Бежать или позволить сломать себе ногу и прохромат

Мне голос был. Он звал утешно,
  Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный...»
Анна Ахматова

Весною, когда водосточные трубы извергают ржавую воду и накопившуюся ярость, когда ночью лежишь без сна и, прислушиваясь к шуму все сильнее хлещущего ливня, с ужасом ждешь, когда начнет протекать крыша, то хочется уехать далеко-далеко... И, представьте, даже не в Штаты или Европу, а на необитаемый остров, если таковые еще остались, где дождь оросит в крайнем случае лишь тебя и не просочится к нижним жильцам, чьи скорбные осуждающие мины все труднее выносить и сознавать, что помощи ждать неоткуда.
О быт, всем известно, может разбиться не только любовная лодка, но и целая жизнь. Поэтому, не мудрствуя лукаво, расскажу о своих и чужих впечатлениях о новой волне эмиграции. Последняя явилась уже не результатом политических гонений, а всего лишь – всего лишь! – бытового неустройства, когда голод, холод и темнота сделали пандухтами тысячи армянских семей. Провозгласив со слезами умиления независимость республики, люди вскоре вынуждены были бежать из Армении резвее, чем бежали бы, спасаясь от турецкого ятагана или сталинских лагерей.
Голод не тетка – это уже не нами сказано. Унизительное чувство беспомощности – тем более. Много позже начнутся и слезы сожаления, и ностальгия по утраченному, и гнетущее чувство неполноценности. И будут изысканно-утонченные эротические темные аллеи, как у Ивана Бунина, «и весь в черемухе овраг» Владимира Набокова, и караваны «средь чужих и безлюдных песков» Аветика Исаакяна, и горькое «хочу домой» Федора Шаляпина, и слова, сказанные умирающим в Италии живописцем Жирайром Орагяном: «Верните мои полотна моему народу» (заметьте, не отдайте, не подарите, а верните, как нечто, принадлежащее именно ему, народу). Хотя ученые считают, что ностальгия не что иное, как ряд химических процессов в организме, вызванных, скорее, отсутствием привычной пищи...
Нельзя объять необъятное, потому рамки этой статьи будут ограничены эмигрантами из числа мастеров изобразительного искусства, ибо, перелистывая справочник членов Союза художников Армении, видишь, что «иных уж нет, а те далече».

