Подвиг спасения Веры и Отечества

                Житие Святого Сергия Радонежского.
Имя Сергия Радонежского широко известно. О его роли в истории вначале Московского княжества, а потом всей Руси говорится в школьных учебниках. На уроках литературы учащиеся знакомятся с отрывками из произведения Б.Зайцева «Преподобный Сергий Радонежский», с житием Сергия Радонежского, написанного Епифанием Премудрым. Общество возвращается к своим истокам. Однако нельзя забывать, что замалчивание многих страниц русской истории, особенно касающихся роли церкви в жизни страны, наложило отпечаток на наше знание о прошлом.
В трудное для России и церкви время в Париже Борис Зайцев в 1924 году обращается к образу преподобного Сергия. «В тяжелые времена крови, насилия, свирепости, предательств, подлости неземной облик Сергия утоляет и поддерживает. Не оставив по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим. Одним он утешение и освежение, другим – немой укор. Безмолвно учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере».   И в наше трудное время образ преподобного Сергия сияет непередаваемым светом. Он соединяет собой прошлое и настоящее и дает веру в будущее.  Своим примером он показывает, что споры об истине, о дальнейшем пути России, о национальной идее не должны превратиться в пустословие. А как избежать этого? Нельзя только разрушать, когда-то надо начинать строить. Созидать новый мир, обустраивать свой дом. Здесь на земле, где нередко еще царствует дикость и запустение, где попираются нравственные нормы. Долог этот путь, путь смирения и терпения. Но иного просто нет.
В XII-XIII веках самой распространенной канонизированной формой святости является святость общественного подвига, в большей форме княжеская, в меньшей святительская. «Защита народа христианского от гибели заслонила другие церковные служения».  В XIV веке появляется новая форма подвижничества, это подвижничество пустынножителей. Одним из первых, прошедший этот путь, был преподобный Сергий Радонежский.
Основные сведения о жизни святого мы черпаем из жития, составленного Епифанием Премудрым.
Епифаний Премудрый, известный книжник начала XV века, инок Троице-Сергиевой Лавры и ученик преподобного Сергия, написал самое первое Житие Преподобного в 1417–1418 годах. Прошло всего 26 лет после смерти  Сергия Радонежского. Все эти годы Епифаний собирал документальные данные, воспоминания очевидцев. Помогли ему и его  собственные записи. Такое внимание к жизни святого и такая досконолаьность в изложении фактов привели почти к документальной точности описываемого. Кстати,  такой подход к написанию житий предопределил  характерную особенность более поздних описаний деятельности святых. Безусловно, для читателя  все написанное в житии представлялось несомненным и существовавшим в реальной жизни.  Однако деятельность многих святых отстояла от текущей жизни на многие сотни лет. Теперь же появилась возможность расписать деятельность святого по годам, и представить это документально точно.
Свой труд Епифаний Премудрый начинает с раздумий о предстоящей работе. Житие Преподобного Сергия Радонежского еще не было написано, но он уже думал о том, какую задачу он должен решить.  В духе канонических житий автор умаляет свою значимость: «Через год или два после смерти старца я, окаянный и дерзкий, осмелился начать это дело. Вздохнув к Богу и попросив молитв старца, я начал подробно и понемногу описывать жизнь старца, говоря самому себе: "Я не возношусь ни перед кем, но пишу для себя, про запас, на память и для пользы". За двадцать лет у меня составились свитки, в которых для памяти были записаны некоторые сведения о жизни старца; часть записей была в свитках, часть в тетрадях, но не по порядку – начало в конце, а конец в начале». Долгое время собирал Епифаний Премудрый материал о жизни преподобного Сергия.
Несколько лет пребывал Епифаний в размышлении, раздумывая, возможно ли ему взяться за такой труд. Наконец его объяло непреодолимое желание хотя бы как-то начать писать, пусть немногое из многого, о жизни Преподобного. И спросил Епифаний у старцев, следует ли ему писать о нем. Старцы сказали ему в ответ: "Насколько не подобает спрашивать о жизни нечестивых, настолько же не подобает забывать жизнь святых мужей, не описывать ее, предавать молчанию и оставлять в забвении. Если будет написано Житие мужа святого, то от этого будет большая польза и утешение и писателям, и рассказчикам, и слушателям; если же не будет написано Житие святого старца, а знавшие и помнившие его умрут, то нужно ли такую полезную вещь оставлять в забвении и, как пучине, предавать молчанию. Если не будет написано его Житие, то как узнать не знавшим его, каков он был или откуда происходил, как родился, как вырос, как постригся, как воздержанно подвизался, как он жил и каков был конец его жизни? Если же Житие будет написано, то, услышав о жизни старца, кто-нибудь последует его примеру и от этого получит пользу». Такой ответ побудил Епифания начать свой труд о жизни святого Сергия Радонежского.
Многое  слышал и знал Епифаний, многое сказали  ему отцы, что-то узнал от человека, прислуживавшего ему немалое время и лившего воду на руки его, что-то  услышал от старшего брата Сергия, Стефана. Часть сведений агиограф узнал от других старцев, древних летами, достоверных очевидцев рождения Сергия, воспитания, обучения грамоте, возмужания и юности – до самого пострижения его; третьи старцы были очевидцами и правдивыми свидетелями его пострижения, начала пустынножительства и поставления его на игуменство; о других событиях были другие повествователи и рассказчики. Все это и легло в основу жития Сергия Радонежского.
Жизнеописатель был человек лично хорошо знавший преподобного Сергия.  Значит, он рисовал не фантастический портрет игумена, состоявший из собственных мнений и пристрастий, а действительно образ святого Сергия. «А многократно в продолжение повествования предпринимая изображать личный характер и личные качества преподобного Сергия и постоянно изображая их одними и теми же чертами, жизнеописатель еще более уверяет нас  в том, что изображает не мечты своего воображения, но именно подлинного Сергия, каким он на самом деле был».
Прежде чем приняться за написание, задумался Епифаний о будущем творении и согласно традиции поделился своими сомнениями с читателями: «Как могу я, бедный, в нынешнее время по порядку описать все житие Сергия и рассказать о многих его подвигах и бессчетных трудах? С чего начну, чтобы по достоинству поведать слушателям обо всех его деяниях и подвигах? Что подобает вспомнить прежде всего? Какие слова нужны для похвалы ему? Откуда возьму искусство, необходимое для этого рассказа? Как поведаю такую трудно передаваемую повесть – не знаю, не будет ли это выше моих сил? Как невозможно маленькой лодке увезти большой и тяжелый груз, так же превосходит нашу немощь и ум этот рассказ». Однако по зрелому размышлению Епифаний доказывает необходимость данной работы. Во-первых, жизнь этого великого святого старца, знаменитого и прославленного, всюду известна – в дальних странах и городах рассказывают об этом муже, известном и славном, а за столько лет Житие его не было составлено и написано! Во-вторых,  люди тогда не получат пользы, если он пренебрежет таким полезным делом. Необходимо, чтобы и другие, не видевшие старца, прочли этот рассказ, последовали его добродетели  и поверили в его жизнь. В-третьих, Епифаний понимает, если он не напишет и никто другой не напишет, то будет он осужден, согласно притче о негодном рабе, закопавшем талант и обленившемся. В-четвертых, добродетельный старец Сергий всегда подвизался в добрых подвигах и никогда не был праздным.  Разве могут его последователи лениться сообщить в повести, рассказать слушателям о его жизни?
Итак, помянув господа и уповая на его помощь, начал свой рассказ Епифаний. В житие он показывает мир, особый, странный и чудный, полный кротости, трудолюбия, служению людям и Богу. Уже с первых строк этот чудесный мир представлен читателю. О родителях Епифаний повествует довольно подробно. Они были людьми почтенными, справедливыми и очень религиозными. Известно, что были они «страннолюбивы», охотно принимали странников и помогали им. «Вероятно, чинной жизни странники – то начало ищущее, мечтательно противящееся обыденности, которая и в судьбе Варфоломея роль сыграла».
  В соответствии с каноном автор говорит о том, что у праведных родителей родился необыкновенный ребенок. «Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных – от отца, звавшегося Кириллом, и матери по имени Мария, которые были Божиими угодниками, праведными пред Богом и людьми и исполненными и украшенными всякими добродетелями». Однако Епифаний не ограничивается констатацией факта, он логически доказывает, что иначе и быть не может. «Бог не попустил, чтобы младенец, которому предстояло воссиять, родился от неправедных родителей, но сначала Бог создал и предуготовал таковых праведных родителей и потом от них произвел Своего угодника. Ибо было необходимо, чтобы Сергий был дарован Богом для блага, спасения и пользы многих людей, и поэтому не пристало таковому младенцу родиться от неправедных родителей, и другим, то есть неправедным, родителям не пристало бы родить таковое дитя. Бог его даровал только тем, избранным, родителям, что и случилось: добро с добром соединилось и лучшее с лучшим». Наши предки не были знакомы с генетикой, но они знали, что только доброе дерево может дать хороший плод. И эти слова были обращены к будущим родителям, так как показывали им, что они должны вести достойный образ жизни, чтобы у них рождались хорошие дети. Житие было написано в назидании и в качестве морально образца: как себя вести, чего желать, к чему стремиться.       
Епифаний Премудрый  великолепно знал святоотеческую литературу, византийскую и русской агиографию.  Он ориентировался в своих сочинениях на тексты южнославянских и древнерусских житий. В соответствии с законами жанра необходимо было рассказать о тех чудесах, которые сопровождали рождение будущего святого. «Было же и чудо некое до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя предать забвению. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды в воскресенье мать его пришла в церковь, как обычно, ко святой литургии. Она стояла с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли молча, младенец внезапно вскрикнул в утробе матери, так что многие изумились этому крику – преславному чуду, совершившемуся с младенцем. И вот снова, в самом начале Херувимской песни, на словах "Иже херувимы...", младенец внезапно начал громко верещать в утробе, еще громче, чем в первый раз, и его голос разносился по всей церкви. Мать его стояла в ужасе, и женщины, бывшие там, недоумевали и говорили: "Что же будет с этим младенцем?" Когда же иерей возгласил: "Вонмем. Святая святым!" – младенец снова, в третий раз, громко закричал».  Особо обращает Епифаний, что крикнул еще не родившийся ребенок три раза. «Достойно удивления также и то обстоятельство, что он прокричал не один раз или два, но трижды, являя тем, что он будет учеником Святой Троицы, так как число три честнее всех других чисел и весьма почитается, потому что везде число три является источником и началом всего доброго и спасительного». Таким образом, еще до рождения был он сподоблен к деяниям во имя Святой Троицы.
Троица – в христианских теологических представлениях Бог, сущность которого едина, но бытие есть проявление трёх ипостасей: Отца – безначального Первоначала, Сына – Логоса, т.е. абсолютного Смысла (его воплощение в Иисусе Христе) и Духа Святого – «животворящего начала». Иными словами это можно выразить так: Троица – это три лицо единого Божества: Бог Отец, Бог Сын  и Святой дух. Их единая сущность представлена в «Ангельской песне Святой Троице», или «Трисвятие»: «Святой Боже, Святой Крепкий, Святой Бессмертный, помилуй нас». В этой молитве  первое Лицо    Святой Троицы –   Бог Отец; мы называем крепким Бога Сына, потому что Он такой же всемогущий, как и Бог Отец, хотя он страдал по человечеству и умер; Бессмертным – Духа Святого, потому что Он не только вечен, как Отец и сын, но и всем тварям даёт жизнь и бессмертную жизнь людям. «Как же я говорю о числе три и не вспомню о великой и страшной тайне Триединого Божества: в Трех Святынях, Трех Образах, Трех Ипостасях, в Трех Лицах – Единое Божество Пресвятой Троицы, Отец, и Сын, и Святой Дух, – Триипостасное Божество, у Которого одна сила, одна власть, одно владычество? Подобало и этому младенцу трижды прокричать еще в утробе матери, прежде рождения на свет, в предзнаменование того, что он будет некогда учеником Троицы, что и сбылось, и многих приведет к разумению и познанию Бога, уча своих словесных овец веровать во Святую Троицу, Единосущную во Едином Божестве».
