Беспомощные герои

                Михаил Литов

                БЕСПОМОЩНЫЕ ГЕРОИ


ТЕРЕЙ
ПРОКНА
ФИЛОМЕЛА
ПАНДИОН
УЧИТЕЛЬ
СТАРУХА
МАЛЬЧИК
СЛУГИ

1. Дворец Пандиона в Афинах. Появляются, взявшись за руки и любуясь друг другом, Пандион и Терей.

ПАНДИОН.  Не могу на тебя насмотреться, мой дорогой молодой друг. Дай-ка я еще полюбуюсь. О, как ты отлично выглядишь! От всей души поздравляю тебя с благополучным прибытием в Афины, мой милый Терей. Боги видят, я рад тебе.

ТЕРЕЙ.  Боги видят и мое счастье – счастье лицезреть тебя в здравии и благополучии. И этот роскошный дворец, достойный твоего величия… Нет большего наслаждения, чем дышать одним с тобой воздухом, Пандион!

ПАНДИОН.  Я, старый сатир, радуюсь тебе как малое дитя.

ТЕРЕЙ.  Так пусть тебя не удивляет, царь, что радость заставляет меня пуститься в пляс (делает попытки, однако Пандион останавливает его).

ПАНДИОН.  Не пристало царю Фракии, солнечной и свободолюбивой, вертеть хвостом и стучать копытами, уподобляясь простым смертным. Ах, ты еще совсем юноша, легкомысленный юноша, похитивший мою дочь. Как же не ликовать мне? Как не ликовать Афинам? Когда б не ты, не сидеть бы мне теперь на троне в этом благословенном городе, а лежать в сырой земле… то бишь там в Аиде, как Танталу какому-нибудь… Помнишь Тантала?

ТЕРЕЙ.  А как же! Вот уж человек, не заслуживший лучшей доли…

ПАНДИОН.  Мой замечательный молодой друг, на редкость образованный. Мой друг из солнечной, свободолюбивой и далекой Фракии. Мой Терей, муж моей любимой дочери.

ТЕРЕЙ.  Танталовы муки – вот что такое Тантал.

ПАНДИОН (увлеченно).  Дело было так. Превосходящие числом и наглостью варвары осадили… чтоб им пусто было… осадили Афины, и были мы все на краю гибели. Но ясным соколом и гордым орлом прилетел нам на помощь Терей, царь великой, прекрасной, непобедимой Фракии. И где же теперь те варвары? Там же, где и Тантал.

ТЕРЕЙ.  Я спас Афины.

ПАНДИОН.  Это так же верно, как и то, что я – Пандион, царь этих самых Афин. О нас, греках, отзываются как о хитрых бестиях. Чушь! Безумный вымысел! Кто усомнится в моем бескорыстии? Я восхищаюсь твоим подвигом, и это чистое, полное искренности восхищение. Я отдал тебе в жены Прокну, красивую свою дочь. Скажи, разве не так обстояло дело?

ТЕРЕЙ.  Пандион, хочу насладиться зрелищем твоих морщин, этой хитроумной живописи твоей мудрости.

ПАНДИОН. Боги, почему же хитроумной? В них нет ничего хитроумного, в моих бедных морщинах. Я прост, я простодушен. Проще меня разве что пыль на твоих сандалиях.

ТЕРЕЙ.  Ты все хорошо и правильно рассказал. Пять лет назад я по-нашему, по-фракийски, задал жару толпе варваров, и ты в знак благодарности отдал мне Прокну. Я увез ее на свою родину, и там она родила мне сына.

ПАНДИОН.  Прекрасно! Горжусь вами. Прокна так и должна была поступить. Как хочется мне повидать внука, подержать его на руках, поняньчить…

ТЕРЕЙ.  Уже пять лет я живу с Прокной как муж с женой.

ПАНДИОН.  И что? Это плохо или хорошо? Ты что-то недоговариваешь. Никак не соображу, мой бесценный, чем ты недоволен.

ТЕРЕЙ.  Я всем доволен.

ПАНДИОН.  И все же?

ТЕРЕЙ.  Прокна сказала мне: Терей, я так счастлива с тобой, что грех желать большего, но человеческое сердце хитро устроено…

ПАНДИОН.  Только не греческое. Что за странные мысли возникли в ее прелестной головке? Этого она в далекой Фракии нахваталась.

ТЕРЕЙ.  Хочет она, чтобы ее сестра погостила у нас. Послала меня за ней.

ПАНДИОН.  Ну, я так и знал, что этим кончится! Горе мне! Зачем я дожил до этой черной минуты? Но ничего не поделаешь… Придется отпустить с тобой Филомелу.

ТЕРЕЙ.  Ты чем-то огорчен, Пандион?

ПАНДИОН. Огорчен? Не то слово, я сокрушен, разбит, сломлен, как дерево бурей. Подобного не сделали бы со мной и варвары.

ТЕРЕЙ.  Но как объяснить твое горе?

ПАНДИОН.  И ты еще спрашиваешь? По-твоему, легко мне, любящему отцу, терять дочь, мою милую, добрую Филомелу? Но ничего не поделаешь, такова воля богов, и я должен принять ее со смирением.

ТЕРЕЙ.  Послушай, она скоро вернется, твоя дочь.

ПАНДИОН.  У тебя есть какая-то мысль на этот счет? Какая-нибудь идея?

ТЕРЕЙ.  Она погостит у нас и вернется в Афины.

ПАНДИОН.  Не смейся надо мной, несчастным человеком, чью дочь Филомелу ты полюбишь… а потом и отрежешь ей язык. Кто же не знает, чем это кончится! Она превратится в ласточку, ты – в удода. Вот чем все это кончится.

ТЕРЕЙ.  Ты никак пустился в хитрости? Или бредишь?

ПАНДИОН.  Не прикидывайся простачком, Терей. Будто не знаешь… Ведь ты не глупый малый, и все тебе отлично известно и понятно. Посмотри, я рву волосы на голове своей…

ТЕРЕЙ.  Царю Афин не пристало ходить без волос.

ПАНДИОН.  Так думают у вас, в Фракии? Но, может быть, ты прав. Вообще, знаешь ли, лучше потерять любимую дочь и остаться правителем Афин, чем пускаться в разные хитрости, чтобы в конечном счете превратиться в удода.

ТЕРЕЙ.  Я слышал где-то эту сказку. Но меня удивляет, что ты, просвещенный человек, веришь в небылицы. Как можно верить, что я стану удодом?

ПАНДИОН.  Как не верить? Разве просвещение разрушает веру в то, что составляет правду бытия?

ТЕРЕЙ.  Вижу, тебе с этой верой спокойнее. Не тебе отрежут язык, не ты превратишься в удода. Ты пребудешь правителем Афин и безмятежно дотянешь до глубокой старости. Вот как ты понимаешь правду бытия.

ПАНДИОН.  На то она правда и есть. И я ничего не могу поделать.

ТЕРЕЙ.  Я, по-твоему, должен взять все это на себя, а ты останешься в стороне.

ПАНДИОН.  Твои упреки, если ты меня в чем-то упрекаешь, справедливы. Сдаюсь! Но это ничего не меняет.

ТЕРЕЙ.  Пандион, царь Афин, скажи начистоту, неужели ты веришь, что я, молодой и сильный, могу превратиться в удода?

ПАНДИОН.  Я еще не выжил из ума, чтобы отрицать очевидное. Да, ты превратишься в удода.

ТЕРЕЙ.  Так сойди, сойди с ума, Пандион! Ради своей дочери Филомелы. Защити ее, отрежь ей язык, превратись в удода. Тебе же под силу поступить по собственной воле, не правда ли, царь Афин?

ПАНДИОН.  Ты напрасно меня искушаешь. Я люблю свою дочь, и моя воля в том, чтобы не делать того, чтобы боги повелевают сделать другим. Ты уж сам влюбляйся, отрезай язык и все прочее…

ТЕРЕЙ.  Нет, ты восстань, сделай так, чтобы я не сделал этого. Убереги дочь. Убей меня, что ли.

ПАНДИОН.  Я хоть и простодушен, но не глуп, чтобы в подражание тебе прикидываться сумасшедшим.

ТЕРЕЙ.  Пусть превращается в удода тот, кто слаб духом и телом.

ПАНДИОН.  Этой участи не избежать приговоренному богами. Иными словами – тебе.

ТЕРЕЙ.  Ладно, посмотрим. Я докажу тебе… Отпусти Филомелу со мной, и ты убедишься, что я и пальцем ее не трону. Надеюсь, ты отпустишь ее?

ПАНДИОН.  Нет, конечно.

ТЕРЕЙ.  Ну, вот что, старый хитрый грек…

ПАНДИОН.  Все, ты меня уговорил. Я отпущу ее с тобой. Я так, для виду спорил, ведь мне горько, мне жалко дочь, мою красавицу Филомелу. Но с богами спорить не приходится. Они замышляют, мы исполняем. Сейчас ты увидишь Филомелу и сразу влюбишься.

ТЕРЕЙ.  Зови свою дочь, Пандион. Бьюсь об заклад, что мое сердце не дрогнет при виде ее.

ПАНДИОН.  Ставлю чашу золотого вина, что ты влюбишься в нее с первого взгляда.

ТЕРЕЙ.  Ставлю фракийский меч!

ПАНДИОН.  Филомела! Филомела, где ты?

                Служанка вталкивает упирающуюся Филомелу.


ФИЛОМЕЛА.  Отстань, отпусти меня, дрянь, я не хочу сюда!

ПАНДИОН (служанке).  Уйди, оставь нас. (Терею) Ты проиграл, мой заносчивый друг.

ТЕРЕЙ.  Ты шутишь! Уверяю тебя, проиграл ты.

