Поэт болеет стихами

Светлой памяти поэта Семёна Литвинцева посвящается.

Рассказ

( Потерю русскости я оплакивал стихами – С.Л.)

Объявленная в Москве перестройка наконец-то докатилась и до Якутии. Зам. директора по хозяйственной части одного из институтов Степан Лапин - пожилой брюнет с азиатской внешностью, сидел в своём кабинете и писал письмо родной сестре в Австралию. Он жаловался ей, что стало труднее жить в бытовом и профессиональном плане, много неожиданных изменений и трудностей, а самое главное,  никто не знает, что будет в ближайшем время. Молодые демократы постоянно критикуют на собраниях руководство и наровят занять их кресла, включая и его собственное. Рушатся установившийся за многие годы застоя порядок в делах, личные отношения и вся иерархия ценностей эпохи развитого социализма. Он - Степан Лапин болезнено всё это переживает и никак не может себя перестроить на новый лад.
Через два месяца  пришёл ответ от сестры из Австралии в толстом, плотном, заклееном скотчем пакете с несколькими марками и штампами. В нём Степан обнаружил длинное письмо сестры, а также её официальное приглашение эмигрировать в Австралию с анкетами для заполнения. Сестра писала, что хочет помочь ему и его семье начать новую жизнь в стабильной и благополучной Австралии и, если он согласен, то надо заполнить все приложенные к письму анкеты и сдать их в Посольство Австралии в Москве.
Вечерами дома он долго обсуждал с женой и 18-летним сыном все “за” и “против” эмиграции в Австралию. Было много неясного и даже опасного в этом судьбоносном решении и жена с сыном боялись и колебались. Степан пытался их убедить такими словами – “Не в пустое же поле, в конце-концов, мы поедем, а к родной сестре. Она живет там давно и хорошо и обещает во всём нам помогать, включая, материально. Сынок, ты будешь учиться дальше, изучать английский язык и у тебя всё будет нормально, а мы с мамой скоро будем получать там пенсию. Сестра вон пишет, что на неё можно неплохо жить. А здесь всё так трудно, опасно и неопределённо. Я вот-вот работы могу лишиться. Что тогда будем делать?”
- Также сестра написала, - продолжал Степан – что по закону она будет нашим спонсором в течение 2 лет и будет отвечать за наше благополучие, снабжая нас всем необходимым для жизни, пока мы сами не встанем на ноги.
Жена и сын наконец-то согласились и Степан, заполнив все анкеты, отвёз их в Москву в Посольство Австралии. Через 6 месяцев оттуда пришло письмо-разрешение на эмиграцию, а сестра прислала 3 авиабилета Москва- Сидней через Сингапур. Ещё 3 месяца ушло на оформление советских загранпаспортов и потом они тихо улетели из Якутии в Австралию без слёз и проводов, как многие тогдашние эмигранты.
После трудного и долгого, суточного перелёта они приземлились в аэропорту Сиднея. Было тепло и солнечно. После холодной и пасмурной Якутии они почувствовали себя в субтропическом раю. Кругом росли пальмы и другие экзотические деревья. По-летнему одетая, яркая толпа радостно встречала всех гостей и в ней Степан обратил внимание на пожилую, полную женщину с листом картона в руке, на котором было написано по-русски – Степан Лапин. Степан рванулся к женщине, а она, заметив его движение - к нему и они, обнявшись, со слезами стали что-то говорить, с трудом понимая друг другу в шуме толпы. Так они впервые в жизни встретились здесь, в Австралии, хотя были родными братом и сестрой. Так уж случилось, что Степан родился, когда его старшая сестра Оля уже жила в Китае, в русском городе Харбине. Затем она эмигрировала в 1956 году в Австралию и иногда писала своим родным в СССР. Там она вышла замуж за австралийца и родила трех детей. Теперь из родственников в СССР у неё в живых остался только брат Степан, которого она сейчас обнимает и целует, никак не веря, что они наконец-то встретились.
- Я сделаю всё, чтобы тебе, Стёпа, и твоей семье было здесь хорошо. Ну, поехали домой – пригласила она всех и пошла на автостоянку. Они сели в большой внедорожник Тойота и сестра сама повела автомашину по улицам Сиднея, коротко рассказывая о местах, по которым они проезжали. Семья Лапина была, как во сне, после этого перелёта и от мелькавших за окном экзотических картинок жизни Сиднея, так отличных от якутских, снежно-холодных и однообразных пейзажей большую часть года.
Скоро они оказались в зелёном пригороде с одно-, двухэтажными домами и остановились перед большим кирпичным домом со стриженным газоном и кустами роз.
- Ну вот мы и дома – радостно сказала сестра Оля и вышла из машины. Навстречу ей бежала небольшая собака, приветливо махая хвостом, а из дома вышел высокий бородатый мужчина в майке и шортах.
- Познакомьтесь - это мой муж Джон - сказала Оля Лапиным и, обратившись к мужу по-английски, представила ему Лапиных – брата Степана, его жену Лену и сына Виктора. Он молча пожал всем руки и, показав на дом, сказал: “Welcome”
