Библейские мотивы в творчестве Маршака

(1887 – 1964)

Мы знаем: время растяжимо.
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его.

3 ноября 1887 года родился Самуил Яковлевич Маршак, написавший эти строки.
«Дорожить временем ради вечности», – таким лейтмотивом, на мой взгляд, руководствовался замечательный поэт.

И поступь и голос у времени тише
Всех шорохов, всех голосов.
Шуршат и работают тайно, как мыши,
Колёсики наших часов.

Лукавое время играет в минутки,
Не требуя крупных монет.
Глядишь – на счету его круглые сутки,
И месяц, и семьдесят лет.

Секундная стрелка бежит что есть мочи
Путем неуклонным своим.
Так поезд несется просторами ночи,
Пока мы за шторами спим.

Время и вечность – ключевые слова в поэтическом мире Маршака.

Всё умирает на земле и в море,
Но человек суровей осуждён:
Он должен знать о смертном приговоре,
Подписанном, когда он был рождён.

Но, сознавая жизни быстротечность,
Он так живет — наперекор всему,—
Как будто жить рассчитывает вечность
И этот мир принадлежит ему.

Неизвестное стихотворение о «городе мира»  — Иерусалиме, не публиковавшееся ни в одном из советских изданий поэта, было сохранено внуком Самуила Яковлевича А. И. Сперанским, проживавшим в Иерусалиме.

По горной царственной дороге
Вхожу в родной Иерусалим
И на святом его пороге
Стою смущён и недвижим.

Меня встречает гул знакомый,
На площадях обычный торг
Ведет толпа. Она здесь дома,
И чужд ей путника восторг.

Шумят открытые харчевни,
Звучат напевы чуждых стран,
Идет, качаясь, в город древний
За караваном караван.

Но пусть виденья жизни бренной
Закрыли прошлое, как дым, –
Тысячелетья неизменны
Твои холмы, Иерусалим!

И будут склоны и долины
Хранить здесь память старины,
Когда последние руины
Падут, веками сметены.

Во все века, в любой одежде
Родной, святой Иерусалим
Пребудет тот же, что и прежде, –
Как твердь небесная над ним!

Своей библейской поэзией Маршак индуцировал Осипа Мандельштама.
В 1917 году Мандельштам написал стихотворение «Среди священников левитом молодым»:

Среди священников левитом молодым
На страже утренней он долго оставался.
Ночь иудейская сгущалася над ним,
И храм разрушенный угрюмо созидался.

Он говорил: небес опасна желтизна!
Уж над Евфратом ночь; бегите, иереи!
А старцы думали: не наша в том вина –
Се черно-жёлтый свет, се радость Иудеи!

Он с нами был, когда на берегу ручья
Мы в драгоценный лён Субботу пеленали
И семисвечником тяжёлым освещали
Ерусалима ночь и чад небытия.

Самуил Маршак происходил из древнего еврейского рода учителей Торы и Талмуда. Писать стихи он начал рано, к тому же переводил еврейские стихи, даже перевёл книгу «Песнь песней». Немногие при его жизни знали, что Маршак был автором таких стихов:

Снится мне: в родную землю
Мы войдем в огнях заката
Запыленную одеждой,
Замедленную стопой.
И войдя в святые стены,
Подойдя к Ерусалиму,
Мы безмолвно на коленях,
Этот день благословим.

Эти строчки были написаны Самуилом Яковлевичем за несколько лет до поездки в Палестину, которую он осуществил в 1912 году, когда создал цикл стихов «Палестина».

Первая написанная им книга называлась «Сиониды». Самуил Яковлевич Маршак осенью 1911 года приехал в Эрец-Исраэль, жил тут в палатке под Иерусалимом и посвятил этой удивительной стране много очерков и ностальгических стихов, в частности, «Излучина Иордана».

И с холмов окинем взглядом
Мы долину Иордана,
Над которой пролетели
Многоскорбные века...
И над павшими в пустыне,
Пред лицом тысячелетий,
В блеске желтого заката
Зарыдаем в тишине...

А назавтра, на рассвете
Выйдет с песней дочь народа
Собирать цветы в долине,
Где блуждала Суламифь...
Подойдет она к обрыву,
Поглядит с улыбкой в воду,
И знакомому виденью
Засмеётся Иордан!

В стихотворении «Долина Иерусалима», неувядающем шедевре пейзажной лирики, он отражает свои впечатления.

Иду за первым караваном.
Поют бегущие звонки,
И золотистым океаном
Чуть слышно зыблются пески.

Полдневный путь в истоме зноя
Я вспоминаю, как во сне,
Но помню сладкий час покоя
И шелест листьев в тишине.

