Мелисса

Обманчивый зыбкий свет холодного утра забрезжил сквозь заплаканные зимними дождями стекла. Рассвет раскрывал свои сизо-голубые ледяные крылья на востоке. Он стучал сквозь ее сомкнутые веки, призывая проснуться.

Мелисса медленно и устало разомкнула тяжелые ото сна глаза.

Еще один день... Новый день.. Еще одного года.

она давно забыла, какой сейчас год. Старый календарь на стене в кухне пожелтел и пожух от времени.

Сколько она уже здесь?

Ах, не важно. Люди иногда придают слишком много смысла второстепенным вещам, а важные оставляют без должного внимания.

Важно то, что держит тебя здесь, например, влажный поцелуй туманного утра у тебя на лице, запах луговых трав, соленый вкус морского прибоя, а вовсе не то, что думают другие о тебе или этом мире. Хотя, это тоже важно, но не на столько.

Прохладный воздух прикоснулся к обнаженным плечам, когда она села на кровати, откинув теплое стеганое одеало из войлока.

Собака подняла голову и взглядом поздоровалась с ней.

- Доброе утро, Пинчер! - сказала она полунехотя, еще не сбросив с себя очарование сна. - Что тебе снилось, малыш? - Протягивая собаке руки, она добавила уже веселее: - Иди сюда, обнимемся!

Трехцветная вислоухая дворняга в золотисто-черных пятнах довольно навострила уши и, поднявшись с в яркую полоску вязанного коврика, затрусила к подруге, отбивая тихую чечетку по сосновому полу. Пол знавал и лучшие времена, но теперь он был потерт и рельефен, как старая крокодиловая кожа. Казалось, он здесь уже сотню лет, и никому нет до него дела, как и ему впрочем до тех, кто попирает его ногами. Всем не важно, сколько он пережил.

Женщина потрепала собаку, положившую ей мощные лапы на колени, за ухом и поднялась. В доме было холодно и она направилась в кухню, шаркая изношенными тапками по полу, чтобы растопить печку. Вчера вечером она принесла пару больших вязанок хвороста, которых должно было хватить до обеда, а потом она снова пойдет в редкий пролесок рядом с домом. Торфяные брикеты закончились еще позавчера, как и последняя банка тушенки. Ребятам стоило бы поскорее приехать, если они не хотят, чтобы она умерла с голоду. Хотя... Кому какое дело до сорокалетней женщины и беспородного пса на крошечном (или не очень) острове, где на утесе стоит старый газовый маяк, который почти не используется?

Хворост весело затрещал в чугунной топке. Она набрала воды из ведра и поставила на огонь небольшой чайник. Желто-оранжевые язычки пламени танцевали на хрупких сухих ветках, пожирая свою углеродную пищу вечности. Они с собакой смотрели на их пляс, а те отражались в их мудрых глазах. Где-то за окном послышалось пение первых утренних птиц.

- Весна...- протянула она в раздумье, рассекая вязкую тишину. - Значит зима кончилась.

Ее голос был похож на следы китайской угольной туши, стекающей с кисти в воду и творящей узоры в девственно-чистой среде.

Словно бы в подтверждение ее слов, возвещая о готовности к еще одному бою, как маленький горн, засипел чайник.

Мелисса сняла его с огня и залила еловые веточки в кружке. Алюминиевая емкость быстро нагрелась и стала отдавать тепло рукам, а лесной аромат хвои наполнил комнату смыслом.
Женщина взяла кружку и подошла к окну. Там на улице солнце побеждало луну, которая бледным медальоном клонилась к западу, уступая место новому, яростно борющемуся за жизнь светилу. Тонкая алая линия пролегла у горизонта, расплескиваясь по нему красками цвета апельсина, лимона, тициана, блакита и цвета лепестков бледной розы. Холодный как море синий был совсем уже высоко.

Пригубив немного чая, она почувствовала тяжелые ноты дубовой коры на языке. "Осталось, значит, немного после прошлого сбора..."

Теперь коричнево-серая темнота комнаты не была такой явной, и только сейчас она поняла, почему ей холодно: она забыла одеть свитер. Странно, что именно сегодня она не произвела такую рутинную для себя операцию.

