Трансформация души
Лешка Пивоваров о богатстве никогда не мечтал. Более того, он ненавидел богатых преуспевающих людей. Всех богатеев Лёша называл не иначе как новыми русскими и был абсолютно уверен в том, что все богатые люди непременно жулики, получившие свои богатства нечестным способом. Честным трудом, как он считал, в небольшом районном городке на достойную жизнь заработать невозможно. А чтобы заработать, нужно быть непременно либо чиновником, либо вором, либо спекулянтом. Лёха не видел никакой принципиальной разницы между чиновником и вором. «Он суть вымогатель, рэкетир, наживается на несчастьях маленького человека!» - говорил Лёшка. Работая на кирпичном заводе инженером, Лёшка жил со своей женой Лидией в заводском общежитии с трудом дотягивая от зарплаты к зарплате. Из-за этих материальных трудностей между Алексеем и Лидией нередко возникали ссоры и Леха, чтобы не выслушивать недовольства жены уходил на охоту или на полуразвалившийся городской стадион, где подолгу выгуливал свою собаку Милку – ирландского сеттера. На этот же стадион приходили и другие горожане, но приходили они от другой жизни – сытой, благоустроенной и беззаботной, в общем, от той, которая в корне отличалась от его Лёхиной жизни. Румяные и располневшие они бегали по беговым дорожкам стадиона, сбрасывая с себя лишние килограммы. Таких людей Лёшка не любил особенно:
«… Если засиделся – поработай руками, землю копай, а не носись, как собака! Дармоеды проклятые!» - мысленно ругался он, наблюдая за бегающими новыми русскими. «Новыми русскими» Лёха называл всех, у кого были иноземные машины. Не были исключением и часто приезжавшие на новенькой автомашине «Ауди» похожий на мальчишку худенький мужичок и его ухоженная с гладкой кожей бабёнка…».
Всю опасность складывающейся ситуации, ужас назревавшего в Лёшкиной душе протеста, первой почувствовала своим чутьём собака Милка. Она по - своему по собачьи понимала, что от протестов, бунтов, перестроек и революций ничего хорошего ждать не придётся, потому, что все в мире революции бескровными не бывают, обязательно прольётся кровь. И пусть это будет её кровь, пусть она погибнет, но своего хозяина, своего Лёшку Пивоварова, она обязательно защитит. Она не разрешит этим бегающим незнакомым людям уничтожить всё самое дорогое, что у неё есть, не позволит околдовать Лёшку и превратить его в циничного и чужого нувориша Алексея Ивановича, сделать из него холодного и жестокого убийцу, поэтому и бросилась Милка с лаем на гладкокожую бегунью:
«… И тут Милка, оказавшись рядом с пробегающими, от хорошего настроения азартно взлаяла на них, радостно взмахивая ушами. Бабёнка взвизгнула, остановилась и заорала, уставив руки в бока…».
Она, Милка, не желала бегунье зла, она словно знала какая опасность подстерегает в новой жизни её хозяина и поэтому просто просила гладкокожую и просила по-своему по собачьи – громко лая и помахивая ушами. Но было уже поздно, трансформер уже родился и, набирая силу и рост, стал высасывать из Лёшкиной души всё доброе, светлое и порядочное. И крейсер «Аврора» уже подошёл к Зимнему Дворцу, но ещё не прозвучал тот роковой залп, хотя Лёшино ружьё уже было заряжено, а палец лежал на спусковом курке:
«… Лёша уже знал, как он заработает свои первые деньги. Ведь почти все начальные капиталы украдены! Это закон рынка! Лёша будет продавать срезанные на кладбище памятники и могильные ограды из нержавейки! С ломом и ножовкой по металлу пойдёт ночью на кладбище, выберет памятник; вокруг тихо, разграбленный домик сторожа зияет пустыми оконными проёмами, на могилах тут и там копошатся гробокопатели…».
А затем Лёха, скопив первоначальный капитал, уедет в Москву.
В начале 50-х годов теперь уже прошлого века Лёшин земляк Юрий Васильевич Горобец тоже уехал в Москву. Уехал, чтобы стать народным артистом России, актёром МХАТа имени Горького. Позже, уже в 80-х в Москву уедет другой Лешин земляк – певец Игорь Тальков, а затем из Лёшиного города уедет Сергей Залётин. Он уедет покорять не столичные сцены, а космос. Но это было раньше, в прошлом веке. В веке сегодняшнем из провинциальных городов в Москву уезжают на заработки. Кто-то уезжает что-то охранять, кто-то чтобы стать бизнесменом, а кто-то не прочь в Москве и попутанить, как это сделала ещё одна Лёшина землячка – девушка по имени Танюша. Она уезжала в столицу глубокой ночью с железнодорожного вокзала родного города под хмурым взглядом гипсового Льва Толстого. О жизни провинциалки в Москве Сергей Овчинников рассказал в своей повести «Танюша».
