Мои рассказы про любовь

ОГЛАВЛЕНИЕ.


Последняя встреча (документальный рассказ)

Ночной таран (трагедия)

Подпольный миллионер желает познакомиться
Или не в деньгах счастье (пародия)

Сказ о Ясном Соколе (интерпретация)













 
ПОСЛЕДНЯЯ  ВСТРЕЧА.   (Документальный рассказ)



Истории про любовь всегда интересно слушать и приятно рассказывать самому. Особенно, если повествование идёт о первой любви, когда энергетика человека работает на всю катушку, когда все чувства до предела обострены, когда всё по-настоящему, без лжи и фальши, когда вы любите и любимы, когда кроме вас двоих в этом мире больше нет ни кого… ну или почти ни кого…
Почти с каждым это происходит хотя бы раз в жизни. Другое дело, что далеко не всегда наступает хэппи энд.

И так, звалась она Натальей. Познакомились мы ещё подростками в пионерском лагере, писали друг другу письма, по праздникам созванивались, весело общались, строили планы предстоящей, возможной, встречи… Но встретились когда нам уже было по двадцать с небольшим.
Она была уже замужем за перспективным кандидатом, у неё был уже ребенок, и было место в социуме, которое её устраивало, но хотелось, на всякий случай, проверить «запасной аэродром». В этой истории было много интересного. Об одном таком эпизоде мне хотелось бы рассказать.

У себя на работе, я с большим трудом, получил официальную командировку, иначе в гостиницу просто не пустили бы. Что поделаешь, на календаре был последний год существования СССР.
Прямо с вокзала  отправился по указанному адресу на встречу со своей любимой. Вот здесь надо подробно описать условия освещения в тот момент. На улице уже начались осенние (начало Декабря) сумерки, но было ещё относительно светло. Я стоял в огромном вестибюле, который освещался только через большие окна сумеречным уличным светом.
До дверного проёма, у противоположной стены, было расстояние метров восемь. Там помещение освещалось яркими люминесцентными лампами на потолке. Через некоторое время в этом проёме показалась Наташка, она шла быстрым, немного семенящем, но уверенным шагом и за её движением я наблюдал, когда она находилась ещё там, в том  помещении. Ни чего особенного я не заметил, но как только она минула полуразомкнутый (без порога) контур дверного проёма (возможно в тот момент, когда взгляды наши встретились) она вдруг засветилась в прямом смысле слова. Вокруг неё вспыхнуло яйцеобразное голубое свечение на расстояние примерно сантиметров 20-25 по каждой стороне.
Она шла ко мне, как некое божество, окутанная таинственным свечением, а я стоял неподвижно, находясь в оцепенении от наблюдаемого явления, да ещё с моей любимой.
Пройдя большую часть расстояния между нами, она произнесла первую фразу. С каждым произносимым звуком свечение становилось всё слабее и слабее, видимо в этот момент она возвращалась с небес на землю к своим заботам. Когда мы взялись за руки свечение пропало.
Я поднёс её руки к своим губам, поцеловал. Ладони прислонил к лицу, несколько раз покрутил своей небритой, с дороги, мордой внутри полусферы её рук, совсем забыв обо всём на свете, ни кого не замечая и ни о чём не думая. Здесь были только мы одни и ни кого вокруг, ни в жизни, ни в мыслях. Прошло всего несколько секунд, а показалось, что в этот миг пронеслась целая вечность. Ну, какая это вечность, мы не виделись всего четыре месяца. После осознания этой цифры я открыл глаза, прямо на меня смотрела она, чуть-чуть смущаясь, будто так и хотела сказать, что нас могут увидеть и не правильно понять. Да и пусть каждый понимает так, как он хочет, всё равно им ни чего не объяснить.

- Наташка, прервал я наше затянувшееся молчаливое созерцание друг друга в осеннем полумраке, что-то ты цвет свой переменила. Меня увидела, так прямо вся засветилась, а тут нате вам, обнялись, поцеловались, вроде бы радоваться должна, что снова встретились, а нет, совсем потускнела.
Ну что я сказал такого, что ты вдруг красным вспыхнула? Как лампочка пульсируешь с жёлтого на красный через оранжевый. Ну, в смысле цвет лица меняешь, щёки покраснели, багрянцем налились, а глаза что-то зеленью блеснули, как-то хищно, но в то же время по-доброму.
Стесняешься что ль, аль замыслила чего, да не сказываешь?

- Ну, в общем, говорить тебе не хотела, всё равно ещё не видать ничего, да чувствую, что не утаишь это в скором времени вообще ни от кого. Потому, как ты выразился и цвет лица своего меняю, как вспомню, чем в их глазах буду выглядеть, если ребёнка с мужем оставила, а сама на свиданку подалась.
В общем, четыре месяца уже. Живот, пока ещё, почти плоский, но очень скоро начнёт округляться, надо что-то делать, на что-то решиться, но вот на что? Всегда двух детей хотела, как мы когда-то с братом росли. Это так интересно, когда есть, кому тебя поддержать, заступиться, слово доброе сказать. Вот в том и вопрос: хватит ли сил второго ребёнка родить или оба сиротами останутся? А мужу что скажу, что в море летом купалась и от духа святого зачала? У нас, у обоих, красные дипломы и комсомольские значки, в свехестественное мы не верим, особенно он, а тут жена принесла… первоапрельский подарочек. Нет, оно по началу не видать с лица на кого больше похож, а потом вся правда и откроется. Прибьёт к чёрту, шашкой порубит, казак ведь.

- Это для тебя он казак, а для меня - хохол поганый, такой может только за линией фронта на складе тушёнку охранять с выгодой для своего желудка. Ладно, если б это был жеребец породистый, так и хрен с ним. А это что? - метр с кепкой. В тебе сто шестьдесят четыре, а он на спичечный коробок побольше, ты ж на каблуках выше его ростом получаешься. Неужели не могла человека себе найти, а не за этого кадра выскакивать? Мне хоть не так обидно было бы.
Залетела от него, что ли на первом курсе? Нет?! Полгода забеременеть не могла, находясь в законном браке, семя его поганое - дырка твоя в унитаз выпроваживала.

- Давай без пошлостей, на душе и так кошки скребут, что делать не пойму, на что решиться.
- О душе вспомнила, как раз вовремя! Не принимала она детей его, отторгала вместе с фикалиями. Чуяла, что это за люди.
- Ладно, давай не ссориться, не затем просила тебя приехать сюда.
- Так я ведь не ссориться с тобой приехал, за тысячу километров. Думал, что на романтическое свидание, а вышло, видишь оно как…
Ты же мне сказала, в Сентябре, что выкидыш случился. Я ведь,  по простоте душевной, так и подумал, что в ванной на корточки присела, поднатужилась, зевнула, булавкой ковырнула, ну, в общем, и все дела…
- Ну-у-у!!!... (с таким это сказано протяжным придыхом, с такими изумлённо округлившимися глазами и мотанием головой из стороны в сторону) ну, ни образования, ни воспитания, ни черта у тебя Симашов, кроме кобелиного инстинкта и желания похохмить. Только этот казарменный юмор он с друзьями хорош.
- Наташка, прости, пожалуйста, я ведь не на тебя зол, на глупость вашу женскую! Сначала говоришь одно, потом выясняется совсем другое. Оно-то ведь и к лучшему, все-таки плод любви, а так был бы на тебе грех не смываемый.

Она вдруг подняла голову с моей груди, уставилась на меня не моргающим взглядом своих зелёных глаз. Смотрела долго, холодно, потом сказала: «С жизнью не тебе расставаться и не тебе про чью-то глупость говорить».
Сказала точно, как кинжал в плечё воткнула, хорошо, что интонация тёплая, значит, ещё любит. Поди пойми, что у неё на уме. Да на уме у всех одно и тоже: жизнь свою устроить, поудачней замуж выйти. Нет… ну чтоб за такого недомерка, это ж, сколько бабла его отец твоему отвалил, какие при этом аргументы и факты приводил, чтоб он письма мои прятал. Это он тебе последнее отдал, типа не писал я тебе, а остальные ликвидировал. Отдал потому, что стыдно стало, вдруг. Спровадил замуж доченьку, в хорошие руки отдал, семья богатая, жених перспективный. Что там не срослось ещё, так оно слюбится, стерпится. Собственный дом у молодожёнов, жигуль «шестёрка», в доме всё есть. А ведь ей ещё любовь подавай!

- Олежек, ты там с кем разговариваешь? Через меня смотришь, через мои глаза, а не на меня и не в меня, а ещё куда-то. Мне страшно стало. С тобой всё в порядке? Или чего не доброе надумал? Смотри глупостей не наделай, я ведь ещё однозначно не решила с кем мне остаться с ним или с тобой, но точно только не одной.

Я смотрел в её глаза и спрашивал себя: Сколько я без тебя протяну? Да разве жизнь это будет? Нет, это уже будет не жизнь, а существование с регулярным возлиянием, крыльев уже не будет, будут только крылышки, да и те опустятся. Человеку тогда уже не до полётов высоких, он по земле ползает, в грязи копошится. Нет уже ни сил, ни желания в небесах летать, не для кого и не для чего. Ни сил, ни желания, ни стремления, остаётся лишь одна досада и разочарование. Вот и думай сама, если меня не будет, так зачем же мне подлецов оставлять? Пусть сгинут во тьме навечно, откуда пришли туда и уйдут.
Мои грустные размышления прервались Наташкиным продолжением нашего диалога.

- Гриша за мной так настойчиво ухаживал, такие песни под гитару пел. Я про него всегда всё отцу рассказывала, как да что у нас с ним.
- Песни он тебе пел это точно, торопился успеть заполучить тебя до моего возвращения из армии и всё ж на полмесяца опередил. А теперь поразмысли, как он у твоего батюшки снискал такое расположение всего за несколько месяцев, ведь полгода даже не прошло с того момента, как вы познакомились до того как поженились.
- Ну да, отец как-то медлил, не торопил меня, хотел, что бы я осенью к тебе в гости съездила. Он всегда говорил: «В Москве до врачей ближе».
- Гриша мне предложение сделал, дату свадьбы назначил. Твоих писем не было, вот он и не захотел свадьбу расстраивать твоим последним письмом.
- Ладно, что былое ворошить, как оно там было. Только помни всегда: купили они тебя, как товар на базаре, и ни когда об этом вслух не скажут, потому, что подлость совершили. Кто ж добровольно признается, что падла он? Ни кто и ни когда! Других обвинять только будут во всех грехах. Ворон – ворону глаз ни когда не выклюнет и подлец всегда покроет подлеца.
- Крепко ты по ним прошёлся, остынь, одни мы здесь с тобой.
После этих её слов я крепко прижал Наташку к себе, стиснув что было сил, чтобы уже больше не отпустить её ни куда и ни когда.
- Ты что?... Поосторожней, всё ж не вдвоём!
Улыбнувшись: - А ты говорила одни. (Смех, улыбки, поцелуи.)
- Ладно, заговорились мы с тобой, я всё же на учёбу сюда приехала, пойду обратно в класс лекцию конспектировать. Ещё полтора часа занятия будут длиться, ты по городу погуляй, а потом подходи. Только не опаздывай и ко входу близко не подходи, что б нас ни кто вдвоём не видел. Лучше вон там меня жди, у тех деревьев, здесь у них большой сквер, туда ни кто из наших не заходит, все сразу на трамвай и разъезжаются кто куда.

На том и разминулись часа на два, она пошла обратно в класс,
учиться, а я пошёл осматривать близлежащие местные достопримечательности. И как оно ни странно третье строение, после вокзала и павильона «Цветы Украины», которое я посетил по приезду в стольный град Киев, был Православный Храм. Тогда я ещё не был крещёным человеком, но вопросами религии и веры интересовался всегда.
Я бродил по просторному храму почти один, вечерняя служба ещё не началась. Вошёл в один из залов, подошёл к большой иконе, она как будто сама меня позвала. С неё на меня смотрела молодая девушка, они с Наташкой были наверно одного возраста. Я ощутил какое-то странное ещё не знакомое чувство. Вдруг стало спокойно, куда-то ушли все мои заботы, тревоги, переживания, это было какое- то странное состояние, будто я в ином мире, где нет ни забот, ни печали, ни ненависти, ни зависти, ни подлости, это было что-то совсем другое, отличное от нашего мира. Вот она Благодать Господня, снизошла на меня.
Я стоял как вкопанный, ни шевельнувшись, и все смотрел на неё. Надо же, все «сказки», которые я когда-то слышал, оказывается, существуют на самом деле. И только иногда Высшие Силы показывают нам что-то,  ещё не ведомое нами на короткое мгновение. С портрета на меня глядели грустные глаза, добрые и одновременно грустные. Что это, ей жаль меня? Да уж верно, мне тоже жаль себя за свою глупость. Когда-то я думал: «Выходишь замуж, ну и чёрт с тобой, а он-то действительно был с ней рядом и вёл под венец. Но не в храм, туда чертям дороги нет, а в ЗАГС, проторенным путём.
А теперь хоть лбом об каменный пол стучись, всё равно ни чего в прошлом не переиграешь. Но настоящее ещё можно изменить, пока оно пластично, пока любовь ещё жива. Пока Наташка ещё не родила – надо хватать её в охапку и тащить к себе домой. Но только тихо, без скандала, без шума и главное без лишних слёз раскаяния перед дитём уже рождённым. Первый ребёнок - наследует род отца. Если, из поколения в поколение у них подлость передаётся, тоже будет и в его ребёнке. Вот пусть сами свою «кровиночку» и воспитывают, вырастит, ума обоим добавит, то поделом им будет. Деньги у них есть, ни в чём отказа ребёнку не будет, любая прихоть будет исполнена. Хотели продолжение рода – получите, тютюшкайтесь в удовольствие. Пей, Гриша, горькую, то, что ты мне с твоим отцом готовили, вам же возвращаю с превеликой радостью, от всего чистого сердца. Не пьёшь, говоришь? А куда ты денешься, когда вся станица на тебя будет пальцем показывать и смешки с «подковырками» отпускать. Делать будешь хорошую мину при плохой игре? А после работы тоску заливать, потом с утра начнёшь «поправляться». В город захочешь смотаться? Это вряд ли, там ты ни кто, там у начальников свои сыновья есть. А ты хочешь быть первым, вот и будь первым парнем на деревне, возьми всё своё, отдай мне всё моё и оставь нас с Наташкой в покое. Аминь!