Расширяющийся бисковый луч солнца, в котором танцевали пылинки и собачья шерсть, осветил несколько полок. На одной стояла старая керосиновая лампа и несколько алюминиевых мисок, и еще одна кружка. Те, что были ближе к печке хранили покой банок с травяными сборами, высушенными грибами и ягодами, корешками, которые частенько заменяли ей такие привычные для многих чай и кофе. Но была еще одна полка. Особенно дорогая ее сердцу, как и та вторая кружка, потому что напоминала об отце. Эта полка была необычной и священной по одной простой причине - на ней стояли книги, которые они с отцом когда-то давно привезли сюда, пытаясь справится с потерей матери переменой места. "Сколько ей тогда было?" Она поморщила лоб вспоминая. "Пятнадцать? Четырнадцать? А может, тринадцать?" С тех пор эти книги были почти единственной ее связью с внешним миром, не считая Якоба и Свена, более молодых друзей ее отца, которые несколько раз в год, приплывали на лодке, чтобы привезти ей тушенку, брикеты, спички и что-нибудь по мелочи.
Мелисса нежно взглянула на книги и трепетно провела рукой по корешкам. Джек Лондон. Габриэль Гарсия Маркес. Чарльз Диккенс. Эрнст Хэмингуэй. Эрих Мария Ремарк. Дантэ Алигьери. Скандинавские кладези: Пер Лагерквист со своей "Улыбкой вечности", Ханна Мария Свенсен, написавшая семейную сагу об острове..... И конечно же, Уильям Голдинг. "Воришка Мартин" - это была ее любимая книга, хоть она и не была религиозна, и не редко в молодости ассоциировала себя с этим одиноким человеком на скале. Когда Якоб привез ей щенка, о котором она попросила, она даже дала ему кличку по названию этой книги. "Что с ним будет, когда ее не станет?"

Ее мать была учительницей. Школа была небольшая, но все же солиднее, чем на других островах. Так вот, мама ей когда-то, совсем давно, говорила, что, например, для евреев Библия, то есть буквально "книга", это "бог", и чтобы его не осквернять, они превратили божеств соседних племен в страшных демонов, исказив в библейских записях их имена. Так книга способна создавать мир, в который люди будут верить, любить и боятся с помощью слова, ибо слово также священно.

Потрепанные корешки, затертые обложки, старые закладки в пыли и с темными отпечатками ее пальцев. Она почти точно знала, где ее мать взяла по крайней мере половину той фразы, настолько врезавшейся ей в память. Она нашла что-то похожее у Нильса Юхана Рюда. Когда он писал свое эссе "От поколения к поколению", на первых же страницах он затронул тему чтения, и сравнил книгу чуть ли ни с волшебником, творящим картины читателя, которые благодаря магии слова сквозь время и пространство, доходят до него. Так Гюго сравнил слово и величественный собор, этих двух исполинов содержания человеческой жизни, где собор - это та же книга, хранящая всю жизнь и словомысли предыдущих поколений. Она и сейчас знала, какая именно закладка в книге приведет ее к нужному месту. Она поставила кружку на подоконник и взяла один из "скандинавских сборников", которые так любила ее мать, открыв его на случайной странице."Подожди немного, не гаси свет..." Ян Магнус Брюхейм, она прикрыла страницу и задумалась. Как часто слова сыпались на нее со страниц с шуршащим звуком крыльев ночного мотылька или бабочки в ладонях, рассыпались бисером и светлячками в траве, брызгами волн и сиянием неба.. Иногда они превращались в столбы ольстерской «тропы гигантов», по которым она преодолевала нелегкий путь взросления в бушующем море и топкой трясине, с помощью этих слов отделяя зерна истины от плевел лжи, закаливая в себе стержень.

Оторвавшись от страниц и своих воспоминаний, она заметила, что от содержимого кружки идет совсем тоненькая струйка теплого дыма, а значит, напиток почти остыл. Отпив еще немного она увидела, что на улице уже совсем рассвело. Это значило, что прило время собираться в дорогу.

Пинчер улыбнулся и весело завилял хвостом.

