999 LW. Темный уровень. Глава 7

Закономерности и связи



                Самое важное — это не результат поиска, а сам
                поиск. Правда должна открываться понемногу.
                Если тебе предоставить ее целиком, ты можешь
                просто не принять ее.
                (Урсула Ле Гуин)



Больше, чем взломанный замок, могла напугать только картина разгромленной квартиры, которая предстала перед глазами, едва я вошла в дверь вслед за юркнувшим туда Майклом. Дежавю. Опять.
Нерешительно топчусь на месте, боясь даже дыханием помешать весьма полезному процессу исследования комнат, и ловлю себя на мысли, что сравниваю расхаживающего по моей квартире мужчину с Антоном. Причем Антон явно проигрывает: и в ширине плеч, и в харизме. Странно, но липкого страха, появляющегося всегда, когда приходит осознание, что ситуация вышла из-под контроля, я не чувствую - возможно, меня успокаивает присутствие сильного и надежного человека, а может, я просто привыкла к погромам.
Снова накрывает понимание, что меня обставляют на два шага. И эти «кто-то», похоже, прекрасно осведомлены о моих передвижениях - они не совались, пока я находилась рядом с домом, но как только выехала подальше, тут же нагрянули с визитом. И если они не нашли, что искали, то могут повторить поиски, проведя их более тщательно, либо… придут за мной.
- Они были давно, - Майкл выныривает из кухни, отряхивая руки, словно ему пришлось забраться в мусорное ведро, а не осмотреть комнату. – Похоже, знали, когда приходить.
Киваю, соглашаясь с версией, которую сама только что обдумывала, и, переступая через выброшенную из шкафа одежду, делаю осторожные шаги в направлении кухни. Только когда останавливаюсь у входа в комнату, понимаю, почему Майкл мог выпачкаться.
Кухня, похоже, пострадала больше всего, и сейчас напоминала времена, когда я только-только решила поселиться в квартире, подаренной мне родителями на совершеннолетие. Тогда две комнаты представляли собой пустые кубики, а кухня походила на кубик, в котором решили построить еще одну квартиру: сорванный кафель, дыры в стенах и горы строительной пыли на всех горизонтальных поверхностях. Единственное отличие в сегодняшней картинке – вывернутое на пол содержимое шкафчиков, представляющее сейчас гору из фарфора и стекла вперемешку с крупами. Пожалели только холодильник, даже не решившись выдернуть его из розетки, зато вполне позволив себе опустошить его наполовину.
- Может, они просто есть хотели? – задумчиво произношу,  закрывая дверцу морозильной камеры, в которой почему-то все было на своих местах.
- Сомневаюсь, - раздается где-то за спиной, и я поворачиваюсь в сторону голоса как раз тот момент, когда подошедшей к фарфорово-крупяной горке мужчина выуживает из нее что-то маленькое и, немного повертев в руках,  протягивает мне: - Это ведь не ваше?
Делаю шаг и беру из рук мужчины желтую пуговицу, на мгновение касаясь теплых пальцев, и, словно обжегшись, тут же одергиваю руку и отхожу. Предпочитая вместо выяснения причин собственного странного поведения заняться более важной проблемой, сосредотачиваю взгляд на находке. Пуговица, как пуговица: плоская, блестящая, без рисунка и эмблем, только на обратной стороне видны едва различимые символы «LINC». И что это может означать? Имя? Город?
Вопросительно смотрю на Майкла, словно он может ответить, но, замечаю его выжидающий взгляд, обращенный в мою сторону, и понимаю, что отгадку нам предстоит искать дольше, чем предполагалось. Вероятно, сейчас мы похожи на двух начинающих следопытов, наткнувшихся на огромную улику, но по своему незнанию не имеющие представления, как ею распорядиться.
- Наверное, стоит убраться, - говорит Майкл, оглядывая захламленную площадку. – Может, найдем еще что-то.
Киваю, пряча пуговицу во внутренний карман сумки, и удивленно распахиваю глаза, когда мужчина тут же принимается ворочать упавшую мебель.
И опять невольно сравниваю его с Антоном – благо ситуация аналогичная.
И снова Антошка проигрывает.
