Донская байка

Эта история произошла на Дону. В начале шестидесятых годов двадцатого столетия. В одной из небольших станиц вблизи Новочеркасска. В станице в то время было несколько десятков дворов. Все в ней друг друга знали, но отношения между станичниками были такими: Радость не в том, что у нас телёнок родился, а радость в том, что у соседа корова сдохла.
В одном из дворов жил старичок с женой. Оба из пришлых. С хорошей пенсией по тем временам. Детей вырастили. Дали образование. Дети жили отдельно в городах. Были внуки. Даже правнуки.
Старик был мастеровым - работал до пенсии в Ростовском аэропорту механиком. Человек он был приветливый, добрый, отзывчивый. Любил шутить и рассказывать анекдоты. Любил выпить, но никогда не напивался - знал меру. Станичники относились к нему с уважением. Часто звали в гости - когда надо было что-то отремонтировать или починить. Старик, идя, в гости, брал с собой инструмент. Встречные спрашивали у него:
- Сергей Константинович (чаще Константиныч) куда пилу несёшь?
А он отвечал:
- Это кормилица! Пила дома осталась.
Шутка эта доходила до жены, и она обижалась на мужа. Да к тому же ещё - пилила его за выпивки.
У Константиныча самогон не гнали, а станичники почти все - поголовно - за небольшим исключением (не гнали самогон, как правило, власть имущие - они пили водку). Поэтому станичники с Константинычем рассчитывались за работу самогоном. Чаще всего прямо у себя на дому. Да ещё и с хорошей закусью.
«В долгом времени иль вскоре, приключилося им горе…» - Конёк горбунок. Петра Павловича Ершова.
Так вот однажды Константиныч заявил жене, что пилёж ему надоел, и если она будет продолжать его пилить - он повесится. Жена, на какое-то время, испугавшись, перестала его доставать. Но вскоре как говорится, всё возвращалось на круги своя, - а муж всё обещал повеситься. В конце концов, жена перестала обращать внимание на его обещания - привыкла.
Однажды жена, услышав стук в кухне, пошла туда. Кухня у них была во дворе в отдельном помещении. Вошла - и о, ужас - муж висит на верёвке привязанной к крюку. Она слышала, как он стучал, вбивая крюк. Ей стало плохо, всё плыло перед глазами, она была на грани потери сознания. Но мысль что стук прекратился недавно, заставила
её действовать. Может быть, ещё можно спасти мужа мелькнула вторая мысль. И она побежала к соседям.
Дома была одна соседка тоже старуха - злая, жадная, завистливая - нечистая на руку. Соседка ахнула, ойкнула и сказала жене повесившегося, чтобы та позвала милиционера. Он жил рядом через три дома. И что она видела, как он недавно зашёл в свою калитку.
Петровна же так звали соседку, тут же побежала в соседскую кухню и мельком, глянув на повесившегося начала с быстротой мыши лазить по ящикам, ища, что бы такое утащить. Ей попался большой кусок солёного сала. Она схватила его и повернулась, чтобы убежать. Сделала шаг к двери - и тут её как обухом по голове огрел голос покойного:
- А ну стерва! Сучье вымя!! Положи на место!!!
Она повернулась к нему. На неё смотрели злые глаза с усмешкой. Она икнула как-то необычно хрипло, ойкнула и повалилась на пол. Но сало из рук не выпустила. Вцепилась в него, как утопленник в соломинку. На том свете греть будет. И тут в кухню вбежали милиционер и Васильевна - жена Константиныча. Милиционер молодой ещё парень только мельком глянул на лежавшую, на полу Петровну. Слегка волнуясь - ещё бы - первый раз такое. Милиционер, встав на невысокий ящичек (с которого спрыгнул Константиныч) обрезал верёвку заранее приготовленным ножом. И тут повесившийся боясь упасть, крепко обнял милиционера. Милиционер громко надрывно заорал, каким-то тонким петушиным голосом - закрыл глаза и в обмороке вместе с Константинычем повалился на пол. У Васильевны всё поплыло перед глазами, и она тоже потеряла сознание - ещё бы такая психологическая нагрузка. Сознания не потерял только повесившийся. Он упал на милиционера (был легче его) и даже не ушибся.
