Нет покоя

В школьные годы мы с Лерой были неразлучны. Она жила на  соседней улице, у своей бабушки.  Оставались ночевать друг у друга, часто почти до утра разговаривали о сокровенном, девичьем, мечтали о будущем. Времени на сон почти не оставалось.

Во всем мы были сходны: нам нравились одни книги, одни платья и даже одни мальчики. Понимали друг друга с полуслова. Даже поклялись   «на крови»  в вечной верности. И в поступать решили в политехнический. Но в последнюю минуту я поддалась уговора мамы изменила свое решение и сдала  документы   в  институт гуманитарный. С этого времени виделись мы уже реже. У каждой появились свои интересы, новые  подруги и мальчики.

После института я уехала работать в  другой город, А Леру оставили работать на кафедре. Провожая меня, она  не скрывала  слез со своих живых, красивых глаз.  Написала  мне два письма. Но как-то закрутилась на новом месте, да так и не ответила.

Вновь мы встретились только спустя десять лет, когда я вернулась в свой город.  Обе вышли замуж. У меня рос пятилетний  Сашка. Лера еще только ждала ребенка.  Теперь я чаще видела ее. Всегда была рада нашим встречам, с  теплом вспоминала нашу школьную дружбу. Она прекрасно выглядела, стала еще красивее, чем прежде. Всегда была хорошо, по моде одета. Иногда подвозила меня на своей машине. Рассказывала, что счастлива, муж моложе, но, любит ее. Звала в гости,.
Но дела, заботы, то, что называют «бытовухой»,  так и не дали мне побывать у нее дома. Да и не очень тянуло. Изменилась жизнь, изменились и мы.

Прошло три  года.Однажды, встретив Леру на рынке, я даже не сразу узналаее. Она окликнула меня,  улыбнулась, но как-то потерянно, жалко. Выглядела поникшей и постаревшей. Мы постояли немного между рыночных рядов. Она рассказала, что потеряла ребенка и забеременить уже не сможет. Работу в институте бросила. Занялась дачей.  «У меня  теперь живность - кошки, собаки и муж». Приглашала  посмотреть  на ее хозяйство, поговорить. Я поблагодарила, но отказалась - «Рада   бы,  да все дела».  Она только махнула рукой.
 
А как-то поздно вечером мне в дверь вдруг позвонили. Я открыла. Это была Лера. И опять я не сразу узнала ее. Худая,  черная лицом, глаза горят. Тут же, в прихожей сказала, что умерла ее  соседка. Жила без мужа, то был в бегах. Осталось девять детей. Пятерых разобрали родственники, остальных отправили в детский приют. «Я бы удочерила девочку, ей год.   Славная девочка, полюбила я ее, но муж против».

Лера смотрела на меня с робкой надеждой. В глазах застыл немой вопрос - «А как ты считаешь?».
 
«Слушай, Лера, зачем тебе это нужно на старости лет? Ведь всю жизнь положишь на этого ребенка. Когда тебе будет  шестьдесят - ей только десять.  Поживи для себя и для своего мужа».

Она  посмотрела на меня и ушла,  не сказав ни слова.  Потом, через знакомую я узнала, что муж Леры умер, и она уже четыре года совсем одинока. Не бедствует, живет в поселке, на своей зимней даче. Квартиру сдает. Но -  опустилась, болеет. Тоскует.  Ее часто видят около  ворот детского дома.

Я встретила ее  когда ей было уже шестьдесят, в  поликлинике. Седая, в платке, она с трудом передвигалась на больных, отечных, варикозных ногах. На нее было жалко смотреть. Она увидела меня, но сделала вид, что не  узнала. Я    сама остановила ее, спросила -  «Как жизнь»?

«Будь ты проклята!» -   неожиданно  услышала я в ответ.
Живые, прежние Леркины глаза с ненавистью смотрели мне прямо в  душу…
Я до сих пор не могу найти себе покоя.