Коммунальная квартира. Солитер

      Барышни Давлетшины выходили из своей комнаты в коридор только для того чтобы проскользнуть в уборную. Жильцов они презирали, а может быть и ненавидели. Насчет ненависти к жильцам – это вопрос спорный, а вот Советскую власть они точно ненавидели. Да и как же её, эту власть было не ненавидеть?


     Эмир Бухарский перед самой Первой мировой войной сделал заказ модному петербургскому архитектору. И уже через год вознеслось на Каменноостровском проспекте красивое пятиэтажное здание в стиле неоклассицизма. Тройная аркада взрезала здание по центру, открывая вид на внутренний двор.

     Для своих нужд эмир выбрал нескольно помещений, а остальные апартаменты сдавались в аренду единоверцам. Второй этаж в правом крыле здания занимала семья генерала Давлетшина.

     Ксения Азизовна, жена генерала, была гостеприимной хозяйкой и ради своих дочерей Веры и Нади часто устраивала танцевальные вечера, музыкальные конкурсы, на которых барышни Давлетшины демонстрировали  очень приличную игру на рояле.

        Все было бы хорошо, но  власть взяли большевики. Генерал после революции перешел на сторону красных, но служил им недолго. Его убили под Псковом. Погиб он не зря, так как своей смертью обеспечил Ксенье Азизовне и дочкам политический иммунитет.

     Когда начались гонения на классово чуждые элементы, то Давлетшиных, учитывая заслуги генерала перед новой властью, не выселили из эмирских хором. Им оставили для проживания самую большую комнату в их бывшей квартире. Остальные же комнаты, а также гостиную,  бильярдную,  библиотеку разделили фанерными переборками на пятнадцать пеналов и  поселили в них пятнадцать трудовых семей.

     Ксения Азизовна детство провела в татарской деревне, наверное поэтому она без чванства легко встроилась в кухонное женское сообщество, научилась разжигать примус и готовить на нем пищу. А, что делать? Кухарок больше нет!

      Барышни же диктатуру пролетариата не приняли. Их коробило, что в папином кабинете живут какие-то Баловы с кучей ребятишек, что в ванную комнату по утрам всегда очередь, поэтому мама набирает на кухне кувшин воды и они умываются над большой чашкой, что нужно ходить на службу, а то останешься без карточек, что нет ни танцевальных вечеров, ни музыкальных конкурсов и к ним никто больше не приходит. С жильцами же общаться они считали ниже своего достоинства.

    Иногда они выходили погулять на улицу Красных Зорь, иногда играли на рояле пьесы в четыре руки, но что бы они не делали, они страдали, они тосковали по потерянному раю.

      Для страданий были причины. В 1932 году массовый голод накрыл страну, а вместе со страной -- и Ленинград. Ввели продовольственные карточки, по которым выдавался очень скромныый набор продуктов. Люди жили впроголодь. Голодали и Давлетшины. Но тут открылись Торгсины.

     Это было очень простое изобретение: сдаешь драгметаллы – получаешь продукты и товары. Принималось золото в любом виде, а также – серебро и платина. Не отказывался Торгсин и от бриллиантов.

      Ксенья Азизовна понесла в Торгсин столовое серебро и царские десятки. Если генеральше было, что сдать государству, то пролетарский контингент генеральской квартиры был лишен такой возможности. Ему, этому контингенту оставалось лишь глотать слюнки, когда по коридору тянулся чудный аромат жареного мяса, которое шкварчало на давлетшиной сковородке. Слесарь Блинков шипел с ненавистью: «За что боролись? Опять буржуям лафа». А его жена проповедовала идею немедленного закрытия Торгсинов: «У нас все равны. Все голодают. Пусть и эти поголодают».

     Не понимала женщина политику Партии и Правительства. Именно Торгсины помогли осуществить в СССР невиданную по срокам, почти молниеносную индустриализацию, которая дала возможность остановить «молниеносную войну».

      За годы своего существования (1931-1935) «Торгсин» собрал 100 тонн золота и 2500 тонн серебра, на общую сумму в 287 миллионов золотых рублей. В наше время трудно представить насколько громадна была эта сумма.

