Ворота

Ворота были и впрямь хороши!
Он стоял посреди двора, расставив ноги, уперев руки в бока, и смотрел
на свежие струганные доски. Затем подошёл, выдернул из кованых скоб
засов, и потянул на себя тяжёлую воротину. Та, плавно и без скрипа распахнулась вовнутрь, открыв увядший луг, за которым чернел осенний лес.

Какое-то время, полюбовавшись своей работой, он вновь загнал на место засов и ещё раз проверил надёжность запертых дверей, навалившись на них плечом. Створки чуть подались, и тут же толкнули его назад.

Довольно хмыкнув, он пошёл в избу, отряхивая на ходу мелкие опилки, и радуясь тому, что не зря носит своё ладное имя - Хозяин.
Зайдя в избу, он сел за стол и стал ждать, когда жена подаст заслуженный ужин.

Та, молча накрыла на стол, и села рядом сбоку. Он взял ложку и подумал,
что уже привык к этой тревоге в её глазах, которая, слава Богу, перестала "выть" и сделалась безгласной и затаённой.

- Тебе не надо было этого делать.
Он отодвинул от себя пустую тарелку, и спросил,
- Чего этого?
- Ты знаешь, чего. От неё ещё никто не смог спрятаться. Ты только раздразнишь её ещё больше. А нам с ней надо жить в ладу, потому как без неё мы жить, просто не можем.

После её слов у него опять заныло где-то глубоко внутри, и он почувствовал, как кровь огненным потоком кинулась в голову, в глаза, становясь безудержной яростью.
Он вцепился в доски стола, и уже стал чувствовать их податливость, когда волна безумного  гнева отхлынула, и он вдруг... обмяк.

Он подумал: «Баба - дура. Ни ума, ни понимания».
«Хворая она, - прошептал кто-то рядом, - Хворая....»
Он отмахнулся от "доброжелателя", и стал смотреть в окно.

Дождь заливал весь околоточный мир - бездумно, не жалея ни одежд, ни его новых ворот.
Когда "вздохнула" под образами лампадка, притопив свой огонёк в жидком ладане, он понял, что Та уже пришла.

Она стала биться в его новые ворота. Сначала тихонько, затем настойчивей,
а через малое время, и настырно.
Жена уже умоляла его о жалости к ней и к детям и, вытирая слёзы, просила открыть ворота.

У него же в голове крутилось одно: «Хворая она! Хворая».
Он пересилил в себе гнетущую жалость, и ударом кулака распахнул окно.
Его новые ворота уже занялись весёлым пожаром.
А вокруг был дождь и слякоть, и запах терпкой гнили умершего луга.

Та, которая пришла, подлетела к нему, к самому его лицу, и, кривя свои бескровные губы, стала шептать,
- Хворая, она. Хворая!
И когда огонёк в лампадке угас, Беда яростно прорычала в его голове, - Никогда!!!  Никогда не закрывай предо мной свои картонные ворота...
***
Она проснулась от того, что дети стали возиться на её раскинутых руках.
Тихонько встала и посмотрела в окно.
Хозяин верными ударами топора ладил новые ворота. Ладил так, чтобы они были лучше прежних.
Он бил топором весёлый сосновый тёс, и тихо приговаривал с каждым ударом,
- Я покажу тебе, сука, хворая…  Я тебе, сука, покажу... Я тебе покажу....