Я уже нёсся галопом обратно в сквер, что напротив учебного павильона. Гляжу, Наташка руки в боки поставила и готовится выговор за опоздание делать.
- Ну что такое, четверть часа как одна в тёмном парке, всех подруг на остановке по трамваям рассадила, а тебя всё нет и нет. Тут народ усатый подходит, знакомиться предлагает, ты смотри не опаздывай… (При этих словах коварно состроила глазки, и её улыбка плавно перешла в звонкий смех).
- Не поверишь, Наташка, в Храме был, с иконой разговаривал. Прямо чувствовал, что живая она и глаза у неё добрые-добрые! Что-то сказать она мне пыталась.
- Ты видно точно не в себе с дороги, если говоришь, что разговаривал, а о чём не помнишь. Так ведь не бывает.
- Нет, говорят, что бывает, когда подсознание разговаривает с подсознанием. Тогда вроде бы знаешь, что разговаривал, а вот о чём не помнишь.
- Ладно, пойдём отсюда подальше, что б не увидели нас.
-Чего ты так боишься, что кто-то нас увидеть должен?
- У Гриши в этом городе друзья есть, вдруг кого попросил приглянуть за женой своей, да и приехала я не одна, а с сотрудницей, довесок дали, чтоб приглядывала.
- Ты ж её спровадила, говоришь.
- Кто ж её любопытную знает, вдруг на следующей остановке сошла и обратно пёхом вернулась. Чего если разнюхает, то все знать будут, а ей ещё и премию выпишут.
-Ну и пусть знают, хрен с ними. Если паспорт с собой едем в аэропорт и летим отсюда ко мне, пока супруг твой не явился и тебя обратно не увёз.
- Не явится и скандалить не будет, он тоньше работает, у него в блокноте даже твой телефон записан - это чтобы знать, где жену искать. Этот сплеча не рубит, всегда с отцом советуется. Тот по этим играм спец. Он хочет, чтобы я перебесилась и в семью вернулась.
- Нет, Наташка, он хочет, чтобы ты просто обожглась, чтобы  столкнулась с реальностью повседневной жизни. Хочет он разочарование пустить в твоё сердце. Создать фон, на котором они будут ангелами небесными, спасителями тебя такой одной и  неповторимой.
- Насчёт одной – это ты правильно заметил и неповторимой тоже. 90% успеха мужчины это хорошая женщина. Так что, если я с тобой останусь, что мне с того будет, кроме ребёнка от которого ещё не поздно избавиться. Давай-ка, это сначала обсудим, перед тем как нестись в аэропорт и лететь в трёхкомнатную квартиру для совместного проживания с твоими родителями.
Тебе хотя бы, твой завод квартиру даст для твоей семьи или до старости так и будем колупаться все в одной конуре?

Надо отдать ей должное, смышлёная девочка, с такой точно не пропадёшь и в гору пойдёшь, у такой детям есть чему научиться. И самое главное: я очень хочу, чтобы именно она стала матерью моих детей. Она такая красивая, умная, добрая, ласковая и нежная (особенно когда ей чего-то надо), пусть у нас с ней семья будет. Да и ребёнок, вот он в околоплодных водах плещется, душа живая, светлая, ручонками, ножками уже наверно машет. А она избавиться… Деревня неотёсанная, что с неё взять. Саму бы к стенке поставить, да очередь поверх дать, осознала бы, что есть смертный приговор ею выносимый.
Так! Ну да это эмоции, а тут крыть надо фактами, наобещать с три короба, переиграть-то надо сразу троих… Ну что ж, может душа моего ребёнка мне поможет, коли на свет народиться хочет, может ещё эта девушка с иконы поможет, что смотрела на меня сочувственным взглядом. Здесь надо использовать их же инструменты, коли думают, что их оппонет не допрёт как стать подпольным миллионером, хотя бы на словах. А там посмотрим, как она жизнь-то повернётся, кто ж её знает. И любимая вот она рядом, её рука в моей руке. Придумывай, обещай, строй планы, лишь бы только не волновалась, лишь бы только родила и живой осталась. То ведь перспектива-то может нарисоваться прискверная: молодой вдовец с грудным ребёнком на руках. Тогда уже меня засмеют, тогда хоть две соски сразу покупай одну с молоком, вторую с коньяком. Ну дела! Ну перспективы!

- Что молчишь, возлюбленный? Или уже подумываешь каким рейсом домой отбыть?
- Я можно сказать к тебе всем сердцем и с открытой душой, а ты о метрах квадратных.
- А вот о метрах квадратных надо сразу уяснить. Как жить, с кем жить.
- Наташка, если бы ты знала, как я тебя люблю, больше всех на свете. Не пытайся перепрыгнуть через три ступени – в твоём положении это опасно. Ты иди потихонечку, переставляй ноги со ступеньки на ступеньку, твёрдо ставь их и всё у нас будет. Самое ценное, что у нас может быть это семья. Ты, я и наш ребёнок. Потом, может ещё одного осилишь.
- Я первого ребёнка семимесячным еле родила, чуть не умерла. Иногда мне кажется, что так было бы лучше, а иногда бывает страшно, ведь в противном случае мы бы с тобой так и не стали близкими и дорогими друг для друга людьми.
А тебе десяток нарожай. Бери себе свиноматку, у нас много таких гарных дивчин от тоски изнемогает и с ней создавайте счастливое приусадебное хозяйство, плодитесь и размножайтесь…
И потом, я своего ребёнка мужу не оставлю. Как воспримут твои родители, если ты приведёшь в дом женщину с ребёнком?
- Кто кого, как воспримет, зависит только от тебя. А твою Саньку мы потом заберём, годика через 3-4, после того, как наш ребёнок родится и немного подрастёт. Как раз и мы обустроимся.
Из любой ситуации всегда есть выход и вдвоём мы его обязательно найдём, только останься со мной.
- Останусь, останусь, если только сама на этом свете останусь…
- Обязательно останешься, мне это девушка с иконы сказала, она всей душой за тебя переживает и всегда поможет в трудную минуту.

- Ты всё на кого-то рассчитываешь, надеешься, а сам-то чего в жизни добился? Как мальчик на побегушках с фотоаппаратом бегаешь и надеешься на какую-то мифическую удачу, что кто-то тебе поможет.
Ни кто и ни когда не поможет, ни кому в этой жизни. Если кто-то приходит к тебе, яко бы с желанием помочь, значит он хочет: либо вас поиметь, либо с вас поиметь… Много ты своими картинками заработаешь, хватит семью прокормить, жену с ребёнком? Хотя бы с одним, которого ещё надо умудриться родить, а ты мечтаешь ещё об одном. Мечтают дети в начальных классах, им даже за это оценки по сочинению ставят. Они на бумаге сочиняют, придумывают, мечтают. А учительницы мечты эти читают, но ведь, даже их не интересует о чём они намечтали хоть на пол тетради размашистого детского почерка. Они грамматические ошибки выискивают и за то оценки ставят, не вникая в суть написанного, даже им это не интересно. У всех мысли лишь о хлебе насущном, а всё высокое с трибун, из репродукторов, на собраниях – для промывания мозгов, чтобы убедить идиотов делать то, что кому-то нужно, выполнять указания вышестоящего руководства. Ни кто тебе не поможет, пока в «светлые сказки» верить будешь. Всё вслух произносимое лишь игра слов, и не более того. Кто какое место в этой игре займёт, тот с того места и сам кормиться будет, и детей своих кормить. Как начнёшь вышестоящее руководство с полуслова понимать, да подыгрывать во всём, так начнётся карьерный рост. Всем нужны «грамотные» сотрудники, понимающие сослуживцев по стае товарищей. Если останешься бараном, как в гороскопе твоём написано, то достанутся мне рожки, да ножки твои. Подумай хорошенько, оно мне надо? Студень что ли варить?
- Ну, Наталья Сергеевна, вам только по паспорту 23, а мысли-то взрослой женщины, умудренной житейским опытом, прошедшей всё и вся. Мне даже лестно это слышать из ваших уст, ибо знаю, теперь,  убедившись, что жена у меня будет, а не спальная принадлежность. С такой половинкой я достиг бы гораздо больше к этому дню, чем без тебя.
Наташка засмеялась.
- Что промыла тебе застой в мозгах? Освежила миропонимание? Заострила угол зрения? Ты только не пугайся и особо на меня не рассчитывай – это я у свёкра научилась, матёрый аппаратчик. Гриша конечно послабей, но тоже службу всасывает. Извини за ваш казарменный сленг, так оно тебе наверно понятней будет. Он-то мышей ловит и в дом несёт, а ты кузнечиками любуешься, польза-то, от тебя, какая?

- Ну, Наташка! Мы с тобой как два сказочных персонажа: лиса Алиса и кот Базилио.
- Я уж точно не Алиса. А ты кот – это верно, мартовский! Я слабинку летом дала, в Москву перебраться хотела, а ты мне котёнка на радостях и заделал, вот теперь ношу его под сердцем и как дальше быть-жить ума не приложу. Я ж просила тебя по-человечески, говорила ведь: «делов мне не наделай». Вся твоя была и сейчас с тобой, а ты…
- Я ж летом не на случку ехал, а к своей любимой, точнее за ней. Ты просила годик подождать, что бы всё понять, во всём разобраться, вот четыре месяца прошло, дальше медлить нельзя, иначе в тупик упрёмся.
- Мы уже в тупике, только ты этого ещё не понял.
- Но даже любой тупик это ещё не конец нам обоим, а только начало чего-то нового, нужно лишь найти лазейку. Она-то всегда есть, нужно только сообразить, в каком месте нажать, и кому какое слово заветное сказать.
- Олежек, любимый мой, ты уже так хорошо сообразил мне, что уж позволь дальше самой решать, как выйти из этой ситуации хотя бы живой. А у кого на какую кнопку нажать и кому, какое слово сказать я и без тебя знаю.
- Вот тут, Натулька, мне тебе возразить нечем. Утром ты проснулась – ротик открылся; если не слыхать тебя, значит, за день наговорилась, утомилась и уснула.
С кокетливой улыбкой: - Я одна такая.
- Одна ты, Наташка, одна и другой такой нет и ни когда не будет. Половинка – она всегда только одна бывает.
- Только кто моя половинка? Я тебя люблю, и Гриша мне тоже нравится, семья у нас с ним, ребёнок, которого мы так ждали, так волновались. Гриша даже чуть не посидел, виски так и остались белыми. Родилась у нас девочка, маленькая, кругленькая, вся такая розовенькая, с длинными чёрными волосёнками. Я хотела назвать её Саней. Это имя мне так нравится, в нём столько задора, сил, энергии, оно искрится прямо как фейерверк. Пусть и моя Санька будет такой как это имя: весёлой, жизнерадостной, светлой-светлой девочкой, пусть несёт всем людям свет, пусть дарит свою любовь и радость. Официальное имя, конечно же, Александра, а Саня – стало её домашним именем, но оно её настоящее, с этим именем она та, кто есть на самом деле…
…Семья у нас, понимаешь? Свой дом, работа, друзья, соседи, просто знакомые. Что они подумают обо мне?
-Друзья сегодня одни, завтра другие, тем более с твоей общительностью. У тебя все друзья от кого польза есть.
- Зато твои друзья один другого чище. Лучше уж совсем бы их не было, чем такие. Ну да, может, сам когда-нибудь это поймёшь.
- Когда ты будешь со мной, так вся шелуха и осыпится, как осенняя листва.
- Ох, хорошо бы, если б так оно и было, то ведь эти други твои к себе гребут, только тебе, лишь бы с кем из пустого в порожний попереливать. Пустота это жизненная, пустота…
- Наташка, ты заполни собой всю эту пустоту, всю без остатка, всю-всю. И там ни кому места больше не останется, и ни каких пьянок с посиделками до утра, ни каких вечеринок не будет больше.

- Вечеринки оставь, на них люди знакомятся, общаются, договариваются, но только без пьянства, как это у тебя получается. Рюмку, для приличия, парню выпить это не бутылку до донышка, цели разные. И впечатление для окружающих тоже разное от тебя останется, кто ты в их глазах: пьянь беспробудная, пустота безнадёжная или всё же человек с которым можно дело иметь. Говоришь, что семью хочешь, детей кучу, а сам паразита возле себя различить не можешь. Чему же ты детей научишь? И меня с накатанной колеи стащить хочешь, какая у меня перспектива будет? Выслушивать твои сказания, жалобы и обиды на окружающих? Уволь, не для меня это, возраст уже не детский, у самой ребёнок растёт, накой ему такая пустота. Ты взрослей, ума набирайся, а там, глядишь, кого и встретишь помоложе, поглупей, пусть та с тобой и варится в одном котле.
(Так!... Поставила этаж ты меня раком, голубка, хоть на четвереньках ползай  и кричи: «Я луноход 1». Но, ни чего, если тебя материальное больше заботит, придётся и мне баллады петь о связях на Старой Площади, в министерствах разных. Тётка родная ведь на Старой площади в ЦК работала, машинисткой правда, зато с супругом своим по загранке моталась, по развивающимся странам, в аккурат накануне освободительных революций или сразу после оннных.
Дядя Коля завхозом был, но это официально, значит, скажу, что майор внешней разведки, а после Италии, так вообще подполковника получил, следовательно, связи на Лубянке вырисовываются. Глядишь и правда, кто из его сослуживцев объявится. Нет, ну из меня разведчик конечно не выдет, но может быть, куда-нибудь, да пристроит, на доходное место.
Ну и что, что там такие мудаки не нужны, я ж в генералы-то не лезу, мне бы хватило и должности фоторепортёра в центральной газете, всю страну можно объехать, связи кое-какие завести, из Москвы дефицит привезти, сдать в надёжные руки, всё кой чего к своим рукам прилипнет акромя зарплаты. А оттуда может тоже чего притаранить можно, это же двойной навар будет. Всё приработок жене на чулочки, детишкам на конфетки, себе на пиво.
О… молодец Наташка, меня думать учит.  Может оно и правда говорят: хорошая жена, что изба о трёх углах, а один угол я уж как-нибудь-то осилю, сдюжу, при такой руководящей составляющей.)

-Ни кто мне кроме тебя не нужен, Наташка, если ни кто кроме тебя не встретился, то не судьба значит и вряд ли кто ещё встретится. Ни кто с тобой даже сравниться не может, близко ни кто не стоял. Ты собой всю пустоту мою заполнила, всю без остатка. Ни кому такое не удавалось и вряд ли удастся, будь всегда со мной и телом и душой.
Бывает так, что человек рядом с тобой, а будто и нет его, где мысли его – ему только ведомо. А ты тут, со мной, я чувствую тебя, твоё присутствие, твоё тепло, твои мысли. Твои эмоции я чую аж за две тысячи км, если тебя таска грызёт, то и на меня хандра нападает, ну а если со мной радостью поделилась, то совершаю трудовые подвиги, тружусь, кручусь, верчусь.
- Мысли мои мне оставь, в своих лучше порядок наведи, то что-то холодком от тебя повеяло, будто о другой подумал.

