Глава 2 Распределение
Перестройка застала меня на последнем курсе мединститута. Шёл 1986 год. Я с женой в качестве молодых специалистов были распределены в маленький, но симпатичный городок Ветку, в котором на тот исторический момент проживало порядка десяти тысяч человек.
Я, кстати, совершенно не расстроился. Ветка так Ветка. И когда друзья сочувствующее говорили: "Что ты будешь делать в этой провинции?"— самонадеянно отвечал: "Если я буду там жить, то это уже не провинция". У меня были большие планы по самосовершенствованию. Институт, как оказалось, я закончил под влиянием прессинга общественного мнения, исключительно для мамы с папой. Медицина и всё что с ней связано, меня никогда не интересовали.
Я хотел чего-то другого. Чего именно -- не имел ни малейшего понятия. «Что ж – будем искать!» --решил я и начал усиленно тренировать тело и мозги. Ну, так на всякий случай. Просто чтобы не заржавели. Тут неожиданно выяснилась довольно странная вещь. Оказалось, что на самом деле я очень люблю учиться. Что если тебе действительно интересно, то сидение над учебником кажется не потерянным временем, а захватывающим дух приключением. Дело в том, что в институте я никогда не замечал за собой особого рвения к учёбе. Но не будем отвлекаться от темы...
Распределение было в марте, а 26 апреля грянула Чернобыльская война. Иначе я это событие назвать не могу. Советский народ, традиционное пушечное мясо в совдеповском меню, был брошен на радиационную амбразуру, а потом дело было предоставлено эволюции — дескать, пусть выживет сильнейший. "Спасение утопающих-- дело рук самих утопающих!"—этот лозунг советский человек впитывает с молоком матери-комсомолки. Люди конечно, роптали. Но до открытых выступлений против правительства не доходило никогда. Народ ворчал, но покорно жрал ту пропагандистскую лапшу, которую ему щедро вешала наша партия и руководство на местах, Минздрав и прочие уполномоченные заявить.
В результате Чернобыльской аварии у населения, проживающего на загрязнённых территориях, развивались анемия, участились выкидыши, уровень заболеваемости туберкулёзом вырос на сто процентов. Но так как всё это произошло не сразу, не в один момент, то истинное положение вещей мы узнаем гораздо позже. А пока представители здравоохранения, во главе с главным радиологом страны Советов-- Книжниковым, будь он не ладен, бодро заверяли нас, что степень загрязнения продуктов, воды, почвы в пределах безопасной нормы. Честно говоря, я им тоже поначалу искренне верил. Да и как не верить, профессора и академики, дружным хором заявляли: "Дело -- не беда!"
И действительно -- не беда. Это была катастрофа. Потому что вскоре по приезду в Ветку мне чисто случайно попалась старенькая книжечка с картами загрязнения радионуклидами нашей славной планеты. Так вот -- там даже не было разбивки по странам. Было представлено западное и восточное полушарие. А чего мелочиться? Ведь на лицо было тотальное загрязнение нашего родненького глобуса.
Как оказалось, до 1963 года наземные испытания ядерного оружия были совершенно не регламентированы. Потом учёные да политики всего мира всё-таки спохватились и ратифицировали договор о запрещении наземных взрывов. Так вот, любознательный читатель -- в той небольшой книжице были таблицы с чудовищными степенями загрязнения. Это на основании этих страшных цифр был подписан договор о запрещении наземных испытаний ядерного оружия. К моему немалому удивлению наши нормы и цифры в тех табличках оказались идентичны... Но по-прежнему очень хотелось верить нашим дрессированным учёным. И я уговаривал себя, как мог. Рассуждал примерно так. "Ну не могут же все так нагло врать? Ведь рано или поздно откроется ложь, которая является страшным преступлением против собственного народа, и придётся всем этим мошенникам ехать в сторону Урала, а то и дальше. Что ж они совсем тупые?" –наивно спрашивал себя я и не находил ответа. (Пойми меня правильно читатель -- было мне тогда двадцать три года, розовые очки я носил не снимая ни на минуту…)
Нет, тупых там не было. Все тщательно прикрывали свой зад резолюциями и постановлениями, при этом усиленно имитировали бурную деятельность и трудовой оргазм. Речь об отселении населения даже не вставала на повестку дня. Ибо отселять пришлось бы более миллиона человек. А вот тупыми опять оказались мы – рядовые жители постперестроечной империи…
Главврачом в Ветке на момент моего прибытия был Пушкаренко Виталий Ильич. Это был очень порядочный, добрый, весёлого нрава мужчина лет 35. Так как у меня с ним было много общего, то мы быстро подружились. Вместе тренировались, купались в проруби и немного выпивали в свободное от тренировок время. К слову сказать, лучшего шефа у меня никогда не будет. Но тогда в самом начале своей профессиональной деятельности не имея никакого жизненного опыта, я не мог по достоинству оценить его открытость или как принято сегодня говорить, демократичность. Я воспринимал дружеское отношение как должное, само собой разумеющееся…
Работать в Ветку я поехал один. Не смотря на все клятвенные заверения высокопоставленных чиновников от здравохранения и правительства все мы прекрасно понимали, что грудному ребёнку в городе расположенном в 120 километрах от Чернобыля жить категорически не рекомендуется. Поэтому жена, будучи в декретном отпуске жила с дочкой у моих родителей в славном городе Рогачёве. Каждые выходные я ездил к ним, как правило, на попутках. А потом снова возвращался в Ветку.