Поднявшись, он начал приводить в сознание лежавших на кухне. Начал с жены. Та, очнувшись и увидев его, снова начала терять сознание, но он, улыбнувшись, сказал ей:
- Не волнуйся я живой. Видишь, даже улыбаюсь.
- Может быть, мы оба умерли? И теперь мы на том свете.
- Да нет же, мы оба живы. Точно тебе говорю.
- А как же верёвка.
- Верёвка? А это так, шутка, чтобы ты меня больше не пилила. Если ещё вздумаешь пилить, повешусь по-настоящему.
Нет! - Закричали она - клянусь тебе! Больше не буду! Я обещаю!
Пока они говорили, он сбросил пиджак, под которым были два монтажных пояса охватывающих его грудь и верхнюю часть живота, но так чтобы можно было дышать. Со стороны спины к поясам была привязана обрезанная часть верёвки. Второй её конец висел на крюке. При подготовке он пропустил верёвку сзади через ворот пиджака, когда надевал его. Затем встал на табуретку забил крюк и привязал к крюку верёвку. И встав на ящичек, отбросив в сторону ногой табуретку, стал ждать прихода жены. Он знал, что она придёт на звук
забиваемого им крюка. Услышав её шаги, он спрыгнул с ящичка. Подготовился он хорошо, даже был в кармане нож, чтобы обрезать верёвку. Но не успел, вбежала Петровна и он, зная её, хотел посмотреть, что она будет делать. А пока он наблюдал за ней. И разговаривал с нею. Вбежали милиционер и его жена и он, растерялся, испугавшись милиционера, он такого не ожидал - и не планировал.
Приведя в сознание жену, и поговорив с ней, он занялся милиционером. Придя в сознание, милиционер, не вставая, начал отползать на локтях от Константиныча, затем сел и перекрестился. В глазах его застыл мистический ужас, губы дрожали, он пытался что-то произнести, но не мог и только крестился. Первым заговорил Константиныч:
- Я живой не бойся. Я тебя не хотел пугать. Я нечаянно. Так получилось. Хотел жену проучить, чтобы не пилила меня.
И вдруг милиционер взвыл истошным голосом:
- Изиды Сатана!!! Чур, меня!!! Чур!!!
Бабка у него была набожная, и пока он не пошёл в школу, возила его с собой в церковь в город Новочеркасск.
Кое-как он успокоился, но начал заикаться, потом это со временем прошло. Но покойников он боялся, и это не прошло.
Когда милиционер немного успокоился, Константиныч показывая на постепенно приходящую в сознание Петровну начал говорить:
- Это всё из-за неё хотела украсть сало, и потому я не успел обрезать веревку, а потом вы пришли и я, испугался. Если бы она сало не воровала, ничего такого не было бы. Я бы сам обрезал верёвку. Вы бы пришли, я бы встретил вас, сказал бы что пошутил. Потом обмыли бы шутку вон, и бутылка стоит и закуска.
Петровна, глядя на Константиныча испуганными и злыми глазами, что-то мычала, отползая к двери. Говорить и ходить она начала только через месяц, но стала заикой и осталась ею на всю оставшуюся жизнь.
Через два месяца был суд. Иск в суд подала Петровна, хотя муж и пытался её отговорить. Объясняя ей, что сама виновата не надо было сало брать и вообще лазить по чужим кухням. Когда зачитывали дело, все в зале суда смеялись. Особенно после того, когда Константиныч заявил что подаст - встречный иск - воровство сала. Судья, требуя тишины в зале суда, сама с трудом сдерживала смех.
А Константинычу всё же дали год условно - за хулиганство.

7 ноября 2011 года.