Сказ о том, как хамон сгубил православную душу

Хамон появился в жизни Виталия Птичкина волшебным образом, подарком нежданным и оттого немного сказочным. Потом, по прошествии многих лет, в тысячный раз рассказывая эту историю родным бомжам с Курского вокзала, Виталий всегда поднимал искалеченную руку (мизиниц отморозился по-глупому в первый год бомжевания, безымянный палец откусил некультурный бич, по слухам - сын самого Максима Дунаевского, отсутствием пальцев и объяснялось изящное Виталиково погоняло - Ельцин), привлекая внимание слушателей скрюченным, грязным указательным пальцем, и произносил с благоговением: "Фатум!". Привокзальные бомжи - интеллектуальная элита конгломерата голодранцев и босяков, поэтому Виталия не били за иностранные слова, а напротив, щедро наполняли складной пластмассовый стаканчик, который, к слову, Виталий никогда, даже во сне, не выпускал из здоровой руки. Рассказчик выпивал, с разочарованием вглядывался в глубь пустого сосуда и продолжал историю.

Совсем рядом с Курским вокзалом, метрах в пятистах, от Садового кольца отпочковывается коротенький огрызок - Путейский тупик. Там и располагалась контора, в которой работал Виталий. Контора продавала насосы. Виталий был менеджером. Целый день он сидел за монитором, занимаясь холодным обзвоном. Напротив сидел Юрец, старший менеджер. Он тоже продавал насосы.
- Алло, здрасть! Ничо, что отрываю от важных государевых дел? - кричал в трубку Юрец. - Мы вот тут насосы, вот, предлагаем, отечественного производства, испанские, ну вы понимаете. Вот. Есть интерес?
При первой возможности Юрец срывался в командировку. Приезжал опухший, заторможенный, и в подробностях отчитывался в непотребствах, совершенных на выезде. Слушать было противно, но интересно.
- Зачем тебе это, - полюбопытствовал как-то Виталий. - Женился недавно, жена молодая, симпатичная, дома ждет тебя.
- То-то и оно, что дома! А я-то не дома! Что непонятного? - заливался счастливым смехом Юрец. - А ты, Виталя, чесслово, как баран какой-то...
Юрец был настойчивым трудягой, хотя, как и Виталий, никогда и ничего не продавал. За счет чего жила фирма было загадкой. Зарплаты, хотя и маленькие, выплачивались в срок, директор катался на дорогом внедорожнике и часто посещал Испанию - это называлось "налаживать контакты с поставщиками".
Как-то раз, после долгого отсутствия, в комнату влетел возбужденный директор.
- Импортозамещение! - Гаркнул он с порога. - Заживем, ребятки, как сыр в масле.
После чего поставил звякнувший пакет на стол Юрца и спросил: " - Ну чо, террорист, всех уже перетрахал? Осторожно, осторожно, разбиться может."
Юрец сладко улыбнулся и запел соловьем.
На столе у Виталия зазвонил телефон. Взяв трубку, Виталий вслушался, и, предчувствуя звездный час, почти не заглядывая в бумаги, отбарабанил историю компании, ассортимент и особые условия для особых клиентов, к которым непременно относится крупнейшее предприятие при мухосранском ПГТ. Записал контакты, пообещал сегодня же все отправить, отметил про себя странный акцент - иностранцы, что ли там работают.
Директор напряженно слушал. По окончании разговора, подошел к Виталию и крепко обнял его, обдав резким запахом алкоголя.
- С вами, ребята, мы победим всех! - С чувством сказал директор и вышел. Потом вернулся и положил на стол Виталия два маленьких свертка.
- Пармезан и хамон, - объяснил директор. - Хам он, понял, да? Хам! Закусь - Идеал! - И, засмеявшись, ушел.
Юрец тяжело глядел на Виталия. Заерзав, Виталий протянул ему пармезан.
- Будешь?
Не ответив, Юрец поднял к уху трубку и уткнулся в монитор. С этого все и началось.

