Журналистика как отражение культурных парадигм

                Парадигмы ХХ века 
В последнее время перед обществом встал вопрос, а с каких позиций нужно рассматривать журналистику? С классовых? Но время классовой борьбы, характерной для XIX и  XX веков, прошло. С позиций общечеловеческих? Но это настолько общо, что в принципе ничего не выражает. Что же может быть основой для рассмотрения такой важной общественной, политической и культурной сторона жизни, как журналистика? Тем более, что важность СМИ определяется и созданием идеологии Новой Эпохи. Однако есть то, что осталось в наследство от предыдущих лет. Это определенные культурные, общественные, политические парадигмы, включающие в себя и воззрения на мир, и стиль жизни, и отношение к ценностям. Безусловно, парадигма определяется через призму человеческих взглядов.
В  настоящее время в стране сосуществуют три общности людей, стоящих на разных идеологических позициях: коммунистических, демократических и не приемлющих ни тех, ни других. Эта часть общества еще не оформила свою идеологию. «Главное препятствие у России на пути к Великому Будущему – разобщение народа. Огромная часть населения заражена абсолютно несбыточными, несовместимыми между собой иллюзиями. Одни, оглядываясь на недавнее советское прошлое, скорбят по утраченному, мечтают о его воссоздании. Другие – проклинают прошлое, главную цель видят в его недопущении. Они всячески препятствуют любым инициативам, способным, по их мнению, возродить «красный» проект» («Литературная газета» 7-13 ноября 2012 год, №44, «Россия: контуры будущего»).  Однако есть и то, что объединяет всех. Это патриотические настроения и понимание того, что процессы становления страны должны быть мирными. Именно такой подход и  не дает привести общество к идеологической катастрофе, к гражданской войне и к разрушению государства.
Что касается культурной парадигмы, то здесь дело обстоит еще острее. Последние два десятилетия сосуществовало четыре культурных парадигмы – культурных ценностей, норм жизни, стиля жизни.
Во-первых, это парадигма новоевропейской культуры, во-вторых, это парадигма  модерна, в-третьих, советская парадигма, в-четвертых, парадигма постмодерна. Каждой парадигме соответствовал и тип определенного восприятия мира. И даже более того, можно проследить какой человек соответствовал культурным парадигмам.
Парадигма новоевропейской культуры наполняла мир высоким смыслом, гуманитарным светом. «Данная парадигма была нормативна, и сама нормативность ее была всемирно известна и разделяема» (Культурология в вопросах и ответах / Под редакцией проф. Г.В.Драча. М.: Гарадарики, 1999, с.336. с.321). Новоевропейская культурная парадигма просуществовала достаточно долго, возникновение ее вполне возможно отнести к эпохе Возрождения. В ХХ веке явной стала ее недостаточность, которая проявилась особенно остро в переходные моменты истории, а особенно во время первой и второй мировых войн. Гуманистические ценности не спасли европейское  общество, а гуманистические ценности были попраны и забыты. Однако, несмотря на  кризис новоевропейской культуры, парадигма ее продолжала сосуществовать с другими парадигмами, состоящими с ней в определенных отношениях.
Парадигме новоевропейской культуры во многом соответствует принципы журналистики и ее назначение в жизни общества, которые  Дэвид Рэндел, один из  западных корреспондентов, определил так:
-Хорошие журналисты во всем мире одинаково понимают свою роль. Прежде всего, это означает задавать вопросы и сомневаться. Затем:
• Отыскивать и публиковать информацию вместо слухов и измышлений.
• Сопротивляться правительственному контролю или вовсе избегать его.
• Информировать избирателей.
• Тщательно расследовать действия и бездействие правительств, выборных представителей и общественных организаций.
• Исследовать мир бизнеса, обращение с рабочими и покупателями и качество продукции.
• Облегчать жизнь пострадавшим и тревожить удобно устроившихся, предоставляя свой голос тем, кто лишен возможности быть услышанными.
• Держать зеркало у лица общества, показывая его достоинства и пороки, развенчивая лелеемые им мифы.
• Работать на торжество правосудия, демонстрируя его победы и расследуя поражения.
• Содействовать свободному обмену идеями, особенно такими, которые идут вразрез с господствующей идеологией.               
Парадигме новоевропейской культуры соответствует человек, целенаправленный и целеустремленный, логически ориентированный на ценности гуманизма. 