В Византии во времена преподобного Сергия разгорелись догматические споры, в которых была важна не только общекультурная, но и богословская основа. «И споры об этих формулах были отнюдь не школьными словопрениями о бесполезных тонкостях отвлеченной мысли, а глубочайшим анализом самих условий существования культуры, ибо так называемые ереси, рассматриваемые в культурно-историческом разрезе, были, по своей подоснове, попытками подорвать фундаменты античной культуры и, нарушив ее целостность, тем ниспровергнуть сполна».  Т.Флоренский в своей работе «Троице-Сергиева лавра  и Россия» отметил, что богословские споры касались в основном только двух вопросов: проблемы Троицы и проблемы воплощения. «Эти две линии вопросов были отстаиванием абсолютной Божественности, с одной стороны, и абсолютной же духовной ценности мира – с другой».  Эти вопросы глубоко занимали преподобного  Сергия, и он посылал в Константинополь своего доверенного представителя, который должен был разобраться в значении «общей благодати Пресвятой Троицы». Но это все в дальнейшем, а пока младенец продолжает расти и удивлять собой своих близких.   
Указывает агиограф и на другие чудеса, которые происходили с ребенком. После рождения, когда младенца завернули в пеленки, его подносили к груди. Если же мать ела какую-нибудь мясную пищу в постные дни, тогда младенец никак не хотел брать грудь.  И так было не один раз. Бывало, что иногда день, иногда два дня ребенок не ел. Мать младенца и ее родственники были удручены страхом и печалью. Они с трудом поняли, что младенец не хочет пить молоко, когда кормящая его питается мясом, но согласен пить, только если она не будет отходить от поста. С той поры мать воздерживалась в еде и постилась, а младенец начал питаться ее молоком во все дни, как и подобает. Епифаний Премудрый не осуждает мать Сергия, когда та не всегда воздерживалась в еде. Сам ребенок направляет ее своим примером. Само чудо, конечно, привлекает наше внимание, но главное для чего оно произошло, какова его цель.
По прошествии немногих дней случилось еще одно чудесное знамение. В среду и в пятницу он не брал грудь и не пил коровьего молока, но отворачивался и не сосал грудь и оставался без еды в течение всего дня, а в прочие дни, кроме среды и пятницы, питался как обычно. По средам же и пятницам младенец оставался голодным. Так было не один раз, не дважды, но многократно, то есть каждую среду и пятницу. Некоторые думали, что ребенок болен, и об этом мать его сетовала со скорбью. Она советовалась с другими женщинами, кормящими матерями, считая, что это происходило с младенцем из-за какой-нибудь болезни. Однако, осматривая младенца со всех сторон, женщины видели, что он не болен и что на нем нет явных или скрытых признаков болезни: он не плакал, не стонал, не был печален. Младенец был весел, всячески радовался и играл ручками. Видя это, все поняли, что младенец не пил молока по пятницам и средам не из-за болезни, но это знаменовало, что благодать Божия была на нем. Епифаний видит в этом предзнаменование будущей жизни святого. Это был прообраз будущего воздержания.
В другой раз мать привела к младенцу некую женщину-кормилицу, у которой было молоко, чтобы она его накормила. Младенец же никак не хотел питаться от чужой женщины, но только от своей родительницы. Потом приходили к нему и другие женщины-кормилицы, и с ними было то же самое, что и с первой. Так он питался молоком одной лишь своей матери, пока не был вскормлен. Некоторые думают, что и это было знамением того, что от благого корня благой побег должен быть вскормлен чистым молоком. Епифаний считает же, что ребенок этот с детства был почитателем Господа.  Уже в материнской утробе и после рождения он проникся богомыслием. Лежа в пеленках в колыбели, он привыкал к посту; питаясь материнским молоком, он вместе с вкушением этого плотского молока учился воздержанию; будучи возрастом младенец, он, выше естества, предпочитал пощение; с младенчества он был питомцем чистоты, вскормленный не столько молоком, сколько благочестием.
Рассказав о чудесах, Епифаний продолжает повествовать о жизни святого.
На сороковой день священник, огласив младенца и прочтя над ним многие молитвы, с духовной радостью крестил его во имя Отца и Сына и Святого Духа и нарек во Святом Крещении Варфоломеем.
Автор жития сообщает, что младенец, о котором идет рассказ, в течение нескольких месяцев после крещения был вскормлен грудью по закону природы, затем его отняли от груди матери, развернули из пеленок и вынули из колыбели. Ребенок дальше рос, как и полагается детям, возрастая душой, телом и духом. Так он жил до семилетнего возраста, когда родители отдали его учиться грамоте. В отличие от агиографической литературы, в которых образы святых представлены статично, образ Сергия Радонежского дан в движении, в развитии. Более того, говорится о трудностях при обучении грамоте. Вот как рассказывается об этом событии. 
У Кирилла было три сына – первый Стефан, второй Варфоломей, третий Петр. Отец воспитывал их, всячески наставляя в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не сразу овладел чтением, учился медленно и плохо. Наставник прилежно обучал Варфоломея, но отрок не понимал его и отставал от товарищей, занимавшихся вместе с ним. За это его часто бранили родители и строго наказывал учитель, а товарищи укоряли. Отрок наедине часто со слезами молился Богу, говоря: "Господи! Дай мне выучить грамоту, научи и вразуми меня". И было явлено чудо, произошедшее с  Варфоломеем.
Однажды отец послал отрока искать жеребят. Отыскивая их, он встретил некоего черноризца, незнакомого ему старца, святого и чудного. Тот стоял на поле под дубом и усердно, со слезами, молился. Увидев его, отрок сначала смиренно поклонился, затем подошел и стал вблизи, ожидая, когда тот окончит молитву.
Помолившись, старец взглянул на отрока, подозвал Варфоломея к себе, благословил его, поцеловал, по христианскому обычаю, и спросил: "Что ты ищешь и чего хочешь, чадо?" Отрок сказал: "Душа моя желает более всего знать грамоту, для этого я отдан был учиться. Сейчас душа моя печалится о том, что я учусь грамоте, но не могу ее одолеть. Ты, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте".
Старец воздел руки, возвел очи к небу, вздохнув пред Богом, усердно помолился и после молитвы сказал: "Аминь". Бережно достав из кармана, он, как некое сокровище, тремя пальцами подал Варфоломею нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого пшеничного хлеба – святой просфоры, и сказал ему: "Открой уста свои, чадо, возьми это и съешь – то тебе дается в знамение благодати Божией и понимания Священного Писания. Хотя и маленькой кажется частица, которую я даю тебе, но велика сладость вкушения от нее". Отрок открыл уста и съел то, что ему было дано, – и была сладость во рту его, как от сладчайшего меда.
Старец хотел пойти своей дорогой, но отрок пал на землю лицом к ногам старца и со слезами умолял его поселиться в доме родителей его. Старец, удивившись вере отрока, отправился в дом его родителей.
Увидев путника, они вышли ему навстречу и поклонились. Старец благословил их, и в доме приготовили трапезу для него. Но гость не сразу отведал пищи, а велел отроку читать псалом. Отрок же сказал: "Я не умею этого, отче". Старец ответил: "Я сказал тебе, что с сего дня Господь дарует тебе знание грамоты. Читай слово Божие без сомнения". И случилось тогда нечто удивительное: отрок, получив благословение от старца, начал читать Псалтирь очень внятно и стройно, и с того часа он хорошо знал грамоту.
В житие вводится повествовательный элемент. Перед нами законченный рассказ о том, как мальчик Варфоломей с Божьей помощью научился читать. Какую задачу ставил перед собой агиограф? Развлечь читателя? Конечно, нет. Чтение житий было делом серьезным и не терпело никаких украшательств. Епифаний показывает нам, что знание Преподобного не получено в процессе обучение, а снизошло свыше. Именно поэтому мы не можем познакомиться с проповедями святого, а узнаем от очевидцев, каким даром владел Святой старец.
Почему так важен эпизод обретения грамоты отроком Варфоломеем? О том, для чего нужна грамота, было сказано в таком памятнике древнерусской литературы, как «Написание о грамоте». В нем говорится, что грамота не была необходима человеку до его грехопадения: человек пребывал в Раю и мог явственно видеть Бога. После грехопадения отношения между человеком и Богом изменились, человек лишился возможности лицезреть Бога. Со временем в его памяти  помутнелся образ Божий. Единственной связью с ним являлись Его заповеди да церковные правила, освященные традицией. Грамота – это напоминание о прежнем безгрешном состоянии и извещение об истине, которую необходимо соблюдать, дабы не впасть в ересь и лжу. Именно грамота помогает постичь бога и его волю.
В другом произведении древнерусской литературы «Беседа о учении грамоте» говорится: «Грамота есть умение человеческое и не может ея минути ничтож еж что ни предано уму человеческому, кроме тех о них же не повеле Господь: мудрствовати и пытати и глаголити. А уж что передано уму человеческому и что повеленно глаголити и творити  и проповедати божественным книгам, по заповедям Господним и по правилам святые апостол и святых отец, то все грамотою известуется в лепоту и глаголется невозбранно».  Грамота открывает путь к постижению веры христианской и ведет к спасению личности на Страшном Суде. Однако грамота может и погубить человека. «Грамота имеет в себе два уклонения, понеж мудрым дается на спасение душевое и на всякий благоприятный богоугодный успех, - безумным же и слабоумным и неистовым на горшую погибел и на конечное искоренение, и на вечное мучение».  Грамота дана отроку Варфоломею из рук Божиих, она не замутнена сомнением и неистовством. В будущем предстоит преподобному Сергию глаголать, творить и проповедовать.
Есть еще одна черта, которую видели в человеке  в то время: в человеке следует «разумети образ святыя и животворящия неразделимыя Троицы, Отца и Сына и Святого Духа. Первое – душа, второе – ум, третие – слово, разулчитис друг от друга не могут. Не может душа пребыти без ума и слова в человеце, сице ж не пребывает и слово без душа и ума в человеце, также и ум не пребывает без души и слова в человецех» .  Но как познать слово без грамоты?               
Епифаний продолжает описывать отрочество Варфоломея в достаточно традиционном для жития стиле. Будущий святой строго постился и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни питался хлебом и водой. По ночам часто бодрствовал и молился. Мать же, любя, уговаривала его: "Дитя мое! Не погуби свою плоть излишним воздержанием, чтобы тебе не заболеть, ведь ты еще мал, тело твое растет и расцветает. Никто, будучи молодым, в таком юном возрасте не соблюдает столь жестокого поста, как ты; никто из твоих братьев и сверстников так строго не воздерживается от еды, как ты. Ведь есть такие, которые семь раз на дню поедят – с утра пораньше начнут и поздно ночью кончат – и пьют без меры. Ты же когда один раз днем поешь, когда и ни одного раза, но через день питаешься. Прекрати, чадо, такое длительное воздержание, ты не достиг еще зрелости, время для этого еще не настало. Все ведь хорошо, но в свое время". Сын отвечал, упрашивая свою мать: "Не уговаривай меня, мать моя, чтобы не пришлось мне невольно ослушаться тебя, разреши мне делать так, как я делаю. Не вы ли говорили мне: "Когда ты был в пеленках и в колыбели, тогда каждую среду и пятницу ты молока не ел". И это слыша, как я могу в меру своих сил не стремиться к Богу, чтобы он избавил меня от моих грехов?"
