умею. Да и не хочу этого делать. Но ему все-таки было мало моих откровенных проявлений, он жаждал большего. Потому что сам был более страстным, увлекшись, сдерживаться он уже не умел.

- Знаешь, я думал, лучше бы мы соответствовали друг другу по темпераменту… это ведь тоже важно. Но, может, впервые в жизни меня привлекает сдержанность. Раньше я «западал» на иной тип женщин… порывистый, бурный. Слегка сумасшедший.

- Может, с возрастом я и стану такой.

Он смотрел на меня с такой необыкновенной нежностью.

- Нет-нет-нет… не меняйся.

Сейчас вспоминаются, в основном, лучшие мгновения нашей жизни. Но были ведь и другие, мучительные и тяжелые.

- Я не стану утверждать, что экстраверты – люди более поверхностные… Но да, бывает так: они улавливают и считывают только верхний эмоциональный слой. Думают, если человек плачет, ему грустно, если смеется, ему весело, и так далее… Порой им и в голову не приходит, что можно пускать слезу, будучи в прекрасном настроении, и вообще наслаждаться этим процессом, а можно улыбаться, шутить, когда твое сердце разбито, - сказал мне врач. – Вы таких ошибок не сделали бы… и вам казалось, что вы поймете, если действительно что-то не так. Но себя вы не слишком вините, вы же не медик. И о стадиях развития заболевания можете и понятия не иметь.

Думаю, что я слишком молода для него. Отчасти в этом все дело. Будь я старше, мудрее, меня перестала бы волновать вся эта псевдоромантическая чепуха – цветы, конфеты, свечи, украшения со значением и все прочее… Когда-то, лет в девятнадцать я была очарована тем, что в американском кино преподносилось как «романтические отношения». Прогулки по пляжу, лимузины на заказ, певцы в ресторанах, поющие любимые песни какой-то пары героев. Казалось, не жизнь, а сказка. Не то, что у нас. Но потом, четыре года спустя, когда я начиталась таких романов и насмотрелась телесериалов по самое «не могу», то, что раньше я считала романтикой и волшебством, стало меня раздражать. У меня возникло ощущение, что герои всех этих «королей и королев романтической прозы» в Америке лишены индивидуальности. Я не вижу личностей с интересным характером, своеобразием внутреннего устройства, внутренние Вселенные. А просто набор клише – типовые ситуации: ужины при свечах, медленные танцы, суета с организацией вечеринок или свадеб и все такое прочее. И, кажется, что для людей внешняя атрибутика романтики имеет огромное значение, и она заслонила все. А за ней – пустота. И люди не видят друг друга. И им это даже не нужно. А нужны свечи, наряды, машины… и в этом счастье?

Мне сейчас двадцать пять. Коле – сорок четыре. Он выкарабкается. Если бы я сейчас пошла в церковь, то что бы сказала? «Прости меня, Господи, я любила его как могла, но проблема в том, что может быть, у меня позднее развитие? И инстинкты женщины взрослой проявятся позже? Пока я просто сопля. И не умею еще заботиться о другом человеке, не способна дать ему счастье. Что-то я чувствую, да, но, видимо, многое приходит только со временем. Я переоценила себя. Самонадеянность молодости. Если б мужчины знали, какие мы глупые в этом возрасте, они бы искали ровесниц. Поумнею ли я когда-нибудь? Настолько, что даже понравлюсь себе? Господи, помоги ему выбраться из тупика, а я обещаю… что я постараюсь».

Коля чувствовал: мне не нравится то, что он слишком показывает то, как я ему нужна.

- Любой другой женщине это льстило бы.

- Мне это кажется… проявлением слабости, - заявила я. Его лицо дернулось – как будто это был удар тока.

- То есть, я не должен тебе ничего говорить… тебя это… раздражает?
Я была настолько глупа, что не оценила его искренность. «Загадочным» он мне нравился больше. Ведь я с самого начала понимала, как трудно таким людям, как он, довериться и открыться. Но он тоже… у него исчезало всякое чувство меры, мне казалось, любая на моем месте начнет злиться и испытает желание сбежать от него. Что это было – мазохизм с его стороны? Но мне стало казаться, такой, ускользающей, равнодушной, я привлекаю его сильнее, чем раньше.

В то же время Коля проявил незаурядную проницательность.

- Я перестал быть похожим на книжного героя? Настя, может быть, это свойство натуры, а может, возраста… но ты не можешь принять реального человека. Пока еще не готова. Возможно, когда-нибудь это придет. И ты испытаешь простое желание сварить кому-нибудь суп. И вдруг откроешь для себя, что это дает тебе ощущение счастья. С возрастом люди вообще становятся проще, естественнее… все их надуманности исчезают. Ира считала, что я плохой, тебе кажется, между нами стало все слишком просто, обыденно… я не ангел и не демон, я самый обыкновенный. Этого ты и не можешь вынести – того, что я, видимо, зауряден.