Парадигма модерна – это парадигма большого культурного стиля XX века. Эта парадигма урбанистическая, возникла она на переломе XIX и XX веков вместе с идеологией «серебряного века». Она была создана в противовес парадигме новоевропейской. Однако, несмотря на противоположность двух этих парадигм, в них есть и нечто общее: ценностное отношение к миру. Изменились нормы. То, что раньше считалось положительным, приобретает отрицательный оттенок, а то, что низводилось, то возводится на пьедестал.
Что касается журналистики, то модернисты не создали определенных принципов, как в литературе. Широко известен манифест футуристов «Пощечина общественному вкусу», но подобный в журналистике не был создан. Кроме того, времени для создания определенных принципов в журналистике было не так уж и много. А после революции парадигма модернизма во многом начала соответствовать советской парадигме.  Особенно в первые годы после революции, когда она оппозиционировала парадигме новоевропейской культуры. В дальнейшем, после 60-х годов, напротив, модерн противопоставил себя уже советской парадигме, во многом отрицая ее принципы и сближаясь с постмодерном.
Парадигме модерна соответствует брутальный авангардист ХХ века, созидающий новые эстетические и художественные ценности. Именно поэтому он считает себя Демиургом. Вначале советского периода – революционер, а в 60-ые годы и после –  диссидент.
Советская парадигма возникла в 20-ые годы. Она вобрала в себя как ценности новоевропейской культуры, так и идею модерна, идею  построения нового общества. Это новое общество строилось в противовес буржуазному, капиталистическому. В основе построения нового государства положена идея создания коммунистического общества.  Безусловно, идея построения социализма и коммунизма соотносилась с ценностью новоевропейской культурной парадигмой, выражавшей идею построения справедливого общества. И если советская идеология ушла в прошлое в конце 90-х годов, то идея справедливого устройства мира никуда не исчезла.  Кроме того, оставались ценности, нормы жизни, стиль жизни советской культурной парадигмы.
Парадигме человека советской эпохи во многом близка и парадигма новоевропейской культуры, и парадигме модернизма. Человек советской эпохи – человек цельный, ориентированный на ценности европейской культуры и одновременно ощущающий себя творцом нового мира, в котором проявляются ценности коммунистического общества. Парадигма человека советской эпохи задекларирована в Кодексе строителя коммунизма.
В журналистике советского периода сосуществовали различные культурные парадигмы, которые определяли принципы и функции  СМИ.
Журналистика, оформившаяся в советское время как социальный институт, как четвертая власть, функциональна. Каковы же ее функции?
Основные функции журналистики: идеологическая, организаторская и культурно-рекреационная.
Идеологическая функция основная. Любое общество ставит перед собой определенные исторические ориентиры и формирует определенный представления (политические, экономические, религиозные или атеистические, исторические, правовые, этические, эстетические, философские), которые играют определяющую роль в жизни человека, в его отношениях к действительности.
Организаторская функция позволяет воздействовать как на функционирование самого общества, так и на отдельных его представителей. А сколь деструктивным может быть это воздействие на общество, показали события на Ближнем Востоке.
Культурно-рекреативная функция позволяет через СМИ делать культуру доступной самым широким слоям населения, способствуя духовному развитию людей. Однако знакомство с культурой может быть и необременительно. Человек должен отдыхать, восстанавливаться, проводить свое время интересно и с пользой.
Среди других функций журналистики Е.П. Прохоров называет также коммуникативную (функцию общения) и рекламно-справочную. Е.В. Ахмадулин – информационно-коммуникативную, интегрирующую, регулирующую, дифференцирующую, образовательно-просветительскую, культуроформирующую, ориентирующую. Л.П. Аполлонова – социально-психологическую и психологическую. Н.Н. Липовченко – познавательную, аналитическую, управленческую. В.Г. Афанасьев – политико-воспитательную и пропагандистcкую.  С.А. Михайлов – функцию контроля и наблюдения за действиями государства, а также функцию формирования политического пространства. Валерий Бакшин в учебном пособии «Основы журналистики» отмечает: «Некоторые авторы (Л.П. Аполлонова, Н.Н. Липовченко, И.А. Илюшин и др.) говорят об информационной функции журналистики, что, на наш взгляд, не совсем верно, так как сама журналистика носит информационный характер, и именно информация является средством достижения поставленных перед журналистикой целей». Конечно, в переходное время достаточно трудно определить те функции, которые она будет осуществлять, но они в большей мере останутся почти такими же, как и раньше. 