Тут же одергиваю себя, напоминая, что альтернативно ориентированные мужчины и не должны выигрывать у традиционалов. Тихонько смеюсь над собственными размышлениями и принимаюсь раскладывать вещи по полкам, пытаясь придать квартире первоначальный облик, не считая, конечно, развороченных стен.
Каждый раз замечаю, что глупо улыбаюсь, слушая мужское пыхтение за спиной, сопровождающее установку шкафов и диванов на их законные места, которое никогда бы не услышала, очутившись в таком разгроме на пару с Антоном.
Интересно, что заставляет его безвозмездно таскать тяжелую мебель? Уж никак не поверю, что простое человеческое желание помочь ближнему.
Украдкой оглядываюсь на мужчину, в данный момент успевшего сбросить куртку и передвигающего кресло к окну, и ловлю себя на глупой мысли, что он мог заинтересоваться мной.
- Действительно, глупо… - произношу вслух собственный контраргумент и разочарованно поджимаю губы. Не верится мне, что такой красавчик может интересоваться кем-то серьезно. Его интерес – одна ночь, а дальше - полная свобода от обязательств. Не люблю такой тип – самоуверенный, беспринципный, самолюбивый. Быть может кому-то нравится чувствовать себя вещью одноразового использования, но точно уж не мне, поэтому я всегда остерегалась таких парней, называя их про себя «пользователями с большой буквы «К».
- Ремонт не помешает, - произносит Майкл, снова заставляя обратить на себя внимание, тем самым вызвав только раздражение. Почему-то после всех моих размышлений, его замечания больше похожи на указания или приказы, и это невероятно сердит.
Хмуро оглядев гостиную со стоящими в центре пакетами, доверху набитыми мусором, ворчливо и совершенно невежливо предлагаю своему помощнику кофе. Конечно, после проделанного объема работы, ему, как минимум, положен кусок пирога, но все, ранее пригодное для употребления в пищу, валяется в черном пакете, ожидая, когда его выбросят в мусоропровод. Так что только кофе – по крайней мере, им моя соседка точно может поделиться. 
Майкл отказывается от кофе, чем вызывает мое искреннее недоумение, и, не дожидаясь уговоров с моей стороны, надевает куртку и выходит в приоткрытую дверь, по пути давая еще один ценный совет о смене дверного замка.
Радуюсь, что он захлопывает дверь раньше, чем я успеваю послать ему вслед красноречивое и громкое «Сама знаю!» и, закрыв дверь на защелку – единственный работающий механизм, кроме цепочки - бросаю взгляд на сумку, в недрах которой все еще покоится злополучный конверт, чье содержимое вот уже несколько часов подряд я намереваюсь посмотреть.
Выудив из сумки внушительную пачку, сажусь за стол и, после некоторых раздумий, вытаскиваю документы на свет. Недовольно щурюсь, увидев на самом верху фотографию, благодаря которой сегодня попала в затруднительное положение, и откладываю ее в сторону, открывая машинописные страницы, набранные на официальных бланках полицейского ведомства. Конечно, это копии, но даже в таком виде для меня они бесценны, потому что являются материалом на интересующего меня человека – Панкеева Алексея Константиновича – убийцу моего деда.
Невольная улыбка от понимания, насколько скорость выполнения работы может зависеть от оплаты, на мгновение появляется на лице, и я погружаюсь в изучение документов.
Удивительно, но этот человек, в самом деле, после окончания академии служил в полиции, причем целых девять с половиной лет.
Далее следовал растянувшийся на две страницы список доблестных поступков и награждений, который я просмотрела довольно поверхностно, уловив там только «проявленную отвагу при поимке особо опасных». 
После списка – два пустых абзаца и, наконец-то, запись об увольнении за махинации.
Последний факт меня несколько успокоил – такая причина увольнения кажется вполне соответствующей этому мрачному типу. Дальнейшая преступная биография оказывается довольно краткой: приговорен к двум годам заключения, из них отбыл только три месяца и выпущен досрочно за примерное поведение.
Недоуменно смотрю на ровные строчки, вчитываясь в них снова и снова, пока не понимаю, что мне не почудилось. Из двух лет отбыть три месяца? Как такое возможно? Конечно, досрочное освобождение вовсе не является чем-то из ряда вон, но чтоб настолько?