По дороге домой Виталий купил дорогого душистого коньяка. Обычно он употреблял напитки попроще, намного проще. А сейчас вот разорился. Придя домой в тесную унылую квартиру, первым делом освободил полку в холодильнике и разместил там гостинцы. Протер стол мокрой тряпкой, достал тарелку, вгляделся в нее придирчиво, тщательно протер той же тряпкой. Нарезал, разложил. Откупорил бутылку и наполнил рюмку. Выпил. Закусил. Снова выпил. По телу разливалось тепло. Стало хорошо, как тогда, когда у Виталия была жена и амбиции нагнуть этот мир и хорошенько его оттрахать. С женой, впрочем, тоже было дело. Пошаливал.
- Милый, а когда мы поедем в Париж? - Спрашивала Виталия радость его глаз, отрада души и страсть чресел, мило морща вздернутый носик. - Ты обещаешь третий год, смотри, не пожалей потом!
Прошел еще год и Виталий пожалел. С женой куда-то делись амбиции, мир оказался далеко не так прост и совсем не дружелюбен. Но, если исчезновение жены носило фатальный характер, с миром все было проще. С каждой рюмкой мир становился проще и дружелюбнее.
- Заживем - озвучил вслух свои грезы Виталий - Продам насосы в этот Мухосранск, подзаработаю, ремонтик там, познакомлюсь с кем-нибудь. Директор у нас мужик, сила, скала! Юрец - парень искренний. Прорвемся!
- Ты, Виталий, не обижайся, но ты баран, - раздалось в ответ, - это, конечно всего лишь мнение обыкновенного разумного Хамона, но можешь мне поверить. Тем более, знаешь, многие люди это мнение разделяют. Абсолютное большинство, можно сказать. Практически все.

Дойдя в своем рассказе до этого момента, Виталий протягивал стакан за новой дозой, втягивал хоботком нектар, и делал маленькое отступление.
- Вот вообще, что есть лучшая еда для русского православного человека? - спрашивал Виталий.
- Шаурма! - пищала Кнопка, местная прима, легкий нрав и любвеобильность которой перекрывали все ее недостатки, о которых лучше не думать, потому что мысль материальна, вокруг тьма, рельсы и электрички ходят каждые пять минут. А зачем делать то, что природа все равно выправит, не сегодня, так завтра.
- Нет, Маргарита Сергеевна, позволю себе вас поправить, - встревал АвгУст Модестович, профессор, двадцать лет преподававший в Сорбонне. Август Модестович, получив грант на исследование человеческого отребья - причин и следствий, бомжевал уже пятый год, собирая материал. Раз в месяц Август Модестович появлялся в камере хранения, где ради такого события бабки-уборщицы объявляли санитарный час, раздевался донага, мужественно, невзирая на сезон, принимал холодный душ из шланга, облачался в приличное платье и отправлялся в банк. Приносил денег, на которые можно было пить дней пять, приличное платье отправлял в камеру хранения. Словом, Модестыч у братвы был в авторитете и свое мнение мог высказать всегда.
- Так вот, любезные мои. Для русского человека, особенно православного, лучшим выбором будет кулебяка с печенкой налима. На худший случай, совсем пропащий, можно сказать, сойдет расстегай с визигой. Но, - тут профессор застенчиво смотрел на Кнопку - И шаурма, конечно... Да. Если подойти академически... Что тут такого?
- Вот! - подытоживал Виталий, - Визига-хузига. А я жрал хамон. Вот и оскоромился. Сломался. Возомнил.

Хамон вообще, а разумный особенно, в жизни Виталия был гостем нечастым, от слова "никогда". Поэтому вступительную речь, видимо, много объясняющую, Виталий пропустил. Потом, все-таки вслушался и сразу отметил, что хамонов, во всяком случае разумных, отличает чрезвычайная разговорчивость и доходящая до наглости страсть к поучениям, перемежаемым философскими сентенциями.
- Что есть жизнь? Страдание! Что есть смерть? Избавление! Что есть смысл жизни? Служение Идеалу и приобретение знаний. Кто есть носитель знания - я, Хамон. Я передам тебе...
- Прошу прощения, - бесцеремонно перебил собеседника Виталий. Чудеса - чудесами, но это был перебор. - А как у вас, хамонов, с кишечными инфекциями? Не носители?
Хамон оскорбленно помолчал и продолжил, уже не таким торжественным тоном.
- Я постараюсь попроще и побыстрее, Виталий, чтобы ты меня понял, пока не доел. Вот например ты открываешь дверцу холодильника, да? И там зажигается свет. У тебя, кстати, он третий год не зажигается, ничего так? Потом закрываешь дверцу, свет гаснет. Вся твоя жизнь, Виталий, умещается в этот короткий промежуток. Вся жизнь. Вспышка, потом забвение. Чем наполнена твоя жизнь, Виталий? Ты не мне, ты себе ответь.
Виталий думал на этим вопросом каждый день, и вывалил вперемешку все, что накопилось за неполные сорок лет: поле со страшными коровами, дрянная работа, пьющий отец и орущая мать, первый поцелуй, кислый запах в школьной столовой, дырявые ботинки, серое лицо бабушки, магнитик с эйфелевой башней, очереди, дворняга с разорванной пастью, жена и та еще как ее там Лена, дешевые коньки, доча-умница - не видел сколько лет, кассетник, найденный кошелек, елка с игрушками. Но он хороший, он, Виталий - хороший. Все выправится. Он будет работать, у него уже получается. Он заработает много денег, и к нему вернется жена. Директор вот тоже, начинал с чистого листа, усердием и терпением добился всего, и Виталий добьется.
- Директор твой, - веско заметил Хамон - работал по закупкам на огромном государственном предприятии. Вступив в стихийно организованную преступную группу, включающую в себя юриста и главного бухгалтера, он купил насосов и запчастей на триста лет вперед, практически обанкротив предприятие и сколотив  на откате свой первоначальный капитал. Ему фирма нужна, только чтобы испанцам показать, где он на замок деньги взял. В древнеготическом стиле замок, хороший. Сейчас вот его служба безопасности проверит ( - Странный акцент - вспомнил Виталий, - уже проверили) и он прикроет эту жуткую контору к херам.
Что же до тебя, - продолжил Хамон - в целом, я все понял. И даже где-то сочувствую, хотя почему ты думаешь, что твоя жизнь так уж сильно отличается от жизней всех остальных? И почему ты решил, что достоин лучшего?
- Достоин! - решительно рубанул Виталий - Хочу быть счастливым.
- Будешь. Обещаю. Сейчас ты ляжешь спать, а завтра встанешь счастливым человеком. Навсегда, без обмана. Правда, твое представление о счастье может сильно отличаться от того, что на самом деле сделает тебя счастливым. Но, какого черта придираться к мелочам. Спать!

