Один день одной жизни

– Вы кого-то ждете? Ведите!

     Трое осужденных на смерть выходили по очереди из своих камер. Трое не проявляли никаких эмоций, подчиняясь каждому приказу стражников. Когда подошли к последней двери, и за ней показалась маленькая площадь, комендант тюрьмы замыкавший процессию сказал:
– Прошу.

     «Смерть это нечто, что бестелесно существует и чего боятся. Но по сути, - думал один из узников томбольской тюрьмы, сидевший у окна, и глядевший на процессию, выходившую во двор, -  ничего страшного в ней нет. Это просто конец, завершение, итог». Троих построили у глухой стены. Они стояли, опустив головы. У самого угла высокого тюремного забора расцветала вишня. Вся белая она дурманила запахом, и узник отошел от окна. Раздался сигнал. «Раз, два, три» – считал про себя заключенный и услышал тут же залп. «Все не хотят, но смотрят» – промелькнуло у Мойше в голове, только что прилегшего на кровать. Он больше не смотрел в окно и закрыл глаза. Его клонило в сон. Он уже много раз видел такие казни и привык к ним. Он давно не смотрел на них. Крики, мольбы, страхи, отчаяние – было обычно для этого места. Поначалу он думал, что невозможно привыкнуть. Мойше даже думал, что его специально посадили именно в эту камеру, чтобы он сошел с ума. «Это просто игра, это такая игра тюремщиков, сажать приговоренных на смерть в камеры с видом на эту проклятую площадь. Так они издеваются над нами» - И он вдруг улыбнулся: «Это – все игра. Это – все игра нашими жизнями. Просто игра.» – Мойше вздохнул – «Но хуже всего ожидание, без сомнений – ожидание. Когда же оно закончится?»
Постучали и дали обед. Мужчина поел и снова лег, вспоминал и размышлял о своей жизни, как обычно, пока не стемнело. В соседней камере, за стенкой до поздней ночи, были слышны голоса тихо разговаривающих заключенных. «О чем они говорят?» Сон овладевал им, и он то проваливался в мир сновидений, то снова просыпался. Ему снился дом, где он был свободен, где вся его семья была жива. Ему никогда не снилось как их убили, хотя это постоянно занимало его мысли. Алексею же снился дом; дом, где он то был с ними, то прощался; то его вдруг отпускали, и он искал их и не мог найти; то ему виделись родители, как они говорили с ним, их печальные лица... Это был обычный сон. Ему не хватало их все больше и больше. Ночь прошла быстро, и холодный рассвет залил скудную обстановку камеры.

    В это утро солнечного дня в камеру Мойше, с видом на двор казни, втолкнули седого мужчину. Отдышавшись, он осмотрел свое новое временное жилище. Стол, стул и кровать с матрасом, и небольшое окошко с решеткой.  Старик вздохнул и устало присел на кровать. К этому времени Моисея Блюма уже не было в живых.