- Ну что, снова в бой, милаха!

Тяжелые резиновые сапоги месили рыхлую землю. Песок и глина, много камней. Когда-то здесь повсюду был ледник. Мелисса брела по дороге к берегу, неся с собой удочку, набор крючков и черный дождевик. Солнце светило меж редких деревьев. Иногда казалось, что остров огромен, и густо населен, а иногда, что здесь давно вымерла жизнь, и они с Пинчером являют собой какую-то гротескную картину полуживого постапокалипсиса. Последние жители земли. Собака бодро шагала у ее ног и виляла задом, иногда забегая вперед и что-то обнюхивая, иногда пытась склонить Меллису к игре. В очередной раз она шла и думала, насколько неуместно смотрится посреди этой суровой природы. Будь она растением, давно бы зачахла среди этой величественной красоты. Да и пчелы, не «считая» ее, здесь редкость - цветов почти нет. С другой стороны этот остров считается заповедником, и иногда сюда приезжают биологи экологи, проверить состояние той или иной популяции птиц, которые гнездятся на другой стороне острова, хотя есть парочка и на маяке, рыб и другой мелкой живности, которую здесь еще можно найти.

И вот наконец перед ней предстала темная кромка моря. Грозное, глубокое и прекрасное, она взывало к себе и сулило прибыток или смерть. Угловатая фигура подошла к лодке типа "курран" и сложила туда свои вещи. Дождевик пока пришлось снять: в нем было неудобно двигать лодку. Пинчер с интересом наблюдал за всем происходящим и пытался сообразить, как может помочь. Но каким бы верным и услужливым он не был, рыбалка в море не совсем для него, как и для нее, правда, но другого выхода нет. Ее потертые мозолистые руки, красные и грубые от ветра и соли, теребили пеньковые веревки. Теперь таких не делают, все заменили на искусственные волокна, а ведь именно парусина из конопли вела корабли в обе Индии. Разобравшись с канатом она налегла на борт. Поначалу курран шел жестко и тяжело, а Мелисса пихала ее изо всех сил, но коснувшись мокрого песка, она смело заскользила, поддавшись прибою и оставалось лишь стать на весла.

Чувствуя как море берет ее на свои плечи, она уселась на карму и начала грести. Честно говоря, она не могла назвать сходу 30 вещей, которые бы могли пригодится современному человеку в его скоротечной жизни, но точно знала, что могло успокоить: гребля, чтение, Пинчер, ветер и чай. Да, гребля ее не то, чтобы успокаивала, но настраивала на определнный лад. Когда она впервые оказалась в море с отцом на лодке в штиль, то не знала, куда себя деть, хоть кидайся в ледяную воду! А он спокойно поставил удочки и раскурил трубку. Его безмятежные голубые глаза смотрели вдаль, и в них отражались блики солнца. Он предложил ей тогда молча подумать о книге, которую она читала, вспомнить слова, которые еще не знала, и фразы, которые ей больше всего запомнились. Он любил читать. Наверное, именно это и объединило приезжую молодую учительницу и юного рыбака с Аранов. Да, ее отец был ирландцем. Кто-то их не любит, кто-то боготворит. Кому-то нравятся шетландцы, да-да, именно "шетландцы", как ее мать, кому-то ребята с Оркнейских островов, это тоже рядом с Шотландией.

Она взглянула на свой свитер. Зелено-голубой, бирюза, вирдигри, мятный или цвета "мелиссы" разные фирмы называли этот цвет каждый на свой лад, перебирая оттенки отражения ясного неба в морской воде. Весь в косах, сетках с маленькими шишечками и колосками. Раньше ремесло такой вязки было прерогативой мужчин, потом такие подарки своим мужьям стали делать их жены. Такой свитер может рассказать о своем хозяине и его роде не меньше, чем старый шотландский (или ирландский) килт, но еще больше он может рассказать о любви. О любви жены к своему мужу, матери к сыну и сына к своему клану. Мать учила ее вязать в детстве, но еще больше этим занималась бабушка. Все-таки узоры шотландских островов Северного моря отличаются от аранских, а традиция есть традиция. Вывязывая "жгут", вывязываешь морской канат, каждый из которых отличается по назначению и названию, это значит успех в море. Есть узоры, где веревки сплетаются в узел: так она впервые познакомилась с морскими узлами - рассматривая отцовский свитер. Сетка означает поле, иногда там вывязывают "колос" или "шишечку", иногда "водоросль" - это разные периоды обработки земли. "Зигзаги" - это дорога к утесу, а "дерево" - это семья. Иногда узор бывает таким сложным, что кажется, будто миллионы жизней сплелись в одну на этом полотне, как тысячи жизней исландцев составили их традиционный эпос. Последние уроки вязания ей давал отец.