- Да, угадала ты! О другой, но только не девушке, а о другой судьбе для нас с тобой, о другом сценарии, о более счастливом раскладе дел подумал, там, где ты всё же получила моё последнее письмо. То, которое отдал тебе отец только через несколько лет после вашей свадьбы. Если бы, он отдал тебе его вовремя – всё бы было по-другому. Ты могла бы с чистой совестью, закончив два полных курса в своём институте, перевестись в Тимирязевку и тем самым, совершенно легально, перебраться в Москву, куда ты так стремилась. Ты могла быть сама по себе, не зависимо от нашей семьи и только когда захотела бы – перебралась бы ко мне.
Понимаешь, вашей свадьбы не должно было быть, это случайная помеха. Это событие самопроизвольное, его инициатором была только одна сторона. Это насколько же сильной была их чернота, что через год после вашей свадьбы, твоя бабка отправилась в мир иной. Может она всё же правду узнала о настоящей стороне «сватовства» и до того ей стало горько и обидно за тебя, что сначала её парализовало от нервного потрясения, а потом и мир этот покинула. Если это так, то для неё твой уход из родного дома к этим людям был равносилен твоей смерти. Была внученька, мечтала, строила планы, смеялась, радовалась жизни, и нету. Сама пошла в лапы к зверю, родной папаша  помог, сбагрил, спровадил, пристроил с самыми наилучшими намерениями, т.к. жених сватался богатый, перспективный, по уши влюблённый. Это лишь поверхность, душа-то у него подлая.
Папаша твой, он же жил у тёщи с тестем, в их доме, свой ещё раньше продал (отчасти для того чтобы твоё сердце вылечить). И что происходит сразу после тёщиной кончины: фамильный дом он продаёт, деньги делит на три части, отдаёт причитающееся вам с братом, себе покупает домик поменьше и тут же женится. А вот теперь, стыкуй вместе все три куска и получится довольно таки печальная картина: отец продаёт родную доченьку, избавляется (не в прямом смысле слова) от надоевшей ему тёщи, продаёт дом – это чтоб доченьке вернуться было некуда, покупает себе домик и с чистой совестью женится.
И видимо, когда уж совсем совесть замучила, или жена родная с того света во снах стала являться к совести призывать; да какая у него совесть, наверно его к себе стала звать, напоминать, что хватит небо синее коптить чернотой своих помыслов. Наверно, только это могло его заставить о стыде вспомнить, вот и отдал он тебе чудом сохранившийся нераспечатанный конверт с моим письмом. Прощения решил попросить, извиниться за содеянную подлость, а то ведь жуть-то какая: жена с того света мерещится, к совести призывает, так и норовит в преисподнюю спровадить. Ну, это ж в его планы не входит, он же теперь молодожён, гнёздышко обживает, с новой женой воркует, глядишь тебе братишку или сестрёнку заделает. Он же мужик в силе, дети от первой жены выросли, свои семьи создали, разъехались кто куда, теперь живи, да только жизни и радуйся, а нет, кошмары по ночам мерещатся, совесть перед сном появляется, мучить начинает.

- Маму с папой не трогай, может, и не так всё было. Они когда-то очень сильно любили друг друга, потом, после моего рождения маме сделали операцию на сердце и неудачно, вот отец нас с братом один и растил, бабушка с дедушкой помогали. Дом продал, как он говорил, чтоб мне приданое дать. Не надо так о нём, всё теперь в прошлом, а если и было что, то пусть на его совести останется. Они когда-то с мамой встретятся, вот сами и разберутся. Не нам их судить. Нам бы теперь свои дела решить, так чтоб без осложнений.
- Осложнения точно ни к чему, поэтому давай подумаем, как жить дальше будем. Ты в Москве агрономом вряд ли сможешь работать, там всё больше деньги считают. Ты ж по гороскопу Дева, значит, способна выполнять аккуратно монотонную работу, а деньги счёт любят, тот, кто их считает, да пересчитывает - бухгалтером называется. Бухгалтер в любом кооперативе второй по значимости человек, деньги-то, их по-разному считать можно, от того почёт и уважение труженикам двойной записи.
Ребёнка родишь и через пару лет на вечернее отделение поступишь переучиваться по экономическому профилю, это всего три года, и будет у тебя второй диплом с правом работы.

- Вот мечтатель, я ещё не решила, что нам завтра делать, когда встретиться и куда пойти, а у тебя планов на целую пятилетку. Ты сам-то учиться идти думаешь или до старости намерен оставаться на побегушках?
- У нас, на Ждановской, институт Управления есть, от дома это минут 20-30, вот туда и пойду управлять учиться. Я себя на производстве чувствую как рыба в воде, железки люблю очень, ну в смысле средства производства. Это когда станок что-то вытачивает, выстругивает, а потом всё это в одно изделие собирается, которое только что на бумаге было нарисовано. Потом изделие реализуется и прибыль получается. Вот мне очень интересна именно последняя стадия этого процесса, когда наличность в кармане шелестит. Придумать, сконструировать, сделать в металле для меня ни когда не представляло ни малейшей проблемы. Но вот процесс превращения издержек в стабильный доход для меня всегда был вопросом под  номером один. Вот этому очень хочу научиться.
- Наивности у тебя ещё больше, чем у моей трёхлетней дочки, будет у меня сразу два ребёнка один маленький, другой старенький и третий на подходе.
- Конечно, Натулька, жена заботиться должна о своём муже: регулярно кормить, хозяйство вести, в доме порядок поддерживать. Это только спальная принадлежность ничего кроме аэробики не делает.
- Может и правда лучше спальной принадлежностью быть и ничего не делать, зато живой остаться, здоровье сохранить и спокойно ребёнка растить?
- Обидные слова твой язык лопочет, Наталья Сергеевна, очень обидные. Спальная принадлежность тем от любимой девушки и отличается, что подразумевает своевременное её обновление в процессе старения и физического износа. Её могут выкинуть, подарить; в конце концов, просто избавиться, если будет упираться и чего-то требовать. Пока ты молодая и красивая ты сильна, только постарела или заболела – ни кому ты уже не нужна, кроме тех, кто тебя ещё любит. Каждый человек делает когда-то свой выбор, коим определяет себе жизненный путь. Если бы мы встретились летом 85-го, всё было бы по-другому…
- Если бы ты письма мне писать не переставал, уже было бы всё по-другому. Толи лучше, толи нет, кто ж его теперь разберёт. Почему письма-то не писал? Кого на Фестивале встретил?

- Оно и да, и нет одновременно. Так уж тому суждено было быть. Во время Фестиваля наш полк разместили в школе неподалёку от дома, где когда-то жила моя одноклассница, в которую я был страстно влюблён. Каждое утро и каждый вечер наша автоколонна проходила мимо этого дома. Я ездил в радийной машине и через открытые окна кунга смотрел на этот дом, иногда отсчитывал этажи и всегда вспоминал её, как мы когда-то маленькой компашкой стояли на балконе лестничной клетки, разговаривали, шутили, смеялись. Ну, в общем, детство. Она, к стати сказать, жила там у родной сестры своей матери, а родители её, в то время, были в командировке в Сирии, отца послали от генштаба военным консультантом. Потом её предки вернулись в Москву, получили квартиру, и она естественно переехала к ним. Но память коварная штука, она многое помнит и покоя не даёт, атакует воспоминаниями. И ещё написала ты, что замуж выходишь, это стало последней каплей склонившей чашу весов в её сторону. Я подумал: выходишь, ну и ладно, могла бы месяц-другой подождать, а тебя приспичило, ну значит залетела.
- Зря так подумал, у нас так не принято, как у вас. У нас всё честь по чести: сначала свадьба, потом всё остальное.
- Ты знаешь, самое удивительное произошло после твоего отъезда тем летом, я её больше ни разу так и не вспомнил. Когда-то любил её до безумия и мучился от того, что она относится ко мне только как к своему однокласснику и не более, страдал, думал, что это на век. Стоило только тебе появиться, всё, так ни разу и не вспомнил, будто и не было ни любви к ней, ни переживаний. Ушла, исчезла навсегда, растворилась, будто никогда и не было. Вспоминал её, лишь как девушку, с которой учился в одном классе и то, по случаю встречи класса. Толи чудеса это, толи ты моя последняя остановка, после которой только станция конечная, на которой выходят все и ждут следующего поезда, в новую жизнь…
Но самая моя большая ошибка в горячности и невнимательности. Если б, я тогда смог бы правильно понять тобою написанную фразу: «Если планы не изменятся, в Мае у нас будет свадьба». Не могу осознать до сих пор, почему не сообразил, словно соображалку отключило.
- Ну вот, наконец-то дошло, через много лет, что если девушка говорит «Да» или «Нет» - это совсем ещё не значит точное «ДА» или такое же утвердительное «НЕТ». Это лишь высказывается предположение о своём намерении и не более того.
Умнеть начинаешь, любимый, мне это нравится, может и правда к тебе перебраться? Может и будет из тебя толк, когда-нибудь в обозримом будущем, если в 24 начинаешь понимать, то, что я в свои 16 хорошо знала.

Ну вот, за разговором, как время быстро идёт, мы уже до Крещатика добрались. Пойдём на Главпочтамт мне домой позвонить надо, по ребёнку своему соскучилась, да и у мужа отметиться надо, рассказать, что на курсах проходили, чему научилась, и какие клумбы я буду делать у нас в станице. В поле, по специальности, работать не смогла. Во-первых тяжело после родов было, а во-вторых,  у них такой разговорный язык, что мои уши вяли и просто отказывались это слышать. Чуть слух из-за этого не потеряла…
Засмеялась.

Мы зашли в огромное здание Главпочтамта, заняли очередь к телефонным кабинкам. Наташка подошла к окошку оператора, назвала населённый пункт, номер телефона и мы стали ждать возле кабинок, когда скажут в какую из них ей заходить. О чём она говорила по телефону, я не слушал, и не прислушивался к её словам, мне доставляло удовольствие наблюдать за её мимикой и жестикуляцией во время разговора. В момент, когда она начинала говорить, вся её сущность  буквально преображалась в актрису немого кино, не хватало только музыкального аккомпанемента в такт её мимики и жестам. Если бы с ней занимались целенаправленно в этом жанре – из неё получилась бы превосходная телеведущая, с её-то блестящей эрудицией и безостановочным темпом речи, благодаря чему она могла установить общение с кем угодно. Но тогда…
Но тогда был последний полный год существования СССР, всё старое уже трещало по швам, всё новое только зарождалось на свет рыночных отношений. Тогда ещё ни кто не думал, что всё это рухнет, к чертям собачим, тогда мы грезили высоким, тогда любили пылко мы, но скоро всё развеялось, оставив на руинах нас, наедине с прекрасными мечтами.
Она спешно вышла из кабинки со словами: «Ну вот, хоть с ребёнком поговорила, даже на душе легче стало после наших с тобой  бесед про житиё-бытиё». И стала мне пересказывать содержание их разговора с дочерью, я не хотел её перебивать, взял под руку, вместе мы прошли обратно к окошку, произвели оплату. Потом, поглядывая по сторонам, я вёл её через толчею, ожидающих междугороднего общения, к выходу на улицу, осторожно маневрируя вместе с ней между находящимся в зале народом.
Она не замечала абсолютно ни кого вокруг, смотрела на меня и всё рассказывала, рассказывала, жестикулировала, размахивая руками, улыбалась, смеялась, пыталась своей мимикой передать настроение своих собеседников. Наконец я не выдержал такого эмоционального напряжения, мы остановились, где-то посреди зала, я её обнял, стал прижимать к себе. Она, почему-то, очень деликатно меня отталкивала, ссылаясь на то, что кругом люди и мне должно быть стыдно. Потом, вдруг, звук начал становиться всё более и более ватным, я слышал только её голос, он был слегка приглушённым. Потом перестал замечать, что происходит вокруг, уже не видел ни где мы, ни тех, кто рядом, всё исчезло, куда-то растворилось, стало просто фоном, посреди которого были только мы. Наши энергетики работали в унисон, но на другой частоте, нежели толпа с её заботами, у нас не было ни каких мыслей, кроме мыслей друг о друге. Преодолев её хрупкое сопротивление, требующее соблюдения правил приличия в общественном месте, я дотянулся своими губами до её губ.
Всё вокруг вдруг окончательно исчезло, не было слышно ни одного звука, стояла ватная тишина. Я видел только её лицо, глаза она почему-то закрыла, как выяснилось потом, чтобы сразу не провалиться на месте от стыда и позора. «Замужем я, понимаешь?! А если кто из своих увидит, представляешь, что скажут?!» - объясняла она потом.
Что поделаешь: «Ах времена, ах нравы!»

После того, как Наташка отдышалась и пришла в чувство от довольно таки продолжительного поцелуя, её глаза повернулись в одну сторону, потом почти моментально в другую. Увидев, что толпа любуется нами, буквально заливая нас восторженно-умилёнными взорами, она тут же вспыхнула как лампочка красным цветом своих щёк, уткнула глаза в пол и как буксир потащила меня быстрее прочь с глаз людских от стыда и позора.
Какой-то местный хохмачь решил усилить восприятие финального действия и захлопал в ладоши, молчаливая толпа его поддержала… По огромному залу Главпочтамта г. Киева прокатился девятый вал аплодисментов и восторга, скучающая в очереди толпа ликовала и почти кричала «Бис!!!»… Наташка летела со скоростью баллистической ракеты, увлекая меня за собой.
Так мы снова оказались на свежем воздухе среди мирно гуляющих граждан по широкому тротуару центральной улицы большого города.
Взявшись за руки, мы сначала шли очень быстрым шагом, потом просто быстрым шагом. Ну и когда Наташка выпустила весь пар и стала способна вести спокойный разговор, мы вновь побрели неспешным шагом, держа друг друга за руку, любуясь вечерним городом, наслаждаясь близостью друг друга, наслаждаясь просто молчанием друг друга, изредка поворачивая головы, смотрели друг на друга с улыбкой, переходя на смех.
Мы ни как не могли понять, кем мы были в глазах наших зрителей: толи клоунами, насмешившими толпу, толи драматическими персонажами народного любительского театра, сыгравшими прилюдно короткую, но хорошо всем известную пьесу на извечную тему: «Жена в командировке».

Это сейчас детишки в старших классах устраивают соревнование «любовь на время» в тесном кругу. У них это своеобразный способ борьбы с комплексом стеснительности, которого по современным понятиям быть не должно ни когда, ни перед кем, ни в каких ситуациях. Есть в жизни цель – деньги, а любой комплекс это преграда к цели, с которой непременно надо бороться. И борются, в меру сил и финансовых возможностей.
На улицах появляется всё больше ни перед чем не комплексующей молодёжи, а на кладбищах всё больше и больше молодых лиц, смотрящих с гравированных портретов. На войне, как на войне, где духовность, душевность, порядочность, интеллигентность отступают, сдают свои позиции натиску новой  субкультуре, в которой вместо любви есть перепих, вместо радости общения друг с другом, есть слово кайф и спецпрепараты для его извлечения из собственного организма. ****ец, приехали, следующая остановка морг…

Во времена безвременья и безысходности это именно так, когда человеку нет места в социуме он медленно, но верно ползёт на кладбище не зависимо от возраста и политических убеждений. Хорошо, если ползёт в гордом одиночестве, ни кого не таща с собой насильно или хитростью, но это, как вы понимаете, не всегда. Очень часто молодые особы, заразившись сами, перестают практиковать защищённый секс, заменяя его бесплатным. Желающих среди жаждущих и страждущих хоть отбавляй, а дома жёны, на работе любовницы, у тех мужья. Ну короче, геометрическая прогрессия: одна инфицированная ****ь может забрать с собой в могилу не один десяток мудаков и ничего неподозревающих граждан. Вполне возможно, такая же картина была в Содоме и Гоморре, где единственным и любимым развлечением было бегать друг за другом по переулкам и улочкам города. Кто, где, кого прихватывал, там и дело делал. Со стороны вроде весело выглядит, а инфекция ползёт, вгрызается в генетическую информацию, изменяя её. Производимое потомство – генетический мусор, а от мусора надо своевременно избавляться, пока им не завалено всё жизненное пространство. Вот и рванули Ангелы оба города, испепелив всю генетически модифицированную органику.
Аналогичная участь может ждать и современные города, если там пойдёт что-то не так, на генетическом уровне. Ни кто мутантов в космос не выпустит, что бы в корне пресечь возможность их расселения в других мирах. Всем нужны породистые суки и племенные жеребцы, всех остальных же в расход. Грубо, жестоко, бессердечно, но быстро и безумно эффективно.