Пару слов за город, который стал моим домом на целых три года. Ветка городок маленький, однако, с большой историей и культурой. В своё время из России сюда бежали старообрядцы. Не вдаваясь в подробности, замечу -- столько резных наличников, картин написанных простыми жителями я не видел нигде ни прежде, ни потом. Не говоря уже о том, что исторически в Ветке сложилось уникальная иконописная школа.
Буквально все жители города отлично знали друг друга. Поэтому всё происходящее на его территории мгновенно становилось достоянием гласности. Говорили, что если на одном краю Ветки пукнешь, то на втором – уже знают, что ты кушал на обед. Пардон, за натурализм.
В первый день приезда в Ветку я посетил книжный магазин, пообедал в ресторане, и остановился ночевать в гостинице. Везде уже было хорошо известны все мои анкетные данные – новый доктор, женат, маленькая дочка. В гостинице и ресторане ко мне, не задавая лишних вопросов, просто обратились по имени отчеству, словно я был постоянным клиентом заведения. Очевидно, о том, что в скорости я буду проверять их объекты, люди знали раньше гораздо меня и предусмотрительно налаживали добрые отношения. Моё детство, прошедшее в похожем городе, слегка стёрлось из памяти, и прожив шесть лет в Минске, где приход нового человека ничего кроме равнодушно скользящего взгляда не вызывал, я был мягко говоря удивлён. Говоря языком фэйсбука, примерно месяц у меня был статус – новый доктор. Я был местной достопримечательностью, и меня дружно рассматривали под микроскопом. После этого был поставлен предварительный диагноз – принципиальный, но не наглый, отвечает за свои слова. Что характерно, кстати, мне сообщили почти одновременно, наш водитель Петрович, мой шеф и ещё пару ветковчан фамилий которых я уже не помню…
Интернета, понятное дело, ещё не существовало в природе. Однако народ прекрасно обходился и без него. Новость, побродив по городу с утра до вечера, обрастала несуществующими подробностями и напоминала небольшой остросюжетный детектив. Ощущение реалити-шоу усиливалось до предела, потому что главные действующие лица были хорошо известны и зачастую являлись близкими друзьями или родственниками людей, живо интересующихся подробностями. Это придавало непередаваемый местечковый колорит всему происходящему в Ветке.
Здесь следует отметить, что работа санитарного врача мне сразу не понравилась. Дело тут вот в чём. Если санврач в процессе обследования не находил нарушений на объекте – то фактически получается, ездил впустую, зря проверял и писал акт проверки. Ведь и так всё нормально. И даже если нашёл какое-то нарушение, то наказать всё равно толком не сможет. Потому что штраф 10 рублей – наказание символическое даже по тем временам. Дело в том, что закрытие рабочей столовой в профилактических целях в уборочную страду приравнялась к преступлению типа вредительства и саботажа. Сделать такой подвиг можно только при наличии массового пищевого отравления. Так и работали с неисправным холодильным оборудованием и постоянным риском отравления посетителей. В результате у меня создавалось стойкое впечатление что я, вместе доблестной санитарной службой, мягко говоря, занимаюсь хернёй и очковтирательством. Впоследствии оказалось, что я не ошибся. Более того, точно такой же хернёй дружно занималась вся страна.
Кстати, задумывался ли ты когда-нибудь любознательный читатель, что означает популярное в народе выражение -- "забить болт"?
Попросту говоря, это эквивалентно выражению "положить на это дело хер". Ты прав – это абсолютно идентичные высказывания. Но вернёмся к историческим корням этого не совсем литературного перла. В реальной жизни это выражение следует понимать буквально. Болт забивается именно как гвоздь, а не вворачивается по резьбе. Снаружи конечный результат выглядит абсолютно одинаково. Зато забивая болты можно намного быстрее закончить работу и спокойно пойти покурить, а то и выпить. Теперь мой добрый друг ты понимаешь, что разговоры о качестве продукции произведённой в Советском Союзе, по меньшей мере, смешны и нелепы. Страна, население которой дружно забило болт на всё, по определения не может претендовать на лидерство в таких точных отраслях промышленности как машиностроение, электроника, или скажем фармакология. Здесь всегда будут рождаться Кулибины, Левши и Ломоносовы. Вся страна будет дружно гордиться ими, и продолжать забивать болты.