ПАНДИОН.  Даю руку на отсечение, что я выиграл.

ТЕРЕЙ.  Давай.

ФИЛОМЕЛА.  Я ухожу.

ПАНДИОН.  Останься, моя красавица, моя гордость. Скажи мне, что ты чувствуешь?

ФИЛОМЕЛА.  Что этот чужестранец смотрит на меня во все глаза.

ПАНДИОН.  А, пожирает тебя взором?

ФИЛОМЕЛА.  И страсть разгорается в его сердце.

ТЕРЕЙ.  Вздор! У несчастной ум зашел за разум.

ПАНДИОН.  Ты проиграл. Ты должен мне меч.

ТЕРЕЙ.  Я ничего тебе не дам. Но дашь мне ты – чашу золотого вина или руку на отсечение.

ПАНДИОН.  Тебе мало того, что я отдаю тебе на растерзание дочь?

ТЕРЕЙ.  Вы оба погрязли в предрассудках, в суевериях… Не так мы живем в своей Фракии.

ФИЛОМЕЛА.  Отец, этот человек притворщик, каких еще свет не видывал. Делает вид, что я оставила его равнодушным.

ПАНДИОН.  Меня его вид не обманывает.

ФИЛОМЕЛА.  Не отдавай меня, отец, этому жестокому человеку, этому варвару без души и сердца.

ПАНДИОН.  Успокойся, дитя мое, я сделаю все возможное, все от меня зависящее…

ТЕРЕЙ.  Да будь я влюблен, зачем бы я стал отрезать тебе язык, женщина?

ФИЛОМЕЛА.  Не знаю, спрашивай у богов. Отец, не выдавай меня!

ПАНДИОН.  К сожалению, тебе придется поехать с ним.

ФИЛОМЕЛА (топает ногами).  Не хочу, не хочу, не хочу! Поезжай ты вместо меня, а я посмотрю, каково тебе будет превращаться в ласточку.

ПАНДИОН.  Вы оба хотите свалить на меня свои трудности. Но боги справедливы и не допустят…

ФИЛОМЕЛА.  Старый ворон, тебе ли рассуждать о справедливости? Этот чужестранец влюбится в меня, уже влюбился. Ну да, я не обманываюсь. Вон как смотрит, вон как горят его глаза! Он влюбился в меня, отец!

ТЕРЕЙ.  Я люблю твою сестру Прокну.


ФИЛОМЕЛА.  Знаем, знаем мы цену твоим словам. Отец, он отрежет мне язык, и я превращусь в ласточку, а он в удода.

ТЕРЕЙ.  Говорю вам: лжет ваша сказка.

ФИЛОМЕЛА.  Но вся ли это правда?

ПАНДИОН.  Ты знаешь больше?

ФИЛОМЕЛА.  Не знаю. Но ты, отец, уверен ли ты, что тебя не коснется беда?

ПАНДИОН.  Давай не будем гадать и ограничимся тем, что нам известно.

ФИЛОМЕЛА.  Почему ты признаешь лишь то, что хорошо для тебя и плохо для меня?

ПАНДИОН.  Как мне может быть хорошо оттого, что ты погибнешь? Для меня это будет большая потеря.

ТЕРЕЙ.  Безумие завладело вами.

ПАНДИОН.  С тобой не стану я говорить, пока не признаешь свое поражение и не отдашь мне фракийский меч.

ТЕРЕЙ.  Как ты докажешь, что я влюбился в твою дочь?

ПАНДИОН.  А как ты докажешь обратное?

ФИЛОМЕЛА (бросается на пол).  Буду лежать здесь, у всех под ногами, и никуда не поеду. Топчите меня, бейте, не поеду.

ТЕРЕЙ.  Безумная женщина, выслушай меня. Твоя сестра хочет тебя видеть, и я приехал за тобой.

ФИЛОМЕЛА.  Сестра! Это только предлог, чтобы увезти меня и отрезать мне язык.

ТЕРЕЙ.  Я не отрежу тебе язык. Пусть я превращусь в удода, если сделаю это.

ПАНДИОН.  Так и случится. Филомела, обращаюсь к тебе, к твоему светлому разуму, к твоему отзывчивому сердцу. Встань и поезжай, не раздирай мне душу. Поезжай с Тереем. Ты знаешь не хуже меня, что все равно придется ехать. С волей богов не поспоришь.

ФИЛОМЕЛА.  Но ты не бог.

ПАНДИОН.  Не раз и не два я вспомнил сегодня об этом. Да, я не бог, но я тот, кто не противится их воле. Я царь – рука богов на земле, и готов покарать всякого, на кого они мне укажут. Я отпускаю тебя с Тереем, Филомела, прощай, родная! Поезжай с миром.

ФИЛОМЕЛА.  В последний раз, отец… подумай… опомнись! Зачем ты хочешь, чтобы я ушла в тьму гибели?

ПАНДИОН.  Разве в тьму? Только ли в тьму? Может быть, светлые страницы истории сохранят твой образ, и потомки будут помнить о тебе, будут знать, что не следует поступать так, как поступила Филомела, и тогда никто не отрежет им язык и они не превратятся в ласточек. Потомки будут брать с тебя пример, девочка моя. В известном смысле, разумеется. Будут учиться на твоем горестном примере, как им вести себя. Как им себя вести, чтобы не лишиться языка и не превратиться в ласточек. Возможно, после тебя ничего подобного уже и не случится никогда. Вот в чем смысл. Разве это не благородная задача? В сущности, тебе можно позавидовать, Филомела. Каждый из нас живет надеждой, что будущее окажется прекраснее настоящего. И ты будешь среди тех, кто своей ужасной гибелью осветит людям путь к истине.

ФИЛОМЕЛА.  Но какой смысл в том, чтобы они учились на моем дурном примере? Да и способна ли я совершить что-либо дурное?

ПАНДИОН.  Не назову никого, кто был бы тебя лучше. Ты прелесть, дочь моя Филомела.

ФИЛОМЕЛА.  Так в чем же дело?

ПАНДИОН.  Не знаю. Отправляйся с Тереем и увидишь. В добрый путь!

          2.  Пустынный берег. Терей и Филомела; сидят на песке, недовольные друг другом.
 
ФИЛОМЕЛА.  Невежественный варвар, проклятый дикарь, чтоб тебя поглотил Аид!

ТЕРЕЙ.  Не гневи меня, женщина.

ФИЛОМЕЛА.  Ты со злым умыслом завлек меня на этот безлюдный берег.

ТЕРЕЙ.  Буря разбила наш корабль вон о те неприступные скалы. Ты это знаешь не хуже меня.

ФИЛОМЕЛА.  Ты сломал корабль, чтобы завлечь меня сюда и осуществить свои чудовищные замыслы. Твой разум помутила любовь ко мне.

ТЕРЕЙ.  Филомела, я сильный, волевой мужчина. Я – Терей. Я известен необузданной силой воли. И если бы я полюбил тебя, я взял бы тебя силой, но ни при каких обстоятельствах не стал бы ломать корабль, портить собственное добро.

ФИЛОМЕЛА.  Когда ты понял, что силой тебе мной не овладеть, ты сломал корабль и, как морская волна, выбросил меня на этот берег.

ТЕРЕЙ.  Мне надоело слушать твои глупые речи.

ФИЛОМЕЛА.  А мне надоело, что ты преследуешь меня по пятам, увиваешься за мной, упадаешь, как горячий юнец…

ТЕРЕЙ.  Вставай, нужно идти. Мы доберемся до Фракии. Нас ждет твоя сестра Прокна.

ФИЛОМЕЛА.  Бедняжка! Что будет с ней, когда она узнает о твоей измене!

ТЕРЕЙ.  Вставай, говорю.

ФИЛОМЕЛА.  Я никуда не пойду. Я ошиблась, согласившись отправиться с тобой в это опасное плавание. Но с ошибками покончено. И я не поступлю дурно. Я и не могу совершить ничего дурного, потому что я чиста, целомудренна. Все знают о моей чистоте, о моей девственности. Я не сделаю ничего такого, за что мне следовало бы отрезать язык и превратить меня в ласточку. Я вообще больше ничего не сделаю, чтобы как-нибудь ненароком не оступиться, не совершить греха. Я буду сидеть тут и ничего не делать, а ты не заставишь меня…

ТЕРЕЙ.  У меня и в мыслях нет ничего дурного.

ФИЛОМЕЛА.  Довольно лгать! Я не хочу тебя видеть.

ТЕРЕЙ.  Не подыхать же нам здесь с голоду. Нужно идти.

ФИЛОМЕЛА.  Иди, а меня оставь в покое.

ТЕРЕЙ.  С каждой минутой я все больше убеждаюсь, что стоило бы отрезать твой глупый язык. И боги поймут меня, если я его отрежу. Они будут только рады, если ты умолкнешь.

ФИЛОМЕЛА.  Ты хочешь отрезать мне язык, чтобы люди не узнали о твоем злодеянии. Что ж, действуй, я боль снесу. Но мука моя будет безвинной, потому что я не совершила никакого греха. О, я приму страдание! Но душа моя останется чистой и непорочной. И люди будут помнить обо мне только хорошее. А ты, фракийский пес, превратишься в удода.

ТЕРЕЙ.  Умолкни!

ФИЛОМЕЛА.  Что, колет правда, льющаяся с уст любимой?

ТЕРЕЙ.  С уст любимой… Да я ненавижу тебя! Ты говоришь, а я просто диву даюсь. Я и не подозревал раньше, что может быть такая глупость, такое невежество. Пять лет я жил душа в душу с твоей сестрой и был уверен, что все вокруг так же счастливы и спокойны, как я. Ты же хочешь поссорить меня с людьми. Ты сеешь раздор, женщина. Ты задалась целью внушить мне, что люди глупы, ничтожны, слабы, что они недостойны моей любви…

ФИЛОМЕЛА.  Открой глаза, несчастный. С первого взгляда ты полюбил меня, и любовь помрачила твой рассудок.