Реализация функций журналистики возможна тогда, когда соблюдаются общепринятые правила и нормы, т.е. принципы. Это основные нормативы деятельности журналистики как социального института.
Е.П.Прохоров определяет следующие принципы журналистики: партийность, народность, массовость, правдивость, объективность, демократизм, патриотизм, гуманизм, национальная гордость, интернационализм.
Принцип партийности в советское время понимался как отражения взглядов коммунистической партии. В настоящее время принцип партийности понимается несколько иначе: прежде всего как отражение, как представительство интересов какой-либо части общества, какой-либо определенной группы. Но так как формирование партий основывается на представительстве интересов какого-либо слоя населения, то принцип партийности будет определяться как отражения взглядов какой-либо партии.
Принцип народности, в какой-то мере, изменил свое значение. Ели раньше народ представлялся как  беднейшие слои населения, а в советское время народность была связана с классовостью, то сейчас народ предстает как совокупность классов и групп, заинтересованных в развитии общества.
Принцип массовости направлен на информатизацию более широких слоев населения. Каждый человек имеет право на информацию.
Принцип правдивости  предполагает максимально точное изложение фактов.
Принцип объективности предусматривает высокий уровень аргументированность выводов и суждений. Принцип объективности не отменяет взглядов автора и его точку зрения. Должен соблюдаться некий паритет объективности и субъективности.
Принцип демократизма связан с системой управления общества и направлен на широкое участие всех его членов. Принцип демократизма и в плюрализме мнений. Принимается любая точка зрения, в том числе консервативная, если она остается в рамках закона.
Принцип патриотизма означает любовь к родине, стремление служить ее интересам. Критика не должна считаться нарушением принципа патриотизма, так как отсутствие критического отношения к себе, к власти ведет к деградации общества.
Принцип национального достоинства предусматривает бережное отношение к национальной памяти, к традициям и обычаям любых народов, проживающих на территории нашей страны, дает определение русского народа как государствообразующего. 
Принцип интернационализма связан с сознанием равенства всех наций и народов, со стремлением их дружбе и взаимодействии. Принцип интернационализма не должен влиять на исполнение законов. Любой иностранный житель  должен считаться с нравами и обычаями народа и вести себя в тех рамках, которое предусматривает Российское законодательство.
Таковы основные функции и принципы журналистики, существующие в культурном пространстве советской и постсоветской культуры, основанные на парадигмах новоевропейской культуры, модерна и советской культуры.

                Особенности парадигмы постмодерна
Парадигма постмодерна – эта парадигма ненормированного культурного пространства. Постмодерн противостоит всем культурным парадигмам, так как вообще не принимает такое понятие как норма, отрицает линейность времени и векторность развития общества.
Некоторые ученые видят истоки постмодерна в XIX веке. В этот время датский философ Кьеркегор выступил против притязаний разума, а Ницше объявил разум «больным пауком». В таком случае модерн и постмодерн возникли почти одновременно. Однако критика разума ещё вызывала отрицательную реакцию общества, которое в это время опиралось на  разум и традицию в культуре. В ХХ веке произошел сдвиг в человеческом сознании, произошла его трансформация. Разуму отказали в доверии. Новоевропейская культурная парадигма отдает разуму законодательные функции. Постмодерн перестает доверять законодательному разуму,  в его пространстве развернулась его критика. Философия постмодерна отказалась от услуг законодательного разума в пользу разума интерпретативного. «Интерпретативный разум перенаправил поиск оснований знаний с трансцендентальной субъективности, которой была увлечена немецкая классическая философия, на повседневно-обыденную жизненную практику» (Культурология. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. – Ростов н/д: издательство «Феникс», 2001, с. 330). Теперь события анализировались не с точки зрения законодательного разума, а с позиций практики. Таким образом объективность восприятия и оценки меняются на субъективные.
Иными стали  и проблемы, которые выдвигало общество. До конца XIX века классическая мысль не рассматривала проблемы секса, безумия и тюрьмы. В ХХ веке эти темы стали чуть ли не основными. Мало того, начали размываться понятие нормы. Это можно проследить на таких событиях, как признание однополых браков. Разве подобные отношения не существовали раньше? Существовали. Но они были вне нормы и морали. А теперь их захотели освятить таинством брака. Такая же   парадоксальная ситуация, когда на государственном уровне принимается решение вместо слов «отец» и «мать» употреблять слова «родитель №1» и «родитель №2». 
Постмодерн на Западе несколько иное явление, чем постмодерн в России.