Почему же так происходит? Хороший вопрос. Но сначала ответь –- почему советские самолёты летают до сих пор? Ведь по аналогии с жигулями, они даже взлетать не должны. Оказывается инструмент у каждого рабочего персональный, маркированный. И если самолётик разобьётся, то очень легко узнать, кто честно заворачивал болты, а кто забивал. Так вот оно что! Секрет успеха оказался чрезвычайно прост --личная ответственность и незамедлительное наказание. Вот почему столько наблюдающих и проверяющих, и выглядывающих из-за угла было советской империи. Пожалуй, вообще даже больше чем работающих. А что советский народ дефективный, весь мир работает, а он болты забивает? А вот и нет! Просто элементарно не хочет быть лохом. Дело в том что в конце месяца, мало того что и лентяй и работяга получит почти одну и ту же зарплату, так ещё и одну и ту же малюсенькую зарплату. И где смысл закручивать болты, я вас спрашиваю? Нас старательно приучали к равенству, и следует отдать должное -- успешно приучили. Но если быть точным в определениях, равенства в Союзе не было и не могло быть. Зато была уравниловка. Не смотря на то что эти слова имеют общий корень, обозначают совершенно противоположные вещи. Если равенство означает равные права, возможности и обязанности, то уравниловка регламентирует верхний и нижний предел развития человека, его прав и обязанностей. Она формирует однородную серую массу предназначенную для выполнения чужой воли. Кстати, вот ещё парочка мудрых народных рекомендаций – "Всякая инициатива наказуема!" и "Не высовывайся!"
Информация к размышлению. Выехав за рубеж на ПМЖ в Израиль те же самые "лентяи" и "разгильдяи" вдруг начинают добросовестно работать. И не за какие-то мифические, баснословные деньги. А за минимальную зарплату, за не квалицированную работу. Исключительно потому что получают соответствующее труду вознаграждение. Они прекрасно знают, что за большее количество рабочих часов получат большую зарплату. Вот и работают много и старательно. Боятся потерять работу. И за качество отвечают головой. Однако нормально платить советское правительство собственному народу не могло. Ведь были дела поважнее -- надо было строить социализм во всём мире, поставлять оружие в недоразвитые страны, осуществлять экспорт революции. Не говоря о тупом бодании с капиталистическим миром. Эта навязчивая идея мира доказать любой ценой – а у нас, дескать, больше и длиннее —привела к банкротству государства. И мы таки доказали. Да только не стоит этот большой и красивый. Грубо говоря, не работает. Ничего конкурентно способного, кроме оружия СССР на экспорт не производил.
А чтобы родной народ не обижался, наше правительство ему щедрой рукой то грамотку вручат, то на стенку почёта повесят. В газетке пропечатают. Медальку юбилейную – пусть народ ликует, пусть гордится. Расскажут ему сказочку по телевизору, какой наш народ духовный, талантливый и вообще особенный. Правда, ни умом не понять, ни аршином не измерить... И как это не удивительно, но советский народ таки до сих пор искренне верит этим сказочкам и по-прежнему гордится.
При этом умудряется совершенно не замечать, что покупает в основном импортную продукцию, лекарства, и, желая детям исключительно добра, при первой возможности посылает учиться заграницу. Более того хранит свои деньги в валюте потенциального противника. И всё равно упорно гордится своей родиной и, что самое поразительное -- образом своей жизни… Всё это до боли напоминает смертельно больного человека, который утверждает что совершенно здоров и упорно не хочет лечится.
И всё-таки я застал то славное время, когда люди работали не за страх, а за совесть. Но ничто не вечно под луной. Наступила перестройка и постепенно народ стал быстро и уверенно терять как страх, так и совесть. А те немногие, которые жили старыми принципами стали вызывать недобрые насмешки.
Однако я, как было сказано выше, больше верил тому, что слышал по радио и видел по телевизору, чем тому, что происходило в реальной жизни. Поэтому задолго до того как приступил к непосредственному исполнению обязанностей санврача, решил, что буду принципиальным и на компромиссы с собственной совестью не пойду. И самое главное искренне считал, что именно так и следует поступать.
Нарушения есть?
Первым моим объектом была центральная районная больница. Находилась она в лесу километрах трёх от Ветки. По дороге Долгодилина Лариса Петровна, помощница санврача, быстро и кфалифицированно объяснила мне ситуацию на местах, снабдила конфиденциальной информацией и необходимым компроматом на всех сотрудников больницы, с которыми мне предстояло работать. Выяснилось что зав. отделения хирургии, ещё недавно был главврачом ЦРБ и потому до сих пор чувствует себя главным наместником бога на земле. Сотрудников санэпидстанции на дух переносить не может, смотрит как на врагов народа и предписания демонстративно игнорирует.
