Лесной старик. Часть 3, глава 2

2

     Встревоженный Серов, довольная Алёна и их загадочный гость нагрянули в горное поместье на роскошной арендованной машине и без всяких предварительных уведомлений;  случилось это тихим, но снежным вечером. Лихой, но серьёзный водитель такси, выгрузив богатых пассажиров и багаж, немедленно укатил восвояси... Торжественный ужин при свечах был решительно отменён, поскольку и господа, и их утомлённый гость сытно перекусили в фешенебельном ресторане возле аэропорта. Путешественникам очень хотелось поскорее добраться до мягкой постели. А странного старика Серов поселил в самых почётных апартаментах, предназначенных для гостей…   
     Ранним и вьюжным утром Тимофей, как обычно, наблюдал за уборкой комнат, лестниц, коридоров и помещений в большом господском доме. Но нынче дворецкий не был облачён в свою обычную униформу, которая сразу позволяла гостям различить в нём слугу. Поутру напряжённый Тимофей вместо узких и тесных одеяний, положенных ему по штатной должности, нарядился в чёрный просторный костюм, сшитый в богемном и, одновременно, профессорском стиле…
     В парадной гостиной Тимофей вдруг обнаружил бодрого старика, листавшего на чёрном кожаном диване увесистый фолиант из хозяйской библиотеки. Дворецкий и гость были уже знакомы, и они церемонно кивнули друг другу…
     Просторную комнату при их встрече тускло освещала напольная лампа с серебристым абажуром. Гость был одет в бежевые домашние брюки, в тёмный мохеровый свитер и в серые мягкие чувяки. Тимофей бесшумно прикорнул на краешке дивана и учтиво завязал разговор:
     - Как вам нынче спалось, уважаемый Павел Петрович?    
     - Превосходно, милейший Тимофей Захарович! Пуховая постель была просто замечательной! Очевидно, что усадебные слуги и вышколены, и тактичны. Наверное, в поместье по традиции ведётся подробный кондуит об их провинностях и штрафах…      
     - Я стараюсь по мере моих природных сил, – негромко и скромно произнёс дворецкий, – но досье на прислугу я, конечно, не веду. Достаточно моей хорошей памяти…   
     - А я прихватил из библиотеки весьма назидательную книгу, – иронично продолжил беседу Бородин. – Иллюстрации великолепны! Текст на французском языке с подробным описаньем китайских казней и пыток. Невообразимое изуверство императорских палачей! Даже в диком язычестве славянские племена чурались подобной жестокости…
     - Любое начальство, – серьёзно ответил Тимофей, – крайне редко учитывает интересы своих подчинённых. Властной элите совершенно безразличен духовный мир простого люда. А высокий уровень культуры далеко не всегда делает человека лучше. Носители утончённой и развитой культуры очень часто будут при их жизни оставаться нелепыми чужаками для своих народов…      
     - Ба, – хмуро пробурчал Бородин, – да вы философ… И, пожалуй, искусный демагог…   
     - Я с отличием закончил философский факультет в санкт-петербургском университете, – со спокойным достоинством пояснил Тимофей, – а мои курсовые работы наши профессора считали лучшими.    