В этот момент мой, совершенно лояльный к любого рода странностям, мозг мог выдать только две версии произошедшего: первая - Панкеев начал работать на правительство, и вторая - он все-таки очень примерно себя вел. В то, что можно быть настолько примерным, чтобы отсидеть всего восьмую часть срока, верится с трудом, так что первая версия выглядит более правдоподобной, да и последний приговор, оказавшийся поразительно мягким, только подтверждает ее. Но тогда появляется вопрос: при чем здесь мой дед? Выполнял какое-то правительственное задание, о котором я не знала? Неужели он настолько мне не доверял? Или оберегал?
Снова понимаю, что размышления привели в тупик, и склоняюсь над бумагой, вчитываясь в строки.

Последнее место работы: Life Incorporated,
должность: начальник охраны.

Стоп! То есть, как «начальник охраны»? Если он жаловался, что дед его не включил в список научной группы, то он должен быть, как минимум, лаборантом. Но никак не охранником. Еще и фирма какая-то незнакомая, хотя, имея целую службу охраны, это точно не мелкая конторка по доставке цветов. Неужели настолько секретная, что о ней не говорят вслух? Может, под эгидой правительства работает?
Устало потираю глаза и откидываюсь на спинку кресла.
Тупик, и еще тупик. И вдобавок нарастающая уверенность в существовании какого-то мифического заговора.
Бред.
Видимо, надо отдохнуть. По-настоящему отдохнуть, а не выпасть из реальности в пучину собственных проблем.
Но я встаю из-за стола и хватаюсь за пакеты, намереваюсь доделать работу, которую не сделал Майкл.
Когда первая партия мусора спущена по широкой трубе, а я возвращаюсь в квартиру за следующей, взгляд упирается в почтовый ящик с забытым посланием. Корю себя за рассеянность, но все же решаю достать письмо после того, как проблема мусора устранена полностью.
Только тогда открываю почтовый ящик и, достав привычный конверт в стиле мистера Энора, осторожно, чтобы не запачкать, кладу его на стол, за которым недавно сидела. Вот этот конверт открывать не хочется совершенно, более того, не хочется даже уговаривать себя это сделать.
Поэтому, не найдя лучшего варианта, я оттаскиваю ко входной двери комод, соорудив таким образом защиту от несанкционированного входа, и отправляюсь в ванную за порцией чистоты и свежести. Конечно, отсрочка в данном случае будет недолгой, но все равно она мне нужна.
Только вместо приятного времяпрепровождения, я получаю новую головную боль, называвшуюся «надо же, какое совпадение!»
В самом деле: какое совпадение, что письмо от мистера Энора пришло в тот же день, когда обыскали мою квартиру. И какое совпадение, что Майкл в этот момент оказался рядом и даже нашел улику. Наверняка, в письме и раскрываются, наконец, причины обысков. А Майкла сам Энор ко мне и приставил.
Все сходится!
Хотя, нет, не все. Майклу я сама позвонила, так что он не мог заранее знать.
С другой стороны, Энор мог устроить так, чтобы Антон поехал на задание.
И для этого устроил двойное убийство?
Конечно, я была уверена, что Энор пойдет на что угодно ради достижения цели, но при этом очень сомневалась, что он будет предпринимать столько непродуманные шаги. Он - хищник, слишком умный хищник, такие просчитывают шаги на несколько лет вперед, а тут нужно было действовать слишком быстро. Проще своего таксиста посадить, который бы и катал меня по городу несколько лишних часов.
Но таксист мне попался от Стефана, да еще и в заминке была моя вина, а не его. Похоже, единственный, кто знал, куда я поехала, был… Стефан?
Понимание оказывается настолько внезапным, что я умудряюсь оступиться и упасть, хорошенько приложившись головой о мокрый кафель. Но даже возникшая после удара головная боль не может служить препятствием в поиске правды, и я, старательно выплевывая изо рта соленую пену с шоколадным запахом, поднимаюсь, наспех смываю остатки шампуня и, нырнув в объятия махрового полотенца, снова бросаюсь к бумагам.
Теперь мне крайне важным кажется знать все, что для меня приготовили: и биографию убийцы, и послание в красивом бледно-зеленом конверте.
Первым открываю конверт, решая разом отмести сомнения, биографию оставляю на потом, понимая, что он нее уже почти ничего не зависит.
Пробежав глазами по отпечатанным типографским строчкам, первоначально радостно улыбаюсь, а затем меня наполняет уже знакомое чувство раздражения.