От проблемы генетической чистоты биологических носителей вернёмся обратно в начало Декабря 1990 года, в стольный град Киев на Крещатик, где мы с Наташкой, взявшись за руки, идём среди повседневных забот граждан населяющих этот город, среди обычных гостей этого города, типа нас с ней.
Мы долго-долго шли молча, периодически сжимая друг другу руки, как бы спрашивая друг у друга: «Ну чего молчишь, всё ни как над нами самими насмеяться не можешь?». Ведь действительно в жизни порою происходит такое, что и в кино не увидишь.
Очередной раз переглянувшись, я вдруг заметил в одном из домов нишу подъезда, она была столь романтична своим полумраком, что теперь уже я потащил Наташку, увлекая её за собой, поперёк медленно текущей реки гуляющего народа. На её вопрос: «Куда ты меня тащишь?» - я ни чего не ответил. И лишь мы скрылись в пространстве свободной ниши этой громады, стоящего вдоль тротуара дома, я сразу приступил к делу. Она уже не сопротивлялась, не упиралась, не винила меня, не корила меня, наверно мы к этому моменту преодолели весь комплекс стеснительности и не обращая внимания на проходящих мимо нас по тротуару зевак нежно целовались, и распахнув свои одежды горячо обнимались. После каждого поцелуя мы смотрели друг другу в глаза, видя их теплоту и одобрительную улыбку, продолжали целоваться. Сколько прошло времени в нежных поцелуях мы не замечали, но я уже начинал чувствовать, как моя голубка потихоньку стала слабеть в ногах, оседая всё ниже и ниже. Её нежный взгляд говорил за неё всё без слов – пора ей ехать в гостиницу, а то явившихся после полуночи оставляют ночевать на коврике под дверью.
В этот момент её глаза смотрели на меня так умиляюще-умоляюще, что я на всякий случай всё-таки задал один единственный вопрос: «А может сразу в аэропорт?» На что она отрицательно покачала головой, её взгляд снова стал тревожно-озабоченным, на глазах наворачивались слёзы, она еле-еле себя сдерживала, чтобы только не разрыдаться на весь Крещатик от своего бессилия. Тут я сильно пожалел об этом глупом вопросе, превратившим буквально за несколько секунд абсолютно счастливую и абсолютно беззаботную девушку в существо наполненное тревогами и страхом.
Надо же, всего несколько сказанных слов и снова мы идём по грешной Земле, взявшись за руки, думая каждый о своём, и не смотрим уже друг на друга, уткнув свои взгляды в асфальт тротуара. Только что парили от счастья в облаках, а теперь ползем, еле переставляя свои нижние конечности. Так мы, молча, добрели до нужной  остановки, пройдя через пол Крещатика, и сели на троллейбус.
Нам досталось свободным переднее сиденье. Обнявшись, так и молчали всю дорогу, изредка потираясь лицом о раскрытую ладонь друг друга. Нам было безумно хорошо быть вдвоём, вместе друг с другом. И мы были самыми счастливыми людьми даже от того, что у нас есть возможность просто молчать вместе. Именно вместе друг с другом, а не рядом друг с другом. Можно всю жизнь прожить рядом друг с другом в одном доме, спать на одной кровати под одним одеялом, но так, ни разу и не быть вместе друг с другом.
Какие это разные понятия, какие разные чувства они характеризуют, но как предательски похоже звучат.
Нашу молчаливую тишину первой оборвала она: «Мне сегодня знакомая рассказала, что посмотрела очень хорошее кино «Унесённые ветром», про любовь говорит, пойдём завтра после занятий? Она сказала, что в кассах большие очереди за билетами, ты тогда днём возьми билеты на вечерний сеанс, чтобы в очереди время не тратить. И фильм вроде длинный, выбери не слишком поздний сеанс, чтобы мне обратно успеть вовремя вернуться. Хорошо?» Я в ответ кивнул головой.
- Ну вот, следующая остановка наша, давай вставать и двигаться к выходу. Провожать меня дальше остановки не надо, дорогу знаю, не заблужусь.

Сошли с троллейбуса, Наташка тут же стала серьёзно-сердитой, заявив: «Расстояние полтора метра, ты не знаешь меня, я не знаю тебя, вокруг нас одно гестапо». И после этих слов тепло-тепло заулыбалась.
- Хорошо, будем играть в шпионов, я отпущу тебя на 30 метров и пойду следом, на всякий случай. После того, как ты скроешься за дверями гостиницы, я поверну обратно с чувством выполненного долга профессионального разведчика в тылу врага.
- Смотри не засветись и меня врагам не засвети, потомственный разведчик. А то, если проколишься, заберут меня в гестапо, как потом вытаскивать будешь? Ещё обоих и прибьют.
«Твоя правда, Наталья Сергеевна!» - подумалось мне.

Она пошла первой, я чуть выждав двинулся за ней, внимательно смотря, то по сторонам, то себе под ноги, как бы не обращая внимания на того, кто идёт впереди меня. Подходя к подземному переходу,  максимально сократил расстояние, понял, что она это почувствовала, выпрямила указательный палец правой руки к земле и покачала им из стороны в сторону, я утвердительно смачно кашлянул. «Наверно мы могли бы служить в разведке» - промелькнуло у меня в голове, Наташка-то не промах.
Так мы благополучно минули достаточно длинный, слабо освещённый, пустынный подземный переход, поднялись наверх, дошли до дверей гостиницы, где я, в пятидесяти метрах не доходя, свернул в сторону. Закурил, присел на загородку и внимательно проследил за тем, как мною ведомый объект минует последнее препятствие в лице вахтёра. Время полдвенадцатого, теперь самому надо успеть на троллейбус, отсюда полчаса езды до моего пристанища, куда заботливо определила меня Наташка к своей новой знакомой по курсам аранжировки.

Ну вот, вроде добрался до коечки – пронеслось у меня в голове. Маленькая комнатка на первом этаже с окном во двор, две железные кровати, одна из них заправлена чистым постельным бельём, рядом с кроватью мои вещи, коих только хозяйственная сумка, да кофр со съёмочным комплектом советского происхождения. Просто классика из жизни командированного фотожурналиста, куда-нибудь в одну из братских республик Великой Державы Советской.
Эх, жизня, жизня. Односпальная кровать, в то время, как любимая где-то рядом и тоже ложится спать одна. Да нет, их в комнате трое женщин, это она по знакомству решила вопрос с моим размещением в гордом одиночестве, вдали от цивилизации, так чтоб в случае чего сюда шмыгнуть и ни кто знать не будет где она. С виду вроде девочка-припевочка, а внутри-то: пробы ставить некуда, всё просчитывает и всё предвидит - вдруг пригодится. А вот, если не пригодится, тогда что? Ну, ты и коварна, мигерушка… Когда улыбаешься на милую овечку похожа, но стоит кому-то тропу твою перейти, в миг превращаешься в хищную кошку, глаза зеленью блестят, клыки, да когти появляются и начинает раздаваться какое-то леденящее Му-у-ррр: «я так решила и ты знаешь я не отступлюсь».
Помнишь, как прошлым летом, после нашей с тобой самой первой встречи у гостиницы «Россия», в двенадцатом часу ночи, мы долго-долго бродили по переулочкам Арбата, говорили, говорили и ни как не могли наговориться. Потом, с рассветом, я привёл тебя обратно к гостиничному подъезду, сам сел в такси, вернулся домой, вышел на балкон, достал пачку сигарет и стоял, облокотившись о перила, курил сигарету за сигаретой, может быть с небольшим интервалом, пока не закончились оставшиеся полпачки. Прошло часа полтора-два или больше, а я и не заметил, как будто был на балконе минут 15-20 и там появились эти строки:

     Опустились сумерки на крыши
     Старых двориков Москвы.
     На Арбате стало тише,
     И не видно суеты.
    
     Только нам с тобой не спится
     В эту сказочную ночь,
     Взявшись за руки как дети
     По пустынным улицам бредём.
     Что же будет с нами дальше?
     Не известен, сей ответ.
     То, что будет – видно будет,
     Хватит сил – переживём…
    
  Какой же чудовищной силы эта встреча стала для меня потрясением и открытием одновременно. Потрясением стало то, что Наташка всего за четыре часа общения поставила всё внутри меня на свои места, всё разложила по полочкам, пронумеровала и протёрла от наслоившейся пыли; я вдруг стал самим собой, у меня появились крылья и захотелось летать. Но увы, тогда она была для меня слишком мощным ускорителем, что неминуемо закончилось бы возвращением с небес на землю со скоростью свободного падения и как следствие: появлением второй даты на памятнике.
А вот открытием оказалось то, что все эти годы моя вторая половинка была со мной, мы писали друг другу письма, разговаривали по телефону, а я ни как не мог понять, почему я глазею по сторонам и не замечаю никого вокруг, словно блуждаю в пустыне среди песка и камней. Ни кого не встретил, потому что моя половинка у меня уже была, да только я об этом почему-то не знал и почему-то даже не догадывался. Почему ко мне это осознание пришло так поздно, или наоборот своевременно, как раз после того, как мы встретились и поняли, кто мы есть друг для друга. Мы вдруг дополнили друг друга до единого целого, то что в народе называют семья, для того чтобы остаться вместе на свой земной век и оставить после себя наших детей.
Я думал о том, как нам будет интересно вместе, как хорошо вдвоём пойти в театр иль в музей, на выставку, или быть может на концерт. Как хорошо вдвоём не только перед сном, накувыркавшись вместе, а хорошо ещё вдвоём среди людей, среди себе подобных, которым тоже хорошо вдвоём и от того пришли они увидеть тех, кто также вместе счастлив быть, веселиться и шутить, и говорить, и говорить о том, как хорошо нам вместе быть… Ещё цветов букеты и слабое вино, ударит в голову оно сильнее бренди. Нет, всё же хорошо, что есть любовь! И от неё родятся дети!
Дети - это так здорово, когда они от любимой девушки, когда они желанны и долгожданны, когда они появляются на свет от нашедших друг-друга двух половинок, слившихся в одно единое целое под названием семья. Любимая, любимая что же мы с тобой наделали: поменяли любовь, нашу семью на спокойную жизнь, вместо того чтобы вместе мчаться по жизни; взявшись за руки, преодолевать все преграды судьбы…
 
Ладно, что ж, завтра тоже её сюда не затащишь, после кино ей через вахту вовремя надо пройти. Прямо хоть в парке с ней уединяйся, ну так холодно, на улице-то, уж Декабрь.
С этими мыслями я и уснул, утомившись с дороги и умаявшись в пустых мечтаниях о том, как бы, я бы …



Утро следующего дня.

Проснулся, потянулся, на часы взглянул, время много, пора вставать, умываться и трудовой день начинать. После завтрака в столовой, что оказалась где-то по пути следования, я поехал в центр города щёлкать затвором, делать репортажи, да очерки на чёрно-белую плёнку А-2, коей запасся на неделю непрерывной съёмки. У них, как и у нас, была эпоха митингов и шествий: типа, если была когда-то Киевская Русь, то нехай москали присоединяются к Вильной Украине со столицей у Киеве. И такого «свежака» в свободе мыслей я там наслушался, что чуть не прозевал время, когда за билетами в кинотеатр надо бежать.
Прыгнул на Крещатике в метро, еду на эксколаторе, глазею по сторонам и ни как понять не могу, что здесь не так, как в Москве. Вроде всё тоже самое, но что-то не то, прямо жутко стало, как будто в параллельном мире оказался, где что-то изменено. Когда стал, на нужной станции, наверх подыматься дошло, наконец: эксколатор в Киеве двигался в полтора раза медленнее, чем в московском метро. Отсюда ощущение дискомфорта и возникающая подозрительность с вытекающим отсюда поиском подвоха: что же гарны хлопцы сготовили клятым москалям.

Пропустим все стандартные процедуры при покупке билетов, знакомые маршруты до назначенного места встречи, непосредственно самой встречи, с объектом обожания, инструктажа (с её стороны) по вынужденным мерам конспирации, неспешной часовой прогулки до кинотеатра, обсуждаемых вопросов в пути следования. И перенесёмся прямо в зрительный зал, где обнявши Наташку левой рукой за левое её плечо, взявши своей правой рукой её правую руку, мы приготовились смотреть классику мирового кино на широком экране кинотеатра. Признаюсь честно, сейчас это уже не понятно, как можно усидеть три часа на одном месте без перерыва и рекламных пауз, а тогда это было нормой жизни и каждый с гордостью рассказывал какое кино он посмотрел, какого труда это ему стоило – ни разу не отлучиться по нужде.
Во время просмотра я одним глазом смотрел на экран, а другим на Наташкину мимику, наблюдая её переживания за главную героиню фильма. Так что я, помимо кинофильма, наблюдал ещё и моноспектакль в исполнении моей любимой, этот сейшн намного приятней игрового кино. В моменты трагических сцен с главной героиней я целовал Наташку, шепча на ушко: «Я с тобой моя любимая», что несколько смягчало её переживания. Но когда главная героиня фильма потеряла своего ребёнка, моя героиня была готова плакать вместе с ней. Мне надо было как-то отвлекать её от слишком грустных мыслей, что удачно сделали мои домогательства к её стеснительной персоне. Накатившая грусть мигом куда-то откатилась, стоило только моим рукам приблизиться к её эрогенным местам. Результат достигнут, обошлись без слёз.
Кино закончилось. На обратном пути стали планировать на следующий вечер визит ко мне в берлогу. Легенду она придумала хорошую, что якобы ходила в кино, смотрела «Однажды в Америке». Пока ехали, минут сорок, на троллейбусе я пересказывал содержание фильма, поскольку уже смотрел его раньше. Она так внимательно слушала мой рассказ, что порой мне казалось: и вправду она видит живое изображение кинофильма на лобовом стекле троллейбуса, а не мелькающие мачты уличного освещения с ярко жёлтыми фонарями вдоль дороги.
Пересказ, с моей стороны, имел одну совершенно не произвольную ошибку. Дело в том, что в тот момент я думал только о нас двоих и её, пока ещё, почти плоском животе, который в аккурат после Нового Года начнет, не спеша, округляться. В результате этих моих переживаний я незаметно для себя и окружающих переработал сценарий фильма. И в моей версии получилось, что Лапша, встретившись со своей любимой через четверть века, рядом с её гримёрной видит своего сына, а не молодую копию Макса, как это показано в фильме. Так оно, хоть что-то было бы светлое от главной героини, а в режиссерской версии сего творения получается: от человека избавилась, а от твари зачала. Выходит и сама не что иное, как самая настоящая рафинированная тварь. Ну да ладно, это у них в Америке, да к тому же в еврейском квартале Нью-Йорка. А у нас, наверно, может быть как-то иначе, как-то более возвышенно: полюбила, зачала, родила. Захочет, вернётся – семья будет, глядишь, ещё парочка-троечка ребятишек народится.
…Всю обратную дорогу, сидя на переднем сиденье в троллейбусе я «пел» Наташке свою версию фильма, она слушала так внимательно, что мне даже невдомёк было сообразить, а так ли было оно на самом деле. Она поверила моей версии, и получилось у нас лучше чем в кино, чуточку светлее, чем в обыденной жизни…

Вечер третьего дня моего пребывания возле своей возлюбленной начался в сквере, в строго назначенный час. Соблюдая все правила конспирации, она, увидев меня вдалеке, на лавочке, показала глазами, что следует следовать за ней. Отошли подальше, завернули за угол какого-то строения, там обнялись, расцеловались.