В советском обществе постмодерн приобретал несвойственную ему идеологическую установку. Он противостоял социалистической идеологии, и это его идеологизировало, что сближало постмодерн с другими культурными парадигмами. В этот период он получил идеологическое и ценностное содержание, так как расширял границы познания, не отменяя такие категории, как совесть, истина, справедливость.
Парадигма постмодерна, идентичная западному, возникла сравнительно недавно. Дело в том, что время последних десятилетий отмечено особенным динамизмом. Происходили события, связанные с изменением социальных, политических, экономических и других основ. Изменения, носящие глобальный характер, именуется сменой культурных парадигм. Общество, которое опиралось на ценности предшествующих парадигм, рухнуло. Старого мира уже нет, а новое еще не создано. Такое состояние можно назвать «культурным промежутком». Именно в это время появилось желание у части общества отказаться от поиска истины, плюрализма. Именно в это время интерпретативный разум отказался работать в таких категориях, как истина, сущность, закономерность, основание, причина, объективность. Оказалось, что их проще отменить, чем им следовать. Для интерпретативного разума поле деятельности – повседневность. Повседневность – это донаучная естественная установка, так как включает весь спектр личностных предпочтений, утверждаются различные, порой взаимоисключающие взгляды. Постмодернистское рассмотрение проблем с точки зрения интерпретативного разума можно найти в Интернете, где каждый высказывает свои мысли, не считаясь ни с объективными законами, ни с нравственными категориями. Таких высказываний, несовместимых, противоречивых, может быть бесконечное множество, потому что задействован не законодательный разум, основывающийся на категорийных понятиях, а интерпретативный, обращающийся к обыденному мышлению.
В повседневной жизни происходит отказ от законодательного разума, потому что практика оказывается мерилом всего. Достаточно характерно для постмодерна следующее определение: «Если ты умный, то почему бедный?» Хотя всем понятно, что богатство в нашей стране определяет все, что угодно, но только не ум. Однако очень удобно с позиции повседневной жизни определять нравственные приоритеты.  Поэтому в мире с помощью интерпретативного разума можно оправдать всё, любое зло. «Культурный промежуток» отличается особой лживостью. Мало того, ложь утверждается как священный долг во имя высших целей. Но цели эти скрыты или малоубедительны. Вместо любви и служения людям – нажива, обогащение или карьера, власть.  Утверждение господства одного класса над другим, т.е. одних людей над другими, имеет мало общего с христианской моралью, где все люди  «сестры и братья во Христе». Меркантильные цели ради блага какой-либо общности, класса, рода, клана позволяют легко оправдать зло во имя добра. Пошатнулась сама идея истины. Стало понятно, что традиционная точка зрения, признающая объективный характер истины, начинает сдавать свои позиции. И именно это является питательной почвой постмодерна.
В современной науке отмечают следующую специфику постмодернистского дискурса:
Во-первых, это отказ от истины. А если нет истины, то зачем нужен ее поиск. Нет причины, единственное, что можно увидеть - это «след».
Во-вторых, исследования проводятся на поверхности, где может остаться след, а поиск сущности, глубин и корней явлений не проводится. Поэтому «цель» и «замысел» остаются невостребованными,  предпочтение отдается «игре», «случаю».
В-третьих, в связи с тем что произошел отказ от таких категорий, как истина, сущность, цель, замысел, происходит отказ от категориально-понятийной иерархии.
В-четвертых, если в других культурных парадигмах рассматриваются понятия «метафизика» и «трансцендентное», то постмодерн противопоставляет «метафизике» «иронию», а «трансцендентному» - «имманентное»
В-пятых, постмодерн тяготеет к неопределенности, делая это понятие едва ли не центральным.
В-шестых, на смену терминам «жанр», «граница» текста приходит «текст» или «интертекст».
В-седьмых, постмодерн нацелен не на созидание, а на «деконструкцию» и «деструкцию», т.е. перестройку и разрушение прежней структуры.