ТЕРЕЙ.  Вот что я тебе скажу, Филомела. Я не побоюсь отрезать твой несносный язык, если ты не оставишь попыток разрушить мир, тот мир, который царит в моем сердце. Понимаешь ли ты, с кем имеешь дело? Я царь, и тысячи моих подданных гордятся моей силой и моей верой в них, тысячи моих подданных спокойны и счастливы, пока спокоен и счастлив я.

ФИЛОМЕЛА.  Любовь говорит твоими устами.

ТЕРЕЙ.  Да, любовь к ним, моим людям, которые верят в меня. Любовь ко всем, кто верит в меня и знает, что залог их счастья и покоя - мое счастье и мой покой. И ради них я не устрашусь уничтожить тебя, отправить тебя в царство теней, если ты рискнешь встать на моем пути.

ФИЛОМЕЛА.  Ты готов пожертвовать всем своим царством ради обладания мной.

ТЕРЕЙ.  Я не обижаю беззащитных женщин. Но я беспощаден с врагами отечества, и ты узнаешь, каков я в гневе, если сейчас же не прекратишь свои нелепые выходки.

ФИЛОМЕЛА.  Стать покорной игрушкой в твоих руках? Подчиниться твоим притязаниям? Не на ту напал, царь Фракии, благодетель варваров. Я чиста и умру чистой, и только смерть сделает меня послушной твоей дикой воле.

ТЕРЕЙ.  Ты оскорбляешь меня, а в моем лице всю Фракию.

ФИЛОМЕЛА.  Плевать мне на Фракию. Знай мой окончательный ответ: сердце мое не лежит к тебе. Уйди, дай мне умереть. Боги отомстят тебе за мою безвинную гибель.

ТЕРЕЙ.  Я, Терей, спаситель Афин и добрый отец Фракии, вынужден слушать болтовню этой блудницы!

ФИЛОМЕЛА.  Блудницы? Это я блудница?

ТЕРЕЙ.  Боги, я больше не ручаюсь за себя. Сделайте так, чтобы она умолкла, или я вырву ее поганый язык.

ФИЛОМЕЛА.  О, милостивые боги, избавьте меня от этого злодея!

ТЕРЕЙ.  Терпел я долго… (Выхватывает меч) Но всему есть предел.

ФИЛОМЕЛА.  За что? Я не причинила тебе зла. Я сидела здесь, на берегу, не совершая ничего дурного. Я не могу отвечать за твои чувства, за твою страсть. В чем моя вина? За что ты хочешь лишить меня языка?

ТЕРЕЙ.  За ложь… Ты мне ответишь! За все, за оскорбления, за обиды…

ФИЛОМЕЛА.  Кругом завравшийся, запутавшийся в интригах, ты смеешь упрекать меня, обвинять меня во лжи?

ТЕРЕЙ (наступая).  Ты замолчишь?

ФИЛОМЕЛА.  Режь, рви! Сейчас ты увидишь, с каким достоинством гордая афинянка принимает муку!

ТЕРЕЙ.  Терпеть и дальше не в силах! (Хватает Филомелу за голову) Пробил твой час, ты умолкнешь навсегда, змея!

ФИЛОМЕЛА.  Вы видите, боги?

ТЕРЕЙ.  Пусть видят! Пусть все видят и слышат, но ты умолкнешь! (Отрезает ей язык) Все, готово! Ну, теперь говори, болтай! Теперь я с удовольствием послушаю тебя, царская дочь.

                Филомела корчится на земле и мычит.

Что? Я не понимаю. Что-то никак не разберу, что ты там бормочешь, говори яснее. Я буду идти, а ты говори так, чтобы я слышал. Я уйду далеко, а ты говори так, чтобы твои слова всюду настигали меня. Я брошу тебя здесь, а ты кричи так, чтобы твой голос доносился до меня днем и ночью. Ах, моя непорочная Филомела… (Отдаляется на некоторое расстояние, затем останавливается в задумчивости) Что это у меня в руке? Боги, да неужто? Кусочек языка… Ну да, не может быть сомнений… Я узнаю… Кусочек языка… Ее… (нерешительно)  Филомела… (Возвращается) Филомела, ты слышишь меня? Ты можешь говорить? Встань, не мычи… Тебе больно? Это пройдет, и вообще ничего страшного не случилось. Я не обижаю беззащитных женщин. Я не мог вырвать твой язык.

                Филомела приподнимается и указывает на кулак Терея, в котором
                он зажимает ее отрезанный язык.

Это? Ну, ты же понимаешь, что это несерьезно. Я не мог… Я не хотел. Я рассердился, да, но ты-то и вывела меня из терпения. Ты рассердила самого Терея, царя Фракии… Но я не режу языки беззащитным женщинам.

                Филомела снова указывает на его кулак.

Хорошо, согласен, что не все вышло так, как следовало бы, и вот он, кусочек твоего языка. Возьми. Не хочешь? Что ж, я ухожу, а ты как знаешь… (Удаляется) Ты не идешь со мной? (Останавливается) Но что я натворил! Боги, вы свидетели – разве я хотел этого зла? Вон сидит она… жертва моего гнева… моего безумия… как я оправдаюсь перед ней? (Бегом возвращается к Филомеле) Пойми, то был словно не я… Темная сила завладела мной. Девочка моя, я докажу тебе, что я не злой варвар. Ты поверь мне. О, я не хотел! Ты прощаешь мне? Я на руках принесу тебя в свой дом, и ты узнаешь всю силу моей любви и заботы. Но ты же понимаешь, что я не хотел? Нет никаких богов, не верь глупым сказкам. Ты не превратишься в ласточку. Все это только между нами произошло, и никто больше не замешан. Я один во всем виноват, и я понесу наказание. Ты сама покараешь меня. Посмотри, вокруг нет никого, мы одни на этом берегу, а небо молчит и всегда будет только молчать. Зачем ты довела меня до этого? А я не понял сразу, что ты всего лишь заблуждаешься и веришь в глупую сказочку про богов, я рассердился на тебя, глупенькую… Ты тоже виновата…
 
                Филомела что-то пишет на песке.

Что ты пишешь? Дай я прочту. Ты пишешь, что безгрешна? Охотно верю! Смотри! (Целует написанное Филомелой) Вот как я верю! Я знаю, как мне быть. Я буду служить твоей чистоте и этим искуплю свою вину. Дитя мое, скажи, что ты поняла, что ты веришь мне… Кусочек твоего языка – я всю жизнь буду хранить его. Где он? (Ищет) Сейчас найду, он не мог потеряться.
               
                Терей ищет, ползая на коленях. Филомела тем временем незаметно уходит.

Я найду… Выпал из руки, а я непременно найду… Филомела, ты где? Ты ушла? Филомела!
          
                Появляется Старуха.

СТАРУХА.  Дай погадаю.

ТЕРЕЙ.  Кто ты?

СТАРУХА.  Угадай.

ТЕРЕЙ.  Где Филомела?

СТАРУХА.  Подумай.

ТЕРЕЙ.  Ты ничего не знаешь. Иди своей дорогой. (Хочет уйти)

СТАРУХА.  Постой, Терей. Я не знаю всей правды, но кое-что мне известно.

ТЕРЕЙ.  Например?

СТАРУХА.  Ты съешь своего сына.

ТЕРЕЙ.  Как это может быть?

СТАРУХА.  Такова воля богов.

ТЕРЕЙ.  Не слишком ли многого они хотят от меня?

СТАРУХА.  Ты уже отрезал язык Филомеле.

ТЕРЕЙ.  Я сам совершил это преступление, по собственной воле, и я – я один – в ответе за него.

СТАРУХА.  Ты еще не раз скажешь подобные слова.

ТЕРЕЙ.  Предрекали, что я полюблю Филомелу, а я возненавидел ее!

СТАРУХА.  От ненависти до любви один шаг.

ТЕРЕЙ.  Послушай, я и тебе вырву язык.

СТАРУХА.  За что? Я здесь случайно. Ты всех очень удивишь, повелитель Фракии, если вырвешь язык несчастной старухе, посмевшей сказать тебе правду.

ТЕРЕЙ.  Что мне твоя глупая правда?

СТАРУХА.  Зная ее, ты не удивишься, когда съешь своего сына.

ТЕРЕЙ.  Ты сумасшедшая. Ну-ка, отойди от меня, решая такую головоломку: как сделает Терей то, о чем он знает, что этого делать нельзя? Иди и решай. Это развлечет тебя в твоем безумии.

СТАРУХА.  Я уже решила. Сделает точно так же, как отрезал язык бедной Филомеле.

ТЕРЕЙ.  Поспешное решение. Ладно, иди, я устал. Я и без тебя знаю, что мне делать.

СТАРУХА.  Могу сказать тебе одно. Ты съешь сына. Больше мне сказать нечего.

ТЕРЕЙ.  Уймись, упорная трещотка!

СТАРУХА.  Ты съешь сына. Это все, что я могу сказать тебе.

ТЕРЕЙ.  Хорошо, объясни мне: зачем предупреждать меня о том, чего я все равно не сумею предотвратить?

СТАРУХА.  Чтобы ты знал и ничему не удивлялся.

ТЕРЕЙ.  А тебе не кажется, что это глупо?

СТАРУХА.  Таков порядок. Ничего не поделаешь.

ТЕРЕЙ.  Порядок… Нет, милая, не порядок. Если в твоих словах заключена правда, то о таком порядке можно сказать лишь то, что он устроен для страданий людских.