- Пойдём немного прогуляемся по воздуху, то я целый день в аудитории за партой пребывала в конспектировании мудрых знаний в области озеленения и цветоводства и вот теперь голова должна отдохнуть от избытка информации о том, как выращивать то, что и так само растёт, только поливать не ленись.
Излив из себя часть накопившихся эмоций, она повернула голову, медленно провела по окружающему нас пейзажу своим взглядом и произнесла:
- Посмотри, вокруг как всё красиво: выпал первый снег, такой чистый, чистый, белый-белый. Кругом снег, на крышах домов, на деревьях, на земле. Земля такая чистая, что кажется, будто все люди хорошие, честные, все любят друг друга. Я люблю зиму за её чистоту, хотя и видимую, но чистоту. Только такой я её люблю, кажется зимой, при снеге, и люди становятся чище, мягче, добрее…
- Пойдём, Наташка, потихоньку, прогуляемся, так не спеша до моей берлоги и добредём.
- Ты знаешь, сегодня на занятиях, от скуки, вспомнила одну прибаутку из своей студенческой жизни. Раз уж у нас сегодня мой визит к  тебе в гости, то тебе, как любителю разного рода хохмачек, этот каламбур понравится. Такая вот присказка, которую я запомнила со времён пребывания в институтском общежитии, где у некоторых девушек просыпались вдруг потрясающие таланты в области народного фольклора, что хоть уши затыкай или рот разевай от неожиданно услышанного фразеологического оборота, случайно слетевшего с уст очередной озабоченной досрочной постановкой штампика в паспорт, изменяющим её социальное положение.
Ну, так вот, когда девушка выбрала себе достойного кандидата в законные мужья, для того чтобы опередить конкуренток, она приходит к нему домой, в нужное время, естественно, когда тот дома один. И вот, когда дверь открывается, она принимает внешний вид олицетворяющий саму невинность, делает шаг через порог со словами:

«Киска пришла, всё своё с собой принесла;
Покушать приготовит, бельишко постирает;
Детишек нарожает, тебя приласкает;
В печали утешит, в трудную минуту поддержит…
Возьми киску домой – будет верной она тебе женой».

После таких слов, умело произнесённых с нужной интонацией – сердца многих холостяков распахивались настежь, особенно после того, как распахивались полы верхней одежды одетой на голое тело.
И в этот момент, его созерцания девичьей наготы, произносилась вторая часть этой прибаутки:
«Бери девку голой – дом будет полный».

Многие девушки после этого моноспектакля удачно выходили замуж за намеченных кандидатов, не все, конечно, кого-то просили одеться и больше не пугать честных граждан своими телесами. Во всём нужно знать меру и иметь хоть немножко чувство такта.
Что поделаешь, молодость она не вечна, красота скоротечна, вот каждая девушка и старается использовать все возможности, дарованные ей природой на короткий срок, за который надо многое успеть сделать: образование получить, ребёнка родить, ну сначала, естественно, замуж выйти.

- Ну Натулька,  ты и впрямь на все руки мастерица. А помнишь, как ты пришла ко мне в номер с бутылочкой «Пепси-колы»? Торжественно вручила её мне, сказав при этом: «Это тебе подарок. Ко мне из дома приехали». Там водица наверно была не простая, а специально для жениха приготовленная?
Вот видишь, молчишь, значит самая что ни наесть девичья уловка на все времена: нашептала и угостила. Пей дорогой, быстрее влюбишься. Иль, ещё там, какая «пищевая добавка» была? В любом случае, Наталья Сергеевна, завязала узелок - за тобой должок! Умудрилась в сердце застрять - умудрись его покинуть, или навсегда останься с тем, кого выбрала, третьего не дано, ибо третье пустота, тоска и безысходность, тупик надолго или навсегда и на этом и на том свете, до следующей жизни, когда будет стёрта вся память о прошлом,  и жизнь начнётся с чистого листа. А на этом уже стоит жирная-жирная клякса, именуемая твоим именем.
- Маленькая была, глупенькая, любви хотела, в тебя влюбилась по уши, а ты и не смотрел на меня, всё больше куда-то по сторонам, да в сторону. Надо же было как-то на себя внимание твоё обратить, вот и пошла на хитрость.
Что лучше было бутылку вина принести?
Ну, так она большая и не положено было в пионерском лагере вино детям пить.
- Мы всё равно за пивом бегали с трёхлитровыми банками и после одиннадцати вечера, когда расходились все вожатые и воспитатели по своим делам, выходили на балкон, любовались с третьего этажа звёздным небом и наслаждались теплом южной ночи, слушали шум прибоя, смотрели на очертания гор при лунном свете, на береговую линию. Вдалеке виднелся силуэт «Орлёнка» с его пристанью и всегда спорили, кто доберётся вплавь до него. Там по прямой километра три, нужен был только полный штиль, чтоб волны не сбивали дыхание и умение задерживать дыхание, когда вода попала в нос вместе с вдыхаемым воздухом.
Но, ни кто так и не организовал такой заплыв, всем было спокойней, когда детвора в загонах, покалено, плещется, а потом удивляются, почему дети тонут. Да потому, что ни кто не научил плавать, научили лишь барахтаться там, где руками дно прощупывается.
Со мной в 79-м году случай был интересный, тоже в пионерском лагере, на День Нептуна. По традиции бросали в море наших вожатых и после выполнения этой процедуры, я на радостях, нырнул в волну и отплыл от берега метров на 10-12, потом повернул обратно и чувствую, что 4-х бальные волны относят меня, почему-то, от берега всё дальше и дальше на глубину. Чую также, что сил держаться на плаву становится всё меньше и меньше с каждой волной, начинает сбиваться дыхание. А на берегу, смотрю, стоит довольный один из воспитателей, разминает кисти рук и с нетерпением ждёт, когда я взову о помощи и спасении. Соответственно ему благодарности и премия, а мне нагоняй и бессрочный наряд на кухню мыть посуду и бегать с подносом.
Ну, думаю, не бывать такой радости ему и такому позору мне, что решил выпендрица, а силы не рассчитал и чуть не утонул.
После того, как у меня в голове пронеслась вся эта информация, я почему-то вспомнил краба, то, как он передвигается по песчаному дну. Тут меня осенила гениальная догадка о том, что на дне нет волн, и есть за что уцепиться, от чего оттолкнуться.
И вот, оказавшись внизу волны, я набрал полные лёгкие воздуха,  нырнул подводу, благополучно лёг на каменистое дно и стал отталкиваться ногами, погружая ступни в мелкую гальку, а руками совершал гребки прижимающие меня ко дну.
Таким незамысловатым манёвром я благополучно и очень быстро добрался до мелководья, где воды по колено, встал на ноги, а волны, бившие в спину, помогли выбраться на берег. Чем, в общем-то, очень расстроил своего несостоявшегося «спасителя», удивлённый моей смекалкой он пошёл куда-то прочь от мальчишки, который его «сделал».

И там же с моим отцом произошёл анекдотичный случай. Он первый раз в жизни оказался на море. В солёной воде, как известно, плавать легче, чем в пресной. И он на радостях решил сплавать до горизонта и обратно. Но с учётом наличия гор, на побережье возле Адлера, это расстояние заметно возрастает.
Его мечте не суждено было сбыться. Замеченный с пограничной вышки одиночный пловец, двигающийся в сторону Нейтральных вод, был остановлен сорвавшимся от берега, с воем сирены, скоростным пограничным катером; вежливо (под дулами автоматов) приглашён на борт плавсредства и под бдительным конвоем доставлен к начальнику заставы. Там быстро было выяснено, что к диссидентам он не относится и его заплыв в сторону Турции не имел ни чего общего с желанием нелегально покинуть страну Советов вплавь на саженьках.
После всех необходимых процедур по оформлению бумаг отец был предупреждён о величине расстояния от береговой линии, заплыв дальше которой считается побегом из страны и как следствие грозит принудительной отправкой на другой курорт - где тепло, пока топором машешь.
Ему предложили заплатить штраф, в размере пяти рублей, за доставку на берег, как выбившегося из сил пловца, потерявшего ориентир на воде, чтобы под конвоем не отправлять дальше в вышестоящую организацию занимающуюся вопросами «беглецов».

Отец прибежал на пляж к матери со словами: «Дай 5 рублей, меня оштрафовали». На что мать ответила: «Заплати им 10 за то, что живым на берег привезли и на свободу отпустили».
Такой вот Хэппи Энд вышел.

- Так о чём мы с тобой говорили до этого повествования?
Ну да, вы же постарше остальных были, четыре московских лба, а мне ещё только через два месяца исполнялось четырнадцать. Представь себе: как бы здорово выглядела пионерка с бутылкой вина, идущая по коридору из женской половины в мужскую, к своему избраннику с надеждой, что после этого подношения он все-таки обратит на неё хоть чуточку своего драгоценного внимания.
- Нам тогда было уже ближе к шестнадцати…
- Так ведь и должен был сообразить, что по сторонам надо посматривать, взгляды девичьи ловить, а не с банкой за пивом бегать.
- Бегал у нас гонец по кличке Хлоп, маленький, худенький, морда протокольная, но добродушная, мы ему за работу лишний бокал наливали. Он так хорошо изучил маршрут к источнику, что ни разу, ни кем не был замечен с двумя трёхлитровыми банками в авоськах, одну для нас тащил, вторую нашим соседям. А мы стояли на шухере и давали команду каким-нибудь знаком, что можно идти.
- Вот, вот, вместо того чтобы о девочках думать, мальчишники на балконе устраивали по ночам.
- Так тебе четырнадцати ещё не было, о тебе тогда только  подумай, так сразу из одного лагеря перевели бы в другой.
- Ну пошляк! Я ведь не о том, о чистом, о светлом. Обнять, поцеловать, в щёчку конечно, слово нежное сказать, взявшись за руки по аллеи пройти. Чтоб все подруги от зависти лопнули.
- Получилось, что от зависти лопнула ты и уехала домой, не дождавшись конца смены.
- А что мне оставалось делать, смотреть как ты с другой танцуешь, а по ночам в подушку плакать – подругам на радость?
- Плакать-то зачем?
- Мне же годков-то мало было, глупая была, вот и плакала, что все мальчишки дома вокруг вьются, а тот, кто понравился с другой роман крутит. И уехала из лагеря, потому что не могла так больше жить, понимаешь, я была постоянно в напряжении, постоянно боялась не выдать себя взглядом, или ещё чем. Я сама не знаю, почему у меня такой характер, если я увлечена человеком, я не могу открыться ему. Ты не обращал на меня ни какого внимания, наверно из-за этого я и влюбилась в тебя, такой уж у меня ужасно влюбчивый характер и я это знаю. Когда приехала домой, мне было первое время трудно привыкнуть к тому, что больше я тебя не увижу. Я закрывалась в комнате на втором этаже и плакала, вспоминала и плакала, смотрела на фотографии и опять плакала. Понимала, что это глупо и всё равно плакала.
Потом жалела что уехала, глупо поступила, из того лета теперь и вспомнить нечего. Если бы я знала тогда, что ты всё знаешь, что сердобольные подружки с радость всё тебе расскажут, я наверно поступила бы иначе. Тогда за мной бегал один парень, из стройотряда, и мне надо было завести роман с ним, тебе назло. Но потом решила, что лучше уеду, всё забуду, и всё. Уехала, а ничего не изменилось…
- Вообще-то я сначала думал, что твоё увлечение быстро исчезнет, растает как мираж, видишь, ошибся. Не мог тогда предполагать о чувстве, которое мы пронесём через всё это время. Ты мне тоже понравилась, только ты была какая-то зажатая, сжатая в комок, что и подступиться-то страшно было, вдруг отбреешь. Хотя, по себе  знаю, что просто начать общаться только с тем, кто безразличен, а вот если «зацепило», то всё, начинаются проблемы с подбором слов, фраз и выражений. Со стороны это очень заметно и очень смешно, когда вроде бы нет ни чего сложного, а сказать ни чего не можешь. Поэтому юмор он всегда выручает в таких ситуациях. Если бы, ты была такая как сейчас: «Киска пришла, себя принесла»…
- Ну что ты, это же не в четырнадцать лет.
- А ты представь, что ты бы это сказала тогда, просто так в шутку. Вот и раскрепостилась бы вся и внимание к своей персоне привлекла бы того, кто мил и сердцу дорог.
- Хорошо, мой милый, приеду домой отыщу пионерский галстук и порепетирую перед зеркалом, потом эту сцену в Ералаш предложу. Сейчас как раз разные пошлости в моде.
- Проблема только в том, что ты выглядишь постарше, чем та девчонка, которой ты тогда была. Тогда бы это воспринималось на ура.
- Ты разве не заметил, что все детские книжки написаны вполне взрослыми дядьками и тётьками? Или в детстве книжек не читал?
- Не, не читал, некогда было. Сначала по стройкам лазил, потом на велосипеде гонял, в футбол играл, подрос в кино стал ходить. Постарше стал - вечеринки, посиделки, выпивончики, философские беседы, обсуждения цветных журналов о том, как там у них хорошо и как у нас плохо. Но и самое главное – самих книг-то не было, их стали печатать только с наступлением Перестройки.
В школе перед летними каникулами всегда давали список на двадцать страниц, какие книги надо прочитать к следующему учебному году. Они и впрямь наверно думали, что это кто-то будет читать.
И представляешь в этих списках, ни в одном, не было самой светлой детской книжки – «Арчбеки». Она мне попалась совершенно случайно в библиотеке моей тетки, и я её буквально проглотил за несколько дней.
Я учился тогда в четвёртом классе. И больше мне ни чего, ни разу не попадалось такого уровня как эта книжка, изданная в 1929 году. Так что можно сказать, что в детстве я прочитал только одну хорошую книжку, просто больше не было у Прасковьи в её библиотеке. Много книг у неё заиграли, брали почитать и не возвращали. Хорошо, что хоть «Арчбеки» остались.
Ну что приуныла?

