Жертва догмы. Глава 11

11
На суде Асель воспринимала всё как в тумане. Она машинально двигалась, односложно отвечала на вопросы судьи и Риммы. Даже на желание, чтобы весь этот кошмар кончился поскорее, сил у неё не было. Все чувства её заглушила мысль: её выгнали с работы!
Поскольку Асель не могла доказать свою невиновность, её присудили к уплате в пользу истицы 3000 тенге. Асель знала, что в уголовном праве человек считается невиновным, пока не будет доказано обратное, а значит, не обязан доказывать свою невиновность. Что в гражданском праве – наоборот, Асель не знала. Но даже удивиться этому сил у неё не было.
Она не сомневалась, что её больше никогда не возьмут на прежнюю работу. Во всяком случае, врачом. Придётся идти медсестрой или санитаркой. А куда ей ещё можно пойти? Что она знает, что умеет?
14 лет отдала она роддому. Всё это время работа была для неё не просто источником денег. Не было для неё большего счастья, чем ребёнок, появившийся здоровым благодаря ей.
Асель с Асаином как-то смотрели фильм «Раз, два, три!». По ходу сюжета героиня фильма потеряла память, и её повели к гипнотизёру. Тот, введя её в гипноз, сказал, чтобы она вспомнила самый счастливый момент в своей жизни. Героиня вспомнила свою свадьбу. Асаин тогда спросил у Асель: «Интересно, а что бы вспомнила ты?» Асель ответила правду: «Вспомнила бы, как я приняла роды у Степановой. Они были такими трудными! А тут ещё и ей кесарево предлагали. Но благодаря мне всё обошлось. Двойня появилась здоровой». Муж с завистью ответил: «Я тебя понимаю. Только мне недоступна такая радость. Я работаю на хозяина, и радость от построенных домов отравляет сознание, что они – в пользу этого рыла».
Асель зашла в магазин, чтобы купить газету с объявлениями о найме. Заметив краем глаза газету «Коммунист Казахстана», с которой сотрудничала Таля, Асель взяла её. «Вот кому я могу рассказать о своём горе» - подумала Асель. Нет, она не верила, что Таля поможет. Как может помочь она – работница хлебокомбината, корреспондентка оппозиционной газеты? Но хоть послушает и поймёт – и то хорошо.
Мысль о том, что у неё есть подруга, способная её понять, немного успокоила Асель. Мысли прояснились, стали более связными, и она смогла найти нужную страницу в газете с объявлениями. Но тут поднялся ветер, читать на улице стало невозможно, и Асель сложила газету и стала вглядываться. Она загадала: подойдёт первым 12 или 17 – поеду домой, подойдёт 8 – поеду к Тале. Подошёл 8.
Асель позвонила Тале на домашний телефон. Трубку взял муж Тали, Николай. Он сказал, что Таля должна прийти с минуты на минуту, что она пошла в детсад за ребёнком. Асель удивилась: у Тали мать – пенсионерка, неужели она с ребёнком сидеть не может? Но уже через полминуты она вспомнила, как Таля сокрушалась, что трудно устроить ребёнка в детсад, а ребёнку нужен коллектив.
Талю Асель решила подождать у подъезда. Пока она ждала подругу, вспоминала сегодняшний процесс и обдумывала выход из ситуации. Нет, общественное внимание к этому делу она привлекать не хочет. Помнит, как комментировали её коллеги голодовку Усеновой. Эта женщина работала в вузе, была несправедливо уволена.  В знак протеста она объявила голодовку. Коллеги Асель все её осуждали, но осуждали по-разному. Одни говорили, что место в вузе не стоит того, чтобы ради него жертвовать здоровьем. Ахметова тогда сказала: «Всё это напоминает мне то, как Сахаров объявил голодовку только для того, чтобы его снохе разрешили выезд за границу». Другие говорили, что место это взяткоёмкое, а для таких, как Усенова, деньги, будто-бы, дороже всего. «Теперь, если я хоть как-то захочу привлечь к себе внимание, будут и обо мне так говорить», - с ужасом подумала Асель.
