Судьба и небо. Отрывок 22 июня 1941

Ночь с 21 на 22 июня.  2:00

Всю ночь с 21 на 22 июня на немецких аэродромах шли последние приготовления к мощному удару с воздуха по спящим советским аэродромам, с которого должно начаться вторжение. Накануне в 11-00 ко всем командующим Вермахта из Берлина понеслось закодированное сообщение, состоявшее из пяти слов: «Dortmund, Mohn, Kresse, Aster, Aster». Это означало, что жребий брошен, нападение на Советскую Россию должно начаться в три часа на следующее утро. И первый удар должна нанести авиация по аэродромам врага. У Советов гораздо больше боевых машин, чем у Германии, поэтому просто необходимо  уничтожить их  как можно больше на земле.  Против СССР были сконцентрированы силы 1-го, 2-го и 4-го воздушных флотов. Колоссальные усилия по подготовке вторжения должны были дать плоды.

Наиболее интенсивная подготовка Люфтваффе проходила в апреле-мае, когда на приграничных аэродромах были организованы  административные подразделения и части тылового обеспечения, организованы станции технического обслуживания самолетов и склады снаряжения, началась скрытная переброска летных частей на восток. Но еще в октябре 1940-го года начала реализовываться грандиозная «Восточная строительная программа» («Ostbauprogramm»), в ходе которой оборудовались аэродромы и строились новые, разворачились зенитные части для прикрытия их с воздуха. Нескончаемым потоком на восток шли стройматериалы и оборудование, строительные бригады Люфтваффе. Германские ВВС имели собственные наземные войска и строительные части, немецкие зенитчики тоже служили в них, а не в частях ПВО или сухопутных войск.
Наконец, все было готово к вторжению, летный состав был полон решимости и уверенности в победе над славянскими недочеловеками. Тем более, что разведка докладывала о крайне низком уровне подготовки пилотов. Русские потерпели поражение в Испании, бездарно и крайне неэффективно проводили свои операции в Монголии и даже в Финляндии, имея подавляющее численное приемущество над финскими ВВС, умудрились потерять 900 самолетов. Нет, русская авиация - это не серьезный противник. Разве могут безнадежно устаревшие «крысы» и «кертисы» тягаться с великолепными германскими «мессершмиттами»?  Разве могут Иваны драться на равных с экспертами Люфтваффе, закаленными в упорных боях против британских ВВС? Колосс на глиняных ногах, основанный на ненавидимой населением большевистской диктатуре,  должен рухнуть от одного энергичного толчка извне. Таково было общее мнение. Но его разделяли не все. Начальник Генерального штаба Люфтваффе генерал-лейтенант Ешоннек, начальник разведки Люфтваффе Шмидт, заместитель Геринга Эрхард Мильх считали нападение на Советский Союз катастрофической  ошибкой и убеждали в этом своего патрона. Геринг, вроде бы,  и сам все понимал, но он не умел возражать фюреру. Решение  Гитлера покончить с СССР было непреклонным. При любых возражениях на эту тему он впадал в ярость, и на Геринга обрушивался град упреков за невыполненные им обещания. Где поверженная в прах Британия? Почему английский  экспедиционный корпус сумел ускользнуть из мышеловки в Дюнкерке? Почему, черт возьми, английская  авиация бомбит германские города? Еще было много таких «почему», на которые у рейхсмаршала не было ответа. Да и в самом штабе у него, если приглядется, не очень-то было все чисто. Еврейское гнездо, если уж говорить откровенно. Второй человек в Люфтваффе после Геринга генерал-фельдмаршал Эрхард Мильх был евреем по отцу. Это именно про него, Геринг надменно ответил ретивым дознавателям из Гестапо: «В моем штабе я сам решаю, кто у меня еврей!»  И не только сказал, но и распорядился сварганить липовую справку, из которой следовало, что отцом Мильха был не муж его матери, а некий чистокровный арийский барон. «Да, мы сделали Мильха ублюдком, но зато аристократическим ублюдком!», - смеялся рейхсмаршал.  И ведь Мильх был далеко не единственным скрытым евреем в штабе Люфтваффе. Да, Геринг оценивал людей по их профессиональным качествам и совершенно не хотел понимать всей важности чистоты арийской крови. Можно сказать, что совершенно беспринципная защита «своих евреев» в Люфтваффе на всех уровнях была возведена в систему. 
Но хотя Геринг и не разделял столь явно антисемитские взгляды Гитлера, полагая, что один талантливый и преданный Рейху еврей намного полезней, чем десяток чистокровных, но дубоватых арийцев, во всем остальном фюрер оказывал на него просто магическое воздействие, гипнотизировал, как удав кролика. И Геринг, еще четверть часа назад намеревавшийся сказать ему решительное «нет» по какому-либо вопросу, мог только послушно кивать и покорно повторять «Да, мой фюрер!», «Мои люфтваффе сделают это, мой фюрер!» Чтобы оправдать свое малодушие, он сам начинал верить в осуществимость задач, возложенных на авиацию Гитлером, и запрещал своим подчиненным  любые споры с ним на эту тему. Так же случилось и на этот раз. Фюрер как-то особенно доверительно и сердечно сказал ему: «Герман, верьте мне. Мы поставим русских на колени!», и  Геринг поверил, не мог не поверить. Теперь он был полон оптимизма и решимости. 
   