Мелисса прикоснулась к грубой вязке некогда мягких шерстяных ниток. Древо, веревки, жгуты, сети... У него тоже был такой свитер, темно-синий, как летнее море, и как его глаза, но однажды он невернулся, после этого на берегу осталась только одна лодка... И каждый раз, уходя в море, она рисковала повторить его судьбу, оставив Пинчера сиротой. Впрочем все моряки умирают в море, только так они могут найти настоящий покой, земля — это не их место.

Море было холодно и глухо к ее страхам. Она решила остановится. Бедный развеселый Пинчер, гоняющий птиц по берегу остался далеко позади. Она гребла не замечая усталости, и только сейчас подумав об остановке, почувствовала тяжесть в плечах. Аккуратно сложив весла и бросив якорь, она расставила удочки. Обветренное лицо, колкие зеленые глаза, рыжевытые волосы. Ее нельзя было назвать красивой, или изящной. Она была как изломанный и высохший на ветру и морозе кустик лимонной мяты, но она все так же могла быть полезна. Нет, об этом она давно уже не думала. Ее глаза смотрели в глубину и не видели там ничего кроме отчаяния, как у большинства героев морсикх сказок и легенд.Хотя из глубины всегда можно вырваться, найдя в себе силы, но сейчас она просто жила день за днем. Море шумно вторило ее мыслям. Оно волновалось как девушка перед свадьбой, и в то же время было чем-то словно обижено. Просидев так пару часов и наблюдая за водной гладью, она старалась словно загипнотизировать воду и рыбу в ней, а та нет-нет, да показывала иногда спинку из воды, подразнивая ее, но клев все также не шел.
- Эй! Ты чего это, море?! - произнесла она. - Весна наступила, а ты все хмуришься! Веселиться пора!
Море в ответ стало поднимать волны все выше, и несчатную лодку стало уже не просто покачивать, а кидыть из стороны в сторону. Мелиссе показалось, что что-то ударилось о днище лодки.
- Знаешь, дорогая, чувствую себя сейчас как Старик у Хэмингуэя, только я тебе вроде как в любовники не гожусь! И рыба-меч у нас тут не обнаружена.

Снова удар. Впервые ей стало страшно. "Кит? Касатка? Дельфин? Откуда? Где она в таком случае? Время и пространство искривились, уведя ее в совершенно другую часть света, а она и не заметила этого?"

Вспомнился "Моби Дик" Мелвилла. Впервые ей показалось, что прямо сейчас на нее из глубин выпрыгнет огромный белый кит, Левиафан, и ей придется пойти на корм рыбам. Нет, все-таки настоящая морская рыбалка видно не для женщин, раз уж она даже в 40 лет, прожив почти 30 лет только на этом острове, бо о бок с морем, вдруг так испугалась! Совершенно внезапно какая-то рыба клюнула на наживку. Еще, и еще раз дернулся поплавок. Немного успокоившись, Мелисса взяла себя в руки и потянула. Из воды выскочил приличный лосось. Такой искрящийся и блестящий. Он извивался, разбрызгивая воду, подобно жгутам на аранском орнаменте. Мелисса умело поддела его, плюхнув на днище, оглушила. Вынимая крючок она что-то услышала и повернув голову, поняла, что пора убираться восвояси. Там на горизонте, где море целовало небо, открывая ему свои бедра, стоял грозовой фронт. Огромное шквальное облако, с почти карминовыми краями, рассекаемое тут и там лезвиями молний. Она проверила направление ветра. Шторм грозил отправиться в ее сторону.
"Разве пел зимородок?" - подумалось ей. В любом случае - это была одна из самых дурацких мыслей в ее голове.