На следующий день Виталий проснулся поздно, с больной головой. Зашел в ванную, взглянул в зеркало, постоял пару минут и вышел, не умывшись. Допил из горла коньяк, механически зажевал последним ломтиком хамона, забрал всю имевшуюся наличность и отправился на работу. Юрца еще не было, но в кабинете уже торчал директор, распространявший амбре, которое Виталий почувствовал еще в коридоре. - Можно было пивом догнаться, - с запоздалым сожалением подумал Виталий.
- В общем, идея такая, - говорил директор, глядя в окно - максимальное импортозамещение. Эту контору закрываем, открываем новую. Насосы те же, упаковку будем печатать в Туле. Возглавишь отдел. Здесь уволишься, там примут. Каково?
- Бред, - ответил Виталий, - на это говно здесь один потребитель, а он уже на сто лет обеспечен. Давайте лучше гостиницу откроем в Испании. В замке. Готическом.
- Пошел отсюда на ***! - багровея, заорал директор - Минута на сборы! Уволен, баран! - и выкатился, смешно махая руками.
Через пару минут позвонила Змея Ехидовна из бухгалтерии.
- Виталий, мы тут посчитали, а получается, мы каждый месяц вам переплачивали. Пятнадцать тысяч. Каждый месяц. Надо вернуть.
- Занесу. Непременно. Завтра же и занесу. - ответил Виталий и повесил трубку.
Вошел Юрец, судя по всему, находившийся в счастливом неведении о готовящихся пертурбациях.
- Юр, тебе звонили только что, из... как его... короче, директор скажет. Просили счет до двенадцати выслать, они сегодня платить хотят - самозабвенно врал Виталий. - И это, я в командировку собираюсь, ну ты понимаешь, дай двадцатку до зарплаты. Седьмой размер, не вру! Нет двадцати? А сколько есть? Пятнадцать? Давай, давай. Номерок потом запишу, сам скатаешься. Ты топай к директору, а я полетел. Не могу ждать ни минуты, пришлю фотку, сам поймешь. Все, я на Курский.
Через десять минут Виталий был на Курском, а через двадцать уже увлеченно спорил с Августом Модестовичем о специфике дискурса французских поэтов восемнадцатого века, благодаря пригодившееся, первый раз в жизни, филологическое образование.

Виталий заканчивает свой рассказ, и некоторое время все молчат. Молча разливают, молча пьют.
- Бабочка еще есть такая, махамон! - вспоминает Маргарита Сергеевна и довольно улыбается во все свои двадцать два зуба.
- А я вот расскажу, - начинает дядя Федор, выигравший в лотерею 16 миллионов. - Я ведь тогда объект сдал, заработал - ух! Пошел в Сбербанк, на книжку положить, то есть, а эта курва мне говорит - вааазьмите билетик, на счастье! Сука!
Виталий мелко кивает в знак внимания, хотя он знает эту историю наизусть и почти не слушает. Он поднимает лицо под мелкий дождь.   
Свет. Свет горит, дверца еще не захлопнулась. Значит, все будет хорошо. Прорвемся.