В эту последнюю мирную ночь самолеты заправлялись бомбами, летчики и техники прогревали моторы. Наконец, нагруженным боеприпасами самолетам давали сигнал флажками, и они, разбегаясь, шли на взлет. Сотни самолетов одновременно с разных сторон  устремились на территорию СССР. Они неслись,  волна за волной, чтобы нанести советской авиации внезапный и смертельный удар. С неба слышался грозный гул. Летели армады немецких пикировщиков Ю-87, мощные «чудо-бомбардировщики» Ю-88,  истребители Me-109, двухмоторные истребители-бомбардировщики Me-110, ночные бомбардировщики Хe-111. Особенно много было пикирующих бомбардировщиков   Ю-87. Сами немцы  называли их «штуками». Это слово представляло собой, по сути дела, аббревиатуру. Два сокращенных немецких слова «пикирующий бомбардировщик» произносились именно так: «шту-ка». По чистой случайности это сокращение звучало так же, как русское слово. У этих самолетов не убирались шасси, отчего они были похожи на огромных хищных птиц с растопыренными когтистыми лапами.  Эти слабовооруженные тихоходные машины с небольшой бомбовой нагрузкой,  сбившись в огромные стаи, становились все сметающей воздушной лавиной.  «Штуки» синхронно переворачивались через крыло и с ужасным воем пикировали на забитые боевой техникой советские аэродромы. Немецкие летчики прекрасно знали, где они расположены. Все было педантично нанесено на карты – воздушные разведчики не зря столько раз безнаказанно летали над советской территорией.  Несмотря на грозную директиву наркома обороны и начальника генштаба, множество самолетов стояло безо всякой маскировки. Да эту директиву и невозможно было выполнить за пару дней – слишком большое количество боевой техники было сконцентрировано у немецких границ. Самолеты  выстроенные, как по линейке, представляли собой отличную неподвижную мишень. Пикировщики сбрасывали на них бомбы, и аэродромы очень скоро оказывались в огненном аду. Взрывались склады с горючим, гибли сотни машин и людей. Сбросив бомбы, пикировщики обстреливали уцелевшие самолеты из пушек и пулеметов. Когда не оставалось больше самолетов, они направляли огонь на мечущихся в панике среди дыма и пламени людей.  Им помогали «мессершмитты». Когда отдельные советские истребители пытались  взлететь, «мессеры» их легко сбивали на взлете. Тем, которым все же удавалось взлететь, приходилось вступать в бой с многократно превосходящими силами противника. Через считанные минуты, а то и секунды,  советские «ишачки» и «чайки», оставляя дымный шлейф, неслись к земле и взрывались.  Кромешный ад творился на приграничных советских аэродромах, целые авиадивизии в одночасье перестали существовать.