Горячий суп

( Фото из интернета)



Публикация рассказа в православной газете "Благовест"

16 января 2015

blago91@mail.ru
 




      Пашка летел со Стасом на мотоцикле по проселочной дороге. Сентябрьский легкий ветерок ласково трепал Пашкины вихры. Какая-то бесшабашная удаль охватила его, хотелось петь и приплясывать.  Он обалдело улыбался, кося больше обычного левым глазом, доставшимся ему таким от рождения.
 
      Ехали они на ближнее поле за деревней, на фермерскую деляну. Утром по деревне поползли слухи, что неизвестные умыкнули картошку у фермера прямо с поля. Деревенские реагировали по-разному.  Кто-то сокрушенно качал головой, кто-то, поджав губы, цедил: «Ничего, не обеднеют».

     Воры действовали нагло: заехали на тракторе, развернулись по полю, не особо щадя посеянные рядом зерновые. Много не украли, больше напортили. По этому трактору фермер и вычислил воришек, организатором которых был друг Стаса. Никто не ожидал, что фермер позвонит в милицию. Воровство и раньше бывало на фермерских полях, но чтобы так, почти открыто, – это уже беспредел. Милиция приехала, составили акт, фермер написал заявление. Но все понимали, что дело развалится не начавшись.  Прямых улик не было. А косвенные – они и есть косвенные! «Хоть попугают и то ладно», – говорил с надеждой  фермер.
     Первым испугался Стас.  Он хотя и был другом тому лихому трактористу, но дружба дружбой, а своя репутация  дороже.  К тому же ему не хотелось портить отношения с фермером. Стас хотел объяснить, что не был он в ту ночь на том поле и быть не мог, так как охранял деревенский магазин, сторожем в котором он работал. Да это все подтвердят!

     Пашка поехал со Стасом за компанию.  Он, Пашка, как раз в ту ночь не отказался поучаствовать в ночном приключении.  Обещанная бутылка пива была ему не лишней.  Ехать же к фермеру он согласился из куража. А пусть докажет! Не пойманный – не вор! Поэтому и переполняла его какая-то хулиганская удаль и веселость. Сам себе он казался смелым, даже отважным.  Ехать в логово к «зверю»! Кто еще так сможет?

    Трактор фермера они увидели издалека, тот стоял посреди картофельного  поля. Часть поля чернела свежевырытой землей. Людей видно не было. Приглядевшись, Пашка увидел на опушке леса кучку тёмных фигур. Подъехали, поздоровались. Стас отошел с фермером в сторонку, для разговора. Пашка развернулся поперек сиденья, свесил ноги по одну сторону мотоцикла и от нечего делать стал рассматривать копошащихся людей. Здесь, кроме фермера, были его жена, младшие дети и еще пара городских, которых фермер нанимал в помощники для копки картошки. «Да… Таким составом они до зимы картошку не выроют», – усмехнулся про себя Пашка.

     Он знал, что фермер дважды в этом году объезжал односельчан, прося помощи в уборке картофеля. Но согласился только Леха – пенсионер, в прошлом тракторист. Остальные отговорились кто неотложными делами, кто нездоровьем. В деревне говорили, что фермерша стала в последнее время тоже прибаливать. Старшие дети их жили своими семьями в больших городах. А из младших девчонок, какие работники? Самая младшая дочка фермера еще и в школу не ходит. «Да и эти, – Пашка покосился на городских, –  тоже мне работнички!» Это были люди, которых фермер нанимал возле храма, из тех, что стоят на паперти. Работники они действительно были не ахти какие, но фермер и этому был рад: «Слава Богу за все!»

     На самом деле фермер был, как бы, ненастоящим фермером. Хозяйство его не было официально оформлено, как фермерское. Поэтому и помощи никакой в виде беспроцентных кредитов, ссуд он не получал. Но в селе привыкли его так называть. Сам себя  фермер называл крестьянином, не забывая добавить, что слово крестьянин произошло от слова христианин.
 
     Тем временем фермерша разливала суп – подошло время обеда. Из суповой кастрюли валились клубы горячего ароматного пара. Вдруг, фермерша обратилась к Пашке:

 – Есть будешь? Похлебай с нами супчика!

Пашка от неожиданности вздрогнул и испугался того, что это могла заметить фермерша.

 – Н-н-нет, – невнятно замычал Пашка, отрицательно мотая головой.

–  Да поешь! Смотри, какой свеженький, горяченький, вкусненький! Налить тарелочку? – продолжала уговаривать фермерша.

