Распыл. годы 20-70-е. роман ч. 7

Шел Сашка к гаражу и, несмотря на мороз, не запахивал полушубок – горел от ярости: - Бате, вишь ли, и образ жизни мой плох, и измена брата Петра Белому движению, а тот всего лишь в снабженцы пошел, семью спасая от комиссаров! Так ярились палачи, что и пацанов казацких отстреливали как псят бешенных. Эх, батя, -  сам-то сидит в норе «пятнаху» как за убийство по-первости, и молчит в стакан, а осудил... Уж так рассудком двинулся, что и родне вестей не шлет!
Сашка зло отпнул выкатившиеся на дорогу останки ведра:  - Недаром дядька, тяте матюгов вместо поклонов слал, да и про младшего брата Ивана рассказал – роман, а не судьба! Это ж надо, - стольких красных накрошил храбрец, что сам Краснов в офицеры двинул да крест на могучую грудь генеральской рукой приколол! Н-нет, батя, коли не очухаешься от сна, не знать тебе про лихого братца – останется моим семейным достоянием!..
Налетевшая на город поземка закручивала меж бараками снежные вихри, а Сашка шагал и вместо свиста ее, слышал скорбный голос дядьки: - Ваня наш, Ваня.., – успел бедолага уплыть в туретчину, а потом и в Париж, да вот только словил две пули на той проклятущей посудине – за девушку вступился лыцарь казацкий! Вишь ли.., три ухаря решили попользовать в спящем трюме красавицу, а дядька твой, их же ножом двоих резанул, однако ж последний в бок стрельнул навылет и мышцу возле шеи как срезал падла! Его поймали и за борт выкинули сослуживцы, но  Ивану от этого легче не стало – еле-еле та девчушка его выходила. – Голова Ивана, правда, к плечу склонилась, будто в думку впал, и нога левая подсыхать стала – беда!.. Так клонился боец к земле аж семь годков, и, ведь, не сдавался - много написал воспоминаний о двух войнах - опять же генерал Краснов его стиль хвалил, а вот публиковать труды Иван почему-то отказался. Почитать бы, да где теперь сыщешь записи?.. Ну, а как девица его покинула, иссяк - стрельнул себе казак в буйну голову, да и прилег навеки на русском кладбище под Парижем. Зарубе, якобы, сказывали, что крестов воинов православных там не счесть – до горизонта во фрунт стоят… Дюже сокрушался дядька, а уж как про тихоню-Василия прознал от Сашки, то аж всплакнул – эк, нас жизнь скукожила, да скурвила!
Конечно, племяш лишь намекнул, мол, живет батька Василий тихо, женился, на службе состоит, - сторожит там, сям… Но Петр до остального сам допер: – вона!.. Так трухнул брательник, что и весточку не смог послать? – знать его не желаю боле!
       Впереди зашумел гараж. Сашка остановился: – н-да… А коли про мои подвиги со стрельбой по кассе и ментам прознал дядька, так, поди, и вовсе отчаялся… – Жаль, что так нескладно вышло, хотя деньгу срубили немалую… Эх, ма! Да надолго ли хватит? Ладно.., еще пару раз грабану краснопузых и в завяз – будя! Женюсь, сына на ноги поставлю и честным выращу!
14.
Однако, пока со свадебкой тянули, милиция провела скорое дознание, - схватила Сашкиного подельника. Ухарь тот и дом милашке купил, и на машину было замахнулся, а с его ли репутацией было так «светиться»?.. К тому же договор банды нарушил – залечь надолго на дно!
Вобщем, били его легавые крепко, сознался в содеянном быстро и, что самое поганое, всх дружков своих выдал.
    «Вторая ходка»   
Забрали Сашку ночью. Оружия или денег при нем не нашли, сопротивления при задержании не оказал, на суде «ушел в несознанку», однако он все равно  влепил ему  12 лет строго режима. И осталась невеста Ленка без мужа, но с плодом любви под сердцем.
Кручина напала на родню и друзей несусветная. Беременную Ленку, правда, никто не осуждал – ведь еще бы месяц, другой и быть ей официальной женой, опять же, чувства у них с Сашкой были настоящими… Но так уж бывает – судьба!..    
И началась для Лены другая, взрослая жизнь. Пришлось учиться и работать, ждать вестей от мужа и готовиться к родам, а потом и вовсе закрутила такая поземка дней, что вздохнуть не моги! - Явился на Свет Божий сын Игнат – бутуз 4-х кило весом, с лихим черным чубчиком и бесшабашной улыбкой во весь беззубый рот – здравствуй, мама! В палате роддома, Лена часами любовалась казачком и думала: – как же хорошо, что при рождении, ни родители, ни близкие не знают о судьбе ребенка. Этот дар свыше дает волю таким мечтам и надеждам, таким светом наполняет душу, изгоняя мрак и страх из уголков ее, что хочется бесконечно благодарить Спасителя, повторяя с детства заученные молитвы.