СТАРУХА.  А так и есть.

ТЕРЕЙ.  Так ли?

СТАРУХА.  Конечно. Мир полон страданиями. Едят собственных детей. Дети страдают. Больше я ничего не скажу.

ТЕРЕЙ.  Какой же это порядок? Ваша безумная, безоглядная вера в рок, ваши предрассудки и суеверия довели меня до преступления. И это называется порядком? Чья-то глупость, чье-то невежество – это порядок? Ханжество – тоже порядок? Что же тогда беспорядок? Что же тогда мир, до сего дня царивший в моем сердце? Мои представления, надежды, стремления? Моя любовь? Что же тогда весь мой народ, с которым я долгие годы жил в добром согласии?

3. Фракия. Дворец Терея. Прокна. Она весела, напевает. Входит Терей.

ПРОКНА.  Терей! Что это значит? Разрази меня Зевс! Откуда эти лохмотья на тебе? Что случилось?

ТЕРЕЙ.  Сейчас, Прокна, сейчас ты все узнаешь, расскажу тебе без утайки. Для того и пришел. Но наберись терпения. Имей терпения больше, чем я.

ПРОКНА.  Где моя сестра? Ты один?

ТЕРЕЙ.  Да, один. Твоя сестра… Короче говоря, я расскажу тебе все по порядку.

ПРОКНА.  А ты здоров? Выглядишь ты неважно, твои глаза, знаешь ли… блуждают, это глаза больного человека. О, таким еще я тебя не видела.

ТЕРЕЙ. Главное, чтобы ты не испугалась правды…

ПРОКНА.  Ты же знаешь, мне храбрости не занимать.

ТЕРЕЙ. Хватит кичиться! Все вы такие, чуть что – сразу тщеславитесь. 

ПРОКНА.  Я афинянка, дочь царя Пандиона. Тебе это ни о чем не говорит? Жаль. Это кое-что да значит. Но скажи, наконец... какую беду послали нам боги?

ТЕРЕЙ.  Ни слова о богах. Ни слова о пустых куклах, которыми воображение греческих мудрецов и хитрецов заселило Олимп.

ПРОКНА.  Ты сошел с ума, любимый.

ТЕРЕЙ.  Слушай меня, жена. Я рассказываю… Началось… ты помнишь? Я отправился в Афины, чтобы упросить твоего отца… Слушай внимательно, Прокна, я рассказываю. Твоя сестра – быть может, она уже превратилась в ласточку.

ПРОКНА.  Этой чепухи ты нахватался в Афинах?

ТЕРЕЙ.  Слушай же! Пандион сказал, что я влюблюсь в твою сестру, потом отрежу ей язык, и она превратится в ласточку, а я в удода.

ПРОКНА.  О, мой отец! Если то, о чем ты толкуешь, не бред сумасшедшего, то он, старый плут, опять что-то замыслил.

ТЕРЕЙ.  Видишь ли, его слова в некотором смысле сбылись.

ПРОКНА.  Ты влюбился в Филомелу? Они тебя околдовали, опоили?

ТЕРЕЙ.  Они были решительно против, чтобы я влюблялся. Особенно Филомела. Но Пандион сказал, что против воли богов не пойдешь, что на нашем дурном примере будут учиться потомки… в общем, он много наговорил вздора. А разум потерял я. Ну, это был миг, короткий миг ослепления и гнева. Когда буря разбила мой корабль и все, кроме меня и Филомелы, погибли, я вынужден был слушать на безлюдном берегу глупую болтовню твоей сестры и не сдержался… Какая-то туча заслонила от меня мой собственный разум… Я совершил преступление, жестокое, страшное… я отрезал ей язык, жена.

ПРОКНА.  Моей сестре?

ТЕРЕЙ.  Да.

ПРОКНА.  Продолжай.

ТЕРЕЙ.  Потом я опомнился и стал утешать ее, звать в наш дом. Но она исчезла…

ПРОКНА.  Говори. Почему ты умолк? Продолжай!

ТЕРЕЙ.  Это, собственно, все, что приключилось со мной в дороге. Несколько дней я шел по Фракии, прячась от людей, как вор, и вот я здесь.

ПРОКНА.  Зачем ты прятался от людей?

ТЕРЕЙ.  Не знаю. Мне казалось, что все люди сошли с ума, хотят обмануть меня. Выдумывают нелепые истории, которые якобы ждут меня в будущем.

ПРОКНА.  Так, дальше.

ТЕРЕЙ.  Это все пока.

ПРОКНА.  Пока? Чего же ты еще ждешь, каких новых потрясений?

ТЕРЕЙ.  У меня такое ощущение, что ты слушала меня невнимательно или даже недоверчиво. Теперь я хочу узнать твои мысли, Прокна, это очень для меня важно.

ПРОКНА.  А что ты сам думаешь?

ТЕРЕЙ.  Скажи прежде ты. Я должен знать твое мнение. Ты смотришь на меня с каким-то сомнением… Ты улыбаешься, Прокна? Неужели ты принимаешь меня за сумасшедшего? Чему тут улыбаться?

ПРОКНА.  Я радуюсь тебе, славный мой, радуюсь твоему возвращению. Я радуюсь, что снова вижу тебя, что ты жив и… здоров.

ТЕРЕЙ.  Но твоя радость в этот страшный час…

ПРОКНА.  Что может помешать моей радости видеть тебя?

ТЕРЕЙ.  Дай мне договорить!

ПРОКНА.  Славный, любимый! Если бы ты знал, как я ждала тебя и как тревожилась о тебе. Море таит в себе столько опасностей, и боги не всегда справедливы к нам. Буря разбила твой корабль, но ты спасся, и это главное… Да будут милостивы боги к душам твоих погибших спутников!

ТЕРЕЙ.  Однако твоей сестре Филомеле…

ПРОКНА.  Терей, увы тебе, ты так и не побывал в Афинах. А ведь я просила тебя.

ТЕРЕЙ.  Я не побывал в Афинах?

ПРОКНА.  Ты не встречался с моим отцом, не плыл на корабле с Филомелой, не сидел с ней на безлюдном берегу…

ТЕРЕЙ.  Прокна, я лгал когда-нибудь?

ПРОКНА.  Ты честнее, умнее, добрее всех, любимый.

ТЕРЕЙ.  Или ты ищешь утешения? Хочешь утешиться выдумкой?

ПРОКНА.  Просто я поняла, что ты веришь в то, чего не было, Терей. Боги смутили тебя злой шуткой, вероломной игрой, а мне открыли истину. И я успокою тебя, милый, я ободрю тебя и верну тебе здравый смысл.

ТЕРЕЙ.  Я ожидал всего – гнева, слез, проклятий, мести – но только не этого.

ПРОКНА.  Буря настигла твой корабль на пути в Афины. Ты остался один на диком берегу, и тебе приснился дурной сон.

ТЕРЕЙ.  Я не дитя малое, чтобы верить дурным снам.

ПРОКНА.  Морфей посмеялся над тобой.

ТЕРЕЙ.  Говорю тебе, я был в Афинах и увез с собой Филомелу, а потом…

ПРОКНА.  Ты, добрый, прямодушный, справедливый, - ты отрезал язык моей сестре? Как я могу поверить в это? Терей! Ты устал, и тебе приснился дурной сон. Тебе приснился дурной сон, и ты поверил, принял вымысел за правду. Не казнись, не надо. Филомела в Афинах, жива и здорова. Когда ты поправишься и отдохнешь, ты привезешь ее сюда, и мы славно проведем время.

ТЕРЕЙ.  Жизнь украшалась моей силой и добротой, озарявшей всю Фракию. Мой народ был счастлив, потому что счастливы были мы, я и ты.

ПРОКНА.  И этому счастью не пришел конец. Дурные сны забываются.

ТЕРЕЙ.  Слушай мое решение, жена. Пришел час испытать, действительна ли моя сила. Я заслужил наказание и понесу его. Я не стану ждать приговора богов или кого бы то ни было, потому что у меня своя голова на плечах и я знаю, что мне делать.

ПРОКНА.  Тебе нужно отдохнуть.

ТЕРЕЙ.  Человек, режущий языки беззащитным женщин, недостоин править великим народом. Вся моя мысль теперь сводится к тому, что я должен искупить тяжкий грех смирением, а среди веселья, забав и безмятежного покоя нет мне больше места. Призрак Филомелы стоит перед моими глазами. Ласточка… Я слагаю с себя царскую власть, и мой малолетний сын сядет на трон, а избранные народом люди будут опекать его до совершеннолетия. Пусть Фракия забудет мое имя. Я удалюсь в горы, в одинокую хижину, где ждет меня нищенское существование. Я буду сам добывать себе пищу, шить одежды, я буду…

ПРОКНА.  Погоди, погоди, а как же я? Как мне быть?

ТЕРЕЙ.  Выбирай между мной и сыном. Если ты готова разделить со мной…

ПРОКНА.  Шить тебе одежды?

ТЕРЕЙ.  Я не смею настаивать. Смирился я. Я люблю тебя, но настаивать не смею. Теперь я нищий, лишенный голоса.

ПРОКНА.  Тебе нужно отдохнуть, Терей.

ТЕРЕЙ.  Оставайся с сыном, пока он мал и требует материнской заботы. А потом, если вспомнишь обо мне, ты отыщешь меня в горах.

ПРОКНА.  С каждой минутой все больше убеждаюсь, что ты нуждаешься в отдыхе. Я позову слуг. Эй, кто-нибудь!

                Входят слуги.

Ваш господин устал с дороги, проводите его в опочивальню.

ТЕРЕЙ.  Нищему не пристало отдыхать в царской опочивальне.

