Жизнь надо праздновать!

Моя престарелая тетушка из числа тифлисской родни рассказывала, как, попав в 37-м в места не столь отдаленные, они с семьей выжили только потому, что ей сразу же пришло в голову объявить себя портнихой, хоть до этого заниматься этим ей никогда не приходилось. И, взявшись за гуж, она с честью вышла из испытания, должна была выдюжить – и выдюжила. Нечто подобное произошло лет 10 назад в нашем обществе, когда наиболее умелые и ловкие покинули страну, а остальные стали искать выхода или, если хотите, заработка. Не зная ничего определенного о такой сфере, как проституция, могу поделиться своими наблюдениями над такими явлениями, как нищенство. Многие сразу смекнули, что, роясь в мусоре, ничего существенного не выловишь, и заняли престижные места у метро и в подворотне, на площадях и в общественном транспорте. И мужская половина выказала прыть, привнеся в попрошайничество оттенок художественности и артистичности. Играли на аккордеоне и других инструментах и потом за несколько сотен долларов покупали новые инструменты – видать, работка застопорилась. Вступали музыканты и в какие-то не совсем понятные отношения с латочниками, видимо, на взаимовыгодной основе, и вид имели вполне респектабельный. По домам мужчины ходили редко, иногда попадались в транспорте общественном, но это были, скорее, начинающие и наиболее беспомощные. Одного 30-летнего парня как-то пристыдили в автобусе, и он откликнулся: «Не смотрите так на меня, у меня никого нет (;;;;; ;;).» И если человек дошел до того, что протягивает руку за милостыней, то думается, тут проповеди излишни – это уже сдвиг психологический.
Будучи в глубине души женщиной Востока, я не то чтобы против всяческих женских свобод, организаций и движений, но считаю, что без мужчины женщина сознательно или спонтанно искажает свой естественный облик и приобретает какие-то права и власть, теряет нечто уже невосполнимое. А исключения в лице Клеопатры, царицы Тамары или Екатерины Великой лишь подтверждают это правило.
И вот пошла стучаться в двери женщина и мать, следуя природному инстинкту сохранения семьи и потомства. И ситуации складываются горестные и анекдотичные одновременно. Некоторые смиренно просят «на матах», больницу, для ребенка, с которым и явились. Другие проявляют большую изобретательность, а порою и нахрапистость. «Собираю себе на зубной протез», - заявила дебелая женщина средних лет. На хлеб, видимо, имеет. «Сыну в тюрьму передачу отправляю, дай денег и еще, что можешь», - велела мне тоже не скажу чтобы старая или приниженная жизнью женщина и снисходительно приняла початую пачку вермишели: «Ну раз больше ничего нет...»
Накануне дня пресвятой Богородицы нищенки шли косяками, и я уже собиралась отказать очередной просительнице, когда, открыв дверь, увидела... однорукую девушку. Она протягивала единственной рукой освященные свечи и просила заплатить «сколько можете»...
В моем окружении одинокие женщины тоже метались в поисках выхода из капкана, в который угодили волею исторических и, признаться, долгожданных перемен. Кто-то сказал, что жизнь начинается лишь тогда, когда стихает ход истории. Но пока история шагает семимильными шагами, и женщине предстоит выжить, если не прожить этот период. Всем знакома рубрика «Журналист меняет профессию». Ради необычного эксцентричного репортажа журналист на день, не более, становится шофером такси, официантом, инспектором ГАИ, стюардессой, чтобы потом поведать об остроте своих ощущений читателям. Но моя знакомая, член Союза журналистов, сделала это по горестной необходимости. Яркая, одаренная интеллектуально, она держалась, пока могла. Лишь за чашкой кофе рассказывала о своей бедности подругам, но когда на смену бедности пришла нищета (о, незабвенный Мармеладов!) она по большому блату устроилась в офис уборщицей. Зарабатывает немало – по нашим постсоветским меркам, прикупила кое-что для дома, обновила свой гардероб. Но пользоваться благоприобретенным у нее уже не остается ни времени, ни сил – ведь ей за 60, возраст, когда в прошлом веке женщин под ручку к столу подводили. Иногда она плачет, жалея себя, но нередко и со знанием дела говорит о швабре и тряпках – привыкла дело делать хорошо.