В конверте оказывается не просто послание, а приглашение на торжественный ужин по случаю введения нового вида услуги: «По вторникам мы открыты для всех».
Как же не во время… Хорошо, хоть до следующего вторника еще есть время.
Похоже, мистер Энор в самом деле ни при чем, хотя полностью сбрасывать этого человека со счетов не стоит.
Теперь Стефан.
Снова смотрю на официальные бланки и решительно сажусь за стол, намереваясь досмотреть то, что мне предоставили.
На деле оставалось немного: Панкеев был женат, имел двоих детей и домик на юге континента в славном городе Вилль де Сильвер-2. Далеко от семьи, но, видимо, на то были причины.
В данный момент отбывает наказание на А-1.
На этом секретные сведения закончились, и если бы не мое недоумение по этому поводу, я наверняка пропустила бы приклеенный к обратной стороне последней страницы клочок бумаги с короткой надписью в виде столбика цифр и итоговой суммы. Оказывается, информация имеет почти такую же стоимость, как человеческая жизнь. И мне очень не хочется думать, какая цена на самом деле завышена.
И так, мы имеем: биографию Панкеева, постоянные обыски и… пуговицу – полный набор улик для начала расследования. И множество тупиковых ситуаций.
С другой стороны: есть работа, а точнее, странная галерея, которая тоже ничего, кроме вопросов не вызывает. Но зато в завтрашней приватной беседе я надеюсь хоть что-то прояснить.
И еще есть Майкл, о котором я не знаю ничего, а единственный человек, который может хоть что-то о нем сказать, живет в районе, который вызывает у меня неподдельный интерес. Значит, объединяем два последних пункта и оставляем их до завтра, а вот по последней улике начинаем работать прямой сейчас. Остается только вызвать мастера, чтобы сменить замки, а то придется провести бессонную ночь.
К счастью, мастера долго ждать не пришлось - уже через час, я сидела в закрытой на два замка квартире в полном одиночестве и пялилась в экран монитора, пытаясь набрать план завтрашней встречи, чтобы не упустить важных деталей, если разговор пойдет по ненужному руслу. Когда распечатанный проект, сложенный вдвое, ложится в походный блокнот и падает на дно сумки, я вспоминаю про припрятанную улику в боковом кармашке. Теперь мне кажется, что поиск информации о таинственной аббревиатуре займет больше всего времени.
Кладу пуговицу перед клавиатурой, словно намереваясь с ней советоваться, что писать в строчке поиска, запускаю браузер, старательно отщелкивая всплывающие окна рекламы, и на секунду задумываюсь с чего начать. Быть может, просмотреть данные об охранных агентствах – там всегда знали толк в слежке и обысках? Или искать среди курьерских служб – эти проныры везде имеют доступ, и их точно меньше всего будут подозревать. Заодно не мешает проверить видео, которое приобщили к делу – вдруг там были странные субъекты, кроме Панкеева.
Похоже, без Стефана опять не обойтись, а давать лишнюю информацию о своих действиях ему не хочется. Использовать вслепую, не объясняя? Получится ли? Надеюсь, за деньги он может сделать все, в том числе и замолчать.
Благополучно решив расстаться с еще десятью тысячами на счету, я набираю в строке поиска «LINC» и внимательно всматриваюсь в выведенные на экране строки с ответами. Поисковик выдал несколько версий о фамилиях, содержащих эти буквы,  но так как среди них оказался драматург, писатель и боксер, версия о конкретных людях отпадает сразу. А вот когда между однотипных строчек мелькнуло знакомое название, становится интересно, и я, не задумываясь, перехожу по ссылке.
Попадаю на страницу Обще континентального виртуального сборника, где интересующей меня фирме отводится всего две строки:

Life Incorporated (L.Inc.) – фармацевтическая компания, основанная в 1896 году.
Головной офис: 21/1 6-я авеню Северного м-на г. Вилль д’Ор.

Что ж, вот и ответ – Панкеев работал в буквальном смысле на лекарства.
И что в таком случае «производители жизни» в лице Панкеева хотели от моего деда? Ну, не инструкцию же он у них украл, в конце концов! Или все-таки узнал что-то, чего знать не положено? В таком случае напрашивается вопрос: каким образом узнал? Он же не полицейский и не мог сунуть под нос удостоверение и с уверенным лицом вытащить документы из чужого сейфа, а потом потребовать объяснений. Совершенно точно кто-то на него работал. И, вполне возможно, этот «кто-то» давно уже лежит на дне озера – исполнителей убирают, как только узнают имя заказчика.