Размышления Асель прервала Таля.  Она неторопливо шла со своим сыном, который оглядывался по сторонам и болтал без умолку.
- Асель?! – удивилась Таля. – Как вы здесь оказались?
- Я к вам, - ответила Асель
- Ко мне?!! – ещё больше удивилась Таля. – Так что же вы здесь стоите? Поднялись бы ко мне, подождали бы в квартире… Ну что ж, пойдём ко мне.
- А муж, мама против не будут?
- Нет, - ответила Таля, набирая номер квартиры на домофоне.
Асель поднялась за Талей. Пока шла, раздумывала, удобно ли ей будет говорить при Талиных домочадцах. «А ладно, - подумала она, когда Таля уже открыла дверь. – Пусть она сама это решает».
Таля с Асель разделись, зашли в комнату. Идеального порядка в ней не было, но всё было чисто. У Асель это вызвало более приятные чувства, чем идеальный порядок, который устраивают некоторые люди к приходу гостей и в котором невозможно жить. Когда Асель видела у людей такой порядок, она вспоминала, как Валентин Иванович говорил: «Смотрю я, как в фильмах показывают, какой в домах порядок, и думаю: живут там люди, нет? Всегда в доме, где люди живут, постоянно что-то делают, должен быть некоторый беспорядок». И воображение рисовало ей, какой беспорядок у этих людей обычно.
Толя сразу, как разделся, убежал к папе и стал ему о чём-то рассказывать. Асель села на табурет возле кровати, рядом с Талей.
- Меня уволили с работы, - начала рассказывать Асель, и вдруг почувствовала, что говорить дальше не может. Не может из-за боли, охватившей всё внутри. Казалось, там ворочаются острые ножи с тяжёлыми рукоятками. Едва она справилась с собой, смогла только выдохнуть: - Без этого я жить не смогу, - и умолкла.
Таля молчала. Асель испугалась, что подруга может понять её неправильно, и страх придал ей силы. Она заговорила:
- Только не понимай примитивно. Как заработать деньги, я смогу найти. Могу, например, делать массаж по объявлениям. Но пойми меня! Я люблю эту работу!
Таля всё поняла. «Да, - подумала она, - хорошо, что у меня любимое дело такое, что и можно заниматься любительски. А Асель каково? Медициной, а тем более такой, можно заниматься только профессионально».
А Асель совсем обессилела. Она не могла ни говорить, ни думать. Все чувства были вырезаны ножом, вращающимся внутри.
Таля вскочила с табуретки и начала расхаживать по комнате. Так, на ходу, ей легче было думать. А подумать было над чем. Она видела, что Асель не в состоянии найти выход из положения. Надо, значит, подумать ей.
Да, был у Тали период, когда её острые, смелые статьи задерживались оппортунистами, не появлялись в газете. Таля нашла выход: стала посылать статьи одному из членов редколлегии, стороннику радикального крыла. Что, если и Асель поступить так же?
- Асель, - негромко позвала Таля. Асель с надеждой на неё посмотрела. – В руководстве роддома нет никого, кто бы вам сочувствовал?
Участливый тон Тали, её явное желание помочь делали своё дело. К Асель вернулся дар речи.
- Нет, - тихо сказала она. – У нас, в роддоме, чтобы кто-то из руководства сочувствовал, надо быть его родственником.
Таля поняла Асель. Да и не на всех ли предприятиях и учреждениях сейчас так? Такие, как Асель, безродные специалисты, держатся там только потому, что без них всё обрушится. И только до первой ошибки – действительной или мнимой. Рассчитывать они могут только на себя.
Система эта живёт не только на государственных, но и на частных предприятиях. Хоть набор по родственному признаку плохо отражается на качестве работы, родственники хуже понимают, что их эксплуатируют. Таля вспомнила стихотворение Долматовского:
«Конечно, малый простоват,
Не слишком ловок на конвейере,
Зато не станет бастовать,
Уж это качество проверено».