ПРОКНА.  Проводите, проводите… Да поддерживайте его, он слаб. Крепче держите, вы отвечаете за него головой.

ТЕРЕЙ.  Отпустите меня!

ПРОКНА.  Держите, держите… (Подзывает одного из слуг, тихо) Раб, ты ответишь мне головой, если с ним что-нибудь случится. Заприте его в опочивальне да охраняйте, не спускайте с него глаз – он болен. И помалкивайте. Я сгною вас в темнице, если хоть одна душа прознает о болезни царя. Ты понял меня, раб?

ТЕРЕЙ.  Прокна, чует мое сердце… Ты затеяла недоброе.

ПРОКНА.  Какое зло может причинить женщина мужчине, которого любит? Иди и не сомневайся во мне. (Слугам) Проводите царя.

ТЕРЕЙ.  Оставьте меня, уберите руки!

ПРОКНА.  Отведите его, живо!

ТЕРЕЙ.  Прочь с моей дороги!

ПРОКНА.  Скорее, скорее! Ведите его!

ТЕРЕЙ.  Ты еще раскаешься, Прокна!

                Слуги уводят его.

ПРОКНА (одна). Нет, любимый, не раскаюсь. Спасти тебя от безумия – это ли вина, в которой я раскаюсь? Твой народ любит тебя, Терей. За что же мы наказы твоим ужасным помрачением? Боги, боги, сжальтесь над моим сыном! Я ничего не прошу для себя, возьмите мою жизнь, но верните рассудок мужу. Что делать? Безумец на фракийском троне… Узнают люди – тогда конец… Никто не потерпит власти безумца. Что легкомысленнее, изменчивее народа, толпы? О, если бы я знала, как спасти… вот эти стены, вот этот вид из окна… как спасти все то, что было нашим благополучием и счастьем? Но я должна, и боги подскажут мне решение. Я найду выход. Торжества врагов я не допущу. Этот трон, Терей, он был твоим и твоим останется.

                Входит Филомела.

Сестра? Ты здесь?

                Филомела делает какие-то знаки.

Ты… Почему ты молчишь? Правда, что сказал мой муж? Ты… Киваешь?

                Филомела показывает на свой рот.

Значит, правда. Не сон. Он был в Афинах и увез тебя. Моя бедная сестра, моя сестра, он отрезал тебе язык. Я знаю. Я знаю, моя бедная. Теперь я поступлю так, как ты того хочешь, как велит мне сердце. Я помню, кто я, чья я дочь, я все помню, Филомела. Не нужно слов. Ты будешь отомщена. Пусть гром разразится над головой злодея, пусть молния испепелит его тело, а большая змея выест его сердце! Что ты пишешь, сестра? Позволь мне взглянуть. (Читает) «Я безгрешна». Ты безгрешна. Боги-заступники говорят твоими устами. Ты безгрешна. Ты отвергла его гнусные притязания и правильно поступила, о, ты правильно поступила! Я узнаю тебя, сестра. Моя прекрасная Филомела. Подлый обманщик! Он хотел овладеть тобой силой? Киваешь… Но ты была воплощенная неприступность, а он, мерзкий распутник, впал в ярость и отрезал тебе язык. Понимаю, понимаю! Ты видишь эти стены, Филомела, этот дворец? Я была счастлива с ним здесь. А теперь для нас все кончено. На наше место придут другие. Герои… Сильные, великодушные мужчины, красивые женщины. Другой сядет на этот трон, другой займет наше ложе, а наши имена сотрутся в памяти людей. Разве это справедливо, Филомела? Сядь в это кресло, вот сюда. Так… Тебе удобно? Не правда ли, мягкое кресло? Почему же оно отныне не будет мягким и удобным для меня? Чем же ты приворожила моего Терея, сестра? Нет, нет, не двигайся, сиди и слушай. Правда на твоей стороне, ты безгрешна, ты – ласточка. Сиди, сиди, не дрожи так, я не причиню тебе зла, никто больше не посмеет обидеть тебя. Ты под моей защитой, а все беды и страдания теперь достанутся ему одному. Ласточка моя… Ты вот что, положи-ка мне руку на плечо. Да, вот так… Пусть твоя горячая кровь разбудит во мне жажду мщения, пусть придаст мне сил. Тебе удобно? Ну, что ж, руку ты на плечо мне положила, а сейчас покажи мне рану, свою ужасную рану. Открой рот, Филомела.

                Филомела открывает рот.

О, ужас! Теперь я вижу, почему ты молчишь, не приветствуешь меня… Поверь, моя душа разрывается на части, и я плачу о тебе. Но он, он не увидит наших слез. А ведь есть одна мысль, сестрица… Даже не знаю, как сказать тебе, как выразить. В чем моя-то вина? Вот какой вопрос. Почему я должна все потерять? Почему так связали меня по рукам и ногам твоя безгрешность и его преступление? Я знаю, герои не рассуждают, а действуют, и на этом держится наш мир. Я это знаю. Но в чем вина моего сына? Для чего он жил? Чтобы в конце концов причинить невыносимую боль своей гибелью отцу, который любит его? Но я тоже люблю сына, Филомела. Он такой славный мальчик. Что? Ты хочешь мне ответить? Напрасно стараешься, ты обречена на молчание, ты будешь молча слушать мои слова, видеть то, что я вижу. Моего сына… (Хлопает в ладоши)

                Появляется слуга.

Раб, ты пришел. Приведи сюда моего сына.

                Слуга уходит.

Не голодна ли ты, Филомела? Съешь что-нибудь, например, яблоко. (Филомела ест) А не больно тебе есть? Нет? Хорошо… Возьми еще яблоко. Да, трапеза… Все голодны. Все когда-нибудь испытывают чувство голода, даже в отчаянии, в помешательстве. Что царь, что нищий, - в этом все равны. Не так ли, сестра?

                Входит мальчик.

А, сынок! Вот какой у меня сын, Филомела. Взгляни на эту женщину, малыш, это твоя тетя. Ты не удивляйся, что она все молчит да кивает только, она у нас молчунья. Но она понравится тебе, она добра и безгрешна, она красивая. Будь послушен, мой мальчик. Ступай, принеси-ка меч своего отца, возьми его… ты найдешь, спроси слуг, ты найдешь. Принеси его сюда. И пусть никто не входит. Скажи, что нам понадобился меч. Иди, моя радость.

                Мальчик уходит.

Послушный мальчуган, весь в меня. Я была послушна своему счастью, теперь послушна горю, смерти, тебе, сестра. Но до чего же ты безгрешна! И ведь это мой сын, Филомела! Молчи! Тебе давно следовало отрезать язык, будь ты проклята! Пусть боги покарают меня за мою ненависть, но тебе не жить, нет, ты не человек, не человек, Филомела! Я не трону тебя, не бойся, не дрожи, но тебе не жить. Ласточка! Будь ты проклята!

                Входит мальчик с мечом в руках.

Подойди ко мне и дай меч. Так. Стой прямо, расправь плечи, сынок, не шатайся. Ровно стой, вот здесь, где я показываю. Смотри мне в глаза. Попрощайся с мамой и тетей. Прощай! (Закалывает его)

МАЛЬЧИК.  Ой! (Падает замертво)

ПРОКНА.  Слышала? Ой! (как бы с удивлением) Сказал – ой, а до того все молчал больше, ну вот словно только теперь слово и вымолвил. Ой… Я не помню ничего. Не помню, что успел мне сказать за свою скоренькую жизнь мой сын, мой малыш. Лежит теперь мертвый, и тетя Филомела удовлетворена. Я даже не знаю, умный ли он был, он все молчал больше. Серьезный такой мальчик, но не поймешь, что у него там, в душе. Я на него большие надежды возлагала. Однако пойдем, сестра, продолжим наше дело.

          4. Вечером в том же дворце. Стол накрыт к ужину. Прокна сидит за столом в
         необычайно торжественной позе. Слуги вводят Терея.

ПРОКНА.  Приветствую тебя, герой, фракийский лев, гроза варваров. Надеюсь, ты хорошо отдохнул после всех своих дорожных приключений. (Слугам) Оставьте нас.

                Слуги уходят.

ТЕРЕЙ.  К чему этот спектакль?

ПРОКНА.  Придумай мне имя, какое тебе по вкусу. Называй меня царицей, хозяйкой, госпожой… в общем, не мнись и будь как дома.

ТЕРЕЙ.  Царица… Да, ты царица. Твоя совесть чиста как зеркало. Царствуй до скончания века…

ПРОКНА.  От тебя, знаменитого своей мудростью мужа, хотела бы слышать не лесть и пустую болтовню, а совет, исполненный достоинства и знания. Присаживайся к столу, отведай этих яств. Ты мог бы и получше одеться, смыть следы трудной и злой дороги.

ТЕРЕЙ.  Погибающего во тьме не спасет лучик света, живущего в свете не погубит всплеск тьмы.

ПРОКНА.  Мудро, возвышенно говоришь, однако мой слабый ум постиг твою загадку. Да, ты гость здесь, в нашем призрачном царствовании. Ты проходил мимо, усталый и грязный, и с достоинством попросил подаяния, а лицемерные счастливцы усадили тебя за царский стол. Ах, угощайся! Тебя уложили спать на царском ложе. А потом ты вновь побредешь своей бедной дорогой, и злые шутники будут смеяться тебе вслед. Что ж, мудрый, садись со мной рядом.

ТЕРЕЙ.  Я повинуюсь… (Садится)

ПРОКНА.  Я беспомощна в своем богатстве и благополучии.

ТЕРЕЙ.  Сегодня же я уйду.

ПРОКНА.  Уйдешь, конечно. А почему не зовешь с собой меня? Почему не хочешь подарить свободу несчастной узнице?

