Глава 8, книга 3 Мейлах в октябре

                «БУНТ НА КОРАБЛЕ»

 Из–за кустов вышел с гитарой нажравшийся до отвала всяческих деликатесов певец районного масштаба – Юрик Муриков. Он был срочно пристроен на завод по чьей-то рекомендации.  Директору нравилось его блеяние. Оно сочеталось с водкой и заглушало звон натянутых сосудов  головного мозга от излишне выпитого.

Юрик Муриков старался.  Три аккорда, освоенных им после долгого общения с гитарой давали ему неограниченные возможности отлынивать от работы с сохранением среднего заработка и получения премиальных за «общественно полезную деятельность» на всех предыдущих работах.

 Он был уверен, что и этот завод его прокормит не лишая премиальных и шашлыков «по - свойски».
- Ла - ва – а – а - н – да! Горная ла – ва – а – а-  н – да! - неслось из глотки певца в сторону мангала под ритм гитары со звуком похожим на шорох стиральной доски под руками прачки.

 Застольные активисты из всех слов не стройно тянули от песни жалкие выжимки в виде: « - а –а – а-!» - и больше ничего. Всем нравилось, то, что есть, а кому не нравилось – наливали себе стаканы до краёв и выше, а также вели интеллектуальный разговор, начиная со слов: - Ты меня уважаешь?

Миша тоже пел, но  директор пригласил его, ни за песни, а за хорошо устроенную голову. Поэтому, в компании он особого успеха не имел, к тому же он не умел играть на гитаре со звуком стиральной доски и спиртное в отличие от всех, не пил – приспособился подливать себе вместо водки простую водичку. Веселье продолжалось, но главное  было впереди.

Когда Хухалёв достаточно много выпил, то решил, что Миша созрел для разговора. Он отозвал его в сторону от  орущей компании, опрокинув из находящейся в руке водочной поллитровки,  налил чуть не полный большой стакан и,  протянув Михаилу, сказал:
- Пей! Миша оторопело с ужасом смотрел на директора и  отрицательно качал головой:

- Нет, не могу. Мне было раньше, этого добра  достаточно. Теперь стараюсь избегать обильных выпивок. Простите, не могу!  В студенчестве я свою норму выпил, и больше не собираюсь к этому возвращаться. Стакан испортил многих и я не хочу быть в их числе.

- Ты, что? Не желаешь со мной выпить? А работать со мной  желаешь, или нет? – стал наступать директор.
Работать желаю, и не обязательно только с вами, а пьянствовать не хочу ни с кем!

- Ладно, не хочешь не надо. Это для меня не принципиально. Я тебе хочу сказать главное – если ты хочешь успешно со мной работать, то должен делиться заработанным.

- Как это понимать? – спросил Миша удивлённый наглостью шефа.
- Понимай так, как я тебе объясняю.  Делай всё, что хочешь - списывай, продавай, что плохо лежит, выписывай фиктивные наряды – на всё закрываю глаза и прикрываю, в случае чего… Но, если скажу, что бы к утру у меня в столе лежала кругленькая сумма – она должна там лежать!

Миша внимательно выслушал условия Хухалёва и, выпив одним махом налитую водку, поставил на пенёк пустой стакан, чтобы освободить занятую руку.

- Так платить говорите? А если не платить?
- Нельзя не платить. Мне все платят! Не будешь платить – уберу так, что нигде сторожем не возьмут! Уберу руками тех, кто мне платит. Их раздражает, что они тратятся, а кто–то сильно умный, вроде тебя, остаётся в стороне – сказал Хухалёв и самодовольно усмехнулся.
- Я не согласен. Пусть желающие платят вам, а я не буду! И воровать не буду!

Физиономия директора покраснела до цвета варёного рака, не от стыда конечно. Он швырнул недопитую водку в кусты и молча, пошёл к машине мимо поющей компании. Покопавшись в багажнике, достал охотничье ружьё и патронташ.