Бежит из камня ключ прохладный,
Журчит невинно, как в раю.
И пьет, склонившись, путник жадно
Его прозрачную струю.

И открывается нежданно
За пыльной зеленью оград
Лимонов сад благоуханный,
Растущий пышно виноград.
 
В другом произведении «Стена плача. Иерусалим» поэт восклицал:

Теперь там нужен труд Самсонов!
С утра до поздней темноты
Там гонят змей и скорпионов,
Сдвигают камни, жгут кусты.

Колодезь роют терпеливо,
Чтоб оживить заглохший дол...
И в тишине ревет тоскливо,
Весь день работая, осёл.

Но веет вечера прохлада...
Горят венки закатных роз.
Легко бежит по склонам стадо
Прохладой оживлённых коз.

Луна встает в молочном блеске,
Созвездья светлые зажглись,
Мы раздвигаем занавески
И, отдыхая, смотрим ввысь.

Как тихий ключ, струится пенье:
В порыве сладостном застыв,
Араб, наш сторож, в отдаленье
Поет молитвенный мотив.

Стоит он белый, озаренный...
И в царстве сонной тишины
Напев простой и монотонный
Растет, как ясный блеск луны.

Душа светла и благодарна,
А ночь таинственно-нема...
И ждешь, что ангел светозарный
Слетит с небес на край холма.

Там он стоял во время оно,
Когда он землю посетил
И скромной матери Самсона
Рожденье сына возвестил...

Впрочем, у Ивана Бунина, которого Маршак считал одним из своих учителей поэтического мастерства, тоже есть аналогичное стихотворение, опубликованное в журнале "Русская Мысль" (Москва, 1907, № 9).

В полдень был я на кровле.
Кругом подо мной
Тоже кровлей, – единой, сплошной, –
Желто-розовый, точно песок, возлежал
Древний город, и зноем дышал.

Одинокая пальма вставала над ним
На холме опахалом своим.
И мелькали, сверлили стрижи тишину,
И далеко я видел страну.

Морем серых холмов расстилалась она
В дымке сизого мглистого сна.
И я видел гористый Моав, а внизу –
Ленту Мёртвой воды, бирюзу.

«От Галгала до Газы, – сказал проводник, –
Край отцов ныне беден и дик.
Иудея в гробах. Бог раскинул по ней
Семя пепельно-серых камней.

Враг разрушил Сион.
Город тлел и сгорал –
И пророк Иеремия собрал
Теплый прах, прах золы в погасавшем огне
И развеял его по стране».

«Да родит край отцов только камень и мак!
Да исчахнет в нем всяческий злак!
Да пребудет он гол, иссушен, нелюдим
До прихода реченного Им!»

В антологии русской поэзии «Строфы века», составленной Евгением Евтушенко, стихов Самуила Маршака почему-то не оказалось. Объяснить такую «забывчивость» составителя трудно.

Вглядываясь в контуры своего будущего, поэт сокрушался о бренности земного бытия, под влиянием духа материалистического времени выпуская из виду животворный потенциал бессмертной души, которая не только отзеркаливает окружающий мир:

Как призрачно моё существованье!
А дальше что? А дальше – ничего…
Забудет тело имя и прозванье,  –
Не существо, а только вещество.

Пусть будет так. Не жаль мне плоти тленной,
Хотя она седьмой десяток лет
Бессменно служит зеркалом вселенной,
Свидетелем, что существует свет.

Незадолго до смерти Маршак написал такие исповедальные стихи:

Я думал, чувствовал, я жил
И всё, что мог, постиг.
И этим право заслужил
На свой бессмертный миг...

Предчувствуя приближающуюся кончину, он пророчески изобразил свои последние мгновенья на земле:

И час настал. И смерть пришла, как дело,
Пришла не в романтических мечтах,
А как-то просто сердцем завладела,
В нём заглушив страдание и страх.

Разумеется, что в человеке, столь мудро рассуждающем о времени и вечности, хотелось бы видеть лучшую подготовленность к сдаче выпускного экзамена смерти. «Научи нас так счислять дни наши, чтобы приобресть сердце мудрое» (Пс. 89:12) – молился Моисей. Апостол Павел, продолжая эту мысль, призывал: «Итак, смотрите поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5:18-19).
Если бы сердцем попавшего в долину смертной тени поэта завладел приглашённый туда Начальник жизни вечной – Христос, было бы куда лучше. И тогда страх исчез бы наверняка.

Когда из жизни уходил Маршак,
Он говорил часами об искусстве.
А ведь у двери вечности душа
Нуждается в распятом Иисусе,

Который, побеждая смерть, воскрес
И нам открыл источник вечной жизни,
Чтоб мы, любой одолевая стресс,
В бессмертие нацеливали мысли!

(Александр Азовский)