Все вошли в дом и сели на диваны в большой гостиной. Степан с любопытством смотрелся по сторонам – справа стоял громадный стол со стульями, дальше хорошо оборудованная кухня, отделённая от столовой невысоким барьером, слева - застеклённый перегородка с выходом на веранду и к бассейну в саду с высокими пальмами и цветущими деревьями и кустарниками. Кругом царил покой и порядок, а через открытую перегородку слышалось пенье птиц.
- Вам будет здесь хорошо, - сказала сестра Оля - наши дети уже взрослые и с нами не живут. Вы займёте их комнаты на втором этаже. Чувствуйте себя как дома. Пойду приготовлю что-нибудь покушать и вам надо отдохнуть с дороги. Поговорим потом – у нас будет много времени. Она встала и пошла на кухню. Её муж Джон молча смотрел на гостей, которые ещё не освоились в новой обстановке. Он совсем не говорил по-русски, хотя Оля поначалу пыталась учить его и детей русскому языку, но они не проявляли никакого желания и ей пришлось прекратить эти уроки.
Скоро Оля пригласила всех за стол, накрытый, как скатерть самобранка, большим количеством овощей и фруктов. Гости из Якутии не видели такого изобилия продуктов после обычных пельменей, колбасы и т.д.
- Ешьте, дорогие мои, и нажимайте на овощи и фрукты – они полезны и здесь круглый год, - сказала Оля – не знаю, чем вы там питались, кроме мяса, но советую поменять диету на фруктово-овощную. 
Новая жизнь началась. Через некоторое время все Лаптевы поступили на курсы английского языка, обязательные для всех эмигрантов, чтобы понимать, что происходит вокруг и уметь говорить по-английском на бытовом уровне.
Они жили, как в санатории, на всём готовом, помогая Оле и Джону только по хозяйству. Английский язык давался трудно, особенно пожилым Степану и Лене, так как метод его преподавания здесь сильно отличался от советской школы и требовал запоминая простых словестных штампов и ситуаций, а память их часто подводила. Тем не менее, они уже могли понимать простые вопросы, но были скованы в общении и не уверены в себе из-за природной скромности. Вокруг было много интересно и непонятного и только Оля могла им что-то объяснить, но она целый день была занята семейными делами. У Степана появился информационный голод и ностальгия по всему родному, русскому. Он понял, что английский язык ему не удастся освоить и он заскучал по родным местам, людям, с которыми работал и дружил. Известно, что этот переходный период акклиматизации и адаптации к новым условиям жизни проходили все эмигранты: одни – легко, другие – труднее, но в конце – концов как-то преодолевали этот психологический барьер. У Степана эти события  вызвали необычные изменения в психике и поведении.
Сначала совершенно неожиданно и скоропостижно скончалась от инфаркта сестра Оля – их спонсор и опора во всём. Для всех это был шок, а для Степана даже больше – трагедия! Его семья лишилась единственного спонсора почти за год до того, как они по закону могли рассчитывать на поддержку государства и социальные пособия.
Потом Джон сказал, что собирается продать дом, в котором они жили, чтобы помочь взрослым детям, но для них- Лаптевых он снимет недорогую квартиру и даст денег, пока Степан не найдёт работу. И Степан стал искать любую работу.
Но что он мог найти без специальности и знания английского? Его приняли на заводик по производству резиновых изделий и поставили на конвейер.
С непривычки ему было трудно простоять на ногах 8 часов, сортируя изделия, а тут ещё произошло непонятное. От монотонной работы ему в голову полезли стихи – рифмованные зарисовки и лирика. Чтобы их не забыть он с разрешения покидал конвейер и в туалете записывал их на рулонную бумагу. Его частые отлучки надоели его боссу и его уволили с этой работы. Но стихи не давали ему покоя и дома - они просто лезли ему в голову и он только успевал их записывать. Иногда их было более десятка в день. Степан был в восторге от этого явления, думая, что этот дар был ниспослан ему сверху. Жена и сын относились к стихам Степана без восторга, так как были заняты своими проблемами. Сын поступил в колледж, но ему не нравилась учёба и у него не было друзей. Он часто говорил, что хочет вернуться назад домой, в Россию. Жена Лена переживала за сына и сама чувствовала себя в Австралии неуютно из-за нехватки денег, низкого социального статуса и отсутствия собеседников, с кем можно было бы просто поболтать и поделиться трудностями. Среди русско-говорящих австралийцев они не могли найти друзей, хотя посещали церкви и русские сообщества. Русско-говорящая община в Австралии была очень разнородна и разобщена по ряду исторических и культурных причин. Лаптевых тут называли советскими, как прибывших из СССР, и относились к ним как к побежденным в Холодной войне. Да и происходящие события начавшегося бандитского капитализма в России не давали повода для уважения среди соотечественников ранней эмиграции из Европы или Китая. А у Степана появились... 
***
Навязчивые сны

