5 из 62. У прабабушки

В избе у прабабушки Мавры пахло потом, ландышевой настойкой, нюхательным табаком и печёным хлебом. Бревна стен были оклеены для красоты газетами. Под окошками стояли длинные скамейки, а в простенках висели под стеклом фотографии. Это были незнакомые Лёшкины родственники. Лица у них были суровые и будто обугленные солнцем. Тяжела крестьянская жизнь и сурова! «Так-так. Так-так», — поддакивал маятник, метавшийся в часах. По толстым длинным цепям из часов-ходиков медленно ползли гири, одна поднималась к потолку, а другая спускалась к полу.
— А зачем гири? — спросил Лёшка.
— Для заводу, — ответила мать.
Огромная русская печь занимала много места. Лёшке было всё в диковинку.
— А зачем рогатая палка?
— Чтоб горшки в печь ставить.
— А зачем дырки?
— Сито. Муку просеивать.
— А зачем?
— Чтобы хлеб был пышный. Бабушка сама печёт.
В углу висели картинки, убранные полинялыми бумажными цветами. Лёшка подошёл ближе. На самой большой картинке изображён был мужчина с золотым кольцом над головой, а по небу среди звёзд летели головы.
— А почему головы — с крыльями?
— Это дУши.
— А это?
— Это ангелы.
— А внизу кто?
— Бог.
Лёшка притих. На его глазах картинка вдруг увеличилась, будто её проецировали на большой экран. И чёрное небо, шестикрылые ангелы, души с головой человека и телом голубя и сам Бог, казалось, обступили Лёшку со всех сторон. Он совсем оробел. У Бога был строгий и прямой взгляд. И как ни уклонялся Лёшка, этот взгляд всюду настигал его.

— Ступай, погуляй с Любочкой, — сказал дядя Митя, входя вразвалку и шурша обрубками ног, одетыми в кожаный чехол. — Мы тут с папкой твоим посидим.
 В руках у него была бутылка водки. Лёшка думал, что ноги Митя потерял на войне, но случилось это у него в далёкой молодости — по глупости. И теперь он передвигался дома на руках, а когда отправлялся куда-нибудь далеко, то садился на тележку и ехал, отталкиваясь зажатыми в руках деревяшками, похожими на малярные тёрки. Лёшку смущало, что этот немолодой дядя был одного с ним роста.

Лёшка вышел во двор. Любочка стряпала куличи из песку и разговаривала сама с собой.
— Совсем маленькая! — хмыкнул Лёшка. Подхватив длинный прут, он поскакал через двор. Перед сараем он замер, услышав, как там кто-то вздохнул глубоко. Собака, догадался Лёшка. Ночью она бегала на цепи вдоль забора, а днём сидела в сарае. Вот опять собака вздохнула. Дверь вздрогнула, оттого что её толкали изнутри. На волю просится! Уж Лёшка-то знал, каково сидеть в наказание. И долго не раздумывая, он повернул деревянную вертушку, на которую запиралась дверь, а сам, подпрыгивая на одной ноге, поскакал к сестре.

Дверь сарая резко распахнулась — и выскочила собака. Дети увидели, что прямо на них, разинув клыкастую пасть, несётся огромный зверь. В ужасе они кинулись наутёк. Лёшка мигом очутился на верху забора, а Любочка замешкалась; собака сбила её с ног и давай кусать. Страшным голосом кричала Любочка…
Выбежали взрослые и спасли её.
Дотемна не слезал Лёшка с забора. В сарае всё это время скулила побитая собака. На крыльцо вышла прабабушка Мавра.
— Ступай в дом. Папа тебя не тронет.
Любочка с головой, обвязанной бинтами, спала в кровати. Лёшка лежал на печи и пальцем ковырял побелку. В ногах лежал заплетённый в косу лук. Когда Лёшка ворочался, лук шуршал, будто сердился на него. Часики на стене бесперебойно стучали: тик-так, тик-так, спи-спи, спи-спи. Со двора доносились мужские голоса, это разговаривали дядя Митя и Лёшкин отец, которые сидели на крыльце.
Нина поднялась к Лёшке.
— Не спишь?
— Это не я сделал! Зачем папа так говорит!
— А как же она выскочила?
— Не знаю… Я только деревяшку повернул…
— Натворил дел…
Тем временем бабушка Мавра, закончив хлопоты, стала в угол: что-то бубнит, машет рукой себе на лоб, на плечи, на живот.
— Что бабушка делает?
— Молится.
Тут бабушка опустилась на колени и несколько раз поклонилась до пола.
— А зачем кланяется?
— Прощения просит.
— У кого?
— У Бога.
Значит, они не такие уж сильные, и есть сила, которая их сильней. Лёшка думал о взрослых и вспоминал иконы. Мать что-то говорила, но он не слышал. А когда она, расправляя одеяло, задела его, он вздрогнул и оглянулся вопросительно.
— Спи, говорю.
— А полюбить?
Мать и сын чмокнули друг друга в губы.
Лёшка вытянулся, закрыл глаза и как будто поплыл в лодочке в волшебную страну, где жили необыкновенные звери, люди, ангелы, души с лицом и крыльями и строгий Бог.


продолжение:
http://www.proza.ru/2014/11/01/602