Конечно, мать и отец почувствовали, что в нем что-то особенное, но им кажется, что он слишком изнуряет себя. Поэтому вполне понятно их желание охранить и беречь своего сына. Отрок Варфоломей возражает, но ни одним словом не оскорбляет и не обижает родителей. «Сын остается послушным сыном, житие подчеркивает это, да и факты подтверждают. Находил Варфоломей гармоничность, при которой был самим собой, не извращая облика, но и не разрывая с тоже, очевидно, ясными родителями».   Рассказывая о воспитании будущего святого, Епифаний показывает пример и образец как для отроков, так и для их родителей. Конечно, не все вели себя так же, как Варфоломей. Но они могли соотносить свою жизнь с жизнью преподобного Сергия.
Свою будущую жизнь как служение Господу отрок уже предчувствует. Он непрестанно всячески изнурял свое тело и иссушал свою плоть, соблюдая неоскверненной душевную и телесную чистоту, и часто наедине со слезами молился Богу, говоря: "Господи! Если верно то, о чем поведали мне мои родители, если до моего рождения Твоя благодать, Твое избрание и знамение осенили меня, убогого, да будет воля Твоя, Господи! Да будет, Господи, милость Твоя на мне! Подай, Господи! С детства, от самой утробы матери, всем сердцем и всей душой моей я прилепился к Тебе, от чрева, от груди матери моей, – Ты Бог мой. Когда я был в утробе матери, Твоя благодать посетила меня, так не оставь меня и ныне, Господи, ибо отец мой и мать моя со временем оставят меня. Ты же, Господи, прими меня, приблизь меня к себе и причисли меня к избранному Твоему стаду, ибо на Тебя оставлен я, нищий. С детства избавь меня, Господи, от всякой нечистоты и скверны телесной и душевной. Помоги мне, Господи, совершать святые дела в страхе Твоем. Пусть сердце мое возвысится к Тебе, Господи, и все прелести этого мира да не усладят меня, и вся красота житейская да не волнует меня, но пусть прилепится душа моя к Тебе единому, и пусть восприимет меня десница Твоя. Да не ослабну, услажденный мирскими красотами, и не попусти мне когда-либо возрадоваться радостью мира сего, но исполни меня, Господи, радостью духовной, радостью несказанной, сладостью божественной, а Дух Твой Благой да наставит меня на путь истинный». 
Для современного человека такой духовный настрой необычен. 
В начале XIV века Ростовское княжество стало принадлежать московским князьям. Начались гонения на Ростовской земле. В связи с этим родители будущего святого вынуждены были уехать в Радонеж.  Там Варфоломей начал уговаривать свих родителей, чтобы они отпустили его в монастырь, так как он решил посвятить свою жизнь Богу. Но родители ответили ему: "Чадо! Подожди немного и потерпи ради нас: мы стары, бедны, больны и некому ухаживать за нами. Твои братья Стефан и Петр женились и думают, как угодить женам; ты же, неженатый, думаешь, как угодить Богу, – ты избрал благую часть, которая не отнимется у тебя. Только поухаживай за нами немного и, когда проводишь нас, своих родителей, до могилы, тогда сможешь осуществить свое намерение. Когда положишь нас в могилу и засыплешь землей, тогда исполнишь свое желание".
В этом случае интересно сравнение Б.Зайцева преподобного Сергия с Франциском Ассизским: в Сергии Радонежском не было экстаза, как во Франциске Ассизском. «Живя, он с жизнью, с семьей, духом родного дома и считался, как и с ним семья считалась. Поэтому к нему неприменима  судьба бегства и разрыва».   Да в нем было и укреплялось желание уйти из мира низшего и среднего в мир высший, мир непосредственного общения с Богом. Его всегда влекло к молитве, к раздумьям и созерцанию. Он стремится уйти в монастырь, но его попросили, и он остался. «Варфоломей послушался.  Св. Франциск ушел, конечно бы, отряхнул прах от всего житейского, в светлом экстазе ринулся бы в слезы и молитвы подвига. Варфоломей сдержался. Выжидал».
Благодатный юноша с радостью обещал ухаживать за ними до конца их жизни и с того дня старался каждый день всячески угодить родителям, чтобы заслужить себе их молитвы и благословение. Так он жил некоторое время, прислуживая и угождая отцу и матери всей душой и от чистого сердца, пока Кирилл и Мария не постриглись в монахи, и каждый из них в подобающее время не удалился в свой монастырь. Немного лет прожив в иночестве, они преставились от этой жизни и отошли к Богу, сына же своего, блаженного юношу Варфоломея, они многократно благословляли до последнего своего вздоха. Добродетельный юноша проводил родителей до могилы: он пел над ними надгробные песнопения, обрядил их тела, с большими почестями положил в гроб и засыпал землей со слезами, как некое бесценное сокровище. Со слезами отметил их память молитвами, раздачей милостыни убогим и кормлением нищих. Так он творил память по своим родителям сорок дней.
Что бы было, если ожидание затянулось бы? Скорее всего, ничего бы не изменилось. Без исполнения сыновнего долга, без деятельной любви к близким людям, разве возможно служению Богу? Его родители нуждались в нем, поэтому он не мог их покинуть. Епифаний Премудрый показал, как воплощаются в жизни Преподобного евангельские заповеди. В Библии сказано: «Чти отца и мать своих».  Поэтому юноша, пока не исполнил свой сыновний долг, не мог исполнить своего желания посвятить жизнь служению Богу. И никакие благие порывы не могли отклонить его от служения своим родителям.   
Вернувшись домой после смерти родителей, он начал расставаться с житейскими заботами, ибо очень хотел начать монашескую жизнь. Но и после смерти родителей Варфоломей показывает свою приверженность семье. Прежде чем отправиться в Хотьков, он вспоминает о своем брате Петре и завещает ему свое имущество.
Стефан, старший брат Варфоломея, недолго прожил с женой, которая вскоре умерла, оставив двух сыновей. Стефан спустя некоторое время оставил мир и стал монахом в монастыре Покрова Святой Богородицы в Хотькове.  Блаженный юноша Варфоломей, придя к нему, просил Стефана, чтобы тот отправился вместе с ним на поиски пустынного места. Стефан, повинуясь словам своего брата, покинул монастырь и пошел вместе с ним.
Они исходили много лесов и наконец пришли в одно пустынное место в чаще леса, где был источник воды. Помолившись, начали своими руками рубить лес и на своих плечах приносили бревна на выбранное место. Сначала сделали себе хижину для ночлега, с чуланом, и устроили над ней крышу, потом построили келью, огородили место для небольшой церковки и срубили ее. Трудно человеку жить вдали от мира. Стефан не смог вынести уединения и ушел в другой монастырь.
Варфоломей остался один. Он не принимал ангельского образа до тех пор, пока не изучил весь монастырский устав – и монашеский порядок, и все прочее, что требуется монахам. Поэтому он позвал к себе в пустыньку одного духовного старца, украшенного священническим саном, почтенного благодатью пресвитерства, саном игумена, по имени Митрофан. Варфоломей просил его с мольбой и, смиренно кланяясь в ноги, радостно преклонил свою голову пред ним, желая от него пострижения в иночество. Святой неоднократно повторял свою просьбу: "Отче! Сотвори любовь – постриги меня в монашеский чин, ибо я давно, с юности моей, желаю этого, но воля родителей удерживала меня. Ныне, от всего освободившись, я жажду пострига; как олень стремится к источнику водному, так жаждет душа моя иноческой и пустынной жизни".
Игумен постриг его в ангельский образ в седьмой день месяца октября, на память святых мучеников Сергия и Вакха. В монашестве ему было дано имя Сергий, так как в то время давали имена, не рассуждая и не считаясь с мирским именем. Какого святого память отмечалась в день пострига, такое имя и давали постригавшемуся. Принимая монашество, человек отрекался от мира, он как бы умирал для близких, одновременно возрождаясь для будущего, но уже в ином качестве и с иным именем.
Святому было, когда он стал иноком, двадцать три года. А в церкви, о которой упоминалось, созданной самим Сергием и названной в честь Святой Троицы, игумен вместе с чином пострига совершил Божественную литургию. С этой поры и началось молитвенное служение святого Сергия.
Так исполнилось желание святого монашествовать вне монастыря, так как искал вида монашества наиболее трудного и наиболее совершенного. «Строжайшее монашество есть удаление от мира в обоих смыслах – в переносном или духовном  и буквальном или собственном: в смысле духовном оно есть отречение от всякой привязанности ко всему мирскому, в смысле собственном оно есть удаление в пустыню от жилищ человеческих».  На Руси в это время монашествовали по мере сил в смысле духовном, но монашества как пустынножития не было. Образцом для желающих принять монашество было современное греческое монашество, а позднейшие греческие монахи уже не шли из городов в пустыни. «И вот богоизбранный юноша Варфоломей, отвращая свой взор от примера современных ему  монахов греческих и обращая его к примеру древних египетских учредителей монашества – Антония, Пахомия и Макариев, и решился монашествовать в том собственном смысле, чтобы подвизаться в удаленной от жилищ человеческих пустыне».  Оставшись один, продолжил Преподобный свое служение.  Особенно тяжелыми были первые месяцы.  Аскетизм – целая наука по самовоспитанию, по ограничению себя, ей надо учиться. Учился ей преподобный Сергий у Василия Великого, оставившего наставление пустынникам в борьбе со слабостями. «Аскетический подвиг – выглаживание, выпрямление к единой вертикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначалом, ток божественного беспрепятственней бежит по ней». 
  Будучи пустынножителем, оставался Сергий наедине с дикими животными. Был среди них один зверь,  медведь, который имел обыкновение приходить к Преподобному. Видя, что зверь приходит к нему не из злобы, но чтобы взять немного съестного на пропитание себе, Преподобный выносил зверю из своей хижины маленький кусок хлеба и клал его или на пень, или на колоду, чтобы зверь, когда придет, по своему обычаю, нашел бы для себя готовую еду. Медведь брал хлеб в пасть и уходил. Когда хлеба не хватало и пришедший зверь не находил приготовленного для него привычного куска, то долгое время не уходил и стоял, озираясь по сторонам, как жестокий заимодавец, желающий получить свой долг. Если же у Преподобного был лишь один кусок хлеба, то и тогда он делил его на две части, чтобы одну часть оставить себе, а другую отдать этому медведю. В то время в пустыне у Сергия не было разнообразной пищи, но только хлеб и вода из источника, бывшего там, да и то понемногу. Часто у святого и хлеба на день не было, и в такие дни оставались голодными и сам святой, и зверь. Иногда блаженный не заботился о себе и оставался голодным, бросив свой единственный кусок хлеба медведю, потому что Преподобный предпочитал скорее не есть в тот день и голодать, нежели обмануть зверя и отпустить без еды. Медведь привык приходить к Преподобному не один или два раза в день, но помногу раз ежедневно, и это продолжалось более года.
Вообще в житиях часто описывалось послушание животных святым старцам. Они охраняли жилище святого и были почти что ручными. Медведь, живший неподалеку от святого Сергия, был и остался диким животным. Преподобный понимал, какая опасность исходила от зверя, но принимал это как испытание, которое ему надо было перетерпеть и преодолеть. Животное – это тварь Божия, она заслуживает заботы. Поэтому и нам не надо забывать завет святого Сергия: жить в мире с окружающей природой.
