Куски памяти

Мы уходим от близких и любимых, чтобы не делать больно себе. Нам кажется, будто все это невыносимо. Нам кажется, что убежав от проблем, мы больше никогда их не коснемся, но они обязательно вернутся к нам, когда вернемся мы.

Уезжать всегда страшно.

Знаете, запах в аэропортах особенный, такого нигде нет. Он не подается описанию и распознанию на улицах городов. Экзотическая смесь нервов и неописуемого счастья, долгожданной свободы с привкусом легкой распущенности и собранности одновременно.
 Огромные очереди на регистрацию всегда повергали ее в шок и панику, но до этого момента было еще много времени, и они сидели в маленьком кафе, будто возвышающимся над всей взлетной полосой. За стеклами был совершенно иной мир – в эти секунды люди возвращались домой или улетали на отдых, кто-то ждал, что командировка подарит ему новые возможности и откроет перспективы, кто-то просто надеялся, что в скором времени приземлится в солнечной жаркой стране и отдохнет от всей этой серой townской суеты.
 Признаться честно, ей было совершенно наплевать кто, как и куда. Важнее было то, что через три часа ее не окажется «здесь». Ах, это «здесь». Как часто оно делало ей больно, обжигало и заставляло всматриваться в лица прохожих. Наверное, в силу своего юношеского максимализма она не до конца понимала, что творит, но была несказанно рада его предложению улететь вместе в Гамбург. Билеты пролежали на ее полке всего два дня, а сумка была собрана за считанные часы.

Это было совершенно не похоже на нее. Она никогда не любила уезжать, но в один прекрасный момент все изменилось: теперь она выбирала опоздания на загородный автобус, нежели чем спокойно проведенное время дома. В скором времени их встречи стали длиться еще дольше, и она вовсе перестала возвращаться домой. Они смеялись, болтали, смотрели непонятные фильмы, но эти минуты приносили ей больше наслаждения, чем проведенные дни в кругу семьи. Она сбегала от проблем, а он помогал ей в этом.
Ей нравилось его имя, ему – ее глаза.

Он спокойно читал очередной выпуск какой-то газеты, она медленно смаковала зеленый чай. Когда-то она обожала кофе, но он стал для нее невкусным и приобрел привкус памятной горечи. Правда, молоко она любила до сих пор, и Рома всегда приносил его домой после работы.
 Он, наконец, свернул газету и внимательно посмотрел на нее:
 –  Ну, скажи, ты рада?
 –  Конечно! –  искренне ответила она. –  Только я не знаю, что делать, пока ты будешь работать.
 –  Прогуляйся, осмотри город, –  улыбнулся он. –  Я уверен, что тебе понравится.
–  Ну, ты же знаешь – я всегда найду занятие по душе, где бы я ни находилась.
Он улыбнулся ей в ответ, и волна спокойствия парализовала все ее тело.

 В скором времени они уже сидели в самолете, и Рома снова взялся за чтение газеты. Ей же просто оставалось слушать музыку и ни о чем не беспокоится. Почти ни о чем. Только какие-то мысли забивали ей голову. О них не знал никто. Почти никто.
«Мы меняем любовь на сук, сук на деньги, деньги на материю, приносящую нам счастье. Мы меняем дружбу на связи, связи на конкурентов, если те дают больше, и совсем разучились читать, –  думала она, пока наушники тихонько выдавали обрывки фраз Da Gudda Jazzа. – Мы строим из себя больше, чем мы есть на самом деле, и бываем самими собой только в те секунды, когда засыпаем в полном одиночестве, уставившись в потолок. И все. А когда еще? Когда улыбаемся всем подряд и делаем вид, что все отлично? Или когда плачем, желая получить поддержку близких. Плакать можно и наедине с самим собой – это выгоднее и удачнее. А чтобы не плакать на людях, существует такая вещь, как тушь. Человечество, спасибо тебе огромное за это».

Самолет начал набирать высоту. Рома копался в своем кейсе, судорожно перебирая бумажки, а в ее голове все так же четко всплывали уже чужие слова: «Это твоя жизнь – твой выбор».
И она, кажется, наконец-то его сделала.

