Победа

     Я стал заикаться после того, как в деревне упал с русской печи в таз с водой, тогда мне было отроду два года. Повзрослев, стал замечать дефект своей речи. В учёбе заикание мешало, вызывало стеснение, замкнутость, скованность, боязнь, что засмеют, будут передразнивать. Укрепилась раздражительность. В старших классах мне приходилось отвечать письменно. Но что удивляло: играя с ребятами, почти не заикался. И я решил избавиться от этого недуга. В девятом классе, в сентябре, когда старшие классы были отправлены в колхоз на уборку овощных, я о своём решении поведал директору школы. Он дал добро – отпустил на три месяца в Челябинск в поликлинику на лечение от заикания. По справке меня приняли временно в школу № 48 для дальнейшей учёбы.  В школе я старался мало говорить - не хотел раскрывать своё заикание. Но зато раскрылся в  другом: гимнастической секции. Увлёкся акробатикой. После тренировок – душ. Стал ходить в школьный духовой оркестр. Придя однажды с другом на репетицию оркестра послушать - там и остался. Руководитель оркестра Поликарп, известный в городе музыкант и дирижёр, усадил нас, дал инструмент (Альт) и показал как им пользоваться. Дал ноты.  Видя, что у меня получается, оставил в оркестре, а моего друга отправил обратно.
     Музыку я любил с детства. Ещё в пять лет напевал запоминающиеся мелодии. Впоследствии оказалось, что я напевал фрагменты из сороковой симфонии Моцарта, вальса Хачатуряна, увертюры Дунаевского к кинофильму “Дети капитана Гранта”, из индийского фильма “Бродяга” и др.
     Занятия с логопедом приносили некоторые положительные результаты, но это в стенах поликлиники. В школе же картина была совершенно другая. Заставить себя говорить нараспев – это ужасно! Не та аудитория. Нужна сила воли. Я, конечно, старался как мог.
     Вскоре, в газете, наткнулся на объявление о наборе в аэроклуб на курсы лётчиков, планеристов и парашютистов. Я обрадовался: мечта детства стать лётчиком может осуществиться. Бросился туда и потерпел первый сокрушительный удар – не прошёл комиссию. Не мог распознать сложные цветовые гаммы. Потерпел фиаско.  Не взяли в аэроклуб, не вылечился от заикания, нахватав в городской школе двоек, вернулся в свою школу. Но мечту – исправить речь от заикания - не бросил, оставил до поры до времени, на будущее.
     Вернулся к ней, когда стал служить в армии. Служба проходила в Москве. Со мной в одном взводе служил Долгошеин Вячеслав, тоже из Челябинска и тоже заикался. И мы решили с ним обратиться к командованию - направить нас на лечение от заикания. Нам пошли навстречу. Поликлиника находилась возле Красной Площади. По увольнительной ездили три раза в неделю с 13.00 до 19.00. Пользуясь такими привилегиями, мы объездили с ним почти все достопримечательности, исторические места, музеи: Оружейную Палату, Мавзолей, Московский кремль, Собор Василия Блаженного, ВДНХ, Третьяковскую галерею, парк Горького и др. В Мавзолее тогда находились Ленин и Сталин. Ребята в полку нам завидовали: не служба, а одни увольнения. Но зато мы чаще ходили в наряды то дневальными, то на кухню. Возвращались  в полк, ужинали в столовой (нам оставляли ужин) и сразу заступали в наряд. Вместе с нами заступало ещё 3-4 солдата. Самые неприятные моменты на кухне ночью – чистить картошку. Норма – ванна. А надо успеть ещё и поспать. Вот уже и заполночь, тянет в сон, но холодные брызги от брошенной в воду картошки – освежают.
     При исправлении речи мы должны были полностью сменить темп с быстрой на медленную, распевную речь. А это, практически, невозможно при нашем положении на службе - докладывать быстро и чётко. Но и мы были обязаны выполнять требования поликлиники: заставить себя говорить медленно. Я стал вести дневник и каждый вечер отчитывался перед самим собой - что проделал за день. Нам вдвоём было легче – мы контролировали друг друга. Конечно, в первое время было очень непросто. Над нами подтрунивали, попросту смеялись.
     Почти каждый заикающийся, чтобы произнести трудную букву, слово, применял всегда всякого рода уловки. Я пристукивал ногой, или применял приставки (“это”, “ну”, и др.). У моего друга уловка – причмокивать губами. Об этом мало кто знал. Приехав однажды с дежурства, мы расположились в столовой. Едим спокойно, с аппетитом. А Долгошеин был в другой смене и с нами его не было.