Следующие ее движения были абсолютно машинальны: привязать себя и улов к лодке, сняться с якоря, поставить весла, развернуть лодку и, используя приливную силу нарастающей луны, плыть обратно. Лодку начало крутить. Дождевик она так и не одела. А зря. Высокие волну разбивались о борт, и обдавали ее насквозь, засыпая водной пылью глаза. Иногда она оборачивалась и поднимала голову в сизое теперь небо, чтобы хоть где-то рассмотреть солнце. В днище снова что-то ударилось, а потом ее подняло на гребень, но она не растерялась, даже когда спину ей залило водой. Плотнее стиснув зубы и наплевав на боль в руках, он гребла, борясь с распаляющейся страстью стихии.
- Давай, красавица, поиграем! - Кричала она почти безумно улыбаясь.
Ветер начал шуметь у нее в ушах и она услышала раскаты грома в далеке. Повернувшись в сторону скорого дождя, она прохрипела:

- Тор, ты решил проехаться сегодня по небу, и захватил с собой Локки?! - На Аранах это называлось по другому, но в данном случае подходило именно это сравнение.

Спустя какое-то время уже почти обессилев, она услышала лай, сквозь вожделеюще-разгневанные стоны ветра.
- Пинчер! - Повернув голову, она увидела именно его. Пес бегал по пляжу и словно бы упрекал ее лаем в том, что в такую погоду, она не особо спешит возвращаться домой.
- Знаю, дружок, знаю! Сколько меня не было? Часов пять, наверное? Прости, но в такой свистопляске не ровен час заблудится. Пес не унимался.
Наконец, спрыгнув в воду, она начала тянуть свой курран обратно на берег. "Видать все же отец где-то не совсем учел местную морскую специфику, когда решился обзавсетись именно такими лодками!" - она уже не первый раз об этом думала, просто ее трясло. Она вымокла и стояла на сильном ветру.
Завязав веревки рыбацкой петлей и шлюпочным узлом, и перевернув лодку днищем вверх, всместе с рыбой, снастями и дождевиком под присмотром Пинчера, она направилась в дом, хлюпая водой в сапогах.
Все нужно было делать быстро, очень быстро, если она не хотела подхватит пневмонию. Стянув сапоги и вылив из них воду, она быстренько переоделась и завернулась в одеяло. Ее трясло, с волос все еще капала вода. Чайник снова стоял на огне. Выпив немного отвара, она согрелась. За окном уже начался дождь, а деревья гнулись от шквального ветра. Именно из-за такой погоды на многих островах не растет иногда ничего, кроме вереска. Но она с Пинчером были более-менее в безопасности, нужно только плотно закрыть ставни.

Включив погодя старый еле работающий приемник, она стала потрошить рыбу. Липкие серо-бордовые от загустевшей крови кишки были так же мало приятны как новости. Ураган набирал силу уже несколько дней, и уверенно надвигался на запад. Что ж еще один шторм. Мелисса взглянула на рыбу, в ее мутные глаза и разинутый словно от удивления рот. Вдруг в сетку радиовещания ворвались позывные лодки. Они попали в шторм и просили о помощи, называя свои координаты. Они находились в ее «квадрате». "Если им повезет, они смогут добраться до острова. Если им повезет..." Быстро скинув рыбу в воду на огне, она стала собираться.

"Книга всегда ждет своих читателей, может быть, и долго ждет..."

Ее отец был последним смотрителем маяка, после его смерти она заступила на этот пост. На самом деле работа смотрителя наполнена смыслом. Этот человек никогда не задается вопросом, для чего живет на этом свете: у него всегда есть четкий ответ. Смотритель маяка — это самый счастливый человек в мире, потому что он абсолютно точно знает смысл своего бытия — зажигать огни маяка и так помогать людям выжить в давно уже неродственной им водной среде. Это как работа писателя, который создает свои миры и поддерживает чьи-то на лету, только он не создает он бережно охраняет миры других, подчас ценой собственной жизни. Когда маяк лишают смотрителя, а смотрителя — маяка, они становятся безраздельно одиноки, когда маяк не работает, он становится самым несчастным и брошенным в мире существом, как маленький ребенок, которого бросили умирать родители. Он как старая книга добрая книга, о которой все забыли, гоняясь за модными новинками.