Человеку «культурного промежутка» близка идеология постмодерна, потому что парадигме постмодерна соответствует человек, отринувший ценности предшествующих парадигм. «Человек в постмодерне живет в радикально изменившемся времени и пространстве, он перестал ощущать себя центром Вселенной, перестал быть на месте господа Бога, как это было со времен Возрождения, ибо центр мироздания перестал сводиться к нему самому» (Культорология в вопросах и ответах / Под редакцией проф. Г.В.Драча. М.: Гарадарики, 1999, с.336. с.32). В связи с тем, что изменился мир, изменились и люди. Их мировоззрение, мировосприятие, мироощущение и душевно-духовно-умственные установки. Однако при этом проявились и новые возможности. Оказалось, что больше нет одного-единственного правильного ответа на вопрос, и даже более того нет и одной-единственной точки зрения на проблему. То, что было однолинейным, абсолютно адекватным, связано с поиском абсолютной истины, обернулось театрализованным действием, направленным не на поиск истины, на сиюминутный ответ. Таким образом, человек постмодерна – человек играющий. Он предлагает новые и новые варианты постижения мира. Стал иным познавательный процесс, который ранее ограничивался формой «субъект – объект» (объект недвижим, наблюдатель внеэмоционален, отношения инструментальны). «Вспомним о том, что идеология постмодерна построена на том. что можно назвать эффектом перформанса, т.е. сиюминутного, моментального взаимовоздействия с объектом и субъектами, в основе которого импровизация» (Культорология в вопросах и ответах / Под редакцией проф. Г.В.Драча. М.: Гарадарики, 1999, с.336. с.3). Теперь человек не отграничивает себя от ситуации, он одновременно субъект и объект познания. Меняется ситуация – меняются воззрения или, по крайней мере, угол зрения.
Кроме понимания сущности разума, отличает людей различных парадигм отношение к цели бытия и времени. Если для людей культурных парадигм европейского типа существует определенный вектор развития и время направлено к Страшному Суду, если вектор развития человека советской парадигмы направлен к построению справедливого общества, коммунизма, если для человека парадигмы модерна существует необходимость в создании чего-то нового, противоположного старому, то для человека постмодерна, такая векторность исчезла. Он живет здесь и сейчас, поэтому для него не существует линейной и целевой направленности времени. Для него понятие цели абсурдно. Такое отношение к жизни не дает возможность нового государственного построения, постмодерн может призывать только к разрушению. В обществе благоустроенном – это как взгляд из окна. Можно призывать к разрушению, кода все устроено. Призыв к деструкции в стране, пережившей исторические катаклизмы, по меньшей мере, нецелесообразен, так как вызывает ответную негативную реакцию.
До тех пор пока в России шла деконструкция прежней системы, пока шло разрушение интеллектуальной и культурной практики, постмодерн был исторически обусловлен, но как только «культурный промежуток» пройден, нужна новая культурная парадигма. Эта парадигма Нового Времени, или парадигма  пост-постмодерна, в своей основе ближе прежним парадигмам, так как законодательный разум вновь предъявил свои права на построение нового общества.  «Поэтому ключ к решению проблемы будущего – в синтезе Духовной Культуры и политики, этики и управления, нравственности и власти, морали и общества. Новое время требует и новых решений, которые способны устранить наслоения и деформации в обществе, государстве и вернуть к духовно-нравственным основам бытия» («Литературная газета» 7-13 ноября 2012 год, №44, «Россия: контуры будущего»). Такая парадигма начинается складываться, но трудности ее формирования в отсутствии государственной идеологии, ориентира в построении нового государства национальной идеи. Именно вокруг этих основополагающих понятий и будет идти речь.

                От постмодерна к постмодернизму
Такое понимание культурной парадигмы постмодерна, поможет увидеть, как проявляет себя постмодернизм в культуре, литературе и журналистике.  Чтобы избавиться от путаницы в терминах условимся, что термин  «постмодерн» – это название определенной  культурной парадигмы, а слово «постмодернизм» обозначает проявление данной культурной парадигмы в литературе и журналистике.
Конец XX века  отождествился с постмодернизмом, который «под пером немалого числа приверженцев приобрел значение мощного взрыва. Он не только поставил последнюю точку в бурной, богатой всевозможными взрывами истории ушедшего столетия, но якобы распахнул врата новой эпохи" (Андреев Л. Г. Чем же закончилась история второго тысячелетия? (Художественный синтез и постмодернизм. Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000–2000. Учеб. пособие / Под ред. Л. Г. Андреева. — М.: Высшая школа, 2001. — С. 292.). Сомнение в значении постмодернизма в культурной жизни России, высказанное Л.Г.Андреевым, вполне возможно, потому что все, что непонятно, что ново и нетрадиционно пытаются определить как постмодернизм. Чтобы точно выяснить значение постмодернизма для развития XXI века, надо выяснить границы его распространения, влияние на аудиторию, словесно-жанровое оформление. Какие значимые, известные, эпохальные произведения были созданы в данной художественной манере? Не родила ли гора мышь?
