Нужно ещё успеть к поезду

Ничего прекраснее нет утра, раннего, совсем ещё сонного. Когда оно пробудилось, вылупилось, неизвестно. Солнце ещё низко- вернее, его ещё совсем нет. Только персиковое тёплое зарево подсвечивает на горизонте небо, ещё бледное, выцветшее. Туманно-бесцветное, висящее над городом как залитое в мутное стекло. Ещё немного, и всё треснет, вдребезги разобьётся это молочное утро. Рассыпется, брызнет разноцветными бликами и замрёт. Как хорошо!

Над асфальтом, ещё мокрым с ночи, тянется дымком масляный чад. Гремят тарелки, варится крепкий кофе и ставится в никелированном бокастом кофейнике на стол на разглаженную ладонью свежую крахмальную скатерть. Кафе на набережной реки, закованной в гранитные берега. Тёмно колышется внизу вода- переливается амальгамно, волнуется, набегает рябью. Спасибо тебе, господи, за это утро! За день, за вечер и за бессонную ночь, тянущуюся бесконечно долго! За то, что есть на этом свете она. За всё, за всё!

Вбирал в себя всё, как в последний раз. Морщил, собирал складками лоб. Вдыхал этот воздух, этот чад. Пялился в никель кафейника. И складывал мысленно в маленький кармашек внутри себя, чтобы запомнить. Навечно, увезти с собой в свой маленький городишко. Он приехал в Москву, потому что здесь жила она. Наклонял свою большую, шишковатую прекрасную нелепую голову и вдыхал. Зарыдать бы сейчас, затрястить мелко плечами. Рухнуть на ломкую хрустящую скатерть! Но нельзя. Даже дышать, говорить нельзя. Пусть как во сне.

А она стояла у окна- придёт, не придёт? Гладила тонкой, просвечивающей кожею, рукой мягкого белого кота и ждала. Должен прийти! Ну, должен же! Сложила пальцы на груди, сцепила- господи, помоги! Забилась жилочка голубая на виске, и солнце расцветило дым волос. Не придёт! С полузакрытыми глазами стискивала, прижимала к груди провисшее мягкое кошачье тело. И также стискивало, сжимало сердце. Замирало, холодело внутри. Не придёт же! В какую-то дыру затягивало, тянуло, ныло внутри.

А он встал из-за стола. Вышел на улицу, поднял голову. И в последний раз посмотрел на её окна, чисто вымытые к его приезду, горевшие, отливающие золото-оранжевым. Солнце уже ползло вверх. Оторвал от себя с мясом и пошёл. Нужно ещё успеть к поезду.