Оса

Моим амплуа было — в отсутствии мужей забавляться с их жена-
ми. В этом я настолько преуспел, что однажды ко мне зашёл приезжий
писатель, прослышавший, что меня стоит посетить, так как я являюсь
гибким собеседником. А если попросить меня что-нибудь рассказать
из своих любовных приключений, то могу повествовать их в течение
многих часов беспрерывно и занимательно, так что для пишущего че-
ловека я очень ценная находка, ведь ничего не нужно самому приду-
мывать — садись, слушай и записывай.
Так вот, этот писатель застал меня у дверей дома, когда я, нежно
прощаясь на время с некоей женской особой, целовал ей ручку. Услы-
шав звук поцелуя, он, снимая шляпу, спросил:
— Этот звук — ваша визитная карточка?
— Верно, месье, — ответил я, — но только для замужних дам, как
например, вот эта с красивой наружностью.
Она же, вспыхнув как цвет, пробежала мимо него на улицу и, види-
мо, обдала его запахом духов из роз, потому что он заметил:
— Похоже на то, что это не замужняя дама, а цветок из вашего
розария.
— Да, можно сказать, что наилучший, — уточнил я. И затем пред-
ложил: — Да что же мы тут стоим, пройдёмте в дом.
Зайдя в комнату, он представился мне, как творческая личность и
разъяснил, что заинтересован в пикантных подробностях моих отно-
шений с необычным женским контингентом, какой избрал я. На пос-
ледние его слова я не преминул заметить, что не я избрал женщин, а
кто-то свыше весьма умело, и если можно так выразиться, талантливо
руководил подбором мне замужних любовниц. И в качестве примера я
предложил ему послушать историю моего знакомства с только что вы-
шедшей от меня дамой, на что он любезно согласился.
— Произошло это, — начал я, — ещё в прошлом году, когда после
двух недель беспрерывных дождей наступило бабье лето, и солнце в
первый же его день не замедлило появиться на небосклоне, но с таким
видом, что можно было подумать, что оно испрашивает прощение у
природы за своё долгое отсутствие, и, чтобы загладить свою вину, на-
чало её нежить своими лучами. Я в это время находился в поле среди
последних отцветающих, блекнущих цветов и наблюдал, как на одном
из них медленно ползала оса. Глядя на неё, моё сердце сжималось от
жалости к ней, ведь она, видимо захваченная врасплох дождями и ими
простуженная, обессиленная, теперь не может долететь до своего род-
ного гнезда. Мне захотелось взять её в руки и согреть своим теплом. Я
осторожно подставил на её пути свои пригоршни и, как только она
вползла на них, мои руки опустились от неожиданной тяжести. В одну
секунду испуг, недоумение, восторг смешались в одно целое в моей
душе, ведь на руках я еле удерживал обнажённую женщину. Но всё-
таки не удержал, и упали мы с ней на тот цветок, на котором она толь-
ко что была, а солнце неудержимо засмеялось над тем, как мы, не за-
мечая, что это просто отцветающая колючка, кувыркались и кувырка-
лись то на ней, то возле неё, придумывая позы для картин небесного
художника, который и свёл нас вместе на этом поле для своего творче-
ства. Целый день мы провели в любви, и ночь провели там же. Только
к утру второго дня я занёс на руках эту обнажённую женщину в свой
дом на кровать, где она призналась мне, что замужем за пожилым че-
ловеком и любит превращаться в обессиленную осу и грешить, пока
он спит, а спать он любит сутки. Так что пора ей возвращаться, пока
он не проснулся. И она вылетела из-под моего одеяла осой.
— Но позвольте узнать, — обратился ко мне писатель, — ведь я
видел её дамой и прилично одетой?
— Да, — ответил я. — Это она самая, да только теперь она моя
жена, и я её, как свою жену, полностью удовлетворяю, и ей теперь не
нужно никуда летать. А тот муж её, кстати говоря, однажды заснул,
как в тот раз, когда мы познакомились, так и спит до сих пор.
Писатель раскрыл рот от удивления…