Другое испытание, которое показывает Епифаний Премудрый, – это борьба с бесами. Диавол хотел прогнать Преподобного Сергия с того места, страшась, что святой Божией благодатью прославит это пустынное место, сможет своим терпением воздвигнуть монастырь. Или своим усердием и прилежанием создаст некую деревню. Или заселит некое селение и воздвигнет городок. Или сотворит священную обитель, пристанище для монахов, славословящих и непрестанно воспевающих Бога. Прошло время, и диавол во всех своих проявлениях был побежден блаженным. Напрасно он трудился вместе со своими бесами.  Напрасно он смущал Сергия многими различными видениями.  Не смог повергнуть в ужас  твердого душой и храброго подвижника. После различных наваждений и грозных видений Преподобный Сергий еще смелее вооружался и ополчался на бесов, храбро встречал их, уповая на Божию помощь. Оберегаемый Божией благодатью, он остался невредим. «Если человек так остро напрягается вверх, так подчиняет пестроту свою линии Бога, он подвержен и отливам, и упадку, утомлению. Бог есть сила, дьявол – слабость. Бог – выпуклое, дьявол – вогнутое. У аскетов, не нашедших еще меры, за высокими подъемами идут падения, тоска, отчаяние. Ослабшее воображение впадает в вогнутость. Простое, жизненно приятное кажется обольстительным. Духовный идеал недостижимым. Борьба безнадежной».  Все отшельники прошли через это. Чтение слова Божия, чтения житий святых, ежевечерние размышления о жизни, смерти… Пост… Молитва…  И преодолевает Сергий искушение страхом. С ним Божественная помощь. 
В XV, XVI и XVII столетиях монашеское подвижничество не составляло большой редкости, но началось оно от Преподобного Сергия. Именно он был первый, кто ввел его на Руси. «Не так трудно делать что-либо трудное, когда прежде нас уже делали это многие другие, как трудно решиться на это первому; не слишком страшно одному ночевать в пустом доме, после того как переночевали в нем многие другие, но страшно пойти ночевать в него первому».  Конечно, вначале Сергий шел монашествовать со своим братом. Когда же тот покинул его, то преподобный Сергий уже не захотел уходить и продолжил свое служение в полном одиночестве. В пустыне он прожил два года. Сами по себе два года – непродолжительное время, но два года в совершенном одиночестве – совсем другое дело. «Должны были устрашить преподобного Сергия мечты его собственного воображения, подавлять которое не в человеческой власти, должны были устрашить его разнообразные привидения и явления демонские, которых, по сказанию жизнеописателя, было бесчисленное множество, а вместе с этим на совершенном яву – вой и рев  вокруг кельи  хищных животных – волков и медведей. А за каждой ночью, полной всяких страхований, следовал день, в продолжении которого нужно было бороться, если не со страхами, то с унынием тягостного и гнетущего одиночества».  Все выдержал преподобный Сергий. Его опыт пустынножительства  открыл в России путь для многих последователей.
Прошло некоторое время. Жизнь Сергия Радонежского, просветлённая верою, была направлена к предельному совершенству, недоступному обыкновенному человеку. Подвижник стремился к духовным истинам, к идеалам добра и деятельной любви к Богу. Несмотря на то, что нес Преподобный служение в безлюдной земле, о его жизни стало известно многим. Пришли к нему люди и стали просить принять их в обитель.  «Бог захотел прославить то место, преобразить пустыню, устроить здесь монастырь и собрать множество братий. По Божию изволению, начали посещать святого монахи, сначала по одному, потом по два, а иногда по три. Припадая к стопам Преподобного, они молили его, говоря: "Отче, прими нас, мы хотим жить вместе с тобой на этом месте и спасти свои души". Но Преподобный не только не принимал их, но и запрещал им оставаться, говоря: "Вы не сможете жить на этом месте и терпеть лишения пустыннической жизни: голод, жажду, скорбь, неудобства, бедность и нужду". Они же отвечали: "Мы хотим понести тяготы жизни на этом месте, а если Бог подаст силы, то вытерпим". Преподобный еще раз спросил их: "Сможете ли вы терпеть тяготы жизни на этом месте: голод, жажду и всевозможные лишения?" Они ответили: "Да, честной отец, мы хотим и вытерпим, если Бог поможет нам и твои молитвы поддержат нас. Только об одном молим твое Преподобие: не удаляй нас от лица твоего и с этого места, любезного нам, не прогоняй нас".  Гордыня  не была в характере преподобного Сергия. Стали селиться рядом с ним другие монахи и хвалить Господа в своих молитвах.    
Каждый из них построил для себя отдельную келью, и жили они для Бога, глядя на жизнь преподобного Сергия и ему по мере сил подражая. Преподобный Сергий терпел многие лишения и совершал великие подвиги и труды постничества. Он жил суровой аскетической жизнью. Добродетели его были таковы: голод, жажда, бдение, сухоядение, сон на земле, чистота душевная и телесная, молчание уст, умерщвление плотских желаний, труды телесные, смирение нелицемерное, непрестанная молитва, благоразумие, совершенная любовь, бедность.
Значение служения Святого Сергия не ограничивается только примером пустынножительства. Сергий принимал к себе приходящих, так как удалился с мыслию не подвизаться одиночеством, а в большем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. «Указывая изъявлявшим желание жить с ним на трудности пустынного жития, Преподобный с готовностью и с радостью начал принимать к себе тех, которых не страшила эта трудность».   Преподобный ввел пустынножительство в двояком смысле: в смысле одинокого подвижничества в пустыне и в смысле создания монастырей вне мирских человеческих жилищ.
Сам  Сергий с самого начала не хотел быть поставленным в священники или принять игуменство по великому и совершенному своему смирению, поскольку он был исполнен кротости. Он служил братии усердно, как купленный раб: колол для всех дрова, толок и молол жерновами зерно, пек хлеб, варил еду, заготавливал съестные припасы, кроил и шил обувь и одежду и, зачерпнув воду в бывшем неподалеку источнике, носил ее в двух ведрах на своих плечах в гору и ставил у кельи каждого брата.
Ночи Сергий проводил в молитвах без сна; он питался только хлебом и водой, да и этого употреблял понемногу, и ни одного часа не оставался праздным. Так он победил свою плоть суровым воздержанием и великими трудами. «Когда бес возбуждал в нем плотские волнения, Преподобный прилагал к своим подвигам еще большие, заботясь о процветании места того, чтобы труд его был угоден Богу».
Прошел один год, и вышеназванный игумен, который постриг блаженного Сергия, занемог и, некоторое время поболев, умер, преставившись от этой жизни ко Господу. Преподобный Сергий очень горевал и воссылал прилежную молитву к Господу, прося о том, чтобы Бог дал Игумена, наставника обители, отца и управителя. «Бог пожелал дать в Игумены обители самого просившего просителя, праведного управителя; кого просил Сергий, того и получил, – нашел и приобрел поистине праведного управителя, способного руководить обителью. Он просил не себя, но кого-нибудь другого, кого Бог даст; Провидец Господь, знающий будущее, желая возвысить, устроить и прославить то место, не нашел никого лучше Сергия, но именно самого просившего даровал братии, зная, что он преуспеет в управлении, во славу Его святого имени». Так пришлось преподобному Сергию принять на свои плечи тяготы управления обители. Он не стремился к этому, но и отказаться ему было нельзя, так как это было угодно Богу.
Долгое время к обители не было хорошей дороги, и люди с трудом, почти наугад пробирались в обитель по узкой, труднопроходимой, прерывающейся тропинке. Большая и широкая проезжая дорога была далеко и проходила в стороне от той пустыни. Вокруг монастыря было безлюдье, со всех сторон обитель обступали дикие, пустынные леса, поэтому то место справедливо называлось пустыней. Так жили монахи много лет, больше пятнадцати.
Через некоторое время сюда начали приходить христиане. Многие захотели остаться там и начали селиться по обеим сторонам от обители, вырубая леса, поскольку никто им не препятствовал. Появились многочисленные поселения, изменившие прежний вид пустыни, не пощадившие ее и преобразившие в обширные пашенные угодья. Переселенцы построили деревни из многих дворов, засеяли поля и начали собирать урожаи. Число окрестных жителей весьма умножилось, и они часто посещали монастырь, принося разнообразные нужные вещи.
Е.Е.Голубинский в своем размышлении «Преп. Сергий Радонежский и созданная им Лавра» отметил, что во главе многочисленного сонма русских святых стоят три великих   подвижника: Преподобные Антоний и Феодосий Печерские и Преподобный Сергий Радонежский. «На всем обширном пространстве русской земли нет простого человека, который не знал бы об Антонии и Феодосии Печерских и который бы не знал о Сергии Радонежском; на всем обширном пространстве русской земли нет простой женщины, которая бы не учила детей своих молиться: «Преподобные Антоний и Феодосий Печерские, Преподобный Сергий Радонежский, молите Бога о нас, грешных». 
Создание Киево-Печерской лавры совпало по времени с образованием Древнерусского государства. Киевская Русь – это время первообразования народа, когда из сплетения разнообразных народностей появлялся один народ. Это преобразование шло под знаком идеи о божественной Восприимчивости мира. «Женственная восприимчивость жизни в Киевской Руси находит себе догматический и  художественный символ Софии-Премудрости, Художницы-Небесной». 
Создание Троице-Сергиевой лавры совпало по времени с образованием Московского государства.  Однако перед Московской Русью стоит другая идея, идея о воплощающемся, превышемирном  Начале ценности. «Мужественное оформление жизни  в Руси Московско-Петербургской выкристаллизовывается в догматический и художественный символ Пресвятой Троицы».
Печерский монастырь имел для Древней Руси огромное значение. Он был образцом для всех других обителей. Кроме того, из него распространялось в общественном сознании аскетическое благочестие. В нем было заложено представление о русской святости, о долге монаха и монастыря в духовном и государственном развитии народа. В Троице-Сергиевой лавре эти традиции были продолжены и дополнены новыми знаниями.
Для преподобного Сергия печерские иноки были примером и образцом служения Господу. Он смиренно принимал бедность и монахам запрещал нищенствовать и просить подаяние. Однако  связывало их нечто большее, чем поведенческие стереотипы.  Как преподобные Антоний и Феодосий Печерские называются отцами нашего южного, или Киевского, монашества, времен домонгольских, так и Сергий Радонежский является отцом северного, или Московского, монашества, времен монгольских и послемонгольских. «Родоначальники  двух основных пластов русской истории – Киевского и Московского, вместе с тем суть величайшие провозвестники этих двух идей русского духа».  Именно после них расцветали на территориях Киевского княжества и Московского царства монастыри.
После крещение Руси были основаны многие монастыри. Однако монашество приняло другой вид, нежели в Киево-Печерской лавре. Преподобные Антоний и Феодосий Печерские ввели общежитие. Однако в других обителях монашество было принято в виде особножития, где каждый жил по себе и для себя. «Когда введенное у нас Антонием и Феодосием  общежитие снова исчезло из наших монастырей, бог воздвиг преподобного Сергия Радонежского, чтобы он был у нас восстановителем».   Истинное монашество требовало, чтобы все было общим, вплоть до ниток и иголок. Кельи не могли иметь никаких запоров, а в кельях не должно быть сундуков и шкатулок.