Пинчер с интересом наблюдал за женщиной, которая готова была попытаться впервые за 15 лет, зажечь этот маяк. Почти ни одного разу шхуны не заходили в этот квадрат, оно и понятно, природо-охранная зона, и если тебе не нужны проблемы в виде отобранной лицензии, держись отсюда подальше. Вот почему маяк запустел. Хотя, конечно, подобное положение вещей как сейчас было исключительным.

В паре сотен морских миль находился еще один постоянно действующий маяк, но кто знает, вдруг у них не будет другого выхода. Всегда в сердце живет надежда.

Съев миску рыбьей похлебки, Мелисса набросила дождевик и снова одела сапоги. Она тяжело дышала, сердце ее колотилось, угрожая вырваться наружу, прорвав ее грудь насквозь, и движения ее были предельно отрывисты и резки, лишь достаточно быстро вдыхая и выдыхая воздух, Мелисса силилась справиться с напряженностью и возбуждением. Буквально за полтора часа, погода из почти пасторальной картинки, пусть и изрядно намокшей и ветреной, превратилась в полотна таких маринистов как Айвазовский, Баттерсворд или Уилсон Кармайкл. Стихия правила миром. И когда она правит на море, она еще страшнее, потому что именно здесь она рождается, набирает силу и достигает зрелости, разрывая на куски все, что встретит на своем пути. Однако Мелисса уже решилась стать буревестником, сражающимся со стихией, чтобы, возможно, зажечь единственный луч надежды для заблудших моряков в этот вечер, и она просто нырнула в объятия соленых дождливых сумерек.

Мелисса и ее верный Пинчер прорывались к маяку под плетями из холодного, ледяного дождя. В любую минуту их могло смыть в море, в свое время, чтобы не случилась трагедия наподобие той, что на островах Фланнана, здесь высадили несколько деревьев. Оставалась опасность того, что дерево угодит в дом или будет вырвано с корнем, но пока это случилось только однажды. Ее сдавленный крик восхищения и страха возвестил о ней воющему «морскому волку», который не унимал ни на секунду своей ярости. Он все выл и выл во всех направления, раззадоривая волны. Здание маяка встретило ее странным недовольным металлическим гулом. Его полосатый воротник был как плевок в лицо реальности. Она с трудом открыла старую дверь, всю в выщербинах и сколах.

Войдя внутрь она почти спаслась от ужаса. Внутри была пустота и ...тишина, словно на лестнице поселилсиь приведения наподобие того из Кентервильского замка, или тех мстящих "живым" из рассказов Джойс Кэрол Оутс, которые она нашла у матери на столе и читала жуя спелое желтое яблоко, пока ее не "застукали" за таким не совсем детским занятием, ибо рассказы хоть и были частенько детскими воспоминаниями, но для взрослых, забывших свои беззаботные дни страшилок у костра, казались очень уж пугающими.

Маяк хранил молчание и тьму,, изредка освещаясь всполохами на небе. Вместо керосиновой лампы она взяла обычный фонарик, керосин был нынче дорог, да и достать его было все сложнее, и тем не менее, в отсутствие батареек, это был единственный источник света. Впрочем, здесь она совсем недавно привыкла ложиться сразу после заката. Осветив лестницу, она стала подниматься, приглаживая Пинчеру влажную шерсть.

; Мы с тобой вместе, парень, - это главное, а то, что там, снаружи, это не так страшно. По крайней мере для нас. А вот те, кого болтает в баркасе, действительно имеют право боятся.
Поднявшись наконец в башню она посмотрела на лампу. Она была сделала по принципу одной из тех, что были сооружены Вайгемом в Дублине — специальная газовая лампа в 108 рожков, которая была самой яркой в 19 веке. Количество используемых рожков варьировалось в зависимости от прозрачности воздуха. Газ подавался с помощью специального механизма, который таким образом регулировал яркость. Нужно было