В российской прессе такому явлению, как постмодернизм уделяется большое внимание. Примером проявления такого интереса является публикация Федора Вотинцева «За дискурс отвечаете!» в «Литературной газете» от 29 февраля – 6 марта 2012 года (№8).
На полемичность статьи указывает общее название рубрики: «Дискуссия «Постмодернизм: 20 лет спустя». Статья имеет подзаголовок «Игра в морской бой», который указывает общее направление мысли автора. Ф.Вотинцев считает, что дискуссия на эту тему напоминает морской бой, где все выстрелы мимо. «Крейсера, линкоры и канонерки постмодернизма стоят совсем не на тех местах, которые называют участники».
Далее автор раскрывает, что же, по его мнению, являются крейсерами, линкорами и канонерками. Это, прежде всего, общее понимание спора.
Сама статья состоит из трех частей.
Первая часть данной статьи несет на себе функцию обзора основных мнений по данной проблеме.  Автор отмечает, что статья Владимира Можегова мало касается литературы, как таковой. В ней делается акцент на сущностных характеристиках постмодернизма. Евгений Ермолин «устроил поминки» по модернизму, называя его главный признак – концептуальную маргинальность. Евгений Ермолин заявляет о переходе адептов постмодернизма к трансавангарду. Ф.Вотинцев отмечает при этом спорность данного положения: «Конечно, ввести в литературоведческий обиход новый термин по-своему почетно, но ведь с отпеваемым еще не разобрались». Далее автор статьи показывает спорность взглядов В.Шемшученко, который под именем постмодернизма клеймит заумь, метаметаморфизм, абстакционизм и вообще всякое небрежение к традиции. Ф.Вотинцев едко сравнивает такое понимание постмодернизма с мусорной машиной, куда В.Шемшученко спешит снести все, что ему не по душе. Освещает автор и позицию Валерия Даниленко, который  связывает проявление постмодернизма с отражением хаоса в душах. И с этой точки зрения В.Даниленко и рассматривает творчество Венедикта Ерофеева, Виктора Пелевина и Виктора Ерофеева. К данному тезису Ф.Вотинцев обратится несколько позже.
Выступление Льва Пригова, по мнению автора статьи, остроумно, но большинство его замечание относится к откровенной попсе. Ф.Вотинцев приводит слова Льва Пригова, что постмодернизм «так и не стал у нас важным понятием, зато с легкостью превратился в штамп». Однако и сам Лев Пригов просто перевесил указатель с одного стеллажа на другой. По мнению Ф.Вотинцева, все дело в том, что этому термину не повезло с этимологией: в нем присутствует корень «модерн», родственный с «модой». «Между тем речь должна идти о том, что простирается после современности, после всякой моды. Вне границ или над ними».
Вторая часть статьи имеет свое название: «Хоть горшком назови». В ней автор рассматривает сам термин «постмодернизм».
Одни толкователи данного термина «постмодернизм» сходятся на том, что он оторван от времени, без хода которого невозможна история. Но человек обладает сознанием, памятью, даром воображения и легко переносится в любое пространство и время. В этом присутствует элемент игры. Ф.Вотинцев задает вопрос: «Из чего следует, что подобная игра должна сопровождаться кривлянием?»
Другие толкователи выдвигают в качестве основной приметы постмодернизма расщепленность человеческой жизни – «расщепленность сознания, расщепленность души». При этом они упускают из виду, что художник, живописующий хаос, приводит его в гармонию. «Портрет энтропии» всегда содержит усилие ей противостоять – независимо от субъективных устремлений художника.
Приводит Федор Вотинцев еще одну примету постмодернизма. Это активное использование чужих текстов, их освоение, преобразование, включение в свою систему взглядов. Постмодернист познает мир не напрямую, а опосредованно. Однако любой автор обращается к языковому опыту человечества. Кроме того, цитирование, интерпретация, установление новых связей между старыми текстами – все это может считаться как признаками постмодернизма, так и любого другого направления в литературе. «Вполне понятно и то, что в результате столкновения цитат, аллюзий и собственного текста высекаются новые, сугубо авторские смыслы».