Вначале в монастыре было особножитие. Преподобный Сергий дозволял монахам иметь некоторую собственность, содержащуюся в кельях. С ростом монастыря возникли некоторые неудобства: появлялась разность в положении монахов, что вело к появлению нежелательного вообще духа стяжательства.  Преподобный же хотел ввести более строгий порядок,  который приближался бы к традициям первохристианских общин. В монастыре все должно быть равны, все одинаково бедны, потому что ни у кого ничего нет. Монастырь мог иметь собственность и постепенно обрастал ею. Но ни игумен, ни келарь, ни монахи ничего личного иметь не могли.
Введение общежития требовало от Сергия Радонежского большой мудрости. Е.Е.Голубинский считает, что по просьбе святого Алексия, который в 1353-54-м году  был в Константинополе, патриарх написал преподобному Сергию Радонежскому письмо. Соответственно чуть позже в обитель прибыли греки, посланцы Патриарха к святому. Поклонившись Преподобному, они сказали: "Вселенский Патриарх Константинопольский кир Филофей благословляет тебя" – и передали подарки Патриарха: крест, параманд и схиму – и послание: "Милостью Божией архиепископ Константинограда Вселенский Патриарх Филофей о Святом Духе сыну и сослужебнику нашего смирения Сергию: благодать, и мир, и наше благословение да будут с вами. Услышав о твоей добродетельной жизни в Боге, мы горячо возблагодарили и прославили Создателя. Одного правила вам недостает – у вас не устроено общежитие. Ты знаешь, Преподобный, что сам Богоотец пророк Давид, все исследовавший своим разумом, выше всего поставил общежитие: что может быть лучше и прекрасней, чем жить братиям вместе [Пс. 132, 1], поэтому и я даю вам благой совет устроить в вашей обители общежитие. Милость Божия и наше благословение да пребывают с вами". Это придало начинанию преподобного Сергия и святого Алексия  легитимность.  С того времени в обители святого было введено общежитие.
Святой Алексий и преподобный Сергий представляли собой людей исключительных, готовых восстановить истинный монашеский образ жизни. Большинство монахов такое начинание встретили бы без радости, а скорее с ропотом. Поэтому Сергий и прибегнул к авторитету патриарха. «Если бы преподобный Сергий предпринял вводить в свой монастырь общежитие, не имея грамоты патриарха, то несомненно, что он встретил сильный ропот против себя и даже прямые протесты. Ввиду грамоты патриарха, не только одобрявшей предприятие, но даже как бы нарочито требовавшей его, ропот, разумеется – открытый, и протесты были невозможны; однако не все монахи Сергиева монастыря согласились на то, чтобы жить по-новому; нашлись между ними такие, не знаем – многие ли, которые решительно не хотели общежития и тайно ушли из монастыря».    
Общежитие в монастыре требовало многих изменений. Надо было построить много новых зданий: трапезную, пекарни, поварню. Надо было учредить между монахами новые должности. Блаженный и премудрый пастырь распределил братию по послушаниям: одного сделал келарем, других определил в повара и хлебопеки, третьего поставил прилежно ухаживать за больными. Для соблюдения порядка в церкви Игумен выбрал экклезиарха, потом параэкклезиархов, пономарей и т. д.
Келарь был первым человеком после игумена. Эту должность впервые ввел на Руси Феодосий Печерский в Киево-Печерской лавре. Преподобный Сергий перенял этот опыт. Под руководством келаря была казна, благочиния и хозяйство как в самом монастыре, так и вне его стен. Преподобный запрещал просить, но не запрещал принимать дарения. Вокруг монастыря появляются пахотные поля, появилась необходимость руководить работниками, в том числе и наемными крестьянами. Одним из первых келарей был преподобный Никон, который позже сам станет игуменом Троице-Сергиевой лавры.
В духовники назначали монаха, опытнейшего в духовной жизни, потому что он исповедовал братию. Вначале им был Савва Сторожевский, основатель монастыря под Звенигородом. Позже эту должность получил Епифаний Премудрый.
Экклезиарх   наблюдал за порядком в церкви. Вначале исполнялся более простой Студийский устав. Он был принят в Константинополе в монастыре Феодора Студита в десятом веке. Студийский монастырь славился святостью подвижников и ревностью к православию во время иконоборства. Студийский устав ввел в Киеве-Печерской лавре преподобный Феодосий Печерский. Позже в Троице-Сергиевой лавре был введен более праздничный устав Иерусалимской обители Саввы Освещенного, принятый в VI веке. Теперь литургию  в Троице-Сергиевой лавре совершали каждый день, так как священников было достаточно.
Так наставник премудро устроил в обители общежитие. Он повелел братии твердо следовать заповедям святых отцов: не иметь никакой собственности и не называть ничего своим, но все считать общим.
Новый устав требовал, чтобы все монахи, не исключая игумена, носили одинаковую одежду. Преподобный Сергий носил не только одинаковую со всеми одеждами, но и худшую из всех. Его повседневная одежда была очень бедной, так что если бы человек, никогда не видевший и не знавший Преподобного, встретил его в его обычной одежде, то не поверил бы, что он тот самый Игумен Сергий, но принял бы его за одного из странствующих монахов, нищего и убогого, или за человека, выполняющего черную работу. Попросту говоря, блаженный был одет беднее и хуже всех иноков своей обители, так что некоторые люди, не знавшие его, могли обмануться. Так обманулся крестьянин, увидев Сергия.
Когда же Преподобный услышал, как некоторые из братии были им недовольны, то ушел он из обители. Снова нашел он пустынь и поселился в ней. Услышав об этом, приходили к нему люди. Так был создан монастырь на реке Киржач. Однако некоторые из иноков монастыря Святой Троицы, горевшие любовью к своему духовному учителю и страдавшие от долгой разлуки с ним, пришли в город к митрополиту и попросили вернуть им Сергия. По повелению митрополита Алексия Сергий вернулся в обитель. Святой Сергий избрал одного из своих учеников, Романа, и послал его к митрополиту, благословив на принятие священства и должности Строителя нового монастыря, а сам вернулся в монастырь Святой Троицы.
Будучи человеком узнаваемым, преподобный Сергий всегда отказывался от власти. Своим примером он показал, что можно жить не только вдали от общества, но и вне власти. При этом он не конфликтует с властью, не противопоставляет ей себя, а показывает пример смирения. Единственный для него способ отстаивать свою позицию – это уход. Так было и в случае конфликта с братом Стефаном в Троице-Сергиевой лавре. Ему проще основать новый монастырь и разрешить конфликтную ситуацию. Так было и с просьбой митрополита Алексия. Отказавшись от предложения Алексия принять власть над митрополией, преподобный Сергий прибегает к проверенному средству: он сказал, что будет вынужден уйти в какую-либо пустынь.
Из блаженств, которые были характерны для преподобного Сергия, несомненно прилагались к нему: блаженны нищие духом.., блаженны кроткие.., блаженны чистые сердцем. Но прилагалось к нему и еще евангельское блаженство: блаженны милостивые. Именно Сергий заложил традицию благотворительности в смысле питания нищих, проходящих странников и бедных окрестных жителей. Страннолюбие и нищелюбие  были отличительными чертами Преподобного: никого из неимущих он не отпускал с пустыми руками.
Есть в монашестве еще одно течение, которое продолжил преподобный Сергий. Во время Сергия «старчества" еще не было. Но сам тип «учительного старца» древен. История  «старчества» уходит в греческие монастыри.  На Руси в XV  веке известен такой учительский старец, как Филофей Псковский. «В позднейших монастырях старцы выделялись в особый разряд – созерцательных мудрецов, хранящих традицию истинного православия, мало прикасающихся к монастырской жизни».  В преподобном Сергии сошлось все одновременно: он был человеком деятельным (был плотником, работал в огороде, шил рясу); руководил братией монастыря; стиль руководства основывал на нравственном авторитете. Прежде всего его руководство было духовным: к нему приходили на исповедь, за поддержкой, за наставлением.
Троице-Сергиева лавра больше, чем простой монастырь. Органично вобрав в себя все стороны  русской жизни, запечатлев в собственном становлении страницы  истории, Сергиева обитель продолжает свою духовную функцию. Павел Флоренский так определил целостность и органичность лавры: «Тут – не только эстетика, но и чувство истории  и ощущение народной души, и восприятие в целом русской государственности, и какая-то трудно объяснимая, но непреклонная мысль: здесь, в Лавре именно, хоть и непонятно как, слагается то, что в высшем смысле должно называть общественным мнением, здесь рождаются приговоры истории, здесь осуществляется всенародный  и, вместе, абсолютный суд над всеми сторонами русской жизни. Это-то всестороннее жизненное единство  Лавры как микрокосма и микроистории, как своего рода конспекта бытия нашей Родины, дает Лавре характер ноуменальности. Здесь ощутительнее, чем где-либо, пульс русской истории, здесь собрано наиболее нервных, чувствующих и двигательных окончаний, здесь ощущается Россия как целое».  Таким образом, воспринимая Лавру как науменальность, мы рассматриваем ее как умопостигаемую сущность, как предмет интеллектуального созерцания. Это связано с самой идеей Божественной Троицы как символа единства земли. «Так утверждается в храме то внутренне соборное объединение, которое должно победить хаотическое разделение и вражду мира и человечества. Собор всей твари как грядущий мир  вселенной, объемлющий и ангелов и человеков и всякое дыхание земное, такова основная храмовая идея нашего древнего религиозного искусства, господствовавшая и в древней нашей архитектуре и в живописи. Она была вполне сознательно и замечательно глубоко выражена самим святым Сергием Радонежским… его идеалом было преображение вселенной по образу и подобию Св. Троицы, то есть внутреннее объединение всех существ в Боге. Тем же идеалом вдохновлялось все русское благочестие». 
Сергий как создатель Лавры и как духовный учитель воплощает в себе архетип русской святости, особый покровитель, хранитель и, по образному выражению П.Флоренского, Ангел Хранитель России. «Если Дом преподобного Сергия есть лицо России, явленное мастерством высокого искусства,  то основатель ее есть первообраз ее, этого образа России, первоявления России, скажем с Гете, или, обращаясь к родной нашей терминологии, лик ее, - лик лица ее, ибо под «ликом» мы разумеем чистейшее явление духовной формы, освобожденное от всех наслоений и временных оболочек, от всякой шелухи, ото всего полуживого и застящие чистые, проработанные линии ее».               
В чем проявляется мистицизм русского православия?  В том, что в русской средневековой культуре любой сакральный знак (буква или жест) принимался безусловно, потому что область сакрального знания проникнута  Духом Божиим  через освещенных Богом людей. «Это отношение можно назвать еще не конвенциальным: знак – это не условное обозначение некоторого денотата, т.е. представления о чем-либо, а сам мистический денотат. Идея, мотив срастается с выражающим их текстом, обрядом, ритмом, звуком».  Русское средневековое сознание осваивал мистический дар слова, в магии которого виделось инобытие. «И то, что нам кажется наивным и консервативным, на самом деле таковым не было, ибо познание слова не стало формализованным, оно проникало в глубины «неизреченные» - к истокам культа слова».  Мистический дар слова проявлялся в двух началах: в молитве и преднамеренном молчании. Таким образом слово молитвенное и слово неизреченное практически уравнивается, так как из уста человеческие не должны пустословить, если человеку дан такой дар.
Мистический дар слова  связан с особенностью богослужения в Православии, которое заключается в том, что содержит не только воспоминание, но и реальность воспоминаемых событий. Молящийся в соответствии со своим духовным ростом соучаствует в жизни Господа, Божией Матери и святых. Это служение делает его причастным вещам невидимого мира. «Этот мистический реализм есть общая предпосылка всего православного богослужения, вне которой она потеряла бы всю свою силу, - быть совершающейся мистерией боговоплощения. Поэтому православное богослужение обращается, прежде всего, к мистическому чувству, ему говорит и его воспитывает».  Поэтому так ценен молитвенный подвиг преподобного Сергия.   