ТЕРЕЙ.  Потому что твои слова – рассуждения… Они – твое знание чьих-то мыслей, но не твоя душа, не твое сердце. Я понял… Ты должна править Фракией. Я передаю тебе трон. Ты царица, и лишь на троне ты способна быть доброй, милостивой, справедливой.

ПРОКНА.  Стало быть, ты до тех пор и любил-то меня, покуда был царем?

ТЕРЕЙ.  Разошлись наши дороги, Прокна. Так рассудила жизнь.

ПРОКНА.  Рассудила! Рассуждения! Не забывай, мы – вещи, способные действовать, но не рассуждать. Мы вещи потому, что действуем. Мы герои, пока мы вещи. Перестань быть вещью – и ты перестанешь быть героем.

ТЕРЕЙ.  Ты рассуждаешь, Прокна… не лучшим образом.

ПРОКНА.  Нет, я действую, я отравляю тебя. Жизнь – это яд, которым люди отравляют друг друга. Быстро или медленно, но всегда, каждую минуту, каждым словом и жестом, каждым движением, улыбкой.

ТЕРЕЙ.  Меня ты не отравишь. И никто другой не отравит.

ПРОКНА.  Потому что ты уже обречен. Уже мертв, Терей.

ТЕРЕЙ.  Другая жизнь ждет меня.

ПРОКНА.  Другой жизни не бывает. Нет для тебя другой жизни, другого пути, другой судьбы. И не возражай. Не ты уже говоришь со мной… Да только… какая разница? Для меня ты всегда один и тот же Терей, и того, чего хотела я от тебя раньше, хочу я от тебя и сейчас.

ТЕРЕЙ.  Чего ты хочешь?

ПРОКНА.  Счастья, покоя.

ТЕРЕЙ.  Я нынче покину дворец.

ПРОКНА.  Удод намерен взлететь? Жаждет высоты и парения?

ТЕРЕЙ.  Ты смеешься надо мной?

ПРОКНА.  Кто дал тебе право всего лишать меня?

ТЕРЕЙ.  Я оставляю тебе все.

ПРОКНА.  Ешь… Ты не притронулся к еде. Этой пищей я не отравлю тебя.

ТЕРЕЙ.  Ты уговорила меня. (Принимается за еду) Вкусно! Ладно, поем в последний раз как царь. Мне предстоит долгий путь. Что я вижу, Прокна, ты плачешь?

ПРОКНА.  Угощайся, Терей. Утоли голод и подкрепи силы перед вечной дорогой.

ТЕРЕЙ.  Уже в полночь я буду далеко.

ПРОКНА.  А как же люди, твой народ? Ты был для него богом, и вдруг ты оставляешь его. Так не поступают цари. Ведь и народ не игрушка всего лишь в твоих руках.

ТЕРЕЙ.  Я совершил преступление и должен понести наказание.

ПРОКНА.  Мало ли человеков, героев, царей, богов совершало преступления куда более страшные? Кто из них не марал руки в крови невинных жертв? Не жег и не насиловал? Не предавал, не нарушал клятву? Но никто не поступал так, как собираешься поступить ты. Они не колеблются, не рассуждают. Они твердо идут своим путем, и только это спасает наш мир от хаоса и гибели. А в чем твоя слава? Может быть, тебе повезло немножко больше, чем другим. Ты один из множества, но тебе повезло, судьба позволила тебе играть роль победителя. Так пользуйся этим, от добра не ищи добра. Неужели первое же маленькое испытание способно раздавить тебя? На какой путь толкаешь людей ты, не простой смертный, а удачливый герой, царь, который у всех на виду? Какой пример ты подаешь? Раскаяния? Раскаяния в своей силе, в своих победах? Но это тупик, Терей.

ТЕРЕЙ.  Я обретаю другую силу, в другом…

ПРОКНА.  Если люди пойдут за тобой, а ты заведешь их в тупик, что будет твоя сила как не смехотворная и жалкая поза?

ТЕРЕЙ.  По-твоему, лучше летать удодом, чтобы люди показывали пальцем и говорили: вот великий герой, за великие грехи превращенный в птицу?

ПРОКНА.  Ты хочешь весь мир превратить в стон раскаяния, жалобы, смирения, немощи? Ты хочешь, чтобы люди из настоящих и выдуманных жертв сделали идолов и молились на них?

ТЕРЕЙ.  Я научу их думать и чувствовать. И сам я уже чувствую, что получу для этого помощь... Наверное, где-то среди разнообразных богов есть бог, имени которого мы еще не знаем, но который соединяет в себе все доброе и светлое.

ПРОКНА.  Почему он молчит? Почему его никто не знает? Или этот бог и есть ты?

ТЕРЕЙ.  Возможно, он начнется во мне и в тех, кто пойдет за мной. А если будут смеяться надо мной, над моими единомышленниками, это не беда, мне достанет сил перенести насмешки и оскорбления. И одиночества я не испугаюсь.

ПРОКНА.  Опомнись! В чем твоя сила, где она?

ТЕРЕЙ.  Я знаю.

ПРОКНА.  Скажи!

ТЕРЕЙ.  В любви.

ПРОКНА.  Любовь, не познавшая взаимности, ломает душу, судьбу, жизнь. Такая любовь ищет утешения в вымысле и обрекает на одиночество. Человек, не добившийся любви у кого-то одного, думает, что ему под силу любить всех, а в действительности спасается от всех бегством.

ТЕРЕЙ.  Ты заблуждаешься, если подразумеваешь меня.

ПРОКНА.  Ты ничем не лучше других. Я говорю о тебе.

ТЕРЕЙ.  В таком случае мы напрасно теряем время.

ПРОКНА.  Ты уйдешь, а я буду говорить о тебе. Я буду говорить о тебе как о предателе и изменнике. Буду смеяться над тобой, и мой смех будет всегда звучать в твоих ушах, как бы глубоко ты ни спрятался. Я погибну, но мой смех не умрет в твоих ушах.

ТЕРЕЙ.  Время рассудит нас, Прокна.

ПРОКНА.  Ты и время призываешь в судьи? Что же уцелело для счастья ни о чем не рассуждать, не судить, не молиться мертвым идолам? Где уголок, в котором бедная Прокна могла бы побыть наедине со своим геройством, ни о чем не думая, не сожалея? Ты все отобрал у меня. Но я славно посмеялась напоследок. Ты иди, Терей, я не держу тебя.

ТЕРЕЙ.  Я хочу попрощаться с сыном.

ПРОКНА.  Ты уже попрощался с ним.

ТЕРЕЙ.  Ты не позволишь мне увидеться с ним?

ПРОКНА.  Я не могу сделать больше того, что уже сделала. Не могу угодить больше, чем угодила. Дать тебе иное прощание с сыном, кроме того, которое дала, мне уже не под силу.

ТЕРЕЙ.  Прикажи привести его сюда.

ПРОКНА.  Он здесь.

ТЕРЕЙ.  Где?

ПРОКНА.  Здесь, с тобой.

ТЕРЕЙ.  Я не понимаю.

ПРОКНА.  Ты съел его.

ТЕРЕЙ.  Прокна!

ПРОКНА.  В твоем голосе упрек? Но ведь не я его съела. Я только приготовила его тебе в пищу.

ТЕРЕЙ.  Прокна!

ПРОКНА.  Ты угрожаешь мне, праведник?

ТЕРЕЙ.  Что позволительно сумасшедшей бездомной старухе, то непростительно тебе, Прокна. Ты скверно шутишь.

ПРОКНА.  Согласись, твои слова достойны ничтожного деревенского учителя, который набил брюхо и почувствовал необходимость дать простор своему красноречию.

ТЕРЕЙ.  Где старуха?

ПРОКНА.  Я не знаю никакой старухи.

ТЕРЕЙ.  Старуха, которая научила тебя этой злой шутке. Но довольно, Прокна! Вели привести сына.

ПРОКНА.  Это невозможно…

ТЕРЕЙ.  Я сам пойду к нему.

ПРОКНА.  Терей! Твой желудок стал Аидом для нашего бедного мальчика, а никто еще не спускался в собственный Аид, ни один герой, и ты не сделаешь этого, даже не пытайся, не нужно. Я поступила так, как велела мне совесть. Я должна была отомстить тебе за сестру, и я сделала это, как умела. Но я не вложила никакого символа в свою месть, я ничему не учу тебя. Я поступила так, как поступают живые люди.

ТЕРЕЙ.  Но не как мать…

ПРОКНА.  Боги, боги, этот человек намерен обсуждать мой чудовищный поступок!

ТЕРЕЙ.  Я не верю ни одному твоему слову.

ПРОКНА.  Не пора ли нам остановиться? Видишь ли, дело сделано, а больше в сущности ничего дурного, ничего преступного ждать не приходится. Если, конечно, ты не поставишь все с ног на голову. Теперь мы вполне можем жить в мире и согласии, как жили прежде. Наш мальчик мертв, и дух мщения, обитающий в каждом из нас, вполне удовлетворен. Чего тебе еще? Тебе мало своей боли? Или моей? Мне очень даже достаточно, милый. И если ты силен, как любил об этом твердить, то превозмоги боль и остановись! Ведь должен же быть предел, за которым твое горе становится словно чужим горем, потому что ты-то жив еще и вовсе не хочешь, чтобы горе задушило тебя. Наш мальчик попал в беду, но он мертв уже, и его не воскресишь, а мы живы. Неужели не увидим мы возможность снова жить в согласии и любви? Разве нет в такой возможности правды? Разве это не единственный выход?

ТЕРЕЙ.  Я отказываюсь слушать тебя.