Особое внимание уделяется парадоксальному выводу Александра Царикаева: «Великий отказ от нормы и нормативности, несомненно, рожден глубоким разочарованием в романтизме, а потому сам романтичен… Но эсхатологический смысл постмодернизма вовсе не сводится к нагнетанию разочарования и безнадежности. Эсхатология – это своего рода двойная формула, в которой надежда уравновешивает угрозу бытия, чудесным образом появляясь по ту сторону безнадежности». Ф.Вотинцев пишет, что, говоря о вневременье, многие забывают о его двойной формуле, о том, что оно бывает двух видов: во-первых, приближенным к религиозному ощущению вечности, когда личность осознает свое присутствие не столько в локальном времени, сколько во времени, бесконечно проходящим и в прошлое и в будущее; во-вторых, когда личность ничего, кроме сиюминутного, не воспринимает.
Однако термину «постмодернизм» не повезло. Его полностью дискредитировали.  Так Алексей Макушинский, который так не приемлет постмодернизм, приводит обширную цитату из Умберто Эко: «Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей «люблю тебя безумно», потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает) что подобные фразы – прерогатива Лиалы. Однако выход есть. Он должен сказать: «По выражению Лиалы – люблю тебя безумно». (Лиала – псевдоним некой итальянской писательницы, сочинявшей весьма популярные романы.) В статье иронично показана позиция А.Макушинского, который разражается филиппикой: мол, разве в том «уже сказанном», с которым постмодернист «вступает в игру иронии», были одни Лиалы. А далее автор статьи приводит слова А.Макушинского: «Вот это опошление, банализация мира и есть, очевидно, первый, изначальный акт постмодернизма». 
По мнению Ф.Вотинцева, неправы оба. Во-первых, теоретики постмодернизма настаивают как раз на цитатах, лишенных ссылок на источник. Во-вторых, ясно же, что Эко упрощает свой пример. И из него вовсе не следует, что все исчерпано.
Третья часть статьи названа «Нехватка дихотомий».  В ней автор опять обращается к путанице в определении, что же такое постмодернизм. А.Макушинский считает, что постмодернизм вырос из литературоведения, семиотики и структурализма, дисциплин, изначально отрицавших всякую иерархию, не отличавших «хорошее» от «плохого», «высокое» от «низкого», литературу от беллетристики, поэзию от массовых развлечений. Ф.Вотинцев считает же, что все по-прежнему любят иерархию. Он приводит слова В.Шемшученко, что описанные им поэты-модернисты «оценивали традиционную поэзию не иначе как возмутительный нафталин». Выходит, что иерархия и дихотомия сохраняются. Просто «хорошее» называется «дурным», «высокое» - «низким». 
Автор приходит к выводу, что налицо явная путаница, что же считать постмодернизмом. И самое главное, что постмодернизм, который должен стать вне моды и современности, объявляется модой. И пока одни считают постмодернизм жупелом, другие – денежным деревом, третьи – опирающимся на традиции мировой культуры способом говорить о главном, спорить и не о чем. Ф.Вотинцев задает риторические вопросы: «Может, дискуссия проводится преждевременно? Не подождать ли еще лет двадцать?»
Как бы то ни было, считает автор, постмодернизм жив, однако необходимо провести водораздел внутри самого понятия «постмодернизм». А если вводить новые термины, то обязательно точно оговаривать их значение. Ф.Вотинцев иронично замечает: «Давайте сначала определимся с постмодернизмом, а потом уж подумаем, что делать с «трансавангардом» и «духовной инволюцией».
Заключение не столько подводит конец дискуссии, сколько провоцирует ее дальнейшее развитие. «Ведь, как известно, термин «дискурс», имеет никак не меньше девяти тысяч истолкований, но самым близким его переводом на общечеловеческий является «базар». Тот самый, который надо фильтровать и за который приходится отвечать». Итак, вызов оппонентам брошен… Тем остается его только принять.
Действительно, существует путаница в определении термина «постмодернизм». Наиболее четко  выделяет следующие принципы постмодернизма американский исследователь И.Хассан:
1) неопределенность,  включающая все виды неясностей, двусмысленностей, перестановок;
2) фрагментарность, выражающаяся в коллажах, монтаж, при котором используется готовый или расчлененный готовый текст;
3) деканонизация всех канонов и официальных условностей;
4) подчеркивание множественности «Я», «стирание» собственной личности;
5) непредставляемое, непредставимое, ирреалистичность;
6) ирония;
7) изменение жанров, неясность  формы;
8) карнавализация, перформанс, веселая «относительность» предметов, участие в «диком беспорядке жизни»;
9) неоконструктивизм – «постмодернизм конструирует реальность».
