Кораблики

                КОРАБЛИКИ

  В открытый раззявой канализационный люк шлёпнулась зелёная в крапинку жёлтая арбузная корка - и поплыла по нечистой воде, то погружаясь с макушкой, то снова выныривая.
  Через десяток саженей в неё впилась длинная цыганская игла с заржавленым ушком, на  которое тут же насел своим красочным брюхом счастливый лотерейный билет - и сей кораблик героем воспрянул в опасной железной трубе, больше уже не тоня. Мимо, стремля, проносились нечистоты да щепки - а он ловко от них уклонялся, тупо прямя свой розовый нос, недогрызаный кем-то. На лихих поворотах кораблик качало, и билет лотерейный подмокал, накренясь - но бравая игла снова его возносила, слегка цвиркая затылком об стены.
  Неужели я попаду в океан? - кружилась его голова, и он уже представлял как наяву примет участие в боевых действиях крупной эскадры - и может быть, даже потопит торговое судно противника. На свою военную мощь он не особо рассчитывал, здраво оценивая слабенький арсенал - всего лишь одна завалящая арбузная косточка; но благодаря маломерности можно с тыла затаранить танкер с горючим, и чиркнув иглой, высечь искру - катись всё ко дну. Кораблик тихо всплакнул, что уже не нацепит на мачту орден героя, который конечно же вручат посмертно.

  Я подошёл к канализационному люку, задраил его на место по самый иллюминатор, и обернулся к своему малышу:
  - Ты знаешь, а ведь он попадёт в океан, потому что все наружние и подземные воды связаны с ним малыми ручейками и крупными реками.
  - Ты меня не обманываешь? даже вот эта большая бурлячая лужа? - и он указал на стремнину недавнего ливня.
  - Ну конечно. - Я подтолкнул туфлёй сигаретный окурок – и он понёсся, опережая машины самолёты ракеты. - Через неделю он будет в Атлантике, а когда-нибудь и на северном полюсе. Вот кто настоящий полярник.
  - Неужели они так быстро плывут?
  - Само собой. Там же Гольфстрим, муссоны-пассаты и бермудское течение призраков. Мы можем пустить в эту лужу свои корабли, и через месяц их матросы пришлют нам по морю посланья в бутылках.
  У моего мальчишки сразу пробудился азарт, как у обезьянёнка которому одному не досталось банана, когда все остальные детёныши сидят рядом с ним и сладостно чавкают.
  - Давай пускать корабли на пирожиные! Кто обгонит до моря, тот и купит себе десять штук!
  - Не жирно ли будет? - засмеялся я над его неоправданной восторженностью. Я ведь в детстве был чемпионом по запусканию в ручьях всевозможных корабликов, от простых спичек до вычурных из древесной коры благородных корветов. - Мой желудок с десятком справится, а твой сразу всё не потянет, слюной надорвётся.
  - А я половину на завтра оставлю! - тут же не растерялся он, что будто и вправду всё выиграл; ну и наглец. На его сладенькой рожице расплылась хитрая улыбка заявленного победителя, и мне он уже предназначил роль слабака-задаваки.
  Ах, так! - меня самого зацепило щепкой.

  Мы быстренько обговорили условия – и внимание! марш! - стартанули из глубокой заводи в истоке ручья. Я-то по-честному, а этот маленький шкет выгадал целых полметра, бросив свою щепку подальше. И она конечно, взвилась от моей под напором проточной воды – и первой вылетела на стремнину, за пяток секунд здорово увеличив отрыв.
  Ёпырыпырдяй; теперь уже спор не за пирожные, которых я и сотню куплю просто так, от щедрот. Речь идёт об моей погубляемой чести, достоинстве и отваге - что примолкли, стыдясь.
  Я б, наверное, и дальше волочился за ним как обиженный хвост – но тут его раскоряшная щепка села на мель, прямо в самую грязь.
  Малыш растерянно всплеснул руками – а у нас уговор, чтоб считаться до десяти; и затараторил быстрее электровеника: - раздватруляля. - Пробубнив за секунду, он бросился к своему кораблю и стащил его в воду за реи, за мачты.
  И хоть он задержался в грязной, почти запираченной гавани под злобными пушками, черепом да костями, но всё ещё опережал мой слабенький парусник на пару кабельтов – и я даже завидел в подзорной трубе здоровенный кукиш от его капитана. Мой одноногий боцман в дьявольской ярости прыгал по палубе, чуть ли не пробивая дырки до самого трюма своим деревянным каблуком. Стесняясь меня как заблудшую незнакомую барышню, втихомолку матерились и матросы.
  - Агааа!! - обрадовался мальчишка, пританцовывая вдоль ручья изрядно подмокревшими ботиночками. - Мои паруса свежи и команда сплочённая! А твоя шхуна скоро пойдёт ко дну! И я победю!

