Рассол из Китая

Один из преподавателей вечернего отделения Высшей партийной школы подхватил «французский насморк». И естественно, опасался за свою карьеру, что, в общем-то, неудивительно по тем временам-то. Да к тому же и стеснялся. Первый раз - такое. Да ещё у него - у сына потомственных партийцев.
Поэтому он в вендиспансер обращаться не стал, надеясь, как та гимназистка, которая забеременела и думала, что всё как-нибудь само собой с Божьей помощью рассосётся. Но не рассосалось, обезболивающие - не помогали, поднялась температура - ещё бы, такой психологический удар. Он был в отчаянии - не знал, что делать, - «…то ли с горя утопиться, то ли Богу помолиться…», - как в песне о еврейском мальчике, которым он, в общем-то, и был - но уже далеко не мальчиком. Долго он не продержался, не партизан всё-таки. Резь доконала, и он побежал к частнику. И после оплаты за лечение, как обычно - деньги вперёд, дополнительно за пять бутылок коньяка получил бюллетень - с диагнозом ОРЗ.
В результате две лекции по вине преподавателя были пропущены.
В любом учебном заведении, а тем более в партшколе, существует график проведения занятий, не выполнение которого, мягко говоря, не приветствуется в горкоме партии, а комиссии, как лавины, прямо, как у В. С. Высоцкого - «…идут и лавины одна за одной…».
И поэтому на вечернее отделение был направлен преподаватель очного отделения партшколы. Естественно, за дополнительную оплату. Кандидат философских наук, доцент, почти профессор - готовил к защите докторскую диссертацию. Он вёл элитную группу в партшколе - будущих секретарей райкомов партии, от первого секретаря и до, последнего. Они, эти будущие секретари, образно говоря, соответствовали некой табели о рангах. В этой табели все учащиеся занимали своё место - в зависимости от успеваемости и умения говорить. Неважно, что и о чём, но убедительно и проникновенно, с глубоким убеждением в правоте сказанного. Они не всегда и не до конца понимали смысл сказанного ими же самими - меньше знаешь - крепче спишь. Между прочим, этому научится не так-то, просто. Для этого нужен особый талант и полное отсутствие элементарной порядочности, не говоря уже о совести.
Всё это, надо заметить, происходило во время второй половины правления Брежнева, когда лихорадочно коррумпировалась вся власть в стране - сверху донизу.
И вот такой элитный преподаватель пришёл читать лекции на вечернем отделении партшколы. Пришёл со своим, уже устоявшимся, подходом к слушателям.
Его слушатели-очники из кожи вон лезли, чтобы получить хорошую оценку и понравиться преподавателю. Его мнение о выпускнике партшколы зачастую имело решающее значение при назначении на должность партийца среднего звена. Будущего партийного руководителя, глубоко убеждённого в правоте своего дела. Надёжного и преданного ленинца. А по существу карьериста, болтуна-недоучки, ловкача и проходимца, а, бывало, и просто подонка.
Такое было время.
Темой первой лекции были экономические отношения с Китаем.
Когда преподаватель вошёл в аудиторию, его удивило то, что все слушатели встали, как в обычной школе. И он понял, что на вечернем отделении, не всё так, как на очном.
Но это были только цветочки - ягодки оказались впереди.
Когда он поздоровался и представился, его неприятно удивило полное безразличие слушателей к его регалиям - званию, учёной степени, стажу преподавательской работы. Никто из слушателей, конечно же, ничего не сказал, но взгляды у всех, кроме одной девочки (но о ней потом), были какие-то обидно-безразличные. Создавалось впечатление, что он говорит в пустоту - будто бы в аудитории никого нет. И он решил дальше ничему не удивляться.
Хотя преподавательский стаж у него был достаточно большой, но с такой аудиторией он ещё никогда не встречался.
Лекцию он начал читать привычно-уверенным не громким голосом, ориентируясь на девочку, внимательно его слушающую. Так читают актёры театров и профессиональные лекторы, - кем он и был.
Но постепенно невольно стал повышать голос. И заметив это, вдруг услышал, что в аудитории стоит не громкий гул очень тихих голосов. Почти все слушатели тихо разговаривали друг с другом, а некоторые просто спали.
От неожиданности он на полуслове прервал чтение лекции.
Никто из слушателей этого не заметил, но его, преподавателя, больше всего потрясло то, что его молчания не заметила и девочка, так внимательно его слушавшая. И он, растерявшись, наверно, больше интуитивно, чем сознательно, чтобы как-то расшевелить аудиторию, задал вопрос сонно и безразлично смотревшему на него слушателю:
- Вот Вы, ответьте мне, пожалуйста, какие у нас в настоящее время торгово-экономические отношения с Китаем? Каково Ваше мнение на этот счёт?
Слушатель, услышавший только вторую часть вопроса, конечно же, ничего не понял. Да он бы всё равно ничего не понял, даже если бы услышал вопрос полностью. Но тогда в произнесённой преподавателем фразе он уловил бы хоть какой-то смысл. А так, он абсолютно ничего не понимая, огляделся по сторонам в надежде, что преподаватель обращается не к нему. Но преподаватель смотрел на него.
Их преподаватель никогда так не поступал, он сразу же отвечал на свой вопрос, и на зачётах, и на экзаменах - тоже.
Но этот, новый, - молчал.