***

Flashback
Дождь барабанил по крыше уже четвертый час, а я, откинувшись на стуле, медленно курила последнюю сигарету.  Я была спокойна как никогда. Не было переживаний, не было грусти и даже желания что-то делать. Просто было хорошо.
Мне показалось, что дом – самое лучшее место, где я могла провести это время. Даже уютное кафе не дало бы подобного эффекта. Проигрываемые дорожки в playliste все сменяли и сменяли друг друга, а я, уткнувшись взглядом в старый угол между двумя бетонными стенами, прокручивала мысли в голове, как нервные мужчины крутят три костяных шара в одной руке. Знаете, на них очень часто рисуют драконов или иероглифы. Тоже самое делала и я, но мысленно.
Раз прокрутка: «Надо дописать четвертую главу книги».
Два прокрутка: «Не будь ленивой, Ксюша».
Три прокрутка: «Не забудь завтра доделать часть курсового проекта».
И по новой:
–  Сделай то, сделай это…
В конце концов, меня это достало, и я бросила взгляд на затемненное стекло, по которому маленькими ручейками сбегали капли дождя. Стекающие слезинки неба сверху сбивали те, что были ниже, и они или разбегались в разные уголки к рамам окна или сливались воедино.

Меня пугал идеальный порядок вокруг. Как-то непривычно было без пылинок, скапливающихся обычно на полках с книгами, без легкого творческого беспорядка и кружек, поставленных в ряд на подоконнике в количестве пяти или шести штук.
Странно это – оставлять то, что есть здесь. Странно вот так спокойно планировать отъезд и совершенно не нервничать, когда приходит время покидать укромный уголок своей души, пусть и ненадолго. Просто очень непривычно.
Телефон, лежащий на столе уже который час, разразился ожидаемым звонком. Я спокойно протянула руку и, удостоверившись надписью «Рома», сняла трубку.
–  Готова? – послышался слишком бодрый голос. – Я почти под окнами.
–  Почти, как чуть-чуть – не считается, –  вымолвила я и тихонько улыбнулась.
Я отчетливо слышала, как он едет по трассе. Помните, когда во время ливней вода расходится волнами по оба борта от машины. Подводные лодки, честное слово. Так же ехал, кажется, и он. Или мне показалось.
–  Хорошо, не почти, а уже на повороте, –  возмущенно ответил он, и я почувствовала, что он тоже улыбнулся мне в ответ. Так тихо-тихо.
–  Ну, хорошо, хорошо, –  уже не выдержала я, –  собрана и спускаюсь.
–  Зонт и документы не забудь, –  позаботился Рома.
–  Да, особенно важен зонт, ничего не скажешь, –  хихикнула я.
–  Перестань язвить, мелкая, и давай, шнелле, –  прозвучал довольный голос в трубке.
–  Есть, сэр, –  ответила я и повесила трубку.

Дождь все не прекращался, а припаркованная у подъезда машина стояла на аварийке.
Рома встретил меня с распростертыми объятьями, а я пробурчала, что он мог бы и забрать сначала сумку. Хотя знаете, не такая уж она и тяжелая была, но нужно было придраться. Он ответил на мое возмущение своей обычной теплой улыбкой и закинул сумку на заднее сиденье.

Я последний раз вдохнула загородный воздух и села вперед.
Меня устраивало в Роме все, кроме его имени. Оно как-то странно выбешивало меня и загоняло в клетку произносимыми четырьмя буквами… Рооооо-мааааа…  в воздухе сразу появлялся аромат безысходности и воспоминаний, поэтому я никогда не звала и не буду звать его по имени. И пусть другого человека звали совсем иначе.
Когда я пришла в себя, он уже гнал по кольцевой в Пулково, но было как-то особенно хорошо и спокойно.

«Это твоя жизнь», –  сказали однажды мне. И моя жизнь стала такой.

29. 7. 2012

Настоящее.
Забавно найти эти строки в самой дальней папке на рабочей флэш-карте спустя два года. Я помню всё, самые грустные моменты, помню, как стремительно всё менялось и, промотав время на пять, а то и семь лет назад, понимаю, что я взрослая, что жизнь шла и шла, а ничего не изменилось. Я так же продолжаю уходить от любимых куда-то, теряться среди улиц мегаполиса, прятать куски себя в обрывках стихов, фраз. Я до сих пор не смогла смириться, что не умею любить. И не смирюсь никогда, не научившись этому чувству. Потому что это невозможно сделать. Или есть, или нет.

22.10.2014

Редактор: Настя Шварц
Фотография: Michael Papendieck