    - Вчера ко мне подошёл рядовой Долгошеин и приложил руку к козырьку, - вдруг начал говорить сержант Кузнецов, - ну, я тоже приложил руку к козырьку, раз солдат хочет обратиться к старшему по званию, наверное, что-то хочет спросить или доложить. “Слушаю", - говорю, - а он приложил руку и стал чмокать губами. Я растерялся, смотрю на него и не знаю, что делать – ко мне так ещё никто не обращался.
     Все грохнули от смеха, побросав еду.   
     - Дне – валь – ный   пе – рвой   ро – ты  ря – до – вой  Ва – же – нин  слу – ша – ет, – так отвечал я по телефону на звонок у тум-бочки. А однажды, дежурный офицер с КП, когда я вызвал старшину, грозно спросил:
     - Почему у вас дневальный пьян?
     И старшине пришлось объясняться.
     - То – ва – рищ  Ва – же – нин, - посмеивались сослуживцы.
     С нами в городской поликлинике занимались и гражданские ребята. Через некоторое время нам дали задание - выступить в транспорте перед незнакомыми людьми. Мы с Вячеславом выбрали маршрут трамвая № 23, следовавшего от Белорусского вокзала до ст. метро Сокол. Решили: первая очередь моя, - пролёт от ст. метро Маяковского до ст. метро Динамо. Его пролёт – от ст. метро Динамо до ст. метро Аэропорт. Трамвай остановился, мы вошли. Я всех пассажиров оглядел. Почти все сидели, слева – старушка, за ней – молодые люди. Справа – офицер, за ним пожилые люди. Спокойно начал:
     - Товарищи, прошу вашего внимания. Мы исправляем речь от заикания и нам дали задание выступить в транспорте перед незнакомыми людьми. Если позволите, я займу у вас пару минут и что-нибудь вам расскажу.
     - Пожалуйста, пожалуйста, - сказала старушка. Все молчали, а майор отвернулся к окну - ему было явно неудобно. И я в замед-ленном темпе начал говорить…  Что говорил - уже не помню, но это была величайшая победа заставить себя выступить в необычных условиях, проявить силу воли, характер, а, значит, можно избавиться и от своего недуга. Следующая очередь – моего друга.
     В дальнейшем приходилось выступать на конференциях, собраниях.  Наступило время отчитаться за проделанную работу, выступить на отчётной конференции в поликлинике. Нужно что-то приготовить, какой-нибудь рассказ. В распоряжении – две недели. Собраться мы с другом так и не смогли. Но я не должен был упустить этот шанс, обязан сочинить что-нибудь во время поездки в поликлинику. Стал думать. Но вокруг шум, гам, большое движение, метро, мысли путаются. Начинаю вырисовывать схему рассказа. Вот уже и поликлиника. Записался на очередь для выступления. Наконец объявили: “Слово предоставляется Юрию Важенину”. Я вышел на сцену, обвёл взглядом  весь большой зал. Свободных мест нет: присутствовали больные с разных отделений, с родными, знакомыми, много приглашённых. Рассказ был приготовлен наспех, но когда говоришь в замедленном темпе, мысли рождаются быстро, и я начал придумывать на ходу:
     - Однажды, как-то зимой, - начал я, - писатель Лев Николаевич Толстой подозвал моего деда (он в то время был молодой), поручил ему срубить в поле ёлку и принести домой. Мой дед, зная, что у Льва Николаевича всегда много детворы, кроме ёлки, набрал ещё хвойных веток и шишек. За это моего деда похвалили и вручили маленький подарок. Дед всегда помнил об этом и рассказывал своим внукам.
     Когда я закончил рассказ, посыпались вопросы:
     - Как вам удалось исправить свою речь, какие применяете методы для исправления, расскажите, где вы взяли этот рассказ и кто автор?
     - Рассказ этот я сочинил сейчас, по дороге в поликлинику, другого времени у меня не было, - сказал я.
     - Где вы учились этому? – спросила одна девушка.
     - Нигде, - ответил я.
     - А вы не пытались показать свои рассказы в Союзе писателей, у вас очень неплохо получается, - настойчиво продолжала она допытываться у меня.
     - Нет.
     - Попробуйте, - закончила девушка.
     Я, действительно, перед армией пробовал писать стихи и рассказы, общался с Челябинскими писателями и поэтами – Людмилой Татьяничевой и Лидией Преображенской. “У вас что-то внутри есть, если хотите – учитесь”, - сказали тогда они мне.
     Мой друг выступать отказался – не подготовился.
     Благодаря своей силе воли, настойчивости и упорству я поднатужился, заставил себя преодолеть все преграды, очистил свою речь от скверны и пошла она прямой дорогой в светлое будущее!