Другой одинокой и бездетной всего лишь – всего лишь! – 41 год. Потеряв работу шесть лет назад, наша инженер-химик не больно и печалилась: «Найду другую!» И претендовала она отнюдь не на государственную зарплату. Но шли годы, и если красивой, но неухоженной женщине и делали предложения поработать в офисе, то форма таковых не оставляла сомнений в их сути. И после долгих мытарств она нашла-таки работу (родственники подсобили): клеить пакетики для засушенных трав. Один пакетик – один драм. Как это у Радищева? «Не ленись наш брат (сестра) и с голоду не помрешь.» «У меня есть заработок, но нет работы.» Так определяет она свое социальное положение и иногда задается вопросом: «Если я должна весь день клеить пакетики, чтобы съесть потом кусок хлеба и выкурить сигарету, то не проще ли умереть?» И действительно, может, лучше... хотя чем лучше?
Мужчины, кроме нищих, поменяв профессию, ушли в основном в бизнес или политику. Женщине, особенно женщине интеллигентной, такое удается очень редко. Так моя знакомая женщина-доцент, мужественная и энергичная, нахватала уроков аж в четырех вузах и экономии ради ходила на занятия пешком – ноги не отвалятся. Она мне напоминала интеллигентных женщин прошлого века, которые давали за гроши частные уроки и плелись из одного конца города в другой. Издали заметив ее поджарую фигуру – при таком режиме не располнеешь! – я догадывалась по легкой стремительной походке приятельницы, что она спешит из одного вуза в другой. У нее росла дочь-студентка, должна же она хоть получить высшее образование. Но даже несколько вузов не спасли приятельницу от нищеты и она предприняла отчаянную авантюру: уехала в США, договоривнись с чьими-то знакомыми, на полгода нянчить детей. Надеется за полгода подкопить сбережений на несколько лет безбедной жизни – дай-то ей бог!
Другая знакомая-врач поработала некоторое время в Сан-Франциско в приюте для престарелых и, представьте, осталась очень довольной как работой, так и вырученной суммой. Бабульки ее очень полюбили за то, что пекла им эклеры и готовила толму, рыдали, расставаясь с нею. «Там каждый человек берется на учет и соответственно используется. Желаю вам всем побывать там», - резюмировала она свои приключения, когда я сказала, что меня уже никуда не тянет, ибо ничего ниоткуда не жду.
Сравнительно неплохо устроилась в этом ряду инженер-строитель, мать двух мальчишек, которых всю жизнь поднимала одна. Еще не старая женщина, внешне напоминающая героиню неореалистического итальянского фильма с распущенными черными волосами, пышногрудая, шумная – она нашла работу в какой-то хлебопекарне и... выстояла. В итоге ее мальчики, которые, кстати сказать, оба нынче служат в армии, любят и ценят мать, уважают ее подвиг во имя материнской любви.

В далекие 60-е (как часто мы вспоминаем эти годы!) «Иностранная литература» напечатала роман одного из «сердитых молодых людей» Великобритании Уэйна «Спеши вниз». О том, как писатель, издерганный проблемами чисто интеллектуального свойства решает стать мойщиком стекол. Но на этом поприще он сталкивается с трудностями иного порядка и приходит к выводу, что каждый в жизни должен следовать путем, ему предназначенным. Любая профессия – это не только заработок, это наша миссия в жизни, наш вклад в общественное устройство, наш долг, наконец. А что в нынешних условиях приходится быть иллюзионистами, терпеть насмешки молодежи – вот чего вы достигли в жизни! – то это, надеюсь, временно. Вот только успокоится история, и начнется нормальная жизнь, без нищеты, но и без излишних претензий замахнуться на то, что не под силу. И не стоит сомневаться в самоценности жизни, которую так просто и красиво выразил Уоллес Шоун: «Господи, я никогда не сомневался, что жизнь драгоценна. Я всегда думал, что жизнь надо ПРАЗДНОВАТЬ».

1999г.