Совершенно точно Панкеев работал по конкретному заказу и наверняка первый погром – в квартире деда - устроил именно он. Но засветился на камеру, и главным злодеям пришлось его слить, не забывав пообещать компенсацию за неудобства.
Снова нарастает раздражение от упоминания фамилии этого человека, даже не смотря на то, что она не произносится вслух. Похоже, я все-таки не откажусь от нового предложения, если Стефан, конечно, его прорабатывает. Мужик получил то, что хотел, и наверняка даже больше. Уверена, его семье денег надолго хватит.
Семья… У этого циника есть семья. И двое детей. Семья, которой нет у меня. И может не быть у них. Из-за меня.
Мысли внезапно обрываются, словно некий безмолвный страж моего рассудка уловил признаки опасности в рассуждениях, и я вскакиваю с места, чтобы сменить обстановку и попытаться уйти от непривычного ощущения, что я поступаю неправильно.
Зона комфорта, внезапно лопнувшая, как мыльный пузырь, медленно возвращается на свое место, когда я включаю телевизор, тут же заполняющий комнату нестройным хором звуков. Это привычно. И, кажется, правильно. Потому что не дает думать, увлекая в свой несуществующий мир, созданный такими же, как я искателями сенсаций и острых ощущений, не выходящих из собственных квартир.
В какой-то момент вылавливаю на экране лицо Энора и делаю звук погромче, несколько обалдело глядя на цветную картинку, которой не могло существовать. Вскоре понимаю, почему он решил показаться людям: это и есть те «дополнительные меры», предпринятые в ответ на мою статью о ресторане. Что ж, вполне в духе Энора: если не получилось сделать так, как хотел, то нужно извлечь из ситуации максимальную выгоду.
Реклама предстоящего банкета в честь введения «вторника для всех» оказалась такой же претенциозной, как и заведение, в котором он будет проходить. Наверняка после такой демонстрации возможностей по вторникам о «Силанс д’Ор» можно будет только мечтать из-за плотной толпы желающих проникнуться атмосферой. Так что этот день можно смело вычеркивать из золотой карты, как обыкновенный выходной. Не считая, конечно, предстоящего вторника, на который я получила персональное приглашение. И пока не имела сопровождающего.
- Что ж, по крайней мере, у меня всегда есть надежный вариант, - задумчиво произношу, набирая номер Антона, надеясь, что он, как обычно, согласится помочь, и, не приступая к традиционным расшаркиваниям, сразу перехожу к делу, сообщая мужчине о готовящейся для него роли эскорта.
Антон отвечает не сразу, но озадачивает вовсе не необходимость друга задумываться перед ответом, а его отказ, ставший для меня полной неожиданностью. Отчего-то я даже не могу разозлиться или обидеться на такое совсем не дружеское поведение, поэтому просто вешаю трубку, оставаясь в некой прострации. Оказывается, у него есть планы на вторник, и их нельзя отменить. Какие-то планы помимо меня.
Конечно, глупо предполагать, что у Антона нет собственной жизни, но чувство непонимания и недоумения все равно остается. Похоже, я настолько свыклась с его ролью всегда готового прийти на помощь, что не могу нормально воспринять один-единственный отказ.
Так что когда мужчина перезванивает, чтобы еще раз извиниться и объяснить, я все еще пребываю на далекой планете собственных иллюзий и на землю спускаться не собираюсь. Но все же отвечаю вполне вменяемое «Да, все в порядке» и снова смотрю в цветной экран.
Проблема не решилась с первого раза, значит, все еще значится в списке. И теперь мне  предстоит довольно трудная задача по поиску вменяемого, в меру харизматичного и симпатичного мужчины, с которым я бы могла пойти на ужин к Энору.
Почему-то на мгновение показалось, что идея прийти одной не так уж и плоха, что бы там ни говорили правила, только я знала, что так не поступлю – репутация, какая бы она ни была, мне все еще дорога. Значит, у меня в запасе есть еще пять дней, чтобы найти счастливчика и добровольно или под принуждением привести его в «Силанс д’Ор».