Сейчас мне хотелось бы сказать, прокричать: «Ты и сам не знаешь, какой ты хороший». Тогда я только отметила про себя, что он видит меня насквозь, и такого понимания я, наверное, никогда уже больше не встречу. Но дорожить нашими отношениями я перестала. Казалось – я могу уходить, приходить, и он будет вечно ждать меня и искать повсюду. В этом смысле он меня слишком избаловал. А я отвлекалась от нашей, как мне казалось тогда, скучноватой жизни, утопая в мире книг. Но Коля не был бы Колей, если бы полностью верил, что я действительно общаюсь с лордами из английских романов. Ревность его изводила.

Он ничего не мог поделать со своим желанием знать, с кем я общаюсь в интернете, кому я звоню. Хотя это были две-три подруги, и то виртуальные. Ему казалось, мне нравится кто-то другой. И этот человек, подписываясь женским именем, пишет мне.

Тогда мне казалось, что это смешно. Хотя… признаюсь, внутри меня что-то дрогнуло, прозвенел первый тревожный звоночек.

Коля рассказывал мне об отце. Он до сорока лет не пил вообще. Н и капли. Потом вдруг начал метаться, чувствовать, что с ним что-то не так. Он подозревал у себя психическое расстройство, настроение его менялось, его шатало как маятник – от эйфории к депрессии, от депрессии к эйфории. К врачу не пошел – испугался, что у него и, правда, что-то найдут. И начал глушить симптомы болезни выпивкой. Он уходил в запои, они становились все более и более продолжительными. В результате через несколько лет этот крепкий сильный здоровый физически и до поры до времени абсолютный трезвенник взял и повесился спьяну.

- Расстройство настроения? Так, кажется, это называется… я потом весь интернет перерыл в поисках подходящего диагноза. Но я не врач.

Что проявилось у Коли? Наследственность? Он начал пить точно так же – внезапно. И я испугалась. В нашей семье даже шампанское на Новый год не хранили.

- Тебе нужна причина, чтобы уйти от меня? Можешь считать, что я алкоголик, - голос его был лишен всякого выражения, казалось, ему стало вдруг безразлично, останусь я или уйду. Я не знала, что думать – охладел он ко мне или…

Сейчас, мысленно прокручивая все эти сцены, как кинопленку, мне хочется нажать на кнопку «Стоп». Остановить кадр. Запечатлеть выражение лица Коли – неожиданно спокойное, отрешенное… и броситься ему на шею, наговорить тысячу слов, найти такие, которые вернули ли бы ему надежду и веру. Заставили бы выкинуть к чертовой матери все бутылки. Сделать так, чтобы снова ожили его глаза.
 
И как меня тогда не поразил его взгляд – он же был как у мертвого? Я не ушла от него, решила, что подожду. Не сейчас. Я не должна… когда он в таком состоянии. Прошло несколько дней. Пить он все-таки бросил. Коля перестал устраивать сцены, подозревать меня в измене. Я убеждала себя, что все еще может наладиться. Но я чувствовала – связь между нами потеряна, внутренне я уже как будто ушла, оставив его одного.

Через пару недель мне показалось, Коля стал прежним. Только каким-то… погасшим. Как будто в моменты ссор в нем теплилась жизнь, а сейчас ее нет. Он чувствовал – я ускользаю, теряю интерес к тому, что изначально было моей романтической фантазией, игрой воображения. А он – какой есть, реальный и настоящий – опять стал ненужным.

Господи, помоги мне вырасти. Выскользнуть из полудетских книжных понятий, как из старой одежды, которая уже мне мала. И стать, наконец, реальной. Теплой. Живой. Такой, какая нужна этому уставшему от всего и всех человеку.

- Будет жить, - сказал мне врач. – Еле-еле его откачали… он выпил целую упаковку, действовал наверняка. Хотите его увидеть?

Мне страшно. А вдруг он не хочет? И что я ему скажу сейчас…

- Вы не бойтесь. Он не агрессивен.

Я вошла в палату, приблизилась к кровати, на которой лежал несостоявшийся самоубийца, и поняла, что, прежде всего, он страшно смущен…  И думает о том, как в моих глазах выглядит.

- Настя… - он закрыл глаза. – Ты здесь.

- Всю ночь.

- Я не удивлен. Может, ты из тех, кто считает, что все это очень романтично?

Он шутит. Я не знаю, как оценил бы доктор: хороший это знак или… Впрочем, истина никому не известна.

- Ну… какая-то часть меня, возможно, так и считает… - призналась я.

- Да? И какая?

- Девчоночья. Глупая.

- Вот как? – он удивленно посмотрел на меня. На это я и рассчитывала – нужно было вывести его из заторможенного состояния, как-то встряхнуть.

- Коля, ты никуда не уйдешь, - я сжала его ладонь. – Я теперь тебя не отпущу.