Но на крупных предприятиях, где требуются сотни рабочих, такую систему осуществить нелегко. Трёх-четырёх сотен у человека быть не может. И, поняв это, буржуазия разрушила крупные предприятия и стала создавать мелкие. Одновременно вёлся поиск средств увеличения количества родственников – не отсюда ли попытки возродить многожёнство?
Таля записала свои мысли в блокнот. Асель, увидев, что она пишет, поняла её по-своему.
- Только не надо делать это достоянием гласности, - взмолилась Асель.
- Но почему? – удивилась Таля – Я как раз собиралась написать об этом в «Миру» и – в развёрнутом виде – в нашу газету.
- Обыватели будут говорить, будто я борюсь за работу в роддоме, чтобы брать взятки. – Асель постаралась сказать это на одном дыхании, чувствуя, что иначе у неё не получится.
- Так на то они и обыватели, чтобы не прислушиваться к их мненьицам, - твёрдо ответила Таля. – Впрочем, я знаю одно средство, чтобы заставить их умолкнуть. У вас сохранились знакомства с бывшими пациентками?
- Нет, - ответила Асель. – вы единственная.
- А координаты их есть у вас?
- Есть.
- Ну, вот и прекрасно. Вы дадите мне их телефоны, я с ними свяжусь, объясню ситуацию и попрошу подписаться под обращением к руководству роддома с требованием восстановить вас на работе.
Асель согласилась безо всякого энтузиазма. Не верила она, что это может что-то дать. Но Талю огорчать не хотелось – всё-таки искренне хочет помочь. Да и нож внутри успокоился, растаял, мысли прояснились – кого и благодарить за это, как не её?
Дома Асель, взяв свою записную книжку, позвонила Тале и продиктовала ей фамилии и телефоны своих бывших пациенток. Потом она позвонила в редакцию «Миры» и продиктовала объявление о детском массаже.
Таля собрала 60 подписей, написала в «Миру» заметку с открытым требованием к руководству больницы восстановить Асель на работе. Заметку она сопроводила подписями. По настоянию Тали Асель подала на главврача в суд, требуя восстановления на работе. Но, несмотря на обращение с подписями, предъявленное истицей, суд встал на сторону ответчика и отказал в иске.
Так Асель стала самозанятой. Она выезжала делать массаж и отлично справлялась с работой. У неё появились постоянные клиенты. Платили по договорённости – в зависимости от сложности массажа.
Асель не могла объяснить чувство неловкости, с которым ей приходилось договариваться с клиентами, брать у них деньги. Она приписывала своё смущение тому, что это напоминало ей о взятках, которыми она брезговала. Но, несомненно, это чувство имело более глубокие корни.
Как известно, у каждого человека заложена потребность быть кому-то нужным. Но одни люди довольствуются тем, что нужны своим домочадцам, а другие стремятся быть нужными как можно большему количеству людей. По мере необходимости в сознании таких людей стремление быть нужным конкретным людям перерастает в стремление быть нужным обществу. Такие люди поступают работать на государственные предприятия, становятся активистами партий и движений, выступающих за широкую национализацию. Зарплата воспринимается ими не просто как деньги, на которые можно что-нибудь купить, но и как мерило своей нужности обществу или государству. А когда им предлагают деньги частные лица, в виде ли взяток или в виде законного вознаграждения, такие люди чувствуют дискомфорт. Именно такой была Асель.
Раньше, до капиталистических горе-реформ, количество таких людей увеличивалось. С началом разрушения, названного «реформами», многие из них дезориентировались. Ведь они не знали другого служения, кроме как государству, а оно обернулось всеразрушающим монстром. Поэтому многие замкнулись в себе, стали жить для себя. Многие, но не все! К тому же туман начал рассеиваться, и до людей стало доходить, что клика у власти, приватизировавшая государство – ещё не свет в окне.