- Тебя слушаю, интересно рассказываешь, домой приеду – обязательно найду эту книгу и прочитаю, если понравится, своему ребёнку вовремя подкину, когда подрастёт.
Что ещё интересного посоветуешь?
- Летом 88-го, после диплома, посмотрели такое кино потрясающее, фантастика: «Звёздные войны» называется. Ну, такого я ещё ни когда не видел. Ты представляешь, война уже в галактике идёт, ну словами не перескажешь – это, прежде всего, видеть надо, чтобы понять масштаб происходящего.
- Ну, тебя опять вдаль, куда-то понесло. Ничего, увижу на афише, схожу обязательно посмотрю, чтоб впечатлений понабраться.
- Понимаешь, этот фильм больше чем просто кино, в нём наше прошлое и наше будущее одновременно. Вот чем фантастика интересна – она сразу две стороны жизни показывает: то, что было и то, что будет.
- Т-а-а-а-к… Всё, всё, всё! Войны, мне ещё в галактике не хватало! Один ребёнок маленький, второй скоро будет, мне мирная жизнь нужна: небо голубое, крыша над головой со всеми удобствами, машина в гараже, полный холодильник и светлое будущее для себя и своих детей…

Интересная вещь происходит: люди всю жизнь ищут любовь, о ней мечтают, с регулярной периодичностью меняют жён и любовниц, а любви всё нет и нет. Так и покидают этот мир не узнав, что же это такое, не познав ни чего кроме порева, ширева, курева; кроме успокоительного факинга и непрерывного джогинга за очередной желанной и пока ещё не попробованной.
Счастливые они, так и покидают этот мир не найдя своей половинки, так ни когда и не узнают терзаний, страданий, ожиданий. В общем, так ни когда и не потратят часть своей жизни на пустое и никчемушное, не приносящее прибыли и золотых монет, но такое прекрасное, великое, светлое. Это чувство совсем другое, отличное от этого мира; хотя и глупое оно и бесполезное, но всё же такое прекрасное.
Всё бегу от себя и никак не могу убежать, видимо обломился мне кусочек счастья, такой маленький-маленький и застрял в сердце моём. Я его и так и сяк и эдак, а он ни в какую, сидит наглухо и светит ярко-ярко, на всю Вселенную, а половинка моя свет этот не видит, некогда ей по сторонам смотреть, да о любви думать. Ей больше нравится деньги считать, прибыль подсчитывать; оно, конечно же, правильно, потому как семья появляется сразу после того, как появляются деньги на семью.




Постельная сцена...

Сбылось! Обломилось! Свершилось! Мы почти пришли ко мне в гостиничный номер. Плоть моя горит и светится. Скорей бы!!! Она напротив Спокойна, Мила, Холодна и Расчётлива. Улыбается кокетливо, строит глазки, но с её стороны это больше одолжение занудному мальчишке, пока тот не прижал её где-нибудь в подъезде. Так уж лучше всё сделать неспеша, с чувством, в тепле и уюте. Ну да,  конечно, комфорт-то он завсегда милей и ближе любой девушке, чем испытание на выносливость в экстремальных ситуациях, типа застрявших лифтов, мрачных лестничных клеток, чердаков и подвалов. В советское время не было возможности снять гостиничный номер на несколько часов, поэтому многим приходилось пользоваться тем, что подвернётся, тем, что ещё не занято уже кем-то.
Многие женщины часто утверждают: «Дай мужчине то, что он хочет и он отстанет от тебя». Дать-то тоже можно по-разному, если это как одолжение, тогда точно отстанет и скорее всего навсегда. И совершенно разное женщина может дать мужчине – может дать счастье, окрылить, а может наоборот – тормозом стать.
После Наташкиной вступительной речи: «Ты давай побыстрее, мне сегодня пораньше вернуться надо» - у меня как-то пропало всё желание, вытворять фигуры высшего пилотажа и опустилось всё, что к тому моменту торчало. Вот женская логика, будь она неладна, если сама уже беременна, то вроде ей ничего и не надо.
…Капли воды, попавшие на раскаленное железо, быстро испаряются, и оно снова становится красным, пылким, искрящимся. Пока целовались, обнимались, раздевались, всё вышесказанное забылось, желание вернулось с ещё большей страстью, доведённой уже до белого каления.
Полчаса кувырканий, отжиманий, тяганий сорока восьми килограмм вверх-вниз быстро израсходовали запас моей энергии. Поэтому через выше обозначенный промежуток времени на смену активным действиям пришли ласковые движения, нежные объятия, сладкие поцелуи. Именно в этой фазе романтических отношений, после того, как отдышались от преодоления физических перегрузок, возможны открытия самих себя, тут всё тайное может стать явным и хорошо осязаемым…
…Я вдруг замер, почуя что-то приятно пахнущее, поводил носом по кругу, прерывисто, неглубоко вдыхая воздух малыми порциями. Наташка стеснительно произнесла: «Ну чего принюхиваешься! Я сегодня с утра ходила в душ. А тут ты меня сразу в кровать поволок, чего теперь принюхиваться? Мы ж целый час, как спортом занимаемся, всё вполне естественно». Я её обнял, прижал к себе, горячая как из парилки, на теле капельки пота.
- Нет, Наташка, ты главное не поняла, мне приятен твой запах, я им наслаждаюсь, он наша общая часть. Это значит ты моя, только моя и больше не может быть второй такой. Мне не нужен больше ни кто, у меня есть уже половинка и она со мной. Я больше не отпущу тебя ни-ку-да!!! У меня просто нет другого выбора, как только связать тебя, упаковать в чемодан и отвезти к себе домой!
Она присела на кровати, упёршись спиной о стену, поджала ноги, обхватила колени руками, слегка наклонила голову набок, состроила лицо невинной овечки и, обратив свой взор в мою сторону, произнесла иронично робеющим от страха голосом:
- В душ позволишь сходить, мой похититель?
После этой фразы посещение вышеупомянутого места затянулось ещё на полчаса…

…Её руки, нежно обвили мою шею, глаза улыбались: «Ты никогда больше не забывай, что у меня сердце, я даже в школе была от физкультуры освобождена, случись чего, врачи могут и не успеть».
- Вот те фокус!… Негоже вам, Наталья Сергевна, в твоём-то положении в Орлянку играть, то ведь без тебя и меня не будет. Без своей половинки от человека остаётся только пол человека, а от себя-то не убежишь, хоть всю жизнь бегай, так всё равно все свои проблемы с собой и заберёшь, только там будет ещё тяжелее. Но темнемение обещаю, что с этого момента все действия буду осуществлять только по согласованию с тобой.
- Хорошо бы оно так! Раз ещё жива, то может действительно на второго ребёнка сил хватит. Не долго ждать осталось, кто знает. Дай хоть до утра подумать, как быть, как поступить.
- Но только здесь, со мной, а завтра в Аэропорт. И встретим вместе Новый Год, который ты так хотела встретить вместе со мной.
- Нет, я вернусь к себе, в свой номер, переночую там. Ещё несколько дней надо, что бы закончить курсы, получить диплом. Тогда может…
Она замолчала, задумалась, уставилась в пол, долго смотрела в одну точку, медленно подняла на меня свои глаза, взгляд был в какой-то прострации, с уст слетела только одна фраза: «Я люблю тебя». Потом, через какое-то время, добавила: «Саня, - этот маленький человечек разделяет нас больше чем 2000 километров между нами. Да она никогда не поймёт и не простит меня, я должна думать в первую очередь о ней… Дома я много думаю о тебе, вяжу-думаю, на работе – думаю, всегда-всегда ты рядом со мной, но в мыслях конечно. Почему-то совсем не стыжусь мыслей о тебе при муже, всем вокруг кажется, что мы идеальная пара, но если бы хоть кто-нибудь знал как мне плохо. Плохо без тебя. А вот на Саньку гляну и краснею. Не знаю, будем ли мы когда-нибудь с тобой вместе, но всю жизнь я буду душой и сердцем только твоя, даже если ты будешь с другой.»
Мой очередной порыв нежных чувств она пресекла вытянутой рукой с растопыренными пальцами: «На сегодня хватит. Пойдём в душ».
Эта фраза прозвучала так отрезвляюще, словно пенопластом по стеклу.
Мне в голову пришла крамольная мысль, которую я не постеснялся тут же озвучить:
- Слушай, Наташка, а все-таки хорошо, что жизнь такая короткая. Мы будем друг без друга всего-то лет 50, ну или по теоретически возможному максимуму 100 лет. И всё… Потом снова вместе. Ты представляешь, если бы продолжительность жизни была бы, хотя бы 1000 лет, то, как это долго и тяжело поодиночке, а с другой стороны, за такую долгую жизнь, можно каждые полвека менять мужей и жён; после того как дети выросли, начинать всё сначала. Ты представляешь, снова крылья за спиной, хочется творить, ваять, писать стихи и прозу, носить любимую на руках… из прихожей в спальню…
- (Ласково с ироничной улыбкой) Ну, ведь и, правда, пошляк, все мысли ниже пояса. Заведи себе горем и 1000 лет в женском коллективе тебе покажется вечностью в аду, если конечно досрочно никто на «дембель» не отправит…
Не грусти, может, и мы когда-нибудь будем вместе, но не сейчас и уж точно не в это сумеречное время.
- Дева ты, Дева. Всегда хочешь быть лучше всех на свете и ради этого готова на всё, даже пойти на сделку с совестью, лишь бы оказаться лучше всех. В жизни - надо быть только самим собой, иначе человек привыкает жить в постоянном вранье самому себе, друзьям и знакомым. Потом вранья становится уже так много, что незаметно для себя самого: человек из мира реального перемещается в мир вымышленный. И очень-очень боится, если вдруг эта желаемая реальность, не с того не с сего, возьмёт да и рухнет.
Мне-то это не так страшно, потому что я просто не умею врать, ну короче Баран по гороскопу и этим всё сказано.

Наташка обняла меня, прижалась к груди:
- Барашек, ты мой Барашек, пожалей Деву, пусть я останусь в твоей памяти маленькой эгоисткой, той самой Лёкой, которая полюбила тебя и назло всем на свете стала сама любимой. Видишь, как оно оказалось - влюбилась на всю жизнь. Отпусти меня, у меня уже есть ребёнок, мне его растить надо, а не тебя уму-разуму учить. Когда-то и ты кого-то встретишь и полюбишь, может не так, как в первый раз, но всё равно крепко-крепко, у тебя будут свои дети, наверно, такие же барашки как ты. Овны - они всегда чуть-чуть дети, поэтому очень быстро находят с детьми общий язык. Это хорошо когда тебя понимают дети, особенно свои, так оно легче им многое объяснить, что можно, а чего нельзя.
- Наимудрейшая ты моя, тогда объясни мне, кем мы были друг для друга в прошлой жизни, если в этой прилипли друг к другу как магниты.
- Непременно объясню, но уже в следующей жизни, может, хоть там мы будем вместе с момента нашей самой первой встречи. И тогда, вместо своих поделок-рукоделок, пьянок-посиделок ты пойдёшь учиться в качестве настоящего студента, а не экспериментатора-самоучки. Закончишь университет, получишь высшее образование, диплом, лучше красный, устроишься на хорошую работу, научишься «мышей ловить» и добытое домой носить. О семье надо думать в первую очередь,  а ты в мыслях бродишь уже по галактике. Что там хорошего в пустоте и холоде? Там ведь на каждой планете свой муравейник и со своим уставом тебя туда просто не пустят, ну или пинками выпроводят обратно. Лучше уж в своём болоте тихонько квакать, власть хвалить, детей растить.
Или я не права?
- Права Лёка, права. Тем права, что если я весь в творчестве, ты вся в семье. Притягиваются-то разноимённые полюса, а одноимённые отталкиваются, скучно им друг с другом, а нам интересно, мы дополняем друг друга до единого целого, потому и прилипли друг к другу. Хочется надеяться, что навсегда.

Мы накинули одежду, одели на ноги шлёпанцы и по пустынному коридору пошли в душевую, где я, конечно же, так и норовил залезть под душ вместе с ней. Как знак понимания она меня поцеловала, прислонила ладони рук к моей груди, подарила серьёзный, но добрый взгляд: «Своё получил? Теперь иди в соседнюю кабинку! А я уж тут, как-нибудь одна справлюсь! Ещё успеть надо будет волосы просушить, на улице-то холодно, а нам теперь болеть ни как нельзя».




P.S. Когда-то наступит время, в котором нас уже не будет. Потом придёт время, когда уйдут все, кто помнил о нас. Но останется после нас этот рассказ, в котором мы с Наташкой всегда будем вместе…   







ЭПИЛОГ.