Со многими из уехавших я общалась лично, потому начну рассказ со скульптора Размика КАЗАРЯНА, отбывшего четыре года назад. Его работы не только выставлялись и покупались государством, но и по сей день высится в Спитакском районе его семиметровая композиция, посвященная жертвам землетрясения в Армении. А незадолго до отъезда первую премию на международном конкурсе завоевала другая скульптурная композиция, так что творческого кризиса у Размика Казаряна не было. И по натуре своей он не был нытиком или ипохондриком. Как он радовался, получив около десяти лет назад квартиру в центре города! Правда – на последнем, 16-ом этаже, и, согласно нашему неписаному закону, с протекающей крышей. И вот несколько лет подряд он всем доказывал, что не так уж и трудно пешком подниматься наверх.
- Вообразите, что вы дважды поднимаетесь на 5-ый этаж. Возможно это? Возможно. Ну, а остальные шесть этажей уже вообще не в счет...
Не всем, однако, дано, подобно древнегреческому философу Эпиктету, считать, что не обстоятельства сами по себе плохи или хороши, а наше отношение к ним. И когда в семье старится теща, подрастает сын, да и ты с женой приближаешься к полувековой возрастной отметке и проблемы выживания и устройства быта обступают тебя со всех сторон, то чувствуешь себя в западне и ищешь выхода. И вот «дорогой длинною» (как гласит ирландская пословица, дорога из дома – самая длинная, домой – самая короткая) он отправляется все в тот же Лос-Анджелес. Резиновый он, что ли, этот город, вместивший стольких страждущих?
Как ему «живется», «можется», «хлопочется», «поется»? Да так, средне, вперевалочку. Работал вначале в ювелирной, сейчас уже в скульптурной мастерской. На международной выставке в штате Калифорния, где участвовали скульпторы из 26 стран, завоевал первое место.
Готовит Размик Казарян и персональную выставку, и вынашивает планы устройства выставки армянских художников в Лосе. Он признается, что в США пришлось ему совершить в себе внутреннюю революцию, отказавшись от прежнего лирического стиля. Кое-как он себя обеспечивает, да и жена работает, но сознает, что по сравнению с американскими художниками того же уровня, у которых виллы и яхты, он бедняк, человек иного сорта, чем они.
Что же остается нам, намертво припавшим к этой земле? Сожалеть о них, негодовать, завидовать? Получается скорее по Карамзину: хочу проклинать, но язык немеет, и слезы струятся по щекам.
А теперь предоставим слово тем, кто за последние годы на короткое время выезжал за границу и встречался там с нашими (или уже не нашими?) мастерами художественного фронта.
Рассказывает народный художник Армении, профессор Эдуард ИСАБЕКЯН.
- Встречался я несколько лет назад в Лос-Анджелесе с разными художниками, молодыми и старыми. Я уже плохо вижу, сами подходили ко мне, многие из них – мои бывшие студенты. Некоторые имена я позабыл, расскажу о тех, кого помню. Ну, прежде всего это Арам Давтян, живописец, который там получает пенсию и бездельничает. Не может заполнить время, поскольку писать не для кого и незачем. В Гленделе устали покупать картины армянских художников, пресытились ими. А приехать обратно тоже сложно – каждый из них содержит в Армении две-три семьи, родных и друзей.
Живописец Овик КОЧИНЯН учился у меня. В Лосе устроился неплохо, у него хорошая мастерская, готовит рамки, паспарту, орудия художественного производства, они, эти орудия, ведь порой умнее человека. «Неприязнь человека ничто по сравнению с неприязнью вещей» (Буало-Нарсежак).
Многие из наших художников, в том числе и сын мой, Мгер ИСАБЕКЯН, уехавший более десяти лет назад, зарабатывают себе на жизнь в ювелирных мастерских. Сделал Мгер и несколько удачных живописных работ – полуабстрактных, полуфигуративных. У него всегда был крепкий рисунок и хороший вкус, но продал лишь одну из них. Повторяю, нет спроса. Сейчас у него маленький офис, занимается ювелирным делом, но мечтает вернуться, как только станет возможным.
Сам я не встречался с ЮРОСОМ, но видел несколько его работ – пошло-эротичных, сделанных как бы с фотографий, запечатлевших некоторые кинокадры. Уехал он отсюда архитектором, там стал художником, женился на американке, с армянами не общается, душу и работы свои отдал во власть какой-то фирмы, которая и распоряжается им.
Вот кто действительно пришелся к месту, так это Володя АТАНЯН. У него художественная студия для 30-40 армянских детей, которые учатся у него не только азам искусства, но и родному языку. Была организована прекрасная выставка работ этих детей. Я же для них прочел лекцию о композиции. У Атаняна нет апартаментов, как у Юроса, нет даже собственного дома, но хотя бы занимается любимым делом.
Встречался там и со скульпторами Ервандом ГОДЖАБАШЯНОМ и Алис МЕЛИКЯН, которые уехали давно, лет 15-20 назад. Живут неважно, исхудали, делают не то, что могли бы; если какой-нибудь богач закажет им скульптуру вместе с дизайном дома – то уже хорошо. А вообще нет заказов. Даже для таких, как Сурен НАЗАРЯН, скульптора, считавшегося у нас почти классиком. Разжирел, бедняга, от безделья. Живет он фактически на заработки жены, живописца Лауры АВЕТИСЯН, которая оказалась проворнее него. Советую им: «Создайте свой союз художников». «Трудно, - отвечают, - Все живут в разных городах...»
Художники устраивают выставки, а работы почти не продаются. Но надо время от времени напоминать о себе, быть на счету. Продолжает писать на армянские темы Рафик АТОЯН, который с семьей поселился во Фресно. Организовал свою выставку, продал лишь пару работ. Мне кажется, он там не останется, вернется.