Одно из деяний святого – чудеса, которые он совершал. Чем отличается чудо от ряда обыденных событий? Чудо – это нарушение естественного порядка. Чудо совершить простому смертному не дано. «Чудо есть праздник, зажигающий будни, ответ на любовь. Чудо – победа сверхалгебры, сверхгеометрии над алгеброй и геометрией школы. Вхождение чудесного в будни наши не говорит о том, что законы буден ложны. Они лишь – не единственны. То, что называем мы «чудесным» - совершенно «естественно» для мира высшего, чудесно лишь для нас, живущих в буднях и считающих, что кроме буден ничего и нет».   Епифаний Премудрый сообщил о тех чудесах, которые произошли при жизни святого. Преподобный Сергий как великий праведник удостоился от бога дара чудотворения. Эти чудеса разные по степени и значению, однако были сотворены благодаря доброму и милостивому сердцу, и они несли добро окружающим его людям. Происходили чудеса только по воле Господа.
Так возле монастыря не было воды, и иноки нередко жаловались на то, что приходится носить ее издалека. Однажды он вышел из монастыря, взяв с собою одного инока, и спустился с ним в лесной овраг под монастырем, где никогда не было источника воды. Святой нашел в канавке немного дождевой воды и, преклонив колени, начал молиться так: "Боже, Отче Господа нашего Иисуса Христа, сотворивший небо и землю и все видимое и невидимое, создавший человека от небытия и не хотящий смерти грешников, но посылающий жизнь. Молим Тебя мы, грешные и недостойные рабы Твои: услышь нас в этот час и яви славу Твою. Как в пустыне чудодействовала Твоя крепкая десница через Моисея, источившего по Твоему повелению из камня воду, так и здесь яви Твою силу – даруй нам воду на этом месте, да разумеют все, что Ты преклоняешь слух к боящимся Тебя и воздающим славу Твоему имени, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков, аминь". Сотворив эту молитву, Преподобный осенил крестным знамением место, где стояла дождевая вода, и вдруг из-под земли забил полноводный источник. От воды из этого источника случались многочисленные исцеления больных, страдавших разными недугами, если болящие приходили к источнику с верой. С того времени источник в течение десяти или пятнадцати лет называли Сергиевым, но мудрый муж, не терпя славы, на это сердился и говорил: "Чтобы я никогда не слышал, как вы называете этот ключ моим именем, потому что не я дал вам воду, но Господь даровал ее нам, недостойным". 
Другое сотворенное чудо – это воскрешение отрока святой молитвой. Преподобному стало жаль отца, потерявшего своего сына. Он преклонил колени и начал молиться за умершего. И вдруг неожиданно дитя ожило и зашевелилось, душа его вернулась в тело. В келью вошел отец, неся все нужное для погребения, и святой встретил его словами: "Ты напрасно поспешил сделать гроб, не рассмотрев, как следует, – твой сын не умер, но жив". Тот не поверил, потому что видел, как дитя скончалось. Однако, подойдя, он нашел своего ребенка живым, как и сказал святой. Припав к ногам Божия человека, отец благодарил его, но святой сказал: "Ты обманываешься и сам не знаешь, за что благодаришь: когда ты нес мальчика сюда, от сильной стужи он изнемог, и тебе показалось, что он умер. В келье он отогрелся, а ты думаешь, что он ожил. Раньше Всеобщего Воскресения никто не может воскреснуть". Но отец настаивал, говоря, что дитя ожило по молитвам святого. Блаженный запретил ему так говорить: "Если ты будешь рассказывать кому-нибудь, то сильно навредишь себе и вовсе лишишься сына". Тот обещал молчать и, взяв малютку, уже совершенно здорового, возвратился домой. Чудо совершилось по святой молитве, но какова была скромность Преподобного, который запретил о нем говорить. Это одно из главных чудес Преподобного Сергия – «мгновенная отмена нашего маленького закона: воскресение по смерти. Это, конечно, величайшая буря любви, вырывающаяся оттуда, на призыв любовный, что идет отсюда».
Другой случай исцеления произошел с вельможей, жившим на реке Волга. Этот знатный человек денно и нощно был жестоко мучим бесом, так что даже разрывал железные цепи. Десять сильных мужчин не могли его удержать: одних он избивал, других кусал и, вырвавшись, убегал в пустынные места. Там он бродил, пока кто-нибудь не находил его и, связав, не приводил домой. Когда вельможу привели в монастырь, Преподобный вышел из церкви с крестом в руке; лишь только угодник Божий осенил им бесноватого, как тот, издав громкий вопль, отскочил в сторону. Недалеко была вода, скопившаяся после проливного дождя; увидев ее, больной бросился в лужу, крича: "Как жжется это страшное пламя!" И с того момента он исцелился благодатью Христовой и молитвами святого. К нему вернулся разум, и он начал осмысленно разговаривать. Когда исцеленного спросили, почему он кричал и бросился в воду, он рассказал: "Когда меня привели к Преподобному и он хотел осенить меня крестом, я увидел великое пламя, которое исходило от креста и охватило меня со всех сторон. Тогда я бросился в воду, потому что думал, что сгорю".
Исцеленный вельможа, кроткий и разумный, несколько дней провел в монастыре. По благодати Христовой, уехал домой здоровым, радуясь, славя и восхваляя Бога, подавшего ему исцеление по молитвам святого.
Только некоторые чудотворения были карающие. Но мог ли преподобный поступить иначе?
Близ обители святого жил некий человек, отличавшийся алчностью. К сожалению, сильные имеют обыкновение притеснять убогих. Этот человек обидел своего соседа – отнял у него свинью, которую тот откармливал для себя, и приказал заколоть, не заплатив денег. Обиженный пришел к старцу и, кланяясь, со слезами просил помочь в беде. Сергий Радонежский позвал к себе обидчика и обличил так: "Чадо! Веришь ли ты, что есть Бог, Судия праведных и грешных. Отец вдов и сирот, готовый к отмщению, и страшно впасть в Его руки? Как же мы не страшимся грабить, творить насилия, совершать тьмы злодеяний? Не довольствуясь тем, что Он нам даровал по Своей благости, мы непрестанно желаем чужого и испытываем Его долготерпение. Разве не видим мы, как на наших глазах творящие неправду становятся нищими, дома их пустеют, память о богатых исчезает навсегда, а в Будущей Жизни их ждет бесконечное мучение?" Долго еще увещевал Преподобный корыстолюбца и повелел ему отдать деньги за свинью со словами: "Впредь не обижай сирот". Скупец в страхе обещал исправиться, жить праведно и вернуть обиженному деньги. С таким решением он отправился восвояси.
Однако, вернувшись домой, он забыл наставления святого старца и решил не отдавать денег соседу. Когда он с такими мыслями вошел в кладовую, где хранилась разделанная туша свиньи, то увидел, что, несмотря на зимнее время, туша кишит червями. На корыстолюбца напал сильный страх из-за того, что он ослушался святого старца, от которого ничто не может утаиться, и никогда уже он не сможет показаться на глаза святому. Тотчас он вернул соседу деньги, которые раньше хотел присвоить, а тушу свиньи приказал выбросить на съедение псам и птицам. Звери и птицы не прикоснулись к ней, в обличение лихоимцев. Скупец не мог от стыда показаться на глаза святому, а на свиное мясо, прежде казавшееся ему столь вожделенным, смотрел с отвращением.
Вместе с даром чудотворения преподобный Сергий был наделен от Бога и даром прозорливости. Это проявилось в разных случаях жизни, но очень  ярко во время подготовки и самого сражения на Куликовом поле.
Борис Зайцев отмечал, что почти за восемьдесят лет в  жизни преподобного Сергия  никогда не встречается женщина. В искушениях на горе Маковица о женщинах даже не упоминается. И далее в жизни нигде не пересекаются пути  с женщиной. Кажется, что в прохладных лесах Радонежа имя женщины совсем позабыто. Приходят к преподобному Сергию князья, игумены, митрополиты, крестьяне. Но ни одной княгини, ни одной монахини, ни одной крестьянки. «Как будто Сергий-плотник – лишь мужской святой, прохладный для экстазы женщин и женщин будто вовсе не видевший. Конечно, это только впечатление. Но остается».  Однако нет и гонения на женщин. Ни одного плохого слова о женщинах никто не слышал. Нет таких свидетельств. Кажется, Сергий вообще не замечает женщин. Кроме одной… Непорочной Девы. Вся его жизнь – это поклонение Богородице. «Культ Богородицы, Мадонны – в этом смысле преподобный Сергий был типичным средневековым человеком в русском облике».
Мистический опыт русского православия имеет объективный характер, так как предполагает восхождение из себя или встречу.   Особое место в жизни Преподобного занимает посещение Богородицы святого. Но это пришло только тогда, когда просветленный и умиротворенный старец мог принять это чудо.  Дух его приобрел абсолютную гармоничность и просветленность, когда преподобный прошел долгий и трудный путь аскезы, самовоспитания и самопросветления.
Однажды совершал преподобный Сергий свою молитву перед  образом Матери Иисуса Христа: "Пречистая Мати моего Христа, Ходатаица и Заступница, верная Помощница человеческому роду! Будь нам, недостойным, Покровительницей и молись всегда Сыну Своему и Богу нашему, чтобы Он призрел на это святое место, освященное в похвалу и честь Его святого имени навеки. Молим Тебя, Матерь Сладчайшего моего Христа, рабы Твои, будь о нас Ходатаицей и Молитвенницей, будь всем нам спасительным упокоением и пристанищем, ибо Ты стяжала великое дерзновение у Сына Твоего и Бога". Окончив молитву, святой сел, чтобы немного отдохнуть, но вдруг он сказал своему ученику Михею: "Чадо! Трезвись и бодрствуй, потому что сейчас мы будем иметь чудесное и неизреченное посещение".
Еще он говорил это, как вдруг раздался голос: "Пречистая грядет", и святой поспешно вышел из кельи в притвор, то есть в сени. Вдруг его осиял яркий свет, сильнее солнечного, и блаженный увидел Пречистую с двумя апостолами, Петром и Иоанном, от которых также исходило неизреченное сияние. Увидев чудесных посетителей, святой пал ниц, не в силах вынести нестерпимо яркого блистания.
Пречистая прикоснулась Своими руками к святому и сказала: "Не бойся, избранник Мой. Я пришла посетить тебя. Не скорби, ибо твоя молитва об учениках и об обители услышана; отныне твоя обитель будет иметь изобилие во всем; не только при твоей жизни, но и по отшествии твоем к Богу. Я не покину это место и буду неоскудно подавать все необходимое, сохранять и покрывать его". Сказала так и стала невидима.
Сергий Радонежский имел не иллюзию и не галлюцинацию, заключавшуюся в видении Богородицы, которое осталось недоступно его спутникам, а имело мистический характер, так как открылось его внутреннему чувству. Это происходит потому, что жизнь в православии связана с видением иных миров. Без такой взаимосвязи она просто не существует. Это видение не столько удивило учеников Сергия, сколько показало, какой благодатный и святой человек находится рядом с ними.
Преподобный Сергий своей жизнью создал для русского народа живой образец. Он сам был для людей живой иконой. Своим примером он указывал, каким должен быть православный христианин. Многого он требовал от себя. Требовал от братии, чтобы они не проводили время в бессмысленных беседах и суесловии, а служили Господу. А мирян призывал любить и не обижать ближнего.