Еще один глупый пункт в списке необходимых дел, но без его выполнения, увы, никак.
Уже смиряюсь с неизбежным и укладываюсь на внезапно ставший невероятно уютным диван, отрешаясь от внешнего мира, когда раздается новый звонок, заставляющий поднести трубку к уху, не размыкая глаз.
- Что ты творишь, идиотка! Я же сказал действовать через меня! – непривычно резкий голос Стефана оказывается действеннее звонка будильника, и я мгновенно выныриваю из дремоты, чуть не свалившись на пол. – Ты хоть понимаешь, что сделала?!
Тру глаза, пытаясь понять, где нахожусь, и спрашиваю в чем дело.
В ответ раздается сначала возмущенное пыхтение, а потом уже притихший, но не менее злой голос отвечает:
- С какой стати пошла в обход меня? Ты хоть понимаешь, чем это может грозить?
- Не понимаю, - отвечаю неожиданно твердо, давая понять, что меня его слова не пугают. –
Что случилось?
В трубке воцаряется молчание, а потом следует заключительная реплика, оказавшаяся значительно тише предыдущей:
- Через час. Как обычно.
И я понимаю, что мне снова придется нестись со скоростью света в центр только для того, чтобы Стефан мог излить на меня очередную порцию яда. И все же одеваюсь и вызываю такси, прекрасно сознавая, что дело срочное и отлагательств не терпит. Значит, после встречи придется просто «вколоть» себе противоядие – благо в баре оно присутствует в достаточном количестве.
Швейцар у двери улыбается несколько снисходительно, словно игроку в покер, пристрастившемуся к игре и появлявшемуся в казино каждый вечер, и я понимаю, что слишком часто пользуюсь услугами Энора. Никогда не думала, что можно зависеть от ощущения секретности, но, похоже, я действительно «зависла» на безопасности.
Стефан уже внутри – сидит сердитый в середине зала и пьет – видимо, ему тоже отказали в VIP-обслуживании, как некогда мне.
Подхожу как раз в тот момент, когда он, уже увидев меня, нетерпеливым жестом осушает свой стакан и снова подзывает официанта. Мужчина получает новую порцию вожделенного пойла и, наконец, фокусирует на мне свой взгляд.
- Ну и зачем было это делать? – произносит он, отпивая янтарный напиток.
- Что? – отвечаю пренебрежительной улыбкой, что мне удается с легкостью – мужчина представляет собой довольно жалкое зрелище: ощетинившийся, издерганный и почему-то испуганный. Что же произошло?
- А ты не понимаешь? – ехидно произносит Стефан и зло прищуривается. – Или, скажешь, он сам копыта откинул?
- Кто? – снова недоуменно переспрашиваю, совершенно сбитая с толку его обвинениями. – Стефан, если уж вызвал меня, то хоть объясни, зачем?
- А ты не знаешь? – недоверчиво вопрошает он.
- Нет.
- Совсем не знаешь? – серые глаза прищуриваются, словно пытаются разглядеть отражение вранья на моем лице, но я стойко переношу этот взгляд, зная, что мне нечего скрывать. Почти нечего.
- Нет, не знаю! – выкрикиваю, уже порядком раздраженная странным поведением бывшего друга, и, ударив ладонью по столу, возмущенно переспрашиваю. – Что происходит, Стефан?!
Мужчина молчит, продолжая изучать мои эмоции, потом недоуменно хмурится и уже почти спокойно спрашивает:
- В самом деле?
Молчу, предлагая ему самостоятельно сделать вполне очевидные выводы, и, кажется, не сразу, но все же Стефан понимает, что ошибся в своих рассуждениях.
- Вот же гадство, - бессильно произносит он, обхватив лицо руками. – А я, дурак, подумал…
- Стефан, что случилось? – в третий раз задавать один и тот же вопрос непривычно и неприятно, но выбора у меня нет: мне нужно понять, что произошло.
Мужчина посылает мне долгий взгляд, потом отодвигает бокал подальше от себя и, положив руки на стол, тихо произносит:
- Твоего клиента грохнули. Во время дневной прогулки, сегодня.
- Панкеева? – тихо переспрашиваю, после недолгой заминки, потраченной на то, чтобы понять,  о ком идет речь.
