Мальчики и девочки играли в политику

Игра была долгой и увлекательной, хотя и без правил. Тянули веревочку то в одну, то в другую сторону. Играли в демократию и были крайне довольны собой. Но веревочка оборвалась, и игра закончилась. Осталось подсчитать потери и сделать выводы. Но с этим торопиться некуда, да и в эйфории от произошедшего все еще кажется, что все впереди. А между тем выборы триумфально завершены, выборы свободные – до слез умиления.

В одном из рассказов Эдгара По оживили египетскую мумию и пытались растолковать ей смысл термина «политика». Та долго не понимала его, и тогда один из присутствующих на сеансе нарисовал на стене красноносого субъекта с продранными локтями, стоящего на помосте и, размахивая руками, орущего что-то. Более полутора века отделяет нас от знаменитого американского писателя, а митинговые страсти все еще пользуются популярностью: в них верят, на них уповают. А между тем пора бы повзрослеть, хотя, как верно заметил художник Акоп Акопян, мы нация семнадцатилетних, или, как сказал бы Северянин, семнадцативешних.
Просчеты столь очевидны, что просятся в грамматические правила, незыблемые и обязательные.
Прежде всего, о партиях. Способен ли нормальный человек запомнить такое количество партий и знать их установки? Тем более, что у многих весьма неудобоваримые названия, трудно поддающиеся расшифровке. Что это значит: «Научно-промышленный и Гражданский Союз»? Куда как проще, понятнее и легче усваиваются «Анрапетутюн» и «Шамирам». И как только не издевались перед выборами над «Шамирам»! И действительно, их рекламный проспект скорее бы подошел для другого, менее престижного, хотя и более популярного заведения, но они добились основного – о них заговорили! Их название было у всех на устах, а популярность неразборчива, даже скандальная слава – все же слава! Как писал поэт, «моя двусмысленная слава», и потом – победителя не судят.
Самый большой грех в политике – несерьезное отношение к противной стороне. Ведь и фашизм взошел и захватил власть в свете подобного отношения. Нам кажется, что достаточно пренебречь каким-то явлением, и оно перестанет существовать, но факты – вещь упрямая, с ними надо считаться, если не хочешь иметь бледный и анемичный вид.
«Интеллигенция всегда должна быть в оппозиции по отношению к властям», - гордо провозглашал наш клан. «Власть и дух – конфликт эпохи». Но давайте разберемся в этой оппозиции. Не секрет, что еще задолго до выборов была опубликована информация о том, что университет единогласно (при одном воздержавшемся) проголосовал за Конституцию. Простите, ведь это тот же «одобрямс», ничего качественно нового. Если мы в школе учили стишки:
Человеческое счастье – это ты нам, Сталин, дал,
Ты его в законе нашем буква в букву записал.
И с тобой, наш ясный сокол, мы с дороги не свернем,
Мы в сердцах и на знаменах Конституцию несем...
(цитирую по памяти)
- то и теперь случилось нечто подобное. Просто много неискренне.
Другое печальное явление – это оппозиция прокуренных гостиных. В ходе предвыборных интервью я не раз имела возможность беседовать с людьми, которые все понимали, во всем разбирались, умели анализировать каждый шаг правящих кругов, но, как огня, боялись гласности. Даже наговорив крупицу истины, они наутро слезно просили не губить не их – о нет! – а людей, им доверившихся, или членов их семей, карьеру их любимых отпрысков, но – вспомним! – АОД  в свое время одержал победу и в силу своей личной храбрости. Они, как в любви, положили на карту жизнь – и выиграли. А ведь и у них были семьи и дети, а у иных, особенно чадолюбивых, говорят, великое множество. А наши друзья-интеллигенты нисколько не стыдятся уподобляться то ли чеховскому Червякову из «Смерти чиновника», то ли чеховским же незабвенным интеллигентам из «Маски». В прежние, застойные времена, когда о ком-то говорили, что он нехороший человек, за него тотчас вступались: «Ну зачем же так говорить, может, он для своей семьи хороший». И сегодня удовлетворимся этим? Будем хороши для своего круга, своей семьи, продолжим и дальше политику премудрого пескаря? А стыд-то как же? А чувство собственного достоинства? Те же отпрыски, ради которых мы боимся и молчим, запрезирают нас. А история и потомки осудят или засмеют.