ПРОКНА.  Ты нашел в себе силы погубить мою сестру. Ты веришь, что тебе достанет сил претерпеть тяготы раскаяния. Но почему же ты не хочешь сделать усилие, которое продлит и твою и мою жизнь? Почему? Что удерживает тебя, что пугает? Что есть в этой жизни такого, что может остановить тебя, заставить отказаться от единственного еще возможного блага? Твой дом горит, Терей, но многое в нем еще можно спасти.

ТЕРЕЙ.  Ценой лжи и притворства?

ПРОКНА.  Кто посмеет обвинить тебя во лжи, если ты будешь тверд и силен? Что тебе молва? Мои слова… мои слова говорят, что я прощаю тебя. Моя сестра, моя безгрешная сестра, обиженная тобой, но теперь удовлетворенная, прощает тебе твою вину. А ты? Сейчас, после сделанного, почему не выбрать минутку и не спросить себя: как быть дальше? Разве обязательно терять все, до конца? Ведь не в том же смысл жизни, чтобы потерять ее или отобрать ее у других.

ТЕРЕЙ.  Хватит, женщина. Ты сошла с ума. Твои шутки зашли слишком далеко.

ПРОКНА.  Я умоляю тебя! (Падает на колени) Мне ли не знать, как велика наша утрата и что я никогда не смирюсь с ней? Но я найду в себе силы улыбаться людям так, будто ничего не случилось. Будь же со мной! Я буду опорой твоему трону, но и ты будь опорой, опорой мне, вдовицам разным, сиротам, всем страждущим… Останься навсегда солнцем незакатным, счастьем для народа, который верит тебе, смотрит на тебя с надеждой. Принеси эту жертву, эту, а не вымышленную. Не отдавай власть! Не погуби ее ради иллюзий, вымысла, будь же героем, моим героем, Терей, моим богом!

ТЕРЕЙ.  Встань!

ПРОКНА (вставая).  Приказывай, царь!

ТЕРЕЙ.  Теперь, когда я уйду в горы, в хижину бедняка, в другом будет моя сила…

ПРОКНА.  В другом? Опять! Ты не поверил мне? Не услышал меня? Ах ты… удод!

ТЕРЕЙ.  Позови сына!

ПРОКНА.  Я позову! Ты услышишь! Филомела! Я позову!

                Входит Филомела с отрубленной головой мальчика в руках.

ТЕРЕЙ.  Ты здесь, Филомела? Что это? Что ты несешь?

                Филомела, смеясь, показывает.

ПРОКНА.  Это голова нашего сына. Это все, что осталось от нашего мальчика, остальное ты съел.

ТЕРЕЙ.  Тьма… ложь… пороки и преступления какие всюду…

ПРОКНА.  Брось, Филомела, брось. Прошу тебя. Не хочу видеть, не могу.

                Филомела продолжает с улыбкой держать голову.

Брось, несчастная. Безгрешная! Брось! Что ты берешь на душу? Беги, Филомела, беги, сестрица! Он убьет тебя!

ТЕРЕЙ.  Обеих! Вас обеих!

                Прокна хватает сестру за руку, и они убегают. Терей
                устремляется за ними. Пауза. Терей возвращается.

ТЕРЕЙ.  Сбежали… Ну и зрелище… Ласточка и стриж… Как сестры. С кровавым пятном на груди… Нет, меня обмануло зрение. Мне предсказывали, что я сделаю, и я сделал то, что мне предсказывали. Где правда? И что теперь значат мои слова о другой жизни? Все впустую? Ненужное? Я один… Но я не любил ее, эту безумную злую ласточку. В этом они обманулись… Но утешение маленькое… Удод… О чем я говорю?

5. Афины, дворец Пандиона. Пандион. Входит Учитель.

ПАНДИОН.  Учитель! Какое счастье, что ты вернулся, не покинул меня!

УЧИТЕЛЬ.  Мог ли я покинуть человека, нуждающегося в утешении?

ПАНДИОН.  Не только в утешении, но и в совете.

УЧИТЕЛЬ.  И в познании истины.

ПАНДИОН.  Где же ты был? Почему я так долго не видел тебя, не наслаждался звуками твоего голоса?

УЧИТЕЛЬ.  Я ходил побеседовать с садовником. Мне пришло в голову узнать, не пора ли собирать яблоки.

ПАНДИОН.  Ты хочешь собирать яблоки? Для чего же тогда садовник?

УЧИТЕЛЬ.  Я понял, что этот человек справится и без меня. Меня убедили его разъяснения, царь. Не скрою, я в полном восторге от нашего садовника, на него можно положиться, и скоро на нашем столе появятся яблоки нового урожая.

ПАНДИОН.  Учитель, учитель мой…

УЧИТЕЛЬ.  Каждый собирает свой урожай, и каждый должен знать, когда приходит пора собирать его.

ПАНДИОН.  О-о!

УЧИТЕЛЬ.  Ты понял мысль, прозвучавшую в моих словах, царь Пандион?

ПАНДИОН.  Мне кажется, я, возможно, кое-что понял… Но лучше ты вразуми меня. Я без тебя как без рук.

УЧИТЕЛЬ.  Смирение, смирение и еще раз смирение.

ПАНДИОН.  Я готов отрубить себе голову, в которой возникают разные непотребные идеи.

УЧИТЕЛЬ.  Разум послан тебе в испытание.

ПАНДИОН.  Хвала тому, кто сделал это!

УЧИТЕЛЬ.  Да, в испытание. Чтобы ты доказал свою способность бороться с ним.

ПАНДИОН.  Я стараюсь, Учитель.

УЧИТЕЛЬ.  Верю. Вижу твои старания, твое прилежание, царь, и при первой же возможности замолвлю за тебя словечко где следует. Да, кстати… Какой-то человек желает тебя видеть. Какой-то странник…

ПАНДИОН.  Следует ли мне встречаться с кем-либо? Смирение, смирение, смирение – ничего иного я не ищу…

УЧИТЕЛЬ.  А почему бы тебе и не принять этого человека?

ПАНДИОН.  Это испытание?

УЧИТЕЛЬ.  В своем роде. Да и не грех узнать, чего домогается этот бродяга, этот ближний, которого твой долг возлюбить.

ПАНДИОН.  В таком случае пусть войдет.

УЧИТЕЛЬ (хлопая в ладоши).  Впустить странника!
 
                Входит Терей; на вид он теперь совершенно нищий, и трудно
                узнать в нем бывшего царя.

ПАНДИОН.  Кто ты, мой возлюбленный ближний?

ТЕРЕЙ.  Ты не узнал меня, царь?

УЧИТЕЛЬ.  Назови свое имя, путник, и скажи, что привело тебя сюда.

ТЕРЕЙ.  Меня теперь нелегко узнать. Но посмотри внимательно, Пандион…

ПАНДИОН.  Не понимаю.

УЧИТЕЛЬ.  Если ты пришел просить кусок хлеба, незачем было тревожить царя. Прошел бы в кухню, там, брат, слуги, люди. Разные рабы.

ТЕРЕЙ.  Не за куском хлеба я пришел. Хотя и голоден. И мой вид говорит о нищете. Но я не за куском хлеба. Увидел этот дворец и вошел.

УЧИТЕЛЬ.  Однако здесь тебе не улица, чтобы ты мог бесцельно болтаться. Здесь живет царь. Правит нами, малыми мира сего. Проводит мудрую политику.

ТЕРЕЙ.  Нет мне дела до царей. Для меня нынче везде улица. Ты мог бы узнать во мне прежнего Терея, Пандион.

ПАНДИОН.  Когда-то я знавал одного Терея.

ТЕРЕЙ.  Это было давно?

ПАНДИОН.  Он увез мою дочь Прокну в свою варварскую землю и погубил.

УЧИТЕЛЬ.  Грустная история, грустная и поучительная.

ТЕРЕЙ.  Верно, очень давняя история. А финал ее гласит, что с тех-то давних пор и не знает душегуб Терей покоя.

ПАНДИОН.  Он увез и вторую мою дочь, Филомелу, он искушал ее, а потом отрезал ей язык.

УЧИТЕЛЬ.  Кровавая история. Много жертв. И они не напрасны.

ТЕРЕЙ.  Я шел, но не понимал, куда иду. Я жил, не ведая, зачем живу.

ПАНДИОН.  Мои гордые дочери превосходным образом отомстили негодяю и превратились в ласточек. Я, безутешный отец, готов был потерять рассудок от горя, но пришел Учитель…

ТЕРЕЙ.  А что же сталось с Тереем?

ПАНДИОН.  Теперь он удод.

ТЕРЕЙ.  Как видите, это не так.

ПАНДИОН.  Это так, несчастный бродяга, и быть иначе не может.

ТЕРЕЙ.  А если я докажу тебе?

ПАНДИОН.  Что ты мне докажешь? Что мои дочери превратились в птичек, а их погубитель – нет? Что ты хочешь этим сказать? Что можно этим сказать? Что в нашем мире нет справедливости?

УЧИТЕЛЬ.  Вот как раз это, именно это не так. Справедливости не было в этом мире лишь до тех пор, пока люди верили, что ими правят боги.

ТЕРЕЙ.  Я никогда не разделял их веры. Я искал справедливости.

УЧИТЕЛЬ.  Но ты не понял, что бог един…

ТЕРЕЙ.  О нет, подобные мысли мне приходили в голову.

УЧИТЕЛЬ.  Когда богов много, они, совсем как люди, дерутся между собой за власть, за признание. Жаждут успеха. В таком мире простым смертным ждать справедливости не приходится. Но коль мы видим ее торжество, стало быть, мир вовсе не таков, каким он был бы при множестве богов. Тот же самый Терей… Разве не покаран он за свои злодеяния? Разве это не торжество справедливости?

ТЕРЕЙ.  Он покаран, но не так, как ты думаешь. Он сам наказал себя. Он сам превратил свою жизнь в бессмыслицу.