Стефан кивает, подтверждая мои слова, и добавляет:
- Ты получила, что хотела. И без моей помощи.
Да уж, получила. Только не то, что хотела, а дополнительную головную боль. Теперь вся моя теория рассыпалась, потому что я не видела объективных причин, чтобы избавляться от Панкеева – он достаточно доказал свою преданность компании, и его убийство больше похоже на то, что кто-то подчищает хвосты. Значит, он точно использовался не в слепую и мог многое рассказать. Теперь же спрашивать не у кого.
- … знал бы, хоть денег снял, - прерывает мои рассуждения голос Стефана, и я недовольно морщусь, замечая его осоловелый взгляд, направленный сквозь меня. Понимаю, что сейчас мужчина говорит обо мне и становится вдвойне неприятнее от излишней расчетливости этого человека. А ведь много лет я считала его другом.
- Деньги переведу завтра, - брезгливо поморщившись, произношу я и добавляю, как только Стефан снова обращает на меня внимание: - И все-таки найди мне досье на того парня. И наблюдение сними, а не открытки с приветами посылай.
Рассерженная, я покидаю ресторан, не особо беспокоясь о том, что подумает обо мне Стефан – его мое мнение, похоже, вообще не волнует.
Глотаю прохладный ночной воздух и только тогда немного успокаиваюсь и уже вполне осмысленно направляюсь к стоянке такси на другой стороне улицы, решая добраться до дома раньше, чем еще какой-нибудь чрезмерно усердный полицейский обратит на меня внимание.
И только дома могу расслабиться, хоть меня поначалу и преследует чувство, что в квартире снова кто-то побывал. Нет, не было нового обыска, просто произошли какие-то невидимые глазу изменения, которые сняли с комнат отпечаток моей руки и наложили отпечаток непрошенного гостя.
Уверена, что фотография из конверта вовсе не лежала на полу в гостиной, когда я уходила, но именно там я ее нашла, когда вернулась.


------------------------------

Я забылся и оказался слишком самонадеян – она все равно верила мне с трудом. Даже когда я нашел след одного их тех двоих, она все равно сомневалась. И все же положила блестящую вещицу, увитую серыми нитями, в свою сумку.
Иногда я жалею, что не имею возможности читать мысли - мне пригодилось бы это умение.
Все время, пока помогаю ей, чувствую ее напряжение и не могу понять причину, ведь я все делаю правильно. Люди обычно любят, когда им помогают, особенно женщины. И они любят работать вместе, общее дело должно устанавливать доверие между ними.
Но сейчас мне снова кажется, что я что-то делаю не так. По нервным жестам и поджатым губам вижу, что ее тяготит мое присутствие, и решаю уйти, не оставаясь на кофе – понимаю, что ей неприятно находиться со мной под одной крышей и нужно дать ей время.
Она нервничает все время. Даже на простое напоминание о смене замка отвечает острым всплеском раздражения. Поэтому про забытое в почтовом ящике послание не рискую напоминать, чтобы не оттолкнуть ее и не разрушить едва наладившуюся связь.
Позволяю остаться в одиночестве, наблюдая за ее странными манипуляциями с бумагами и техникой через окно только несколько минут. А когда она сама вспоминает про пуговицу, решаю проследить путь этого предмета, ухватившись за идущую из окна квартиры нить.
Нить петляет, приводя меня сначала в пустой дом за городом, потом в чужую такую же пустую квартиру, все еще хранящую отпечаток умершего хозяина. Потом она тянет меня на север. Вижу, что нить прячется за горизонтом, и, оглянувшись назад, решаю последовать за ней.
Любопытство вызывает внезапная смена светового рисунка местности – в этой части город освещен слабо, изредка светящими фонарями, а опустевшие с приходом темноты улицы кажутся безжизненными.
Покружив над улицами и выбрав самый темный закоулок, решаю спуститься и проверить.
Едва мои ноги касаются вымощенного камня, слышу несколько характерных щелчков и понимаю, что ошибся в расчетах – здесь были люди, и они прятались в темноте. И, что хуже всего,  они видели меня в полете.
- Не двигайся, парень, - слева от меня раздается голос, после чего слышатся шаги, и через несколько секунд передо мной появляется едва различимая в темноте фигура человека с оружием. – Мы просто хотим поговорить.
