Те кто не застрелился. любовь над колеёй

Бронепоезд Иншанина поздним вечером пятого августа успешно соединился с базой, составленной из лёгкого паровоза, четырёх теплушек с провизией, боеприпасами, 12 лошадьми и санчастью. Раненых во время ночной остановки медсёстры и выделенные комбатом солдаты перенесли в теплушку санчасти.

Бронепоезд лязгнул несколько раз, проверяя сцепки медленно двинулся вперёд. Платформ с одной сорокопяткой и одной зениткой в его составе уже не было. Разбитые остовы этих платформ были сброшены под откос возле Острова. В составе бронепоезда ещё оставлись грозный бронепаровоз, броневагон с башнями и две, обитые цепями десантные теплушки из трёх, ворвавшихся в Остров после недолгого мирного пути из Пскова.

Передав начальство над похоронной командой Соне и Тане Капитолина поместила совершенно вымотанного военврача-священника на свободные нары и почти сразу же направилась к Иннокентьеву, рядом с которым в забытьи стонал молоденький боец с оторванными руками. Но рядом с Владиславом уже сидела на табурете Лизавета и внимательно осматривала его повязки. Блаженное выражение легкораненого командира разведвзвода очень не понравилось Капе и она уперев руки в бока решила устроить скандал.

-попадьям здесь не место. Проваливай. Я сама заменю ему повязки.

Елизавета потупилась и встала. В ее бездонных голубых глазах блеснули слёзы. Блаженная улыбка исчезла с лица Иннокентьева и младший лейтенант, в Китае командовавший полковниками, резко оборвал посягательство военфельдшера на своё право выбирать сестру милосердия.

-капитолина, брысь! Ты чего раскомандовалась. Мне попадья в самый раз сойдёт. Я единственный в этом вагоне настоящий убеждённый атеист, но православный крест не снимаю ибо крещён моими невинно убиенными родителями. Мы тут с лизой сами разберёмся что и как.

Сердито блеснув глазами Капитолина вспыхнула румянцем и могла бы наговорить кучу гадостей объекту своего обожания, но положение спас нарисовавшийся в вагоне младший лейтенант Перцев. Луч его фонарика упёрся в крупную фигуру военфельдшера и пулемётный командир очень обрадовался.

-капа. Что ты здесь делаешь сердце моё? Я и комбат обыскались тебя и приглашаем на ужин.
-а кто больше обыскался ты или комбат?-медленно остывая от обиды на Владислава всё ещё сердито сказала Капитолина.
-ну конечно больше я. И двух мнений тут быть не может-согнул руку в локте Володя Перцев и Капитолина гордо взяла его под локоть.

-эй-эй! Я сейчас тоже приду. Мою кружку не занимать-возмутился Владислав и начал одеваться. Лиза, вы идёте со мной и никаких возражений, я так решил!

В командирский броневагон они пришли вовремя и лиза застенчиво села на табурет рядом с Владиславом. За длинным раскладным столом, дополнительно увеличенным тремя длинными досками, положенными вдоль и накрытым газетами уже сидели комбат Иван Иншанин с забинтованной головой, политрук Виктор Инин, комвзвода Иношин и Володя Перцев с Капитолиной. Политрук, тоже забинтованный, но более основательно чем комбат, быстро резал идеально заточенной финкой чёрный хлеб, а Иношин, порезав селёдку, ловко вскрыл мясные консервы.

Владислав настойчиво забрал у комбата бутылку водки.
-ты ещё от контузии не отошёл, руки ходуном ходят. Давай я разолью а ты толкани тост. Когда ещё то так посидеть придётся. Война началась серьёзная. Я в Китае так не воевал. Там даже у японцев с артиллерией, танками и самолётами не особо банзай был.

Иван Иншанин встал и взяв эмалированную зелёную кружку дрожащей рукой поставил ее на стол.

-ничего. Я думаю мне  простительною. Скажу а потом выпью. Некоторые уже знают за кого. Когда уходили со станции Остров, наши бойцы подтянулись из госпиталя, шестеро. Прятались на станции. Комбата принесли. Я дал команду погружать они его вынесли из-за пакгауза и всех снарядом положило. Трое правда живы оказались. В санчасть их отправили. А комбата старого в клочки. Вечная память нашему первому командиру Степану Алексеевичу Иншакову.