Одним из важных пониманий для Древней Руси является понимание благодати как избыточности. Именно по этому принципу и идет строительство монастырей. Монастыри возводились не по необходимости, а по зову души.
Что оставил после себя преподобный Сергий? Прежде всего монастырь. Первый крупнейший монастырь северной Руси.  Троице-Сергиева лавра явилась преемницей Киево-Печерского монастыря. Киев не оправился от разорения, поэтому не мог представлять великую державу. Его место заняла Москва. Если власть и государственность сосредоточились в Москве, то духовность аккумулировалась в Троице-Сергиевой лавре. «Митрополичья кафедра в Москве – узел правления. Сергиева лавра под Москвой – узел духовного излучения, питательный источник для всего рождающегося государства».
Однако преподобный оставил после себя не только Троице-Сергиеву лавру, он оставил после себя бесчисленные обители, возникшие по его благословению, основанные его учениками и проникнутые духом общежития.
Создавал преподобный монастыри, создавали монастыри ученики Сергия.
К Святому Сергию приехал митрополит Алексий. Во время беседы митрополит обратился к святому: "Возлюбленный! Прошу тебя, ради духовной любви, окажи мне благодеяние". Святой ответил: "Святой владыко! Мы все в твоей власти, и никто не может отказать твоей святыне". "Если Бог поможет мне, – сказал Митрополит Алексий, – я хочу заложить и устроить монастырь. Во время моего путешествия из Константинополя в Русскую землю, мою митрополию, на море случилась сильная буря, и корабль, на котором мы плыли, начал тонуть, захлестываемый огромными волнами. Все плывшие на корабле перед лицом неминучей смерти начали молиться Господу, и я во время этой страшной бури также просил Всесильного Бога избавить нас от обступившей нас беды. Я дал обет: если Господь управит нас достичь пристани, то я построю церковь в честь святого, память которого будет праздноваться в этот день. И в тот же час буря прекратилась, наступил штиль, и мы достигли пристани в шестнадцатый день августа. Я хочу исполнить свой обет — построить церковь в честь Нерукотворного образа Господа нашего Иисуса Христа и при ней благодатью Христовой устроить монастырь с общежительным уставом. Прошу у твоей милости, чтобы ты дал мне для этого твоего возлюбленного ученика, любезного мне Андроника".
Преподобный Сергий не отверг просьбу святителя и отпустил с ним Андроника.
Митрополит Алексий сам выбрал место на реке Яузе, подходящее для постройки монастыря, и на этом месте сначала была создана церковь в честь Нерукотворного образа Иисуса Христа. Митрополит Алексий поставил в ней  икону Нерукотворного образа Христа, которую он привез из Константинополя.
Святитель Алексий поручил старейшинство в монастыре вышеназванному Андронику и пожертвовал в обитель все необходимое, с того времени в монастыре устроилось общежительство. Немного времени спустя святой Сергий пришел в то место, чтобы увидеть строение своего ученика, и похвалил и благословил монастырь, сказав: "Господи, воззри с неба, и виждь, и посети это место, которое Ты благословил и изволил здесь создаться обители во славу Твоего святого имени". Поучив братию о пользе душевной, Преподобный вернулся в свою обитель.            
Стефан, родной брат святого, привел в обитель своего двенадцатилетнего сына Феодора. Он поручил его святому Сергию, а Преподобный сподобил юношу иноческого пострижения. По прошествии долгого времени Преподобный благословил Феодора и отпустил его из обители туда, куда тому полюбится. Некоторые из монастырской братии захотели отправиться вместе с Феодором. Через некоторое время Феодор нашел прекрасное место близ Москвы-реки, называемое Симоново. Узнав об этом, Преподобный пришел в Симоново, осмотрел его, нашел удобным и повелел Феодору строить на том месте монастырь.
Получив благословение от архиерея, Феодор поставил там церковь во имя Пречистой Богородицы. Потом он устроил там монастырь. В обитель начали сходиться иноки из разных мест, привлекаемые распространившейся повсеместно славой о Феодоре.
Продолжается строительство монастырей и после Куликовской битвы.
Великий князь Дмитрий, одержав победу, вернулся в свое отечество. По возвращении он незамедлительно посетил святого старца Сергия, с ним вместе прославил Всесильного Бога, благодарил старца и братию за благой совет и молитвы. Великий князь с сердечной радостью рассказал о битве с татарами и дал в обитель богатый вклад. Тогда же  князь Дмитрий напомнил старцу о своем обете построить монастырь во имя Пречистой Богоматери и сказал, что хочет немедленно приступить к его исполнению. Нужно только выбрать подходящее место.
Старец Сергий отправился на поиски и нашел красивое место на реке, называемой Дубенка. С соизволения Великого князя святой Сергий поставил там церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы. В скором времени, благодаря помощи Великого князя, чудный монастырь был закончен и все необходимое в нем было в изобилии. Игуменство в нем святой поручил одному из своих учеников, по имени Савва, который устроил в обители общежительство.
В другой раз державный Великий князь Дмитрий просил святого старца Сергия самого пойти и благословить место для монастыря в честь святого Богоявления в Голутвине под Коломной, вотчине Великого князя, и построить там церковь. Преподобный послушался Великого князя ради его веры и любви. Поскольку старец имел обыкновение везде ходить пешком, отправился пешим в Коломну, благословил место, облюбованное Великим князем, и воздвиг на нем церковь в честь святого Богоявления. По усердной просьбе князя святой Сергий отпустил одного из своих учеников – иеромонаха Григория. Он был назначен в новый монастырь на должность его Строителя. Вскоре в монастыре собралась многочисленная братия, которая ввела в монастыре общежительство. Монастырь почитался людьми и пользовался любовью Великого князя. Со временем в обители была построена каменная церковь. Таково было начало Голутвинского монастыря.
Нельзя обойти молчанием и монастырь Высокий. Однажды князь Владимир попросил святого Сергия посетить его вотчину – город Серпухов, благословить место на реке Наре и воздвигнуть церковь в честь Зачатия Пречистой Богородицы. Многие державные князья стяжали крепкую душевную веру к Преподобному, потому что получали от него великую пользу и духовное утешение. Преподобный послушался князя Владимира и исполнил его желание: пришел на названное место, благословил его и построил там церковь.
Монастыри являются неотъемлемой частью государственности, так как с их помощью колонизировались новые земли, просвещались полудикари. Вокруг монастырей возникает жизнь, рядом с ними более уверенно чувствуют себя поселенцы. «Сергиевские» монастыри (их насчитывается около 40, произвели они от себя еще около 50) основаны в местах диких и безлюдных, но от них родится жизнь. «Для новой жизни эти монастыри – защита и опора, истина и высший суд».   
Вначале 60-х годов XIV века золотоордынское государство раскололось на две враждующие части. Волга была естественной границей между ними. Мамай – беклярибек, т.е. вассал хана  и высший государственный чиновник. Первое нападение на Русь им было совершено в 1373 году. Позже в 1374 году собрался княжеский съезд, который решал, каково должно быть отношение к Мамаю. Там и было решено, что для Дмитрия Ивановича Мамай не царь, а вассал хана. Они равны друг другу в иерархии единого для них государственного образования. «Подчинение великого князя могущественному беклярибеку могло осуществиться лишь насильственно, иначе русская сторона теряла собственный авторитет и достоинство».  В летописных текстах того временного отрезка Мамай демонстративно назван князем, а в новгородской летописи отмечается, «разгордевся, мнев себя а ни царя».
Пришла весть, что князь Мамай собрал огромное войско  и пошел на Русскую землю. Люди были охвачены великим страхом. Великий князь Дмитрий, под скипетром которого находились в то время все русские земли, имея великую веру к святому Сергию, приехал к старцу, чтобы спросить, повелит ли тот ему выступить против безбожных, потому что Дмитрий знал о добродетельной жизни и даре прозорливости Преподобного Сергия. Услышав от Великого князя о нашествии Мамая, святой благословил Димитрия, вооружил его молитвой и сказал: "Господин мой, тебе следует заботиться о врученном тебе Богом христоименитом народе. Иди против безбожных, и с Божией помощью ты победишь и вернешься в свое отечество невредимым с великими почестями". Великий князь ответил: "Если Бог поможет мне, я построю монастырь во имя Пречистой Богоматери" – и, приняв благословение, покинул обитель, торопясь в путь.
Мамай, узурпировав власть, нарушал привычные взгляды на господство и подчинение в государстве.  «Русские князья не только принимали «правила игры», но и осознавали законность по-монгольски; ведь именно эта модель синтеза власти и собственности утверждалась на Руси». 
Собрав всю свою дружину, московский князь с поспешностью выступил против безбожных татар. Увидев великую силу татарского войска и его многочисленность, русские остановились в сомнении, не зная, что делать, и страх охватил многих. Нежданно в это время прибыл скороход с посланием от святого, в котором было написано: "Господин мой, смело вступай в бой со свирепым врагом, не сомневаясь и не страшась его, помощь Божия будет во всем с тобою". Тотчас, исполнившись решимости, Великий князь со всем своим войском начал бой, прежде помолившись так: "Великий Боже, сотворивший небо и землю! Будь мне помощником на врагов Твоего святого имени". Начался бой, и многие воины пали замертво. Татары потерпели поражение и были окончательно разбиты. Все обратились в бегство. Крестоносная хоругвь еще долго преследовала врагов, убивая великое множество. Некоторые, будучи ранены, смогли убежать, других взяли в плен живыми.
Чуден и удивителен был вид победителей: оружие их, прежде блиставшее, было обагрено кровью иноплеменных, и на лицах всех воинов лежала печать победы. Святой Сергий, обладая, как уже было сказано, даром прозорливости, знал обо всех событиях на поле боя, как будто бы они происходили рядом с ним. Предстоя вместе с братией Богу с молитвой о победе, он издалека, с расстояния во много дней ходьбы, видел происходившее. По прошествии немногого времени, когда безбожники были окончательно разбиты, святой поведал братии о храбрости великого князя Дмитрия Ивановича, со славой победившего. Назвал по именам русских воинов, павших от руки врагов, и принес за них заупокойные молитвы.
Г.Федотов видит в личности преподобного Сергия проявление двух отличительных черт: мистицизма и политической деятельности. Особенно ярко они проявились во время битвы на Куликовом поле. «В свете мистической традиции, которая утверждается среди учеников преп. Сергия, его собственный мистический опыт, озаряемый для нас лишь видениями (можно сопоставлять светоносные видения Сергия с фаворским светом исихастов) приобретает для нас большую определенность».  Однако Сергий не уходит от обязанностей повседневной жизни. Вначале он выполняет просьбу святого Алексия, затем великого князя московского Дмитрия. И так все время. Конечно, от мистики до политики большой шаг, но он этот шаг сделал. «Пре. Сергий, в еще большей мере, чем Феодосий, представляется нам гармоническим выражением русского идеала святости, несмотря на заострение обоих полярных концов ее: мистического и политического. Мистик и политик, отшельник и киновит совместились в его благодатной полноте».  Поэтом в «Житии Сергия Радонежского» можно увидеть много различных линий, вектор которых устремляется в различные стороны государственной и народной жизни. Епифанием Премудрым прославляется идея сильного государства с главенствующей ролью Москвы, доказывается мысль о неразрывном единстве княжеской власти и церкви как основной гарантии усиления Руси. И тут же говорится о значимости жизни простого человека, о поисках правды жизни.
Традиция святости на Руси никогда не прерывалась. В XIV веке вместе с преподобным Сергием определяли развитие русского общества святой Алексий и Стефан Пермский.