В самом начале нового тысячелетия приснился мне удивительный сон, цветной, но с ватным звуком. Это когда слышишь только то, что говоришь сам, а остальных участников наблюдаемых событий слышишь как бы через вату в ушах. И больше логически догадываешься, о чём идёт речь.
Второй парадокс – я ни разу не видел своего отражения в зеркале, поэтому не знаю, как там выглядел мой портрет. Я лишь ощущал себя, чувствовал, что это я, большего, к сожалению, сказать ничего не могу.
Свой возраст я ощутил лет на 60, одет был по-домашнему, но сверху почему-то белый халат. Внутри дома мне очень понравилось, всё аккуратно, чисто, просторно. На первом этаже большой холл, окно от пола до потолка, короче вместо уличной стены. Посередине этого окна на ширину метров двух, стекла не было заметно, там был выход на лужайку, по сторонам от проёма тоже не было заметно наложенных дополнительных оконных секций. Складывалось впечатление, что весь стеклопакет шириной 2-2.5м и высотой от пола до потолка поднимался рычагами и выполнял, помимо функции входной двери ещё и функцию прозрачного навеса (козырька) на случай дождя.
В доме кроме меня была ещё девушка лет тридцати, кем она мне приходилась сказать однозначно не берусь, но по эмоциональным ощущениям мы порядком друг другу намозолили глаза.
В её глазах я разглядел какой-то упрёк в свой адрес, что кроме моих «железок» есть ещё она и она ещё молода, и в конце-концов не предмет интерьера. Мне же хотелось поинтересоваться, почему она так задумчива и что у нас сегодня будет на обед.
Обеду в этот день состояться было не суждено… Как впрочем уютом этого домашнего интерьера я любовался последние его часы или минуты.
Посмотрев друг другу в глаза, я сказал, что отправляюсь в свою мастерскую к своим железкам, на что почувствовал сказанное напутствие: «Туда тебе дорога». На сей чёрный юмор в свой адрес я не обратил ни малейшего внимания. Зря – оно оказалось пророческим, и чуть было не стоило жизни мне, ей, и всем не только в близлежащей округе.
Эти раздумья о вечных ценностях придут на ум потом. А пока я прошёл по коридору в какой-то квадратный тамбур, там открыл толстенную дверь толщиной в четверть метра. По винтовой лестнице стал спускаться вниз. На этаже минус один располагалась мастерская со станочным парком, я двинулся по лестнице дальше вниз на этаж минус два – тут была лаборатория.
Освещение как будто никогда не выключалось, или включалось автоматически при появлении кого-либо. Вся начинка лаборатории почему-то уже работала, где-то что-то мигало, что-то где-то крутилось, бегало вверх-вниз.
Тот, кто пришёл (в смысле я) очень хорошо ориентировался в помещении приблизительно метров 8х12, уставленным научной аппаратурой (особенно в показаниях датчиков и приборов). Он нырнул в свою среду обитания там, где он как рыба в воде и где ему ни кто не помешает и ни кто не отвлекает от осуществления задуманного. Но тут он ошибся, желание исправить свой неверный ход в прошлом было сильнее подсказок интуиции о том, что делать этого нельзя. Последнее женское пожелание имело скрытый смысл: «В прошлое тебе дорога». Прошлое – понятие растяжимое, особенно во времени и событиях там происходящих.
Мне нужно было переместиться в осень 1985 года, что бы исключить ошибочно принятое летом неверное решение. Или, в идеале, в Май- месяц того же года, где получил отказ со стороны своих родителей пригласить в гости Наташку с её подругой на  Фестиваль (на время проведения которого наш полк прилетал в Москву). Моя комната всё равно пустовала, поскольку я находился на службе в армии и вопрос с размещением решался самым элементарным образом. Но как раз в это время наша семья строила дачу своими силами, т.е. своими руками и отпуск летом был огромным счастьем и всегда полностью посвящался строительной эпопее. Поэтому посвятить две недели приехавшим гостям, среди лета, тогда было просто непозволительным делом. Кто мог знать, что именно с этого момента начнётся другой сценарий жизни и судьбы, то ли лучше, то ли хуже, теперь уже ни кто и не скажет однозначно. Мы должны были встретиться, чтобы увидеть друг друга, но  встретились только через четыре года; мы должны были понять, кто мы друг для друга, но поняли это только через четыре года, когда Наташке уже было не до романтических отношений и любовных приключений. Всего одна маленькая оплошность: вместо того чтобы сыграть на опережение, сыграли на торможение и тут же появился тот, кого не должно было быть и в помине. В результате получилось то, что получилось.

     И вот, во сне как просто всё, чтобы исправить что-то в прошлом: остаётся только щёлкнуть тумблерами на хорошо знакомых приборных панелях. И всё…
    
Наверно я торжествовал в тот миг. Вот оно, сбылось! Сколько потрачено сил, времени, средств и вот проблема решена! Не тут-то было…

Торжествующий вдох и на выдохе завершающий все исследования щелчок тумблера. Вдруг на серой бетонной стене медленно образуется яйцеобразный проём шириной чуть больше метра и в высоту выше человеческого роста. Увидев это, я обошёл длинный стол с аппаратурой с левой стороны и подошёл к образовавшемуся проёму. Вместо цемента была какая-то светлая пелена, а за ней…

Вот уж действительно в народе говорят: «Пути Господни не споведимы». Что и где мной было сделано не так в расчётах – меня уже абсолютно не волновало. С той стороны, вдали, я увидел немецкий бункер времён второй мировой войны. Офицеры работали за столами, солдат почти не было, кроме тех четырёх с автоматами во главе с унтером (наверно по-нашему прапорщиком). Вся трагедия ситуации заключалась в том, что я остановился с левой стороны проёма, а не с правой, там, где выход из помещения, опять забылся в эйфории содеянного.
Я опёрся левой рукой о стену и стал внимательно рассматривать все, что там внутри и всех кто там внутри.
На них были одеты серые военные формы, значит это Вермахт, золотых погон среди присутствующих не заметил. Размер помещения вражеского бункера я не смог разглядеть из-за относительной узости пространственной пробоины. А шагнуть за пелену, покрытую мелкой рябью (как при наблюдении объекта через потоки поднимающегося тёплого воздуха), я не решился.
Меня увидели не все сразу, как-то медленно один за другим отрывались от работы, поднимали головы и поворачивались в мою сторону. Мы какое-то время смотрели друг на друга. Я с любопытством, словно наблюдал забавных зверюшек в вольере. Их взгляды выражали больше удивление, страх, изумление.
Тут я набрался духу, как мальчишка перед отчаянным выпендрёжем, покрепче уцепился пальцами левой руки в бетонную стену, коленом и боковой стороной ступни так же осуществил упор о стену. Просунул сквозь пелену часть головы и правую руку. Громко крикнул им на русском языке: «Привет братва!!!» и помахал рукой. Все молчали в оцепенении…
Вдруг у унтера глаза налились кровью, он медленно поднимает руку с выставленным вперёд указательным пальцем, показывая на меня и не громко, как бы обдумывая, произносит: «Даз ист юден!» Я как-то сразу понял, что бесполезно объяснять им, что это не совсем так, что я Москвич и эту национальность мне присвоили в Армии и с тех пор я с гордостью её ношу. Потом унтер крикнул: «Фоер!» и резко опустил руку вниз. Четверо солдат шустро перехватили свои автоматы (они висели у них на плече, а не на шее как в кино), передёрнули затворы…
Эх!...блин! а ведь сколько бабла можно было намыть через эту «дырочку» в пространстве-времени, ход истории можно было подкорректировать, всех неверных наставить на путь истинный… А всего-навсего один глупый унтер.

За короткий миг, когда они снимали автоматы и изготавливались к стрельбе, я шмыгнул за стену со своей стороны. И тут началась пальба. Я видел, как моё оборудование искрило, в местах пробоин, и оттуда шел светлый дымок. Я же на четвереньках, как самая последняя падла, пробежал с другой стороны длинного стола с приборами, они были как заградительная стена между мной и тем проемом, через который теперь летели пули.
Щёлкать тумблерами, чтобы выключить приборы мне уже было некогда, а может быть, не возможно было это сделать – после закачки энергии «пробоина» могла существовать какое-то время сама по себе, совершенно автономно, не потребляя более энергии от источника, который её создал. В голове была только одна мысль – успеть бы шмыгнуть на лестницу!
Как только сделал первые скачки по лестнице, спиной почувствовал, как пули липнут к бетонной стене. Про себя подумал: Господи, какое счастье, что во время второй мировой войны пули делали только из свинца! Добежав до первого этажа, приоткрыл железную дверь, проскользнул в образовавшуюся щель. С обратной стороны, что было сил, левой рукой надавил на край двери, а правой схватился за рычаг засова. Стукнуло железо об железо, дверь моментально замерла  в закрытом положении, я опустил рычаг засова вниз. Всё, время выиграно! Вышибить эту дверь можно только из пушки или придётся наложить несколько мешков взрывчатки.
Выбежав в холл с круглыми как два медных рубля глазами, застал свою подругу сидящей в кресле за журнальным столиком, разбирающую свежую корреспонденцию. Её взгляд безмолвно спрашивал: «С какой штуки ты только что сорвался?»
Объяснять, что происходит, не было времени. Я, на что хватило мощи голосовых связок, закричал: Съё-бы-вай!!! Сам же побежал на второй этаж в рабочий кабинет. Первым делом подбежал к окну. Одним движением распахнул обе створки. В верхней правой части над окном висела горизонтальная ручка с тросиком, дёрнул её вниз. Сразу перед окном появилась пластиковая раздвижная труба, состоящая из большого количества конусов входящих один в другой. Напоминала эта конструкция детскую горку, поскольку имелся плавный наклон.
Развернулся на 180 градусов, подскочил в левый угол комнаты, где-то между книжных стеллажей вырвал одну из декоративных панелей на стене. За ней было прозрачное стекло размером сантиметров 20х25, преграждающее доступ к рубильнику с эффектной чёрной рукояткой, напоминающей слепок внутреннего объёма сжатой кисти правой руки. Сейчас я удивляюсь, что это стекло мне удалось разбить локтем, хотя по идеи оно должно было выдержать прямое попадание метеорита. Возможно, была ещё одна степень защиты – сама рукоятка со встроенными сканерами отпечатков пальцев и замером частоты пульса, а стекло служило датчиком для сигнализации.
После того как рубильник был переведён из вертикального положения в горизонтальное – прерывисто взревел корабельный ревун. Его тревожный, надрывистый стон длительностью в две секунды чередовался с двумя секундами молчания. Начался тридцатисекундный обратный отсчёт…
Не мешкая ни секунды, пробежав через комнату, вскочил на подоконник, впрыгнул в трубу и как ребёнок скатился вниз лёжа на спине. Вылетел из этой горки прямо на ноги и что было мочи, собрав все последние силы, побежал к опушке леса. Следовало преодолеть метров 150-200 по ровной лужайке.
До деревьев оставался десяток-другой метров, когда я притормозил, чтобы перевести дыхание, оглянулся назад, не бежит ли кто-нибудь за мной? В этот момент я в последний раз увидел дом. В нём было два полных этажа, крыша – это самостоятельное помещение только как чердак, признаков обитаемой мансарды не было, уровень пола первого этажа был на уровне газона, а весь дом стоял на небольшой возвышенности с очень плавным спуском (видимо это искусственная присыпка грунтом цокольного этажа). Участок огромный, наверно не меньше чем 300х300 метров и очень ровный – сплошной стриженный газон, никаких кустарников, ни роскошных цветочных клумб, ни мирно пасущихся на выгуле парнокопытных. Это больше напоминало хутор на краю посёлка, который впрочем, виднелся где-то чуть дальше.

Я уже не спеша шёл в сторону леса, вдруг какой-то сильный толчок сбил меня с ног. Упав на траву, я снова оглянулся назад и увидел столб дыма, пыли, осколков кирпича, прочего стройматериала – всё это взметнулось высотой метров на сто. Самое удивительное, что к верху конус хоть и увеличивался в диаметре, но не на столько, чтобы засеять осколками весь участок. Видимо под домом был отлит огромный железобетонный стакан, который и обеспечил направление взрыва строго вверх.
Поднявшись с земли, я взметнул руки к небу и что-то восторженно прокричал, радости моей не было предела. Во-первых, я остался жив, а во-вторых, закрыл точку перехода.
Моя знакомая вышла из-за дерева, где спряталась от взрывной волны, на её глазах была написана такая глубокая тоска и искреннее разочарование: ведь там, в бельевой комнате осталось её любимое меховое манто…


Не дрейфь, Родная, всё ништяк. Прикид тебе у модельера зробим и будешь ты в обновках вся, как ёлка перед Новым годом.
Честно говорю: унёс я ели ноги, как спринтер угорелый нёсся прочь. В дороге той мне истинна открылась, что жизнь - она всего дороже. Расскажем всем о взрыве бытового газа, пусть головы ломают: что ж за газ такой в подвале нашем накопился.
А генераторов таких нашлёпать сотню можно. Да и себе деньжат подкинуть надо, туда, где молод я ещё, где у меня в карманах пусто. Попробуем сыграть другой сценарий, в котором я и молод и богат, да и любимая со мной, в решающий момент осталась…


       


               



НОЧНОЙ ТАРАН. (Трагедия)



Сегодня такой прекрасный июльский вечер, с моря подул лёгкий бриз, неся с собой прохладу и аромат морской свежести. По самому берегу идёт не молодая пара, обоим уже за сорок, их босые ноги омывают ласковые волны, они держат друг друга за руки, но почему-то оба наклонили головы, смотрят себе под ноги, на волны, то набегающие на берег, то скатывающиеся обратно в море. Что-то очень важное они хотят сказать друг другу, но почему-то ни кто из них не решается это сделать первым…
Они оба перебирают в памяти те 30 лет, что были вместе, свои приключения, свои мечты и желания, всё-всё то, что уже было, но почему-то ушло. Они потеряли интерес друг к другу, все их детские мечты уже давно исполнились, кроме чего-то главного, ради чего они рисковали своей жизнью, ради чего выстраивали хитроумные комбинации, из которых всегда выходили живыми и здоровыми, целыми и невредимыми и всегда непременно с боевыми трофеями в четырёх руках.
И вот однажды, приходит время второго объяснения в жизни, оно также волнительно, как и первое, когда мальчишка признаётся в своих первых чувствах с надеждой на обоюдную взаимность. Сердце ёкает и норовит выпрыгнуть из груди, а язык лопочет что-то несуразное…
Это всё когда-то было так волнительно, так торжественно победоносно. Потом была большая-большая тайна ото всех на свете, кустарно сделанный аборт. Дальше всё как у всех: цветы, шампанское, машины; цветные ленты, белая фата; друзья подруги и родня. Ни кто не знает ихней тайны, кругом веселье пьяное стоит, теперь она невеста, королева торжества; на ней фата и диадема, в глазах струится счастья свет, искрится он и светит всем.
Но вот минули четверть века, прошли они вдвоём не малый путь, назад уже не повернуть, идти вперёд, вдвоём, ему уж нету сил. Все мысли о другой, и жизни, и судьбе, и сердцу милой дорогой. Она напротив весела, полна задора, искренне игрива, в ней жизнь ещё живёт последним лучиком надежды. А вдруг любимый мной прохвост, в последний миг, вдруг станет человеком…

…Они шли по берегу, шлёпая как дети босыми ногами по воде, где-то там, далеко-далеко, огромное Солнце клонилось к горизонту, так и норовя в скором времени спрятаться в море.
- Софочка, - сказал он, подняв голову к небу, глядя на летающих с гвалтом чаек, пойдём и мы воспарим в небо, пока совсем не стемнело, полюбуемся сверху морем, закатом, всей этой красотой, оттуда всё это гораздо красивей чем с высоты человеческого роста.
Она как-то загадочно улыбнулась и потащила его в сторону, к их  вдалеке стоящему автомобилю.
- Поехали скорей, пока не стемнело, а то ни кто нас в небо не выпустит.
- Дорогая, правильно сказать: взлёт не разрешат.
- Именно, именно, поэтому поторапливайся, надо побыстрей доехать к нашему ангару.
- За темноту не беспокойся, я все приборы сам калибрую и там, где надо прожекторами подсвечу.
- Конечно, конечно, любимый, ты за руль садись, а я, пока мы едем, по телефону поболтаю, то так давно не слышала родные голоса.

…Разгон, отрыв, набор высоты над морем, кажется, вот-вот они долетят до самого Солнца...
- Миша, ты ни как решил уйти в стратосферу? Смотри-ка: два движка у нашей ласточки, а уже не тянут на подъём. Топливо кончится сам, что ли руками начнёшь махать? Или сам с парашютом, а меня в штопор?
- Не боись, родная, тут бензина как до Китая и обратно. Сейчас развернусь и обратно на материк полетим, любоваться красотами ландшафта.