Но разве мало таких, кто последовательно выступал против властей и лично президента, спросят меня. Выступали много, да все как-то не по существу. Во-первых (это мое личное мнение), личность Левона Тер-Петросяна сама по себе мало что решает, и вряд ли замена его кем-то будет означать крутой поворот в ту или иную сторону при создавшейся ситуации. Так, давайте мысленно заменим Сталина Ягодой или Ежовым, или Берия, или даже великомучеником Бухариным (достаточно вспомнить его «Злые заметки»!). Феномен Сталина взрастил общество так же, как мы сегодня сами одели многих наших руководителей в тогу некоего мужественного цинизма, когда идут к победе через головы голодных соотечественников, разбрасывая горстку оставшихся армян по всему свету. А выборы без основной массы просвещенного населения – это уже не волеизъявление народа, а обезволивание и обезличивание его. Но достаточно ли мы сами помогали или противостояли им, что, по существу, одно и то же. Вот что пишет Иосиф Бродский в эссе «О Достоевском»: «Конечно же, Достоевский был неутомимым защитником Добра, то бишь Христианства. Но если вдуматься, то не было у Зла адвоката более изощренного. У классицизма он научился чрезвычайно важному принципу: прежде чем изложить свои доводы, как сильно ни ощущаешь ты свою правоту или праведность, следует сначала перечислить все аргументы противоположной стороны. Дело даже не в том, что в процессе перечисления опровергаемых доводов можно склониться на противоположную сторону: просто такое перечисление само по себе процесс весьма увлекательный. В конце концов можно и остаться при своих убеждениях: однако, осветив все доводы в пользу Зла, постулаты истинной Веры произносишь, скорее, с ностальгией, чем с рвением. Что, впрочем, тоже повышает степень достоверности».
Далее. Принято гордо провозглашать: я не продавался и не продаюсь. Что это значит? Многие, конечно, продаются так, на всякий случай, впрок. А вдруг власти оценят их верноподданность, но другие могут быть «непродажными» просто потому, что на них нет спроса. Покупают же тоже с разбором. Так что это тоже вопрос сложный, и прав народ, что не слишком доверяет интеллигенции, хотя она гордо провозглашает, что он, народ, еще пожалеет об этом. В узком кругу единомышленников при уютном свете керосиновой лампы принято издеваться над власть имущими.
- Вы заметили, как он был глуп и смешон? И сказал то, что дискредитирует его самого.
- Неужели сам он не сознает своего убожества? И т.д. и т.д.
Во-первых, дорогие граждане и старушки (у кого это было? У Кольцова?), чужие поражения еще не есть наши с вами победы. Как раз самая большая ошибка оппозиции в том и состояла, что они избегали диалога с властями, предпочитая отгородиться от них  насмешками и презрением. Наивно и недальновидно. Вот выступили по телевизору коммунисты и социал-демократы перед выборами, и даже люди, нисколько им не сочувствующие, отмечали их солидарность, серьезность и глубину по сравнению с представителями правящей стороны, которая отсутствие доводов компенсировала окриками и голословными заявлениями. А остальные предпочитали отругиваться, а брань, как говорится в народе, на вороту не виснет.
Демократия таит в себе больше неожиданностей, чем тоталитаризм. Недавно Ильюшенко, отдавший под суд театр кукол за высмеивание властей, признавал, выступая по телевизору, что такого роста преступности при тоталитарном режиме просто быть не могло. Значит ли это, что надо отказаться от демократии? От цивилизованной борьбы? Или, как герой Л. Андреева, провозгласим, что если своими маленькими фонариками не можем осветить всю тьму, то загасим их и полезем все во тьму? А на что списать столько жертв, страданий («сумма страданий дает абсурд»), неиссякаемый поток беженцев? Отказ от даже крохотных завоеваний демократии и гордое отрешение не дадут ничего позитивного. Пора, пора от уличных мальчишеских боев переходить к диалогу взрослых, уважающих друг друга противников. Быть поверженным презираемым противником едва ли почетно и достойно уважения. И, ради Бога, не бойтесь вы собственной тени, она все равно последует за вами.
В завершение еще одна цитата из Бродского:
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

1995г.