Отличие от других литературных течений отразилось и в категориальных понятиях постмодернизма. Если для других литературных течений символ мира – мифологическое древо жизни, для постмодернизма ризома – излюбленная метафора. Если для других направлений основа – художественный образ, символ, то для постмодернизма –  симулякр. 
Для постмодернизма культура – это машина, моделирующая бесконечность миров. Чтобы это стало понятным, было введено такое понятие, как «симулякр», занявшее место художественного образа.  Постмодернистский термин восходит к Платону, который использует его как обозначение «копии копии». «Симулякр – образ отсутствующей действительности, поверхностный объект, за которой не стоит какая-нибудь реальность» (Манн Ю.В., Зайцев В.А., Стукалова О.В., Олесина Е.П. Мировая художественная культура. Литература. СПБ.: Питер, 2008, с.54). Ж.Бодрийяр в работе «Симулякры и симуляция» (1961) определяет симулякр как «псевдовещь», которая заменяет реальность симуляцией, стирающей различие между реальным и воображаемым.
Еще одно основное понятие постмодерна – «ризома». «Принцип ризомы» обосновал Ж.Делёза в книге «Ризома». Он выделил два типа культуры: культура «древесная» и культура «корневища». «Древесная культура» тяготеет к классическим образцам. Она отражает реальный мир. Для современности, по мнению Делёза, более соответствует культура «корневища», или ризомы – особой грибницы, которая является как бы корнем самой себя, в ней неразличимы отростки и побеги, и волоски которой, регулярно отмирая и заново отрастая, находятся в состоянии постоянного обмена с окружающей средой, что якобы «парадигматически» соответствует современному положению действительности. «Ризома вторгается в чужие эволюционные цепочки и образует поперечные связи между «дивергентными» линиями развития. Она порождает несистемные и неожиданные различия, она разделяет и прерывает эти цепочки, бросает их и связывает, одновременно все дифференцирует и систематизирует (то есть стирает различия)» (Ильин И.П. «Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм». — М., 1996. —с. 116). Главное в таком типе культуры не понимание смысла текста, а умение экспериментировать с ним.
Однако ряд ученых считает, что значение постмодернизма завышено, потому что к началу 21 века произошел синтез разных направлений на основе реальности. Во-первых, пишущий не только высказывает свои мысли, он вначале читатель, который впитал в себя культурное прошлое. Автор не только пишет, но вначале читает, поэтому «предшествующий опыт, сознательно или неосознанно, им усваивается, переваривается, стимулирует и предопределяет любой, самый свободный творческий порыв. Таким образом, достигается синтез в природе искусства, как, впрочем, и духовной культуры в целом» (Андреев Л. Г. Чем же закончилась история второго тысячелетия? (Художественный синтез и постмодернизм. Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000–2000. Учеб. пособие / Под ред. Л. Г. Андреева. — М.: Высшая школа, 2001. — С. 297.). Во-вторых, этот синтез является  целью пишущего, который пытается преодолеть отчужденность мира с помощью разных художественных приемов. Безусловно, синтез культурных традиций может произойти только на основе реализма, так как в противоположность односторонности постмодернизма он утверждает принцип цельности, всеобъемлющего воссоздания жизни: «Цель художника — постоянно и целиком видеть жизнь... Частица жизни без соотнесения с целым не имеет перспективы; она плоская, как блин» Голсуорси Дж. Вера романиста // Называть вещи своими именами... — С. 489.).
В художественной литературе универсальные синтезы не были бы возможны без свободного и непредвзятого взгляда, остро наблюдающего все частности и детали реального мира. В журналистике синтез проявляется как в авторской художественной манере, так и соединение фоторяда и текста, как соединение реальности и игры, импровизации. Синтез являет собой единство противоположностей, слияние разнонаправленных творческих энергий в одно русло, в одном направлении, в направлении символического образа человечества. И все это — на реальных людях и событиях. Журналистика не может рассматривать только частные проблемы, она должна концентрировать опыт человечества на конкретных событиях.
Учитываются и находки постмодернизма. Причем этот опыт может быть и отрицательным. Но этот опыт постмодернизма в большей степени сливается с синтезом предшествующих систем, поэтому достаточно сложно иногда отделить то новое, что появилось в культуре за последнее время от притязаний постмодернизма.
В чем же необычность проявления синтеза в журналистике? В диалогизации мира, в мифологизации сознания, цитатности мышления. Как уже говорилось, достаточно сложно определять эти проявления только как постмодернистские.