Суп действительно казался отменным. В золотистом горячем бульоне плавали кусочки мяса, картошки и домашние клецки с веточками петрушки.
Все это Пашка рассмотрел, пока фермерша держала перед ним тарелку с супом. Но он опять отчаянно замотал головой:

– Спасибо, не хочу, не буду!

       Тарелка ушла в другие руки. Но фермерша, всякий раз наливая очередную тарелку, протягивала ее Пашке, уговаривая его принять угощение. Пашка отказывался, и тарелка уходила мимо него. На самом деле ему очень хотелось есть. Он не помнил, ел ли сегодня, и когда вообще в последний раз он ел горячую пищу? Но что-то мешало ему принять от фермерши такую манящую тарелку с супом.

      Наконец, сын фермера, приехавший на пару дней из города помочь родителям с копкой картошки, сказал:

– Мама, да просто дай ему тарелку и все!

Пашка, почуяв поддержку со стороны фермерского сына, не устоял перед следующей протянутой к нему тарелкой и взял ее в руки. Едва слышно прошептал:

–Спасибо.

       Чтобы не смущать Пашку, люди старались не смотреть в его сторону, разговаривали между собой. А Пашка, глядя в тарелку, медленно, молча хлебал суп, который действительно оказался вкусным. Приятное тепло наполняло не только желудок, но и всю его сущность. Теперь он не улыбался. Напротив, стал сосредоточенным и серьезным. А левый глаз опять начал предательски косить больше обычного.

         Густая синева сентябрьского неба, которая бывает лишь в пору бабьего лета, золотая стена березняка и ковер изумрудной травы на  скошенном поле – это буйство красок, которое щедро дарила осень перед грядущим зимним холодом, так подействовали на Пашку! А тут еще эта фермерша со своим супом! И Пашка почувствовал, как защипало в глазах и защекотало в носу. Этого еще не хватало! Пашка уже и не помнил, когда он плакал в последний раз. Он покосился на фермершу – не заметила ли она его состояние? Волна злости поднялась и затруднила дыхание. Пашка злился на себя и на фермершу.

       Тарелка опустела. Фермерша протянула руку за тарелкой:

– Добавки? Или второе положить?

«Да чего она ко мне привязалась?» Пашка не успел больше ничего подумать. Положение спас Стас, очень вовремя вернувшийся после разговора с фермером. Увидав в руках Пашки пустую тарелку, он слегка гоготнул и присвистнул:

–Ну, ты и нахал!

      Фермерша и Стасу было предложила «отобедать», но он уже сидел в седле заведенного мотоцикла.  Пробормотав слова благодарности за себя и за Пашку, Стас стал разворачивать своего бензинового «коня».

     Осталось позади фермерское поле. Оглянувшись, Пашка увидел, как над полем склонились люди, собирая картошку. Он отвернулся. Ехали молча. Перед глазами Пашки вставали картинки прошедших суток. Вот он лихо дергает кусты картошки, торопливо собирая вылетевшие из земли клубни и ссыпая их в тракторную тележку. Вот он пьет пиво с подельниками, «обмывая» удачу. Потом перед глазами встала картинка: сгорбленные на поле фигурки вдалеке. «Три калеки!» –  усмехнулся он про себя.

     Затем Пашка почти физически ощутил тепло от горячей тарелки супа в руках. И у него опять засвербило в носу и сдавило горло. Выкатившуюся из Пашкиных глаз слезу ветер согнал куда-то к уху. Что-то происходило в Пашкиной душе – незнакомое и неведомое ему. Какое-то новое чувство будто было заморожено внутри него, а теперь вдруг оттаяло. Уж не от той ли тарелки с супом? И это новое, оттаявшее, поднималось в нем волной, закипало подступившими слезами. Стас как будто почувствовал состояние Пашки и обернулся:

– А фермер-то - лох! Не догадался! Ты молодец, Паха! Держался!

– Да иди ты! –  Пашка зло отвернулся, –  останови!

– Не понял… Паха, ты чего?

– Останови, говорю!

       Стас растеряно смотрел в спину удаляющемуся Пашке. Потом тронулся не спеша, в надежде, что Пашка передумает – до села оставалось еще прилично, замучается топать! Выждав немного, переключился на повышенную передачу: «Ну и пусть шагает! Псих!»

     Когда мотоцикл Стаса скрылся из виду, Пашка сел на обочину дороги и дал волю  кипевшим внутри него слезам. Что это были за слезы и почему он плакал – он и сам бы себе не объяснил. После слез стало легче. Умывшись в низине у родника, он пошел домой напрямую, через поле. Так короче.