И слушатель, окончательно растерявшись и отупев, начал очень медленно подниматься, затравленно глядя на своего мучителя, в надежде на то, что, пока он встаёт, что-то произойдёт и его оставят в покое.
Но время работало не на него, и он встал, так и не решив, что же делать дальше.
И тогда он, от щемящей безысходности, окончательно сломленный, стал с немой и глухой тоской смотреть на большой портрет Карла Маркса, висевший на стене, над головой преподавателя. Точнее, на бороду вождя пролетариата.
Глаза вождя были выше, и в них смотреть не хотелось, как-то неудобно - высоко, да и неудобно, даже стыдно. У бороды проще было просить подсказки, но она безразлично и презрительно молчала.
Преподавателю стало не по себе от того, с каким невыносимо-безнадёжным и бессмысленно-пустым взглядом слушатель смотрел поверх его головы. И он, оглянувшись, невольно следуя взгляду слушателя, тоже посмотрел на бороду вождя. Но она и ему тоже ничего не сказала.
Не вежливая, не отзывчивая борода какая-то, однако, оказалась.
Пауза затягивалась.
Слушатели в аудитории, глядя на своего товарища, преподавателя и вождя мирового пролетариата, которые обменивались взглядами, непривычно затихли. Как пелось в песне из кинофильма, Батальоны просят огня: - «…и стоим мы в дни войны, тишиной оглушены…».
И тут спавшие слушатели, разбуженные тишиной, начали просыпаться.
А один из проснувшихся решил, что кто-то из вождей умер, может быть, тот, что на портрете (на стенах аудитории висели не только портреты вождей пролетариата, но и всего политбюро страны).
А подумал он это потому, что почти все слушатели, следуя взглядам своего стоящего товарища и преподавателя, тоже смотрели на бороду Карла Маркса.
И он начал вставать, решив, что объявлена минута молчания.
Но здоровенный парень, сидящий рядом с ним и не спавший, положил ему руку на плечо и посадил его на место.
И вот тогда, преподаватель, начавший уже внутренне паниковать, взял себя в руки и задал наводящий вопрос:
- Я имел в виду торговлю с Китаем. Что мы ввозим в нашу страну из Китая? Ну, вот что Вы, лично Вы, покупаете из китайских товаров?
Взгляд стоящего перед преподавателем слушателя оставил в покое бороду Карла Маркса и слегка посветлел. И он уверенно ответил:
- Термос купил.
- Ну а ещё что Вы могли бы купить?
Слушатель снова поник. Преподаватель показал на окно:
- Видите, идёт дождь.
Слушатель обрадовался:
- Зонтик. Ну, конечно же, китайский зонтик.
И снова замолк. Тогда преподаватель спросил:
- А что Вы пьёте по утрам?
Слушатель, удивлённо и не доверчиво посмотрев на преподавателя, сказал:
- Ну,… никогда бы не подумал, что рассол привозят из Китая.
И тут обалдел преподаватель. Он сразу как-то не понял, причем тут рассол. И вообще, для чего его пить, да ещё и по утрам. Чай - другое дело, а зачем же рассол? Потом, до него постепенно стал доходить смысл сказанного и он, непроизвольно, улыбнулся. И тогда в аудитории кто-то не громко засмеялся. Потом, громче. И через некоторое время смеялись все слушатели и преподаватель тоже. Контакт с аудиторией налаживался. И для закрепления его преподаватель решил отпустить слушателей раньше. Раньше он этого никогда не делал. Но в данной ситуации с точки зрения педагогики это было оправданно.
И когда смех утих, по привычке - сказал:
- А теперь, как всегда, задание на дом.
И тогда встала всё та же девочка и заявила:
- А нам домашнее задание - не задают. Нам же завтра с утра на работу. А вот сегодня мне ещё мужу нужно ужин приготовить, когда он вернётся с шабашки. А после ужина ещё…, ну сами понимаете. Так что уж, какое тут задание - на работу бы не проспать.
Девочка эта была активной потому, что метила на место парторга, партийной ячейки участка цеха, где она работала.
Преподаватель шёл домой и думал (человек он был неглупый, хотя и карьерист).
Чем мы занимаемся - обучаем или растлеваем?
Ведь мы готовим будущих могильщиков существующей в стране системы (очное отделение). И окончательно калечим совершенно безразличных ко всему рядовых членов партии (вечернее отделение), замученных работой и совершенно не нужной им учёбой - загоняемых на эту учёбу всё теми же могильщиками-людоедами - грубо, но ведь, в общем-то, так.
За всё время преподавания я впервые услышал в аудитории смех. Мои людоеды никогда не смеются. Они никогда не опустятся до такой фамильярности. Они же серьёзные люди, и для них смех в аудитории просто немыслим, неуместен.
А ведь существующая система государственной власти не такая уж и плохая. Благодаря ей построено мощнейшее государство, во многом не уступающее Америке, а в чём-то и опережающее её.
Система в настоящее время рушится на глазах, и остановить этот развал невозможно. Коррупция во всех эшелонах власти.
По-видимому, инстинкты человека (а инстинкты и в Африке инстинкты) опережают его сознание. И тут уж ни чего не поделаешь - как говорят: плетью обуха не перешибёшь….
Вот побыл меньше часа среди простых, неиспорченных людей и какая чушь лезет в голову. Так можно докатиться до диссидентства.
А это уже, как говорится: не лезет ни в какие ворота.
Есть же, не помню чьё, четверостишье:

Наверно, современник Галилея,
Был не глупее Галилея.
Он знал, что вертится Земля,
Но у него была семья.

Преподаватель вздохнул и решил: по-видимому, пока не поздно, надо отказываться от лекций на вечернем отделении.

28 декабря 2009 года.