До самого неба

Л.К-ой

ДАВНЫМ-ДАВНО, А МОЖЕТ БЫТЬ И РАНЬШЕ,
А МОЖЕТ БЫТЬ ЧУТЬ ПОЗЖЕ, ЧЕМ ВЧЕРА….

В осмыслении не исполненного, на фоне неотвратимости приближения к земле (пусть и в кружении) я начинаю ощущать над собой и вокруг некую пустоту. Пустоту, год от года, день ото дня всё более возвышающуюся и давящую... Ветер воспоминаний – вот что на время отодвигает обступившее со всех сторон Ничто.

Я снова – там, а это значит здесь, и никакого Прошлого нет, а есть одна тысяча девятьсот семидесятый год….
Так вот: здесь гора песку – сухого и чистого, его так много, что если смотреть от подножья, то кажется, будто он высыпан с неба, но это не так – в нём кусочки ракушки и водорослей, он свезён со всего побережья и это стройка причалов в дальнем порту…Я, совсем ещё дитя, бегаю по тёплым барханам, прыгаю с обрывов и раз за разом скатываюсь в воду на лавине из миллионов песчинок, добавляя с каждым спуском год к однообразному бытию, а может, убавляю его…Что, Время?
По бухте, ссыльному закутку бывшей гавани Свободы, в мазутных водах которой растворяются хрустальной чистоты речки багульничьих сопок – боны, такие плоты из лиственницы, скрепленные скобами в колышущийся и хлюпающий волной тротуар, и на осклизлом бревне порезана в наживку мелкая рыбёшка, и вот она, за плечом у горделивого удачей рыбака –связка окуней и бычков….
Во дворе, в широких штанах и майках, значимо выпившие, заскорузлые статьями, но статные мужики играют в волейбол, среди них – бывший хуторянин, немногословный крепыш, шоферюга, запойный мой папка, даже теперь, через годы, пахнущий на охряных снимках портвейном и бензином…. Семидесятый, но он жив, он приносит нам с сестрёнкой пряники и леденцы в газетных кульках…. и мы верим его «это вам лисичка передала», хотя мне представляется, что лисицы не читают газет и только потому это выдумки… В таинственном и страшном лесе, проросшем тут и там молодняком чрез замшелые валуны и безымянные кресты, полном беглых и автоматчиков, а также рыжиков, подберёзовиков и маслят, слышен отовсюду его родной голос, мы перекликаемся, чтобы не потеряться, но всё-таки однажды теряем друг друга – навсегда, хотя я всё ещё слышу его– эхом, из тех самых краёв, где много лет не был.…
Семидесятый, а я уже знаю, ещё не женившись, что жениться нужно очень для этого поумнев, совершенно другим, и – может быть – не на тех, потому что потом будешь убегать от вины в разные стороны, а деревьев, к каким ты привязан, несколько…Вообще, любовь…. Её барханы и обрывы, обдуваемые тёплым ветерком и ледяные от стужи…. Где взять для неё столько солнца, если ты сам превращаешь её в причалы бремени, и сам же назначаешь сезоны?
Семидесятый, но я уже знаю что такое «креплёное плодово-ягодное» – удивительное дело, ибо так и не научился пить без одури, а с другой стороны, потом, сейчас, на трезвую-то голову, не родились бы мои стихи и рассказы….
Семидесятый…..мерило всему, отсчёт и возврат. Я весь в тебе – дитя, юноша, старик. Ты – изначально и навеки во мне, как бы не исчислялись годы; ты – оазис во Времени, и пусть ты мираж в действительности, но если действительное – ничто, то ты – Настоящее.…
Как бонами по бухте, иду я по спирали Вечности…и не важно – вверх или вниз; звёзды отображаются в глазах улова, по дороге ждёт меня знакомая лисичка с подарками, а в доме моём – все, кто любил меня и золотой песок до самого неба.