…Они шли на предельной высоте, наконец, где-то там внизу появился ели различимый геометрический рисунок дорог, домов, участков. Справа от них леса, поля, где-то в далеке, прямо перед ними,  горы, величественные и молчаливые.
- В горах ведь ни кто не живёт, что мы там увидим, при слабом свете?
- Их силуэты, услышим их тишину и полюбуемся их величием в последних лучах заходящего Солнца.
- Хорошее ты выбрал место, только оно навивает грусть, а мне хочется радоваться жизни, шутить, смеяться, петь, растить детей.
- У тебя их ни когда не будет, чему ж тут радоваться?
- Тому, что мы живём и можем жить ещё для кого-то.
- У нас и так три кошки и две собаки, причём одна из твоих кисок недавно чуть не отобедала мной. Это ж надо было додуматься пуму притащить домой.
- Я случайно услышала еле различимые жалобные звуки, пошла в их сторону, а там чуть живой котёнок. Взяла на руки, спрятала запазуху, выходила, тайком от бдительных стражей привезла домой. Ну что ж поделаешь, котёнок вырос и превратился  в красивую, грациозную кошку. Мы с ней стали подругами, а на тебя, когда  ты пьяный, и твои волкодавы косо смотрят.
- Куда ты её дела после этого случая, обратно не вернётся?
- Моя Бонька у добрых людей, сыта и здорова. Тобой обедать не придёт...
- Она же хищник, может под покровом ночи пробраться.
- Ох, милый, хорошо бы, несчастный случай и всё…
-Ты никак смерти моей хочешь, любимая?
- А ты моей, любимый?
- А давай уйдём вместе, дорогая!

…Она выпрямилась в кресле, крепко вцепившись в подлокотники, медленно обвела взглядом все, что вокруг них, под ними, пыталась разглядеть их дом, который был там, далеко-далеко, но всё равно был где-то здесь, рядом. Наклонила голову набок, повернулась, нежно обвила его шею руками, заглянув ему в глаза, спросила:
- Когда?

…Он долго ждал этого вопроса, он столько репетировал все действия и манёвры самолёта в воздухе, что ему казалось, что все ассы Геринга перед ним просто мальчишки, запускающие воздушных змеев. Он всё отрепетировал. И вот, наконец, настал момент показать этот спектакль своей уже надоевшей и вызвать у неё страх смерти, чтобы потом использовать это как повод для предстоящего разрыва.
- Когда говоришь?
Они упёрлись лоб в лоб, потом поцеловав её нежно в лобик, он лукаво молвил:
- Да прямо сейчас!
И наклонил штурвал от себя. Самолёт клюнул носом и на приличном угле начал снижение.

…Она крепко-крепко обхватила его шею своими элегантными руками, взглянула ему в глаза с ироничной улыбкой юной девушки, крепко поцеловала в губы. Спокойно, ровным голосом с игривым ироничным тоном ответила:
- Согласна, любимый!
После этих слов упёрлась правой ногой в самый верх штурвала, а её руки намертво обхватили его шею.

…Самолёт свалился в штопор, выйдя на ту траекторию полета, из которой уже не выбраться легкомоторнику. Всю свою массу тела и его тоже она перенесла на штурвал.
Он судорожно тянул штурвал на себя, в панике стал её бить, что было сил, пытался отбросить в сторону. А она сидела у него на коленях и из последних сил прижимала штурвал спиной.

Две стройные женские ножки, обутые в туфли на высоком каблуке, встали в распор между стенкой кабины и пассажирским креслом. По её лицу ручьём текла кровь, один глаз был выбит, она продолжала крепко держаться за его шею бульдожьей хваткой. Последний раз она улыбнулась, взглянула на него оставшимся глазом и также ровным ироничным тоном голоса произнесла:
- Пойдём со мной, любимый…
От своей безысходности и от того, что всё получилось далеко не так, как было задумано, он, что было сил, заорал во всю мощь своих голосовых связок, видя увеличивающееся количество нулей на высотомере, который недавно сам калибровал.
- Су-ка-а-а-а!!!

…До земли оставалось пара секунд полёта. Она прижалась своей щекой к его, и на ушко, с доброй улыбкой, сказала самую последнюю фразу в их жизни:
- Умнеть начинаешь, любимый…


… Среди покрытых ночным мраком гор вспыхнула маленькая искорка… Она озарила своим светом ближайшую округу, и на несколько минут осветила горный пейзаж, затем медленно потухла во тьме ночной…

По пустынной гористой местности пронеслось раскатистое эхо взрыва.
…Возле костра сидели совсем юные мальчик с девочкой, ей почти пятнадцать, а ему уже шестнадцать. Они тревожно переглянулись, он обнял её, крепко прижал к себе:
- Не бойся, милая, мы будем всегда вместе и умрём в один день.
- Ты не врёшь, любимый???
- Нет, дорогая, я тебе никогда не вру!
- Тогда придумай что-нибудь, то ведь залетела я…











ПОДПОЛЬНЫЙ  МИЛЛИОНЕР  ЖЕЛАЕТ  ПОЗНАКОМИТЬСЯ  или не в деньгах счастье. (Пародия)

            
У нас, у подпольных  миллионеров, признаюсь вам честно, жизнь очень тяжёлая. Приходится себе во всём отказывать, ну для маскировки понятно. Кругом ведь хищный люд ватагами бродит, челюстями лязгает, когтями цокает, кого бы сожрать присматривает.
     Ведь даже когда мы собираемся на светский вечер берём всего по одной бутылке пива и то с собой. Нельзя, знаете ли, лишнего выпить, ни для кого не секрет, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
     А ведь как иногда хочется похвалиться перед товарищами своими высокими и стабильными доходами, но нельзя… Вдруг чего лишнего сболтнёшь. Ну, например, начнёшь доказывать чего ты там владелец в этих самых оффшорах. Ещё стакан – другой: начнёшь называть номера банковских счетов. Ну а если литруху махнёшь, не равён час, пароли начнёшь выдавать. А друзья по нашему цеху только того и ждут, специально приглашают на рауты разные, в общество  высшее.
     Да… Типа пообщаться, мол соскучились… А сами молчат,  словом не обмолвятся, только и ждут когда ты чего-нибудь сболтнёшь. Ухи востро держат, лишней рюмки не выпьют. Мы, мол, трезвенники, а у самих по диктофону в каждом кармане.
     Я ведь человек честный - вы всё из анкеты знаете. И принципиальный – один не пью, поговорить не с кем! А иногда поговорить так хочется, ну о всякой- всячине возвышенной, а не о том кто кого заказал дешевле. Или чего стоит слушать базар о том с кого, чего взять можно и как лучше это сделать. Не, не то всё это.
     Вот недавно собирались мы на раут, народу много, кто кому первым цианиду сыпанет, не угадаешь, поэтому каждый со своей бутылкой приходит и так целый вечер её под сердцем и носит. Кабы  там по близости,  какой факир-чудотворец не оказался, тогда всё кранты.
     Да, но это кранты тому, кто зазевался или на стать какую в декольте загляделся. А вот для всех остальных  через три дня новое развлечение: тусовка с массовкой на свежем воздухе. С речами хвалебными, типа: спи спокойно товарищ, деньги твои зря не пропадут, в надёжных руках останутся, заводы и фабрики дальше работать будут… Так мы и живём, подпольные миллионеры, скука да и только. 
     Или вот, например, недавно, на конференции по вопросам макроэкономики, ну это куда трезвому вообще лучше не приходить иначе и впрямь в светлое будущее верить начнешь.  Поначалу заздравицы разные, доклады с расчётами-подсчётами, а потом  к неофициальной части перешли. Ну, это когда по комитетам и комиссиям народ разбредается.
     Тут  я говорю, что надоела  вся эта байда, хочу чего-нибудь большого и чистого.  А Кирюха, корефан мой, понятно тоже миллионер, видимо не так меня понял: достаёт из-под  стола «дегтярёва» и мне протягивает. Возьми, говорит, он чист как девственница, ни кого в этом веке ещё не замочил. Тебе по-братски отдаю – пользуйся. Так вот…
     Вот я и решил счастья в интернете попытать, может и найдётся она половинка единственная. Кто знает, может и услышит, может чего там напишет про любовь большую и светлую…    
         
    
    


    
    
СКАЗ  О  ЯСНОМ  СОКОЛЕ.   (Интерпретация)


Когда-то, давным-давно, каких-то 13000 лет тому назад, или чуть больше, одна юная девушка (кстати сказать, гражданка Славяно-Арийской Империи) в любовном порыве отправилась в дальнее-дальнее путешествие. Ну, в общем-то, не так уж и далеко, всего-навсего за 39 Дальних Дали (в переводе со Старорусского на современный русский - это ни много, ни мало – а всего лишь 39 Парсек; ну или 120 световых лет). Отправилась она искать жениха своего сбежавшего утром ранним, на восходе Солнышка, пока Настенька ещё сладенько дремала под одеялком и сны цветные видела о своём счастливом замужестве, о семье, да о детях…
То, что жених отбыл по служебной необходимости, Настенька ещё не знала, но догадывалась, что есть команда «Сбор». По которой все моментально вылезают изо всех щелей, сползают с тёплых печей, оставляют жён и детей – исчезают из точки А, чтобы появиться прямо на борту своего боевого транспортного средства, дабы перенестись туда, где требуется их помощь, поддержка, огневая мощь и наработанный за многие эпохи опыт решения проблем с наименьшими потерями среди своих и наибольшими среди чужих.
Что ещё Настенька видела, во снах своих девичьих, в то утро – мне не ведомо. Да вот только улизнул от неё жених её возлюбленный, правда, сказав шёпотом на последочек, где сыскать его можно. Хоть спала крепко Настенька, да всё услышала, всё запомнила.

И как только проснулась, как следует выспавшись, потянулась она, по сторонам оглянулась, глубоко вздохнула, сладенько зевнула, и на выдохе, с довольной улыбкой, молвила: «Я тебя, Сокол мой возлюбленный, не то, что в нашей галактике сыщу, я тебя и в соседних разыщу, и под венец отведу. Будем детишек наших вместе растить, да воспитывать. Всё ли тебе, Сокол мой ясный, по Чертогам Кощеев гонять, да силушкою играть, пора и о доме своём хорошенько подумать».

Так оно было или нет, кто ж его знает. Только попрощалась Настенька с дедушкой своим стареньким, когда-то тоже лихим Витязем, да засобиралась в путь-дорогу дальнюю.
Молвил дед ей на прощание: «Мать твоя с отцом доблестью блещут – по щелям, да по норам Нечисть выковыривают, неужто и ты воевать отправляешься?»

- Что ты, дедушка, аль забыл, что на войне воюют Воины да Витязи, Странники небесные, а наше дело женское род их продолжать. Что ж до Матушки, что за Батюшкой приглядывать отправилась, то ведь от тоски зелёной, ей-то к сердцу ближе Кощеев шинковать, чем по хозяйству шуршать. Папашка при деле и мамашка при нём, а мы с тобою двадцать лет как вдвоём.

Навоюются в дом вернутся, коли живы останутся, а у моих ребятишек пусть семья будет. Чему смогла я у тебя научилась, дедушка. И мечём махать, и огнём поливать, без следа исчезать, да появляться из ниоткуда. Всё усвоила чему ты учил, всё освоила, что по силам хрупкой девуше.
Коли встретится кто на пути – то экзамен мой будет.
И промолвил ей дед с яхидцою: «Ой, смотри Настенька, Соколу своему, то не сказывай. Что могёшь да умеешь – о том ты помалкивай, коли хочешь его в мужья получить».
- Особливо ты помалкивай, что дед научил тебя как Земли кощеевы в пыль обращать – то знаю я и теперь знаешь ты, да не ведомо то коварным Кощеям. Силой грозною управлять ты обучена, в сердце твоём ключ от неё, ты сама теперь, как оружие, в силе твоей власть безграничная, соблазны несущая духу неокрепшему.
Силу свою ни кому не показывай, про неё ни кому ты не сказывай.
Я был Воин, сын мой Воин и ты от него урождённая дар наш обрела. Сохрани его, приумножь, сбереги его – пригодится он через много лет. Пусть потомки мои защитят Землю Русскую, когда час их придёт.
А теперь, мы простимся с тобою, Настенька, 24 тебе уже от роду; и путь твой уходит вперёд. Мне же идти уже некуда, здесь останусь я и усну. Когда кончится Ночь – ты разбудишь меня. Снова сильным Витязем отпряну от долго сна.
…Великим, то будет сражение, быть может, последним для нас.
Земля эта уже обречённая, остаться на ней должны старики, молодым надлежит продолжить Рода наши Славные, передать умение и Знания, пронести их сквозь Забвение.
Так, простились они, улыбнулись друг другу, коли свидятся, коли нет, одному Богу Единому - известно то, что изменится за многие тысячи лет. А Галактика всё же крутится, и жизни предела нет.

Взгрустнулось Настеньке от услышанного, шла дорогой она и тропинками, любовалась Миром Земным и прощалась с Краем Родным, с каждым деревом, с каждой пташкою…
На том закончена прелюдия, перейдём теперь к славной повести, Сказу древнему о путешествии Красной девицы. Как скиталась она по Галактике, путешествуя по Землям обитаемым, что в чертогах, разнесённых временем, сохранились ещё в нашем времени…


                *****

               
Было больно ей, было горько ей, а потом смирилася с участью своей на роду написанной – очищает она Мир Божественный от скверны его пожирающей.
Сколько грешных путей ей оборвано – не сочтимо ни кем, то и ненадобно. Станет чище Мир на секундочку, лучик Света блеснёт на мгновение, и снова Тьма сгущается, наползая с разных сторон. Отчего  же Сумрак этот никак не кончается… толи Ночь за ним надвигается, толи утренний Свет…
Что же будет? когда всё закончится. Кто останется? Кто уйдёт?

Ох, не сладко доброта обходится, тем, кто сжалился и чужого впустил - тот приумножился и крепко корни пустил. А Кощеи те улыбаются, нагло всем ухмыляются, думают то, что вечные, но смерти боятся пуще всего – знают нечисти, что не воротятся после кончины своей. Нет Души у них, только скверные помыслы…
Облик могут иметь человеческий, но по сути своей, что животные. Ни пахать и ни сеять, ни созидать, а только обманом добро добывать.
Вот и старается хрупкая девушка уже многие тысячи лет, может она и не вечная, но надежда в ней всё же живёт, что когда-то расступятся сумерки и Светом небесным воссияет Асгард.

Дети её давно уже выросли, внуки её дорогой пошли, Ясный Сокол возлюбленный в тёмном чертоге крылья сложил.
Отправлялась она на свидание, а ушла на тысячи лет. Правду сказал ей, когда то дедушка – не скоро случится вернуться домой.
А Галактика… пока ещё вертится в суматохе обыденных дел, хватит ли сил избавить от нечисти, Светлый пока ещё Мир?

Все Богини рождаются от собственной матери и несут этот дар сквозь Вселенную на хрупких женских плечах, сохраняя любовь  в мироздании уже многие тысячи лет…