     - Я ни капли не сомневаюсь в вашей компетентности, – хрипловато произнёс гость, – и не выпытываю у вас, почему вы не стали профессиональным философом, почтённым кандидатом, а вскоре и доктором гуманитарных наук и уважаемым педагогом на престижной кафедре… От науки солидных барышей не бывает… Но ведь и ваше нынешнее положенье нельзя считать апогеем успеха! Разумеется, ваш хозяин – милейший человек… – И Бородин лукаво покачал головой. – Но всё-таки он остаётся для вас полновластным и владетельным господином... И мне почему-то не верится, что вы воспринимаете такую ситуацию, как заправский философ-стоик…   
     Тимофей порывисто поднялся с дивана и пружинисто, хотя и слегка сутулясь, подошёл к окну. Около минуты дворецкий грустно смотрел во вьюжную предрассветную муть, а затем, повернувшись к хозяйскому гостю, молвил:   
     - Только всемогущий Боже знает, для чего мы живём. А вдруг мы обитаем на грешной земле только для того, чтобы философствовать? Ведь такой каверзный фокус вполне может случиться… Не философия – для нашей жизни, а наша жизнь – ради философии… И весьма трудно доказать обратное… – Тимофей украдкой вздохнул и после короткой паузы продолжил тихо, но внятно: – Но давайте отбросим абстрактные сущности. Вы напрасно решили меня уколоть. Ведь вы достаточно разумны для того, чтобы не путать внешнюю, демонстративную почтительность с духовным рабством…      
     Бородин быстро и внимательно посмотрел на Тимофея, и тот насмешливо проговорил:
     - Только вам сейчас не надо зыркать на меня грозными очами! Пожалуй, мы с вами – в одинаковом  положении. Хотя прежде вы, наверное, были и покровителем, и наставником нынешнего владельца усадьбы…    
     И вдруг Павел Петрович меланхолически отозвался:
     - Да, этому шельмецу изрядно повезло с наследством…
     - Но сетовать нужно не об этом, – вкрадчиво сказал дворецкий, – Основная причина заключается в книге, которую он теперь сочиняет. Ведь в своих писаньях он выказывает недюжинный и подлинный талант. И именно поэтому Серов высокомерно считает нас, – и, пожалуй, справедливо, – не равными себе. У него уже появилась твёрдая убеждённость, что мы ниже его…   
     - А почему вы вдруг решили, что роман у хозяина поместья обязательно получится хорошим? – полюбопытствовал уязвлённый гость. – Неужели вы никогда не слышали о забавных, но кичливых графоманах?      
     - К огромному сожаленью, не тот случай, – огорчённо признался Тимофей. – Хотя, конечно, меня доселе не удостоили предварительным прочтеньем книги, однако я ориентируюсь на благоговейную реакцию моей новоявленной госпожи…
     - Но очень вероятно, что она ошибается, – с нарочитой небрежностью предположил насупленный Бородин. – Ведь чрезвычайно трудно не утратить объективность, если имеется нужда постоянно льстить.
     - Нам излишне обманывать самих себя, – пробормотал дворецкий, не скрывая своей удручённости. – Интуиция мне подсказывает, что его писанья не окажутся пошлым хламом. Да и вы не верите, что Серов – это бездарный маратель бумаги…   
     И вдруг Тимофей ощутил в себе сладчайшую готовность к дерзости и риску. Вдохновенному дворецкому даже почудилось, что его дружески обуяли жестокие, мудрые и расторопные демоны оккультной тьмы, а затем в его нутро весело и шустро проник и сам дьявол под личиной кудлатого, бодрого и приятного зверя. А вскоре Тимофею уже мерещилось, что небеса излучают в его душу и плоть незримые, но материальные вихри, которые стремительно укрепляют его разум и волю.
     И лукавый слуга, чувствуя себя ипостасью сатаны, веско и назидательно произнёс:
     - Нам нельзя допустить, чтобы один человек необоснованно получил от судьбы чересчур много даров. Великолепное наследство, профессиональное признанье коллег и литературный талант! И, в придачу, – утончённо прекрасная жена! Я ничуть не сомневаюсь в том, что вы со мной полностью согласны. Иначе вы не оказались бы здесь… 
     И вдруг у Тимофея появилась необъяснимая, но твёрдая уверенность, что он, изрекая эти фразы, не совершил даже намёка на психологическую ошибку при оценке личности своего собеседника.   