В начале сороковых годов XIV века из Московского Богоявленского монастыря на церковно-административное поприще был призван 40-летний инок Алексий. В это же время 20-летний Варфаламей  поставил на Маковице келью и срубил деревянную церковь. В Устюге в это же время у бедного соборного причетника  родился будущий просветитель Пермской земли святой Стефан. «Эта присноблаженная триада ярким созвездием блещет в нашем XIV веке, делая его зарей политического и нравственного возрождения Русской земли».  И в человеческом общении их связывала дружба и взаимное уважение.
Эти три пастыря делали общее дело, но у каждого было свое собственное направление.  Общее дело – укрепление русского государства. В XIV веке русские земли начали объединяться вокруг Московского княжества. Вначале это было небольшое удельное княжество, однако деятельность князя Даниила, а потом Ивана Калиты выдвинуло его на первое место по укреплению русской государственности. И в дальнейшем, несмотря на симпатии к тверским князьям-рыцарям, нельзя не признать, что деятельность московских князей была направлена на создание единого русского государства. На этом пути они совершали великие подвиги и нарушали свое слово, вели на битву дружины и предавали бывших  сторонников. Таков был век: жестокий, кровопролитный и … святой.  Он определил дальнейшее развитие русского государства. Это предназначение Московского княжества предугадал митрополит Петр, который перенес кафедру митрополита в Москву. Святой Петр благословил этот город как церковную и государственную столицу Русского государства. Деятельность митрополита Алексия, преподобного Сергия Радонежского и Стефана Пермского была направлена не столько на укрепление удельного московского княжества, сколько на построение великого государства вокруг Московского княжества и под руководством московских князей.   Духовные силами трех пастырей XIV века, воспринявших завет святителя Русской земли, были направлены на возвышение Москвы. При этом ни один из них не был коренным москвичом. «Но в их лице сошлись для общего дела три основные части Русской земли: Алексий, сын черниговского боярина переселенца, представлял старый киевский юг, Стефан – новый финско-русский север, а Сергий великорусскую середину».  Московские князья успешно собрали в своих владениях материальные и политические силы народа, тем более что московским князьям содействовали духовные силы.
Святой Алексий был главным советником великих князей, руководил боярской думой. Ездил в Орду ублажать ханов, отмаливая их от злых замыслов против Руси. Весь свой духовный авторитет направил на возвышение Москвы как политического и духовного центра. Поддерживал гегемонию московского князя.
Святой Стефан уроженец города Устюг. Здесь сливалась новгородская и ростовская колонизация с туземной Чудью, создавая новую Русь. Святой Стефан пошел с христианской проповедью в Пермскую землю,       продолжая дело обрусения и просвещения инородцев. «Так церковная иерархия благословила своим почином две народные цели, достижение которых послужило основанием самостоятельного политического существования нашего народа: это – сосредоточение династически раздробленной государственной власти в московском княжеском доме и приобщение восточноевропейских и азиатских инородцев к русской церкви и народности посредством христианской проповеди».
Деятельность преподобного Сергия направлена на иную область. Его дело – нравственное воспитание народа. А это не столько внешняя, сколько внутренняя миссия.
Святой Сергий начал выполнение своей миссии, совершенно не думая о ней и не ставя перед собой великих целей. Его жизненный путь начинается с самовоспитания, самоограничения и самопреодоления. Живой пример, наглядное представление нравственного правила – первый этап воплощения будущего предназначения. Подвиг пустынножительства, простота и самоотречение показали миру нравственный и этический пример поведения.
Второй этап – руководство и воспитание монахов, основные принципы которого терпение, постепенность и любовь к человеку. И опять собственный пример служения: был поваром, пекарем, мельником, портным, занимался любым трудом и ни на один час не складывал рук для отдыха.  Будучи настоятелем обители, продолжал черную хозяйственную работу, однако при этом направлял иноков уже не только своим примером, но и словом. Он принимал искавших пострижения, не спускал глаз с каждого из вновь прибывших. Ночью дозором ходил мимо келий. Если замечал, что кто-то занимается празднословием, то легким стуком в дверь или окно напоминал, что есть лучший способ проведения времени.  Утром же, не обличая прямо, не заставляя краснеть, а осторожными намеками вызывая раскаяние без досады. «Наставник вел ежедневную дробную терпеливую работу над каждым отдельным братом, над отдельными особенностями каждого брата, приспособляя их к целям всего братства. По следующей самостоятельной деятельности учеников преп. Сергия видно, что под его воспитательным руководством лица не обезличивались, каждый оставался сам собой, становясь на свое место, входил в состав сложного и стройного целого, как в мозаичной иконе различные по величине и цвету камешки укладывались под рукой мастера в гармоническое выразительное изображение».  Таким образом оказывал на общество сам Сергий Радонежский. Чуть позднее начали свои проповеди и его ученики.
Был еще один фактор воздействия на общества. Это монастыри. Люди приходили, смотрели, как живут иноки, и видели, что в монастыре правит дух общежития. Быт и обстановка были самыми простыми, но все были дружны между собой и приветливы к пришельцами. Каждый делает свою работу прилежно и с молитвою. «Мир видел все это и уходил ободренный  и освеженный подобно тому, как мутная волна, прибивая к прибрежной скале, отлагает от себя примесь, захваченную в неопределенном месте, и бежит далее светлой и прозрачной струей».    Тем более, что если в первой половине XIV века монастыри возникали в городах или под их стенами, то позднее они возникали в дали от городов, в лесной пустыни. А это увеличивало нравственное воспитание людей, ибо они видели, как к борьбе с несовершенством духа присоединялась борьба с неудобством дикой природы.
Пятьдесят лет исполнял свое предназначение преподобный Сергий Радонежский. Кто сосчитает людей, приходивших к нему за поддержкой и благословением и уходивших, наполненными новыми ожиданиями.                И этой миссии остался он верен до последних минут своей жизни.
За шесть месяцев до кончины Преподобный предузнал о своем преставлении к Богу, тогда он собрал братию и вручил управление обителью своему любимому ученику. Преподобный повелел ему усердно и праведно руководить обителью. Теперь ему придется дать ответ не за одного себя, но за многих. Сам же великий подвижник начал безмолвствовать.
В сентябре он заболел и, зная, что скоро отойдет к Богу, призвал священное братство и произнес пред ними подобающее поучение о душевной пользе.  Заповедовал пребывать в Православии, хранить единомыслие друг с другом, блюсти душевную и телесную чистоту и нелицемерную любовь, остерегаться злых и нечистых желаний, с умеренностью вкушать пищу и питие и превыше всего украшать себя смирением, не оставлять страннолюбия, уклоняться от споров и ни во что вменять почести и славу земной жизни, но вместо них ожидать воздаяния от Бога.  Преподобный сказал: "Призываемый Богом, я покидаю вас. Вручаю вас Всемогущему Господу и Пречистой Его Матери, Которая будет вам прибежищем и стеной против вражеских сетей и козней".
Перед самым исходом души, когда она уже готова была разлучиться с телом, Преподобный причастился Владычнего Тела и Крови. Потом Преподобный Сергий воздел к небу руки и, сотворив молитву, предал свою чистую и святую душу вместе с молитвой Господу в 6900 [1392] году, в двадцать пятый день сентября, прожив 78 лет.
Епифаний, говоря о святом, сравнивает его с ветхозаветными пророками: «Воистину Сергий ничем не уступал божественным мужам, просиявшим в Ветхом Законе: как великий Моисей и после него Иисус, он был вождем и пастырем множеству людей, он воистину стяжал незлобивость Иакова и страннолюбие Авраама, стал новым законоположником, истинным управителем своего стада и наследником Небесного Царствия. Разве не наполнил он пустыню благими попечениями? Мудр был великий Савва, создатель общежительства, но разве не обладал таким же благим разумом Преподобный Сергий, основавший много общежительных монастырей? Разве не обладал он даром чудотворения, которым Бог прославил его и сделал знаменитым по всей земле, наподобие древних подвижников?»
Жизнь преподобного Сергия приходилась на эпоху формирования русской нации. «Начав с уединенного подвижничества  в пустыне, чего у нас дотоле не было видано, продолжив тем, чтобы ввести  в своем монастыре общежитие, что составляло ни более ни менее, как преобразование нашего монашества, проведя жизнь возможно совершеннейшим аскетом и возможно достоблаженным святым старцем, преподобный Сергий явился на духовном небе нашей церкви совсем необычною звездою и потому привлек к себе удивительные взоры всех. Величайшая слава его не ограничилась пределами одного Московского княжества, но распространилась по всей Русской земле, так что в нем видели не местного только московского подвижника, а подвижника всероссийского».    
Преподобный Сергий вышел из своего времени, так же как и то, что он сделал, принадлежит не только XIV веку. Его воздействие ощущали не только его современники, но и люди, жившие столетия после него. Из исторического деятеля он превратился в национальную идею. Он символ русской святости, той святости, что без надрыва, без экстатичности созерцает мир  и дает пример того, как строить свою жизнь. Его деятельность из исторического состояния переносится в область мифа. «Таково имя преподобного Сергия. Это не только назидательная отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного  народного содержания».   
В XXI веке эта тенденция не только не ослабла, но даже усилилась. В русских святых народ видит и саму нравственную идею, и ее подтверждение, исполненное в самой жизни.
«Житие Сергия Радонежского», написанное Епифанием Премудрым в начале XV века, после канонизации Преподобного Сергия, в 1452 году, показывает в торжественно-панегорическом стиле образ русского святого. Сергий Радонежский показан как вдохновитель борьбы за освобождение от татарского владычества, за веру христианскую. Будучи блестящим стилистом и обладая литературным даром, автор мастерски применил изысканный, насыщенный сравнениями и эпитетами стиль, получивший название «плетение словес». Помимо Жития, Епифаний создал также Похвальное слово Сергию.
В самостоятельном виде эта древнейшая редакция Жития не дошла до нашего времени. Ее первоначальный облик ученые смогли  реконструировать по позднейшим компилятивным свода         
Первоначальный текст Жития сохранился в переработке Пахомия Логофета (Серба), афонского монаха, жившего в Троице-Сергиевом монастыре с 1440 по 1459 год. Пахомий Логофет дополнил текст Епифания рассказом об обретении мощей Преподобного, а также рядом посмертных чудес, он же создал службу Преподобному Сергию и канон с акафистом.
Житие Сергия Радонежского в редакции Симона Азарьина вместе с Житием Игумена Никона, Похвальным словом Сергию и службами обоим святым было напечатано в Москве в 1646 году. Первые 53 главы Симоновой редакции (до рассказа об инокине Мариамии включительно) представляют собой текст Жития Епифания Премудрого в обработке Пахомия Логофета (Серба), который Симон разбил на главы и несколько переработал стилистически. Следующие 35 глав принадлежат собственно Симону Азарьину. Готовя Житие к изданию, Симон стремился собрать наиболее полный список сведений о чудесах Преподобного Сергия, известных со времени кончины святого до середины XVII века, но на Печатном дворе, как пишет сам Азарьин, мастера с недоверием отнеслись к его рассказу о новых чудесах и по своему произволу напечатали только 35 глав о чудесах, собранных Симоном, опустив остальные. В 1653 году по поручению Царя Алексея Михайловича Симон Азарьин доработал и дополнил Житие: он вернулся к неопубликованной части своей книги, добавил в нее ряд новых рассказов о чудесах Преподобного Сергия и снабдил эту вторую часть обширным предисловием, однако эти дополнения не были тогда изданы.
К жизни преподобного Сергия обращались не раз в XIX и XX веках. Стремление понять его деятельность, понять через него саму Россию возобновилось и в наше время.