Елизавета поперхнулась и попыталась поставить свою кружку, отпив всего глоток, но под суровым взглядом капитолины решилась и дерзко выпила свои треть кружки. Любезный Иннокентьев тут же подсунул даме бутерброд с маслом и селёдкой.
-а теперь нажимай на жирное а то я тебя не дотащу до санвагона. Я же раненый и слабый.
-то то я и смотрю ты фигуристую Капитолину, на попадью стройняшку сменял-пошутил политрук под общий смех.

Но иннокентьев не обиделся.
-верно заметил политрук. Моя душа на крыльях рвётся к капитолине, но мое бренное пробитое тело тянется к лизавете петровне-мечтательно произнёс Владислав закусывая тушёнкой.

-правильней было бы наоборот… душу попадье-а тело медсестре-язвительно заметила капа.
-он просто трусит капа-заметил грустный комбат. Он мне как то признался что очень начальства боиться. А военфельдшер для раненого просто царь и бог.
-народ давайте ещё две по полстопки и разбегаемся-заметил политрук, торопливо закусывая. Отдохнуть надо и проверить в подразделениях как дела. Сменить часовых и наблюдателей…

-а пусть Владислав хоть разок споёт-попросила капитолина заглядываясь на иннокентьева и тут же перцев явно в отместку сунул ей в рот большой бутерброд.

-не получится. Руку зашибло. Пальцы не гнуться. Теперь дай бог через недельку поправлюсь. Правда если комбат елизавету петровну ко мне приставит и она  постарается меня выходить то обязуюсь поправится через три дня-улыбнулся владислав приобнимая попадью за плечи.

-А давайте я сыграю-вдруг предложила лиза и настроив гитару чудным альтом запела песню «Берега»…
Между берегом левым,
Между берегом правым,
Только лента реки,
На ней нет переправы.

На ней нет переправы,
Переплыть невозможно.
Только птицам свободным
Переправиться можно.

Расправляют крыла
Белоснежные чайки.
И летят кто-куда
На виду, без утайки.

На виду, без утайки
Могут парой кружиться,
Нам свободы такой
Никогда не добиться.

Мы любили когда-то,
Но боялись признаться.
На чужих берегах
Суждено нам остаться.

Суждено нам остаться
на чужих берегах,
и по жизни метаться,
видя счастье лишь в снах.

Видно прокляли нас
всемогущие боги,
и к любви никогда
не найти нам дороги.

Не найти нам дороги,
Не найти переправы.
Счастье наше зарыто
У заветной дубравы.

Не дойти- не доехать
К той дубраве по суше,
Ну, русло реки
Перерезало души.

На чужих берегах
Суждено нам остаться.
Кто боится любви,
Будет с горем брататься.

Будет с горем брататься,
Счастье видя лишь в снах.
И по жизни в успехах
Будет видеть свой крах.

Между берегом левым,
Между берегом правым,
Только лента реки
На ней нет переправы.

На ней нет переправы,
Переплыть невозможно.
Только птицам свободным
Переправиться можно.

Песня вызвала громкие аплодисменты, а Владислава просто покорила. Он целовал Елизавету на обратном пути во всех теплушках, в каждом тёмном углу и уже перед самым санвагоном она осмелела и призналась, что она не попадья, а просто дочь священника-бывшего военврача, и оформились они так чтобы избежать наглых приставаний начальства. Лиза откровенно таяла в руках Владислава и он, оставив её в санвагоне, бегом бросился к комбату.

-ваня! Не в службу а в дружбу, переночуйте с политруком в общем отделении. У меня вопрос жизни и смерти-взмолился владислав.

-ага смерти на бабе…твою же мать!-ругнулся разбуженный политрук. Ну на хрена ты взял на батарею этого хунхуза, комбат? До печёнок одолела меня эта китайская красная армия…

А ещё через полтора часа истошный девичий крик разбудил броневагон.
-во чорт! А попадье то кажется целку порвали-проворчал политрук и перевернулся на другой бок.

Жизнь продолжалась даже здесь в стынущем металле бронепоезда, и комбат тяжело вздохнув вытер в уголке глаза непрошенную слезу. Но только на рассвете под обстрелом немецких танков, мельком увидев голой переполошившуюся Елизавету, он понял, как остро он завидует Иннокентьеву.