  Миша насторожился. - Неужели он с пьяных глаз меня хочет застрелить? – пробормотал он и приготовился бежать. Но потом обречённо подумал: «чему быть, того не миновать», здесь не то что убежать, здесь если бы были крылья он и взлететь не даст – пальнёт на взлёте…  Но Миша ошибся. У шефа были другие планы.

У Хухалёва, большого любителя всяческих пьяных выходок, для непосвящённых была любимая шутка – он заряжал ружьё холостым патроном, на маркировке которого указывалась «картечь» и предлагал,  участнику своеобразной «рулетки» на спор с расстояния пятидесяти шагов попасть ему в задницу, в полной уверенности, что попадание исключено.

Стреляющий не знал, что патрон холостой и не соглашался на такое пари. Тогда Хухалёв обвинял его в трусости и выказывал своё презрение, поддразнивая, что, мол, не попадёшь, поэтому и стрелять боишься.

На этот раз, он предложил Мише условие – если он попадёт – то будет свободен от поборов, а если промахнётся, то уж ничего не поделаешь…

Миша никак не хотел соглашаться на такие эксперименты, но, после стакана водки, уступая настойчивости спорщика затуманенными мозгами от выпитого - решил согласиться. Пока пьяный директор, отсчитывая шаги, шёл нетвёрдой походкой вперёд, Миша сообразил, что картечью стрелять опасно и, достав из оставленного патронташа патрон с самой мелкой дробью, перезарядил ружьё.  Хухалёв, отсчитав положенные пятьдесят шагов, крикнул - «Стреляй!»

Миша, всматриваясь в смутные контуры человека в вечерних сумерках, плохо видел объект на фоне зарослей и в надежде на отмену стрельбы крикнул:
- Ничего не видно! Уже темно!

- Стреляй, тебе говорят!  И что бы «мишень» была в вечерних сумерках виднее – директор, спустив штаны, выставил белеющий голый зад в сторону Миши. Миша не стал медлить. Он был неважным стрелком, но на этот раз - попал!

Хухалёв, не ожидая такой развязки получив порцию дроби, как горный козёл запрыгал по поляне и с матерщинным воем кинулся к растерявшемуся от неожиданной удачи побледневшему Мише.

- Чем ты стрелял в меня? Сволочь! В ружье должен быть холостой патрон!
Миша, смекнув, в чём дело, набравшись, ответной наглости ответил:
- Я стрелял тем, что там,  в ружье было! Вы сами заряжали его и сами заставили меня стрелять.

Участники коллективного пикника на крик собрались быстро, как на боевой клич сигнальной трубы. Оголённая задница директора от крови стала красная, как у мартышки и по цвету сравнялась с лицом.

-  Если мартышки красят свои задницы в красный цвет таким способом, то я им не завидую! – подумал Миша и помог пострадавшему носовым платком уменьшить интенсивность цвета.

 Сочувствующие хотели немедленно вести пострадавшего в больницу, но все, включая водителя, были пьяны.  Против больницы был и сам пострадавший.

- Мне такая реклама не нужна! За пораненную задницу мне ещё и по шее дадут! – огорчённо возразил он и попросил выпить.
Решили поражённое место смазать йодом и ждать утра.

 Миша, считая себя в какой - то мере виновником случившемуся несколько часов выколупывал мелкие дробинки из директорской «мишени». К счастью, они сидели неглубоко – некоторые сами вываливались, когда потерпевшего подмывали водкой. В общем, поскольку Хухалёва  почивали водкой с двух сторон, то в проспиртованном организме микробы погибли.

К утру всех развезли по домам, а Мишу на работу. Директор, опрокидывая похмельные стопки, не рискнул, двинулся в трёхсоткилометровый путь, чтобы отдохнув от работы в кругу семьи  возвратиться к следующему вторнику на планёрное совещание. Он решил отлежаться на базе отдыха.