Улыбаюсь, видя бледные всполохи страха, которые он выдает помимо его воли, и соглашаюсь на терпеливое ожидание появления того, кто будет говорить со мной.
Беспорядочные нити, идущие от людей, путаются и переплетаются, сбивая с толку и не позволяя проследить, куда они уходят.
Когда в темноте раздаются звуки шагов приближающихся людей, и руки одного из них зажигают свет керосинового фонаря, который поднимают, чтобы увидеть мое лицо, я, наконец, могу разглядеть людей, окруживших меня плотным кольцом.
Все – в неприглядной на вид одежде, все – с оружием. Только у человека, державшего фонарь, оружия нет. И только хорошо приглядевшись, я понимаю, что это женщина.
- Ты пришел, - говорит она, улыбаясь, словно рада моему появлению. И это озадачило меня.
Неужели я встретил одного из моих бывших «клиентов»?
Но нет, с женщинами я раньше не работал, да и на ней нет моей печати – мы не заключали соглашения.
- Ты ошиблась, - терпеливо произношу, понимая, что часто человеческий разум имеет свойство заблуждаться. Но это не их вина – это их особенность.
- Нет, - женщина качает головой. - Я знаю, я видела тебя, - она указывает пальцами на свои глаза, и теперь я понимаю, что она имеет право так говорить. Она видела меня, и приняла увиденное, как должно быть. Вот кто мог быть идеальным маяком – человек способный видеть, понимать и принимать увиденное. Бесценные качества, которых так не достает той, что предназначена на эту роль мирозданием.
- Твои глаза тебя обманули, - произношу жестко, чтобы не дать ей поверить в меня. Чтобы не позволить ей надеяться, как тем, другим людям, которые видели и которых не уберегли от ненужного им знания, необдуманно позволив придумать нам удобное назначение. Не хочу становиться причиной их заблуждений – у меня другая миссия.
- О нет, парень, - в голосе женщины появилась обида и глухое упрямство. – Я может и старая, но еще в своем уме. Мы видели, как ты кружил над кварталом.
Молчу, понимая, что любые мои слова окажутся для них дополнительным подтверждением. Мне не нужны лишние свидетели – слишком велик шанс, что один из них приведет охотников и осложнит мое дело. Но у меня нет выбора: я могу взмыть в небо, дав им лишний повод поверить, или остаться и попробовать изобразить из себя человека и переубедить их.
 - Что ты хочешь? – произношу, выделяя только женщину, понимая, что именно к ее словам будут прислушиваться остальные.
- Поговорить, - произносит она твердо и делает знак рукой, после которого остальные опускают оружие.
Несколько мгновений мы стоим в слабоосвещенном дворе, и только напряженная тишина царит вокруг. Наконец, я принимаю решение, к которому меня принуждает неизбежность. Быть может все мои ошибки и были дорогой сюда? Быть может в этом моя задача?
Гляжу на парящий над их головами пучок нитей, уходящий на север, и произношу, решая оставить выяснение их пути на потом:
- Хорошо. Но говорить буду с тобой, - движением головы указываю на  женщину и тут же вижу, как исчезает всеобщее напряжение, а лицо старухи озаряет улыбка.
- Мы согласны, - говорит она за всех и даже не оглядывается, чтобы убедиться в том, что ее безмолвно поддержат. Безоговорочный лидер. Странно, ведь за ее спиной стоит мужчина, который больше подходит на эту роль, но он уступил, предпочитая защищать ее. А ведь их даже не связывают кровные узы.  Безоговорочно доверяет или выжидает?
- Пойдем, - женщина делает шаг назад, заставляя толпу расступиться и образовать проход для двух человек.
И я иду следом, отмечая, как расступаются передо мной люди, словно боятся нечаянно прикоснуться. Как к божеству. Или как к прокаженному.
Не могу понять, чего в их взглядах больше – ужаса, надежды или любопытства, но мне одинаково не нравится присутствие ни одного из этих чувств.  Это опасно. Опасно не для меня.
Когда последнее лицо исчезает за моей спиной, а впереди распахивается дверь, я понимаю, что разговор будет самым долгим за все время моего присутствия здесь, внизу. И возможно, какая-то его часть станет откровением. Поэтому, прежде чем переступить порог темной комнаты, озвучиваю единственную просьбу, которая вызывает в толпе недовольный ропот:
- Я буду говорить один на один.