Сны о России – боль и радость!
Сны о Москве мне – торжество!
И в душу глубоко закралось
Тех сновидений торжество.
И здесь, в Австралии далёкой
Ночами часто снится мне,
Что я над Яузой высоко
Лечу на диком скакуне.
Мне снится, что в России тихо,
Воров и нищих – нет их здесь,
И даже старикам не лихо,
И демократы, будто, есть.
Проснувшись, с явью не расстался.
Мечту с тоской не примерю.
Как я наивно заблуждался!
Чего там нет... – во сне смотрю...
(С.Л. -1998 Сидней)
***
Это одно из ранних стихотворений Степана. Он ещё не понимал, что под влиянием внешних негативных раздражителей, некоторого дисбаланса в духовном состоянии в его подсознании открылся новый канал для самовыражения и самоутверждения вместе с депрессией и психопатией.
Ему хотелось получить поддержку от кого-то, поверить, что он – поэт.
На одном из литературных вечеров он написал записку одному выступавшему поэту и попросил о встрече. Через несколько дней они встретились на квартире у поэта и Степан подал ему толстую папку со стихами и со следующими словами –“Пожайлуста, почитайте мои стихи. Если что-то не так, то правьте, как считаете нужным”. Поэт ухмыльнулся, прочитал несколько стихов и сказал – “Вы знаете, здесь надо много править, но если я это начну менять, то ваши стихи станут уже нашими совместными и моё имя должно быть рядом с вашим”.
Степан опешил. Поэт заметил его замешательство и продолжал – “Так что любезный друг, поработайте сами, подшлифуйте свои стихи сами и не забывайте, что лучше – меньше, да лучше. Мой вам совет – пишите и не останавливайтесь – это ваше лекарство сейчас”.
Позднее такой же совет ему дал лечащий врач и Степан продолжал записывать стихи , не возвращаясь к написанному и не думая об их качестве, так как он просто не умел и не хотел работать над стихом. Так у него накопилось несколько сотен стихов и он решил издать за свой счёт первый сборник.
В предисловии к сборнику было написано, что “стихи – это способ выживания. Что поэзия в старости становится естественной  и единственной формой выживания, когда она оборачивается воздухом, всеохватным окружающим миром и способом связи с ним, когда она заменяет собой и друзей, и любимую, и детей, и внуков, и работу – всё и всех... Автор оказался в плену рифм, подвластен им, ими околдован, заворожен, одурманен”...
Как хороший организатор, Степан провёл в Русском клубе презентацию свой первой книги. Он сидел за столом в президиуме и, улыбая, слушал, приложив ладонь к уху, как выступавшие читали его стихи. Он испытывал большое удовлетворение и радость в зтот момент. Хотя первая книга не принесла Степану ни денег, ни славы в русско-говорящем сообществе Австралии, он чувствовал себя непризнаным поэтом и продолжал на свою пенсию издавать свои стихи небольшим тиражом. Появились вторая, третья, четвертая ... книги - скромно оформленные, сброшурованные фотокопии. Он отослал их в Россию и его приняли в Союз писателей России, как народного самородка, для которого поэзия - это не звук, а беграничная любовь. Степан воспринял это как признание и стал сравнивать себя с Пушкиным, отмечая, что уже написал значительно больше стихов, чем известный поэт, но только пока не нашёл своего издателя Сытина. Он мечтал об идании своего сборника поэзии в 20 томах.
Но жизнь не баловала Степана. Сначала в Россию уехал его сын Виктор, который так и не нашёл себя в Австралии, Потом серьёзно заболела жена Лена и он определил её в дом для престарелых. Конечно, он не понимал, что был сам как-то виноват в их судьбе – со своим этим поэтическим безумством, отрешённостью от реальных событий и развившейся манией величия, от которой он страдал сам и его близкие. Он был просто болен своими стихами, а отсутсвие здоровой критики, превратили его в своеобразный шар, раздувшийся, поднявшийся вверх и паривший в направлении случайного попутного ветра. Он переживал и за сына, и за жену, но большую часть времени проводил один в неуютном, захламлённом старыми, ненужными вещами, государственном доме на участке в 4 сотки, заросшем сорняками и высокой травой.
***
ВСЁ ОСТАЛОСЬ