-- А нарушения есть? – поинтересовался я.
-- Хватает. Небольшие, но достаточные чтоб штраф выписать – сказала Лариса Петровна. Однако, дело не столько в недостатках, сколько в том, что он санитарную службу в упор не видит — обиженно добавила она. В результате вся больница, следуя дурному примеру, относится к нам соответственно.
-- Вы мне только скажите, какие именно нарушения, а штраф – за мной… -- пообещал я.
Мы с Ларисой Петровной тщательно обследовали всю больницу, а хирургию оставили, как говорится на десерт. Не торопясь прошлись по отделению, проверили режим стерилизации, и взяли необходимые смывы. А затем, естественно направились к зав. отделения Горохову. Он оказался плотным, серьёзным мужчиной невысокого роста. Выслушав мои справедливые претензии, хирург к моему удивлению строгим ответственным голосом довольно миролюбиво пообещал: "Доктор, не волнуйтесь, всё будет сделано в лучшем виде".
Согласно неписанному сценарию я должен был, прикинуться дурачком и поверить добрым словам и щедрым обещаниям. Однако, так как я искренне желал что всё было по справедливости, то вежливо возразил, -- дескать, все эти недочёты неоднократно указаны в ходе предыдущих проверок. И до сих пор абсолютно ничего не сделано. Стало быть, сейчас я выпишу штраф за постоянное нарушение санитарно-эпидемиологического режима и систематическое игнорирование предписаний сан.эпид. службы.
-- У Вас ко мне предубеждённое мнение – сухо заметил хирург, укоризненно поджав губы. При этом он пристально и подозрительно посмотрел на Долгодилину.
-- Конечно – охотно согласился я, -- Подпишите вот здесь – и протянул ему акт проверки.
-- Ничего я подписывать не буду! – воскликнул оскорблённый в лучших чувствах Горохов, и гордо выпрямившись во весь свой невысокий росток, покинул собственный кабинет.
-- Что теперь? – озабоченно спросила Долгодилина.
-- Пойдём, познакомимся с главврачом – ответил я. Петровна изумлённо посмотрела на меня, однако ничего не сказала. Она была искренне рада происходящему. Так радуется ребёнок, когда видит что добро, которое было в загоне на протяжении всей сказки, наконец, побеждает зло. И хотя не особо верила в успех, всё дорогу говорила, какой я отчаянный парень. Благодаря ей, я чувствовал себя, по меньшей мере, Робин Гудом. Хотя в глубине души не совсем понимал -- что тут особенного? Мне доводилось побывать в более сложных ситуациях.
Главврачом тогда был Панорад, молодой мужик лет тридцати с хвостиком. Он терпеливо, немного снисходительно объяснил, что Горохов уважаемый человек, хирург со стажем, много лет проработал главврачом. Что мы все врачи, делаем общее дело, в конце концов, существует такое понятие как коллегиальность. "Вы только начинаете свой трудовой путь, – сказал он миролюбиво -- может, не следует начинать знакомство с больницей со штрафных санкций?"
Но я неискушённый во всех этих неписанных законах и понятиях, воспитанный советским кинематографом твёрдо знал— "Вор должен сидеть в тюрьме!" В данном конкретном случае нарушитель должен быть наказан по всей строгости советских законов.
-- Нарушения есть? – деликатно спросил я.
-- Есть – охотно согласился главврач.
-- Горохова наказывать не следует?—уточнил я.
-- Не следует… -- лицо Панорада просветлело.
-- Но кто-то должен ответить за всё это – я слегка потряс актом проверки, и подал штраф, выписанный уже на имя главврача.
Панорад внимательно посмотрел на меня, слегка покачал головой и молча подписал протокол. Самое интересное – он не обиделся и не разозлился. Позже у нас сложились довольно приятельские отношения.
По возвращению на санэпидстанцию меня ожидал сюрприз. Я реально убедился в исправности телефонной связи в городе Ветка. На моё рабочее место стекались, словно паломники в Мекку, работники со всей санэпидстанции. Некоторые испытывали некоторую неловкость, и придумывали повод для визита, другие с порога прямо спрашивали: "Кто это здесь больницу наказал?" Сотрудники СЭС хотели лично посмотреть на нового доктора, который оштрафовал главврача ЦРБ. Они искренне, от всей души радовались успехам санитарно-гигиенической службы как своим личным. Недовольным остался только зав.эпид. отделом Горохов, родной брат заведующего хирургии.
Начало было положено, впереди у меня было много нестандартных ситуаций, к которым совершенно не готовят в мединституте. Однако чувство юмора и врождённый пофигизм всегда меня выручали.
Продолжение следует…
Свидетельство о публикации №214110200585