     - Не ваше дело, дворецкий, судачить, почему я приехал сюда, – резко и понуро ответил Бородин и вскоре непроизвольно и хищно ощерился. А затем Павла Петровича охватило приятное – и даже почти сладострастное – возбужденье… 
     Бородину вдруг стала несказанно приятна его интуитивная и внезапная уверенность в том, что дворецкий не предаст его. Бывший генерал был втайне возбуждён, будто перед важной военной операцией с большими шансами на успех. А затем Павлу Петровичу ярко вообразились пленительные сцены безмерного униженья Серова…
     И внезапно Бородин ощутил, что его собственная готовность к череде бессовестных предательств оказалась очень сладостной для него самого, хотя он за свою длительную и безупречную карьеру ни разу не покусился – даже в помыслах – на  измену родной стране. Но теперь из банальной зависти к чужому дарованью он был готов предать Серова без малейших колебаний. Ведь хитрое предательство вовсе не было чревато полным крахом, поскольку даже при конфузной неудаче у Бородина сохранялась и солидная генеральская пенсия, и просторная столичная квартира, и прочная подмосковная дача с плодовым садом, и крепкая избушка в болотных дебрях.
     И Павел Петрович, наконец, высказался перед чутким и внимательным дворецким с полной откровенностью:
     - В принципе, вы сейчас наболтали достаточно много для того, чтобы я скумекал о вашей тайной и завистливой неприязни к владельцу усадьбы. И ограничивать самого себя  мелкими пакостями, как я понял, вы отнюдь не намерены. Ведь вы чересчур образованны и разумны для того, чтобы плевать исподтишка в хозяйский кофе. Значит, вы затеяли крупную, капитальную каверзу. Утончённый подвох!.. И я почти не сомневаюсь, что в ваших интригах особо важная роль отводится не слишком щепетильной, хотя и даровитой Алёне. Интересно, в каких деликатных инцидентах и эпизодах вы поручите ей участвовать?   
     Тимофей неопределённо передёрнул плечами и ворчливо осведомился:   
     - А почему вы вдруг решили, что мною предусмотрено её непременное участие?
     - Без неё в ваших корыстных затеях не обойтись. Её не удастся мошеннически обскакать и обмишурить. Ведь при любых раскладах она останется единственной наследницей своего законного супруга. Она, как джокер в серьёзной карточной партии…      
     Дворецкий усмехнулся и горделиво молвил:
     - Заметно, что вы – меркантильны. И вы сейчас обижаете меня. Неужели вы полагаете, что меня влечёт банальная корысть? Но я не считаю себя мелкотравчатым существом или инфузорией. Хотя, разумеется, я могу притвориться и безропотным, и послушным. Но именно в моей внешней покорности я обретаю потаённую власть…      
     И дворецкий неторопливо и важно прошёлся гостиной, а затем, сноровисто передвинув серебристое мягкое кресло, удобно утонул в нём супротив Бородина… 
     - Мне кажется, что я прекрасно понимаю вас, – ворчливо, угрюмо и веско произнёс Павел Петрович, – материальные интересы религиозного сообщества, которым вы издавна управляете с несомненным успехом, довлеют над вами. Многочисленная паства ретиво крестьянствует, и ей крайне необходимы новые угодья. А рядом с вашей трудовой деревней у отставного генерала пустуют охотничьи владенья с ручьями, рекой и густым лесом. Усадебный особняк после ремонта и реконструкции можно быстро превратить в обширную резиденцию главы вашей перспективной церкви… Но неужели вы всерьёз питаете надежды, что благодарная и щепетильная Алёна, получив в результате ваших планов, махинаций и хлопот несметное наследство, поделится с вами? Хотя супругой церковного лидера она будет вполне импозантной… Но вы, наверное, сильно удивитесь, если я искренне признаюсь вам, что и я не прочь заарканить эту редкую женщину…   
     - Поверьте мне, что я нисколько этому не удивлюсь, – хмуро и нервно проговорил дворецкий, – ибо теперь очень многие хотели бы захомутать её. Ну, ещё бы: она сейчас – богата и красива! И вполне возможно, что вы втюрились в неё. Но неужели мы допустим, чтобы она оказалась причиной наших бессмысленных и необратимых раздоров?..   