Вещи здесь твои остались,
Грустно на меня глядят.
Не на век с тобой расстались,
возвращаться к ним велят.
Думы здесь витать остались,
Наши чувства бередят.
На три стороны распались,
но смириться не хотят.
Так судьба нас разбросала-
Я в Австралии живу.
Ты в Сибири прописалась,
Сын в Москве влачит судьбу.
Здесь твоя осталась кошка,
Скучно смотрит на меня...
Ждёт тебя... глядит в окошко,
Свою преданность храня.
Слёзы горькие остались
Здесь, в Австралиии со мной,
Боли снять с души пытались,
Мукой выжженой, больной...
***

Он давно посадил перед домом берёзку и ёлку, как символы России, но они плохо росли в субтропиках и были едва видны среди буйной травы и сорников. За участком Степан не ухаживал, траву и сорняки не косил, но своим редким русским гостям непременно показывал со слезами на глазах эти берёзку и ёлочку в зарослях бурьяна. Он считал, что потерял русскость и теперь своими стихами её оплакивает. Он не мог точно сказать, что понимает под этим поэтичесим словом – русскость, кроме русской языковой и культурной среды. Как ушла из него – русского человека – эта самая русскость? Как он мог её потерять? Вероятно, это что-то старческое, когда с возрастом человек заново осмысливает свою жизнь, уделяя больше внимания приятным, ярким моментам своей жизни. Для больного и глухого Степана это было его детство в китайской Манжурии, когда они в середине прошлого века жили большой русской общиной по  старым российским традиция недалеко от границы с СССР, где была иная, безбожная, современная жизнь, чуждая им – старообрядцам. В его сознании глубоко залегли древнерусские традиции и обычаи, связанные с праздничными застольями и гуляниями с плясками, танцами и хороводами, с пением задорных и озорных частушек, грустных и былинных песен и романсов.
Вот это и была русскость для Степана.
- “А что стало теперь! – задавал он себе вопрос и отвечал эмоционально – Мы превратились с новыми нормами жизни в примитивных и зазнавшихся плебеев, тешащих пустословием и бахвальством своё самолюбие и амбиции. Наши предки понимали, что в конце-концом с собой ничего не возьмёшь, кроме больной и истерзанной души...О, Господи! Боже! Вразуми нас несмышлённых и сирых на путь истинный, не дай нам утерять то, что имели предки наши – русскость и связанные с ней понятия жизни, а не серое, примитивное и мерзкое прозябание”.            
Тут мысли Степана куда-то провалились – какое-то время он был в забытьи, но вдруг встрепенулся и перекрестился... Аминь! 

Из сборника «Рассказы Эмигранта», который можно купить и скачать по ссылке:
http://www.xinxii.com/ru/rasskazy-emigranta-p-362211.html
Пожайлуста, оцените не только обложку, но и саму книгу!
Приятного чтения!)