  Но он здорово ошибался. Я намётанным глазом мудрого шестиногова краба узрел неполадки в его парусном организме, которые от восторга не замечал салютующий победе адмирал. Пока он сидел на мели, к днищу его бригантины уже подналипли морские ракушки да водоросли, присосались омары-кальмары и прочие океанские подлипалы: они не желали дальше плыть в неизведанное, а тянули корабль на родное им мелководное дно – к берегу, к рифам кораллов.
  Мальчишкина бригантина всё заметнее сбавляла ход, становясь доступнее для крючьев и пик абордажа. И когда мы сблизились, я крикнул ему жестокое слово – сдавайся! – но в ответ получил – русские не сдаются! – чугунным ядром по корме как ботинком по заднице. Почесавшись от обиды больше чем от боли, я тоже стал разворачивать свои пушки: только очень медленно, всё ещё надеясь на доброе примирение - потому что у меня не было желания в упор расстреливать его победительную мечту, а хотелось слегка надрать ему уши. Чтобы не зазнавался.
  Я отрубил цепкие абордажные крючья от его бригантины - и подняв паруса мечты, лихо погнал корабль по левой стороне чистой протоки, где было меньше заломов, отмелей, плёсов. А мальчишке оставалось только тесниться справа, где сгрудились бурелапы оттаявших листьев да веток – с трудом увиливая от столкновений, и поминутно теряя скорость.

  Конешшшно, я пришшшёл к морю первым. Здесь так много шипящих, потому что мой малыш сердито рычал на меня, не открывающе рта – и это выглядело удручающе; я уж думал, что мы теперь никогда не помиримся.
  Он вдруг стал весь обиженный и горделивый – куцый нос в облака.
  - Вот и всё. - Я взгрустнул, глядя на его обделённую фигурку, которой одной не досталось сегодня радости в личной жизни. - Теперь ты меня почти кровно возненавидишь.
  - Почему это? - встрепенулся он, снова распуская крылья да перья в ясный зоревый свет, как будто и не стоял до этого – не подходи, зашибу.
  - Потому что проигравшие всегда ненавидят победителей, и обязательно мстят. - Если бы я сказал такое взрослому, то вдвое, втрое умножил бы его оскорбление лишним упоминанием, хоть даже один на один. А мальчишку это вдруг так заинтересовало, что он забыл про обиду.
  - Не может быть! Ты обманываешь. Из-за каких-то корабликов… - и задумался, пожевая губами.
  - Не совсем корабликов. И конечно, не таких маленьких. - Мне уже самому стало с ним интересно: сочинять, выворачивая наизнанку хроники, формулы да опусы. Словно я прямо сейчас как бог создаю для него новый мир.- А вот из-за такого космического лайнера, как наша Земля, много войн пребывало, и не дай бог ещё будет.
  - Тебе страшно? - Он встрепенулся от холодных кусачих мурашек.
  - Да уже нет. - Я легонько отмахнулся, не его а себя успокаивая. - А вот дедам моим было страшно, даже смертельно. Потому что жадные чёрные черти Землю не могли поделить.
  - А зачем её делить? тут всем хватит, - и он оглядел наш двор, дома, и мир во все стороны до горизонта. Потом вдумчиво почесал в затылке: - Дальше, наверно, ещё есть.
  - Есть! Хочешь, покажу?.. поплыли... -

  И вот я капитан великого парусника под названьем Земля. Мы с матросами стащили тяжёлый якорь с орбиты, и теперь летим в мировой космический океан. За бортом остаются жёлтые, тёмно-красные и белые звёзды: они проплывают неспешно, сами бессильные изменить свою цепную судьбу, потому что на них нет человечества. А только творец может сдвинуть с мёртвой точки незыблемую материю – господь или люди.
  И вот нам удалось на Земле развернуть большой общий солнечный парус, собранный из малых кусочков на границах разных цивилизаций, и поддав во всю мощь реактивную тягу многих тысяч ракет – мы сорвались в прекрасный полёт. Лавируя между величественных солнц, словно бойкий муравей средь огнедышащих драконов, наш корабль спокойно плывёт в тёмном мире вселенной с подсветкой из ярких звёзд-фонарей - может быть не осознавая опасности. Потому что человеческий разум пока не в силах вместить беспредельность могучего космоса, а значит и радостей его, и тревог.
  Поэтому пассажиры Земли беспечно бросают в мировой космический океан бутылки из-под шампанского с запечатанными в них счастливыми посланиями – о нашем будущем, которое каждому мнится бессмертным, суть вечным. И за кормой остаётся кильватерный след из зелёных стекляшек, как хвост от кометы, словно россыпь изумрудов по белому млечному пути.
  Кое-кто трясётся от страха – куда от судьбы улетаем неволей своей? – но ответить им некому, потому что мы в одном корабле и конечная цель всем неведома. Вот эта тайна поддерживает в нас волшебную надежду, веру - будто бог вместе с нами плывёт сам чудесный, и обязательно выручит себя да других.
  К днищу нашего корабля частенько цепляются подлипалы-кометки, может быть ускоряя, иль подтормаживая наш и так трудный ход. Ведь приходится то и дело, вправо ли влево, уворачиваться от бойких метеоритов, которые будто нарошно норовят проделать в нас дырку величиною с яйцо птицы Феникс - птицы мечты и грёзы, самой красивой да сильной на всём белом свете. Мы пока ещё не встретили её на своём коротком пути, но очень надеемся хотя бы в стократный бинокль узреть на чёрном горизонте вдруг радужные семицветные крылья.
  Я с капитанского мостика часто поглядываю на махонького вахтенного матроса, молюсь. И жду, когда же он крикнет ошеломительным голоском:
  - Вижу мечту-ууууу!! -