 Через несколько дней на нём всё зажило как на беспородной дворняге, но последствия остались - пострадавшее место было похоже на тёрку, только не такую шершавую…
 
Привычное отсутствие Хухалёва на работе от вторника, до вторника на успешную работу предприятия не влияло. Каждый работал на своём месте со знанием дела. У Миши тоже задолженности по графику за текущую неделю не наблюдалось, но чувство беспокойства его не оставляло.

Следующая планёрка началась вовремя. Выслушав краткую информацию о текущих делах от начальника производства,  Хухалёв махнул ему рукой, чтобы сел на место и замолчал. Оглядев всех злыми, выпученными глазами он, разыгрывая очередной спектакль, остановил взгляд на Мише.

- Встаньте, Крендельсон! Миша встал и, ожидая дальнейших разговоров, уныло смотрел в порожний от людей угол.
Сделав многозначительную паузу, Хухалёв глядя в сторону Миши, заявил:

- Сообщаю всем – на корабле бунт! Нашёлся один герой, который решился мне возражать, а проще – не подчиниться! Скажу прямо – он хороший работник. В работе у него можно многим из вас и многому поучиться. Но это не главное для меня качество. Возражений не потерплю! Смешаю с грязью, с дерьмом, если замечу ещё раз такое поведение! Вы слышите, Крендельсон? Хотите  выглядеть умнее директора? Кишка тонка!

- Да что вы, товарищ директор, не хочу я выглядеть умнее вас, просто, когда мы находимся рядом, оно само так получается, а вы обижаетесь…

И на счёт кишки не возражаю – у вас толще, особенно прямая – издевательски заговорил Миша и завершил:
-  Оставьте меня в покое, мне не нужны такие состязания…

- Кто желает заступиться за Крендельсона?  Профсоюз? Партком? Может кто-то из вас, начальники отделов, или из вас, начальники цехов? Молчите? Боитесь? То-то же! - Хухалёв победоносно окинул всех присутствующих и, обращаясь к Мише, подвёл итог разговора:

- Посмотри Крендельсон на эти подобострастные рожи. Они в подмётки тебе не годятся. Они кроме как юлить, крутить, пьянствовать и воровать ничего не могут по сравнению с тобой. Да, ты умный, деловой, честный, как это ни прискорбно признавать, но будущее не за тобой!

Если ты не будешь вместе  со всеми, в одной стае, они первые тебя растерзают. Это сволочи, они и меня растерзают со временем, а сейчас, если только скажу слово «Фас» - тебя больше не будет!

- Пожалуешься в райком? – там сидят, такие же. В Министерство? – я их подкармливаю, им тоже не до тебя. Запомни: за бутылку, или жалкую подачку можно купить любого – от министра, до секретаря райкома! А через них делаются все дела  - покупаются должности, выдаются квартиры, машины. Освобождаются от судебного преследования. Ордена и медали тоже распределяются  и покупаются там же!

Все присутствующие, потупив взгляд, смотрели в свои блокноты и боялись поднять глаза. Завершив монолог, Хухалёв, вызвав секретаря,  распорядился: «Подавайте!»

В кабинет немедленно вошли две работницы столовой.  Они не глядя на присутствующих, внесли бутылки с коньяком, стаканы, закуску.
- Наливайте! Пусть это будет примирительной акцией между всеми…

Хухалёв, заглянув под стол, не обнаружил там мусорницу. Поискав её глазами, он увидал капроновую ёмкость в противоположном углу кабинета. Вобрав в себя то, что мешало в носоглотке, он, громко харкнув,  выплюнул с громким звуком то, что в нём скопилось.

Сгусток выделений из прокуренного, пропитого и ослабленного нездоровым образом жизни организма, при энергичном, прицельном выдохе полетело через всё пространство зала заседаний, попав именно туда, куда он целился – в мусорницу.

Миша, отказавшийся от выпивки, смотрел на спектакль устроенный директором,  вдруг подумал:
- Не представляю, сколько же лет нужно было сидеть этому человеку в заключении в общей камере, чтобы так ловко манипулировать плевком?

 К той же мысли пришли и другие присутствующие, но такие предположения документально ни кем не были подтверждены…