Наверное, так же, как и гипсовый Толстой, на Лешу Пивоварова хмуро смотрели с мраморных могильных памятников фотографии умерших людей, когда он, озираясь со страху по сторонам, срезал ножовкой по металлу очередную могильную ограду. Но это всё детали, это всё мелочи, это уже пережитки из той старой жизни, в которую уже нацелено Лёшино заряженное ружьё:
«… В голове у Лёши как-то разом всё прояснилось, но что-то мешало, сдерживало. Не понимая, он повертел головой, задыхаясь от решимости.
Нужно было сделать что-то, начиная новую жизнь, сделать такое, что не позволило бы вернуться в прежнее состояние. И он вдруг понял, взглянул на Милку, которая семенила рядом с ним, заглядывая в глаза. Лёша остановился, подумал и выстрелил в Милку. Она была из старой жизни, а всё, что было раньше, Лёша теперь ненавидел…»
Грузный, басовитый, одышливый Алексей Иванович Пивоваров прогуливался по своему родному провинциальному городу в сопровождении шофёра – охранника. Поглядывая, на знакомые с детства лавочки он вспоминал, как играл с ребятами в футбол, катался на велосипеде и мысленно рассуждал о счастье:
«… Когда же он был счастливее – тогда, в нищете, или нынче, при внешнем благополучии? «Нищета внутри, а не снаружи, всё зависит от самоощущения, дубина», - укорял себя Пивоваров, усаживаясь за руль блестящего лаком чёрного «Мерседеса»…»
Владелец «Мерседеса», офиса и «пентхауза» на Ленинском проспекте в Москве, Алексей Иванович Пивоваров на самом деле был человеком несчастным. Роскошная московская нищета отняла у него самое дорогое, что у него было – духовное удовлетворение и нравственное богатство. Поэтому когда он случайно встретил на городском стадионе тех же самых, но немного постаревших, любителей бега трусцой, увидел ставшую ему ненавистной автомашину «Ауди», у него сдали нервы:
«… Пивоварову стало душно, алкоголь бросился в голову, он перестал контролировать свои поступки. Сопя от напряжения, краем сознания понимая странность происходящего, Пивоваров залез на капот «Ауди», начиная здесь, под крики бегущих к нему людей, воинственный танец победителя жизни. Когда изумлённой публики вокруг машины стало достаточно для его самолюбия, Пивоваров бросил на вмятины истоптанного капота несколько стодолларовых купюр… »
Давя красивыми лакированными туфлями капот «Ауди», Алексей Иванович Пивоваров кричал стоявшей в изумлении женщине: «Помнишь мою собачку, с такими длинными ушами? Она единственная меня любила!» «Помнишь мою старую жизнь? Я же был в ней счастлив!», - эхом отзывался Алексею Ивановичу Лёшка Пивоваров, давя недорогими ботинками свою новую сытую, но безрадостную жизнь.
Раздавив ногами свою новую жизнь, Алексей Иванович Пивоваров лёг на заднее сиденье своего «Мерседеса» и, уткнув голову, заплакал. Он знал, что в прошлую его жизнь возврата нет. Её не вернёшь, не купишь никакими стодолларовыми купюрами. Прошлая его жизнь осталась в страдающем сердце его матери. Мать не обманешь, не введёшь в заблуждение никакими модными костюмами, никакими дорогими Мерседесами, никакими стиральными машинами, которую ей подарил на день рождение её Лёша. Потому, что, как говорила Марфа Игнатьевна Кабанова – Кабаниха в драме Островского «Гроза»: «Мать чего глазами не увидит, так у неё сердце вещун, она сердцем может чувствовать». Она чувствовала, что её сын несчастлив. И не нужна ей никакая стиральная автомашина, пусть даже и автомат, а была бы она счастлива, если бы был счастлив её Лёшка. И была бы она счастлива, если бы сын приехал к ней в гости из Москвы не на шикарном Мерседесе, а на простой электричке, а вместо стиральной машинки привёз бы ей в гости внучат. И она, желая счастья своему плачущему на заднем сиденье Мерседеса сыну, наверное, вышла из дома на улицу, и, смотря в сторону каменного Вавилона, незаметно для соседей перекрестила дорогу, и тихо прошептала: «Будь счастлив, сынок!»
Прошлая Лёшина жизнь кончилась. Она истекла кровью там – на старом полуразвалившемся городском стадионе:
«… Стон умирающей собаки, которая, истекая кровью, ползла к нему, чтобы лизать его руки, до сих пор звучит в ушах Пивоварова…».
Выстрелив из ружья в своё прошлое, Лёша так и не смог встретить своё настоящее, потому, что будущее выстрелило в Лёшу из пушки. Затем, по законам жизни, всегда наступает темнота, и у человека в жизни уже ничего не остаётся кроме истоптанной словно капот «Ауди» тёмной и опустошённой души. И ещё глухота, сквозь которую иногда слышны стоны умирающей собаки.
А самое страшное то, что такие трансформированные человеческие души, уже ничем не исправишь. Их не выправишь, как можно выправить вмятины на капоте «Ауди» и не замолишь со слезами, если даже они будут литься в самых дорогих Мерседесах.
Свидетельство о публикации №214110200658