Я считаю судьбу этих художников трагической, у них не может быть программного искусства. Если они останутся там, то мы вынуждены будем списать их с баланса. Если сами они и останутся армянами, то их искусство с Арменией не будет уже иметь ничего общего. И хоть у всех машины, и никто не голодает, я их искренне жалею.
Рассказывает заслуженный художник Армении скульптор  Ара ШИРАЗ.
- Встречался я в Лосе со многими. Размик Казарян для меня близкий друг. Хотя он и продолжает творить в области скульптуры, без мастерской это очень трудно. Вот и занимается сейчас утилитарными изобретениями. Так, изобрел одноразовую зубную щетку. Шутит: потерпите, ребята, вот стану миллионером, все ваши работы куплю.
Там волей-неволей меняется художественный стиль, влияние рынка чувствуется во всем. Еще Аршил Горки жаловался на бизнес в искусстве, а после смерти и его работы стали предметом бизнеса.
7-8 лет назад уехал один из молодых моих коллег скульптор Саак ПОГОСЯН. Это был художник-авангардист, утверждавший национальное в искусстве. Он и в США оказался одним из самых принципиальных: в тяжелые годы работал на стройке, но не поступился своей индивидуальностью, не допускал зависимости от конкретного покупателя. Раз в год он приезжает в Армению, и я верю – он вернется. Жаль было бы терять эту нашу смену, людей образованных, даровитых.
Подавал большие надежды и другой художник Александр ДЖАНДЖУГАЗЯН, работающий в основном в области малой формы. Здесь он активно участвовал в выставках, в 90-91-ом годах мы послали его в наши мастерские в Париже. Он также занят подсобной работой для удовлетворения материальных нужд, а в свободное время занимается скульптурой и живописью; участвовал в выставке в Лондоне весьма успешно, участвует в армянских выставках в США. Это группа сравнительно молодых художников, пытающихся что-либо сделать. Но войти в американское общество не то что трудно – невозможно.
В Штатах на вопрос о роде занятий нельзя отвечать: «Я художник». Сразу же последует: «Это на досуге, а вообще, чем ты занимаешься?». Профессиональных художников, точнее, художников в чистом виде – единицы. Как я лично отношусь к эмиграции своих соотечественников, особенно товарищей по творческому цеху? В общем плане, с высот нашего четырехтысячелетнего патриотизма – резко отрицательно. И, вспомним, когда в 46-ом в Армению прибыли 200-250 тысяч репатриантов, то с какой помпой это было обставлено! Как трубили об этом по радио, на съездах и повсюду! А тут уехали миллион (считая и членов семей) трудоспособных, одаренных людей, и никакой реакции. Прежние власти пальцем о палец не ударили, чтобы удержать их. Они виновны и в моральном плане. Ведь как рассуждает художник, творчески одаренная личность? Если мое государство не принимает меня как соль нации, как было во времена Севака и Шираза, то я свободен в своем выборе. И они уезжают, утешая себя тем, что это временно, что вернутся. Потому, когда общаешься с ними, входишь в каждый очаг, то уже и слова осуждения в горле застревают. У меня самого лет 10 нет заказов, но не могу же я сидеть сложа руки. В итоге я создал свой микромир и ушел в него и нахожусь в своего рода внутренней эмиграции. В искусстве сейчас у нас крайности: с одной стороны, заел рабис, и не только в изоискусстве, достаточно посмотреть нашу кинопродукцию последних лет, а с другой стороны – элитарное искусство, представители которого очень разобщены...
Вернемся к эмигрантам. Я всегда с большим пиететом относился к своему учителю скульптору Сурену Назаряну. И что же? Этот талантливый художник состарился раньше времени в искусстве, остался там невостребованным, ибо невидимый потребитель – дух, страна, народ – здесь отсутствует. Здесь жизнь со своими мелочами, спокойная, инертная, как и сама страна – со своим солнцем и морем. У американцев особое представление о патриотизме. Так, во многих квартирах и на балконах можно увидеть вывешенный национальный флаг США. Люди, особенно пенсионеры, благодарны стране за то, что она обеспечивает им безбедное существование, спокойную старость.
А Сурен Назарян прошлым летом приехал в Армению и написал письмо Левону Тер-Петросяну, которое, кстати, было опубликовано в газетах, что он согласен бесплатно установить свои скульптурные работы на площади Республики (его проекты и эскизы в свое время победили на конкурсе). И что же? Президент даже не принял его. С тем Назарян и уехал...

Резюмируем рассказанное двумя нашими видными художниками. 84-летний живописец Эдуард Исабекян, теряющий зрение, вынужденный ежедневно пешком взбираться на последний шестой этаж в свою квартиру-мастерскую, жалеет эмигрантов за никчемность их бытия, ибо его жизнь более заполнена, осмысленна и оправданна. По ассоциации возникает в памяти: я хожу к безнадежно больному родному человеку в онкологическую клинику. И на меня, молодую тогда, здоровую, у которой, как принято выражаться, вся жизнь впереди, с жалостью смотрит вся палата обреченных женщин, сочувствующих моим слезам и переживаниям.
Другой художник – Ара Шираз пытается философски осмыслить происходящее, которое не приемлет как гражданин и творец.
Что же остается нам, живущим по финансовой мерке «у моей жены есть доллар»? Может, постараться проникнуться стоическим хладнокровием все того же Эпиктета, его отношением почти двухтысячелетней давности к событиям? «Потише, а то сломаешь мне ногу. Ногу сломаешь... ну вот, говорил же, что сломаешь...» И прохромать потом всю оставшуюся жизнь? Но ведь есть и не менее убедительный афоризм Андре Мальро: «Жизнь ничего не стоит, но ничего не стоит жизни.»

1998г.