УЧИТЕЛЬ.  Что, как не бессмыслица, человек, превращенный в удода? Но это и есть торжество справедливости. Моя мысль парадоксальна? Но парадоксальность, подобная этой, есть не что иное, как торжество справедливости.

ТЕРЕЙ.  Я вижу, у тебя на все готов ответ.

ПАНДИОН.  Если бы дело обстояло иначе, я бы давно потерял рассудок.

ТЕРЕЙ.  Похоже, ты потерял-таки его.

ПАНДИОН.  Смиренно выслушиваю твои оскорбления…

УЧИТЕЛЬ.  Этот человек пришел искушать, берегись его, царь.

ТЕРЕЙ.  Я давно уже никому не опасен.

ПАНДИОН.  Да, я сошел бы с ума, потому что погибли дочери, мои любимые доченьки, а я не понимал, зачем они погибли.

УЧИТЕЛЬ.  И тогда я сказал: бог милосерд и знает, что делает.

ПАНДИОН.  Он наказал моих дочерей, и я не должен печалиться, ведь в этом выразилась милость божья…

УЧИТЕЛЬ.  Великое благо, что бог один, и вся власть в его руках, и любит он только себя, то есть свое творение, то есть нас, и ему незачем из-за этой любви страдать или драться. Он спокойно карает нечестивцев и награждает смиренных.

ТЕРЕЙ.  Много богов, один или вовсе не одного – суть дела не меняется. Я постиг это.

УЧИТЕЛЬ.  Ты слишком много берешь на себя.

ТЕРЕЙ.  Я постиг. Я взял на себя не больше, чем ты. Ты говоришь, что бог один, и требуешь от нас принимать твои слова на веру. А я говорю, что мне безразлично, сколько богов и существуют ли они вообще.

ПАНДИОН.  Я мог бы покарать тебя за твои безрассудные речи. Но я смиренный человек. Смирением я искупаю заблуждения и грехи прошлого.

ТЕРЕЙ.  По мне, так нет значения, сколько их, богов. Насчитайте их тысячу или соедините в одном, жизни ни то, ни другое не прибавит смысла. Было время, когда и я жаждал смирения. Я решил, что где-то есть неведомый нам бог, единый, мудрый, справедливый. Но это была только мечта, утопия, и кровь захлестнула ее, как и все прочее. Невинная кровь, пролитая глупостью, жестокостью, невежеством, варварскими предрассудками. И я понял, что нет пути к богу, о котором я помечтал. А нет пути, нет и бога.

ПАНДИОН.  Есть такой путь… как не быть, если я нашел его?

ТЕРЕЙ.  Ловкий плут воспользовался твоей доверчивостью…

ПАНДИОН.  Бог, единый, любимый и любящий, пошли мне терпение!

ТЕРЕЙ.  Я знаю, что из мира, в котором живем я и ты, нет пути к справедливости и добру. Ты знаешь это так же, как знаю я. Но ты предпочитаешь быть ханжей.

УЧИТЕЛЬ.  Хватит болтать чепуху, бродяга.

ПАНДИОН.  Я счастлив, я спокоен, мне хорошо.

ТЕРЕЙ.  Говорю тебе, я – Терей. Посмотри на меня, я человек, а не удод. Твои дочери превращены в пернатых, а я такой же, как прежде.

ПАНДИОН.  Теперь я узнал тебя, негодяй!

ТЕРЕЙ.  И жаждешь моей крови, не так ли?

ПАНДИОН.  О-о!

ТЕРЕЙ.  Ты жаждешь!

ПАНДИОН.  Не скажу… Учитель, он слишком меня искушает!

УЧИТЕЛЬ.  Будь мудр…

ПАНДИОН.  Учитель… Никто не заступится за него, он одинок, и он сам напрашивается. Он будет только рад, если мы его… Это такой случай, Учитель, нельзя упускать…

УЧИТЕЛЬ.  Нужно прежде разобраться.


ПАНДИОН.  Очень удобный случай, Учитель, понимаешь, такой удобный, что и поверить невозможно. Никто не узнает… А потом нам будет так же хорошо, как до его появления, до появления этого человека… Даже лучше, даже совсем хорошо, Учитель, невероятно хорошо!

ТЕРЕЙ.  Ты всегда был трусом, Пандион.

ПАНДИОН.  Я всегда был смиренным человеком. Я был добрым семьянином, любящим отцом… Но тут такой случай! Никто не узнает!

УЧИТЕЛЬ.  Но бог все видит.

ПАНДИОН.  Значит, он видит, какой это удобный случай.

УЧИТЕЛЬ.  Я в сомнении… Годится ли нам поступать, как поступали в старые дикие времена?

ПАНДИОН.  А как же можно поступить? Ведь как-то же можно? Ведь не может быть так, чтобы совсем нельзя…

УЧИТЕЛЬ.  Я в сомнении, и нужно поразмыслить.

ПАНДИОН.  Я пока кликну стражу.

ТЕРЕЙ.  Я не сбегу.

ПАНДИОН.  Стража!

УЧИТЕЛЬ.  Ты царь, Пандион. И кому же, как не царю, вершить справедливость на земле?

ПАНДИОН.  О, так, именно так, ты прав, Учитель, ты прав, как всегда! Я радуюсь твоей правоте!

                Входят слуги.

Возьмите этого человека! (Указывает на Терея).

УЧИТЕЛЬ.  Но чтобы вершить справедливость, надо быть судьей, а не просто убийцей.

ПАНДИОН.  Что я должен сделать, Учитель? Скажи, я сделаю.

УЧИТЕЛЬ.  Ты должен рассудить.

ПАНДИОН.  Я ничего не понимаю в этом. Я знаю только, что нам повезло… такой удобный случай расправиться с негодяем.

УЧИТЕЛЬ.  Тебе известно, что он должен был превратиться в удода. Он не превратился. Почему? Мы должны докопаться до истины.

ПАНДИОН.  Это такой пройдоха, Учитель, ему ничего не стоит обмануть, пустить пыль в глаза…

УЧИТЕЛЬ.  Допустим. Но остается еще великое множество вопросов. Разные вопросы нравственного порядка…

ПАНДИОН.  Да нам жизни не хватит, чтобы на них ответить!

УЧИТЕЛЬ.  Можно и быстро все устроить. Но главное – не обойти их стороной, эти вопросы. Решить…

ПАНДИОН.  Мы решим, решим! Немало сделано… мы уже многое решили, правда?!


УЧИТЕЛЬ.  Нет, не спеши, царь. Следует обмозговать…

ПАНДИОН.  Помилуй, разве наши цели не совпадают?

УЧИТЕЛЬ.  Положим, положим, что так. Но это еще необходимо обосновать.

ПАНДИОН.  Обоснуй же! Он погубил моих дочерей!

УЧИТЕЛЬ.  Наш долг установить, действительно ли этот человек Терей.

ПАНДИОН.  Он сам признался.

УЧИТЕЛЬ.  Может быть, он сумасшедший?

ПАНДИОН.  Что нам до этого?

УЧИТЕЛЬ.  Мы должны решить, какого наказания заслуживает человек, совершивший такие преступления.

ПАНДИОН.  Смерти!

УЧИТЕЛЬ.  Мы должны вынести приговор.

ПАНДИОН.  Смерть негодяю!

УЧИТЕЛЬ.  Мы должны назначить день казни и назвать имя палача.

ПАНДИОН.  Я сам убью его!

УЧИТЕЛЬ.  Как ты это сделаешь?

ПАНДИОН.  Я проткну его мечом.

УЧИТЕЛЬ.  Ты уверен, что кто-нибудь другой не сделает это лучше тебя?

ПАНДИОН.  Лучше? Лучше меня, убитого горем отца?

УЧИТЕЛЬ.  Ну, что ж… Пусть уведут его в темницу.

ПАНДИОН.  Уведите!

                Терея уводят.

УЧИТЕЛЬ.  А теперь помолимся нашему богу, царь.

ПАНДИОН.  Учитель, сейчас, сейчас помолимся, но если бы ты знал, Учитель, как я счастлив! Наконец-то кровь моих дочерей будут отомщена! А то в птиц каких-то превращены. Ведь что это? Скажи! Они все равно что мертвы, не правда ли?

УЧИТЕЛЬ.  На колени!

ПАНДИОН.  Сейчас, сейчас… (Опускается на колени) Как хорошо, Учитель, как хорошо, теперь я спокоен…

УЧИТЕЛЬ.  Не суетись, не бормочи лишнего. Молись четко и ясно. Проси у бога совета и наставления.

ПАНДИОН.  Ведь он с нами, правда? Он приветствует наш гнев и суд?

УЧИТЕЛЬ.  Молись.

ПАНДИОН.  Сейчас… Я немного еще неспокоен, Учитель… Я грешен.

УЧИТЕЛЬ.  Молись, и бог пошлет тебе покой.

ПАНДИОН.  Да, конечно… Но я грешен. Я понимаю это! Иногда находит что-то, кровь играет… старые привычки и замашки… Трудно отрешиться…

УЧИТЕЛЬ.  На колени!

ПАНДИОН.  Я на коленях…

УЧИТЕЛЬ.  Еще раз! Много раз!

ПАНДИОН.  Вновь и вновь я на коленях.

УЧИТЕЛЬ.  Кайся!

ПАНДИОН.  Я все сказал…

УЧИТЕЛЬ.  Моли бога послать тебе наказание за грехи твои.

ПАНДИОН.  Боже, подумай и реши, какую послать мне кару за безвинную кровь жертвы моего безумного греха…

УЧИТЕЛЬ.  Я сам подумаю и решу, я и назначу тебе наказание.

                -------------