     И вдруг оба собеседника одновременно ощутили свою духовную близость и ясно осознали взаимное и полное доверие. У обоих возникло необоримое желанье навеки лишить Серова способности к творчеству и безмерно унизить Алёну. И оба они предвкушали несравненное удовольствие от своих изощрённых интриг и психологически утончённого коварства…
     Наконец, Бородин доверительно молвил: 
     - Нет, мы не начнём яростно ссориться из-за Алёны. Ведь она, в сущности, оказалась не более чем сексуальной игрушкой неподражаемой сестры Серова… и обретена им по наследству вкупе с остальным имуществом. И хотя эта прелестная стерва и сумела цапнуть себе куш не по чину, но для неё более органично – пребыванье в публичном доме… – И Павел Петрович, почмокав непроизвольно губами, добавил хрипловато и бесстыдно искренне: – А ведь существует потаённая и загадочная услада в том, чтобы низринуть человека в полное ничтожество!.. На государственной службе я часто занимался вербовкой. И мне до озноба было приятно, когда респектабельная, чванная и спесивая персона превращалась, – с огромным риском для своей карьеры и жизни!.. – в моего штатного агента… на самой низкой ступеньке шпионской иерархии…
     - Теперь очень многое мне стало понятным, – уважительно сказал дворецкий, – ибо хорошо чувствуется в вас кастовая гордыня. Но ведь и завидная проницательность имеется у вас в наличии… Вы безошибочно просчитали, что нынешняя откровенность вам ничем не грозит, даже если она выплывет наружу. Ведь при нужде вы сможете меня облыжно обвинить в корыстном руководстве преступной сектой и, как следствие, в шантаже и в мошенничестве. И даже «пришить» мне фальшивое уголовное дело. Возможностей и связей для этого у вас, несомненно, хватит… Однако мы вполне подходим друг другу. Но сначала нам нужно поскорее определиться с тем, чего именно мы хотим. А я в таких делах имею весьма скудный опыт. И поэтому я прошу вас максимально быстро выявить наши перспективы и чётко обозначить данности. Короче, необходим ясный, подробный и убедительный план…    
     Но чётких и конкретных планов Бородин покамест не имел, и он мысленно пожурил себя за такую оплошность. Однако вскоре лёгкая досада на самого себя сменилась у него радостным предвкушеньем интересной аналитической работы. Особенно лестным и приятным для Бородина оказалось то, что его главенство в их усадебном заговоре было дворецким фактически и безоговорочно признано. Ведь умный дворецкий без всяких обиняков признался в нехватке своего интриганского опыта и попросил более сноровистого подельника составить эффективный план, а, значит, и принять дальнейшее руководство их предприятием…
     А довольный Тимофей мысленно похвалил себя за то, что он дипломатически тонко отдал тороватому Бородину внешне бесспорное лидерство в их затее. Не зазорно, мол, использовать чужие навыки, познанья и опыт…
     Деловитый Бородин заранее умилённо гордился своим будущим планом. Ведь план усадебного заговора обязательно должен оказаться нетленным шедевром логики, психологизма и простоты. А затем оригинальную методику изощрённого и успешного заговора можно занимательно, но профессионально описать в специальной книге, которая непременно станет бесценным подспорьем для плеяды российских разведчиков наивысшей квалификации… 
     Наконец, после таких соображений усадебный заговор показался Бородину праведной и честной дуэлью. Разумеется, прекрасный роман Серова уже вовеки не будет завершён, а затем пропавшая рукопись неизбежно канет в полное небытие, но разве взамен не появится новая и первосортная методика для секретных державных структур?..
     Усадебный заговор стремительно обретал для Бородина благородный, и даже патриотический смысл…
     Внезапно собеседники многозначительно переглянулись, и дворецкий искусительно спросил:   
     - Могу ли я рассчитывать на ваше согласье?   
     И гость ответил без малейших колебаний:
     - С полным удовольствием я тряхну стариной, но вам придётся малость подождать, пока я сформулирую цели, проблемы и методы нашего дела достаточно ясно и чётко. Ведь я привык стремиться к эталонной точности. 
     - Не беспокойтесь: я терпеливо буду ждать, сколько потребуется, – воодушевлённо, хотя и тихо произнёс дворецкий и пружинисто встал с кресла. А затем и Бородин, слегка помедлив, поднялся с дивана. Они обменялись быстрым рукопожатьем и с лукавыми улыбками разошлись… 

3