    Пришла первая весть от Сашки. В ней не было ни слова о тяготах тюремного быта – не в его характере, но зато красовался внизу единственного листка, рисунок – сердце пронзенное стрелой. Для блатного почтальона эта «татуировка на бумаге» не значила ничего, но для Лены она звучала сокровенным признанием в любви!        Испитой лицом, с синими от наколок пальцами, угрюмый дядька взял от нее столь же краткий, но с вестью о рождения сына, ответ, мясной пирог в дорогу, а от денег отказался, буркнув: – это у нас в падлу! – Ночью он скрылся. Почему-то Лена была абсолютно уверена в скорой доставке ее письма и стала ждать от мужа настоящего, с обратным адресом.
Оно пришло, когда Игнатке уже исполнился год. Сашка писал из госпиталя. Письмо было и радостным, – возможно ему сократят срок за примерное поведение, и пугающим – мужу отрезали отмороженный большой палец ноги. Заразу эту надо, якобы, подлечить пару месяцев, а там видно будет. Далее, счастливый отец просил ее фотку с сыном, передавал всем поклоны, приветы, пожелания.
… И слезы закапали из коричневых глаз супруги. Женское сердце сразу почувствовало беду – надо ехать!
Она прочитала родным письмо, внимательно поглядывая на их побледневшие лица, рассеяно выслушала бодрые реплики: - Повезло Сашке, коль раньше отпустят, а палец – тьфу! - аль не в Сибири живем? – тут это сплошь и рядом!
Когда все разошлись, кратко поговорила с отцом:
- Ехать?
- Да. 
Игнатке быстро сыскали няньку, - студентку-заочницу Машу, и Лена села в поезд.
                ***
Сашка лежал в спец-блоке госпиталя Новосибирска. К ее приезду, бедалагу уже лишили ступни, и встретил он жену почти холодно:
- Здравствуй, Лена, присаживайся.
- Здравствуй. Поцелуемся что ли?..
- Я не брит.
Она растерялась. Его глаза, измученные тюрьмами, болью и очевидным вопросом: - кому он теперь такой нужен? – полыхали желтым пламенем, эти странные любимые трехцветные зацелованные ею очи!..
- Что ты, Саша?..
- С похмелья! Не видно, что ль?
Ленка наклонилась и крепко поцеловала его в губы:
- Врешь.
Он сник:
- Вру.
… Пошли вялые расспросы о сыне, родных, тихие ответы о больничном быте, и ожидание главного ... Лена не выдержала; 
- Я так люблю тебя, мой буйный Сашка! Ну что значит в наше послевоенное время, отсеченная ступня? – Разве может это повлиять на наши чувства? Скорей выздоравливай и айда домой, казаче! Отпустят?..
Он усмехнулся:
- Вчистую! Им лишний рот не нужон.
- Как хорошо, Саша! Тебя все ждут, а сын уже говорит: - папа, мама, бля!
Он, от неожиданности, рассмеялся:
- Кто ж научил? Не батька ли мой заходил?
Лена радостно подхватила этот всплеск эмоции:
- Был батя и не раз, но говорил почему-то шепотом. А после родов, помню, дала ему Игнатку подержать, так он чуть не упал с перепугу, – застыл как с бомбой в руках и борода дыбом!
Она живо представила эту картину и неудержимый смех состряс ее тело. Остановилась Ленка лишь после того, как поймала горящий Сашкин взгляд на ее большой груди и аж икнула:
- Что ты?...
- Истосковался. Ишь как налита…
- Кормлю еще иногда – здоровей будет!
Он кивнул на дверь:
- Подопри стулом…
Наверное, на лице ее отразилось столько стыда и ужаса, что он ругнулся и отвернулся к окну:
- Куда тебе!.. 
Она залепетала, было, – да уж, не смогу тут, не сердись, потерпи…
Но он быстро совладал с собой и почти спокойно спросил:
- Что нового в городе?
Для Ленки такой вопрос прозвучал как на чужом языке, и она долго молчала, будто силясь перевести…
Сашка гневно повторил:
- Что нового?..
Она перевела дух и тихо ответила:
- Скоро в новый барак переедем с мамой, новый с балконами такой…
Без стука вошла квадратная медсестра – нос картошкой, глаза огромные и черные. Замерла, в упор глядя на Ленку:
- Что красная такая, водки просит?
Та совсем растерялась:
- Н-нет…
- Смотри мне, а то он со стаканчика тут же ноги протянет! Ух, я тебе, Борисов… Температуру мерил как сказано?
Сашка спокойно ответил:
- Нет, гражданин начальник, но сейчас исполню.
- Именно, а то без жратвы оставлю! Довел девку…
Ленка встала со стула:
- Я его жена, и у нас все нормально.
Медсестра круто развернулась и вышла вон.
Сашка вздохнул:
- Видала овчарку? Это она так жалеет… А на зоне, поди, жрет зэков живьем и без соли, сука...
Медсестра вдруг вернулась:
- Свидание закончено – Главврач на подходе. На выход, гражданочка!
Ленка встала, отдала мужу фото и домашнюю стряпню:
– Приезжай быстрее, Саша, сын еще слишком мал, чтобы оставлять его с няней – боюсь…
        Возвращалась она домой поникшей, как ива над речкой. В голове стоял тяжелый гуд от сотен вопросов: – где жить, как, и чем?.. На работу Сашку, конечно, возьмут, но когда и в качестве кого – слесарем?.. Вряд ли это ему по душе.  Как же вытянуть ей одной столь любимый, но тяжелый семейный поезд?..