Осознанию её громадности поспособствуют следующие справочные данные:
   -- расход на оборудование Горьковского автозавода составил 43 млн руб.
   -- расход на оборудование Сталинградского тракторного завода составил 35 млн руб.
   -- расход на оборудовагие Магнитогорского комбината  составил 44 млн руб. (данные из Вики).


 
   Барышни Давлетшины – ровесницы века. Поэтому к началу войны они были никакие  не барышни, а хмурые сорокалетние старые девы.

      Приближение немцев к Ленинграду не встревожило Давлетшиных. Может быть они думали, что Вермахт принесет на своих штыках добрые, старые порядки. Они никуда не уехали и влипли в блокаду.

     Блокада убила Ксенью Азизовну, а Вера и Надя выжили. Мама Лешки Барсукова, вернувшись с ним из эвакуации, очень удивилась живучести генеральских дочек. И верно: как могли эти хрупкие, совершенно не приспособленные к жизни существа пережить эти смертельные 900 дней? В квартире говорили, что Двалетшины меняли на хлеб утаенные от Советской власти бриллианты.
 

      Послевоенная жизнь постепенно улаживалась, улучшалась. Наладили паровое отоплние, увеличили хлебную норму, кони Клодта вернулись на Аничков мост, пленные немцы разбирали руины. На этом оптимистическом фоне очень странно выглядели сестры Давлетшиниы.  Они впали в глубокую депрессию. На них было страшно смотреть.

     Когда вся страна радовалась отмене продовольственных карточек, Вера не радовалась. Она повесилась в уборной на шнурке от гардины. В квартире было две уборных. Одна маленькая на коридоре, другая – на кухне. Вера повесилась в маленькой. В неё Лешка больше не заходил. Боялся.

     Надя из всего квартирного населения почему-то выделяла Лешку: то конфеткой угостит, то даст книжку почитать, то по голове погладит. Однажды, уже после смерти сестры, позвала она Лешку к себе в комнату.

       Там она выдвинула ящичек трельяжа и вынула из него коробочку. Под крышкой коробочки оказалось кольцо с большим блестящим камнем. Лешка сразу понял, что это бриллиант.

     «Леша, это очень ценный солитер, -- сказала Надя. – Я тебе его дарю. Только ты его отдай маме, Пусть она его как следует уберет».

     Надя погладила Лешку по голове:

    «Ну, иди домой. Ты очень хороший мальчик, Леша. Прощай.»

    А на утро Лешка узнал, что тетя Надя отравилась.


        А, жизнь шла своим чередом. Пережил народ "Великое десятилетие" с обещанием коммунизма к 82-му году. Осилил "Развитой социализм"  и сиськи-масиськи. Сдюжил "Перестройку" с антиалкогольным перегибом. А на диком капитализме споткнулся.  Люди социализма не могли принять рынок, а тем более в него вписаться. Они умирали пачками. Их косил инфаркт.

     Прижала жизнь и Барсукова. Пенсия маленькая, да и ту месяцами не выдают. На работу не принимают, да и работы-то особой нет. Жена мечется на подхвате. То телеграммы разносит, то цветами торгует. И в это трудное время пришел на помощь Барсукову дорогой солитер, подаренный ему тетей Надей. Он давно о нем и думать перестал. Он считал его утерянным. И вдруг солитер объявился.

    На память о родителях сохранились у Барсукова две вещи: грибок из черного дерева, на котором мама штопала чулки и папина фарфоровая пепельница, выполненая в виде морской раковины. Вот эту-то пепельницу и уронил на пол внук, играя с мячом. Пепельница упала, разбилась и из неё выкатилось колцо сияя солитером.

      Барсуков всегда с теплотой вспоимнал о своей коммунальной квартире. Она его или научила чему-нибудь доброму, или  оделила чем-либо хорошим.  Конечно, в наше время коммуналка – это нонсенс. А в послереволюционное время – это было решение квартирного вопроса. Это был способ вытащить трудящихся из подвалов, углов, бараков и поместить их в более приличные места обитанья.

     А советское поколение людей, безвольно сдав социализм, так и не приняло новые порядки. Оно, не дождавшись "светлого будущего" уступает место в строю постсоветской молодёжи. Старики беспокоятся за внуков.  Что их ждёт впереди?

     Не известно. Горизонт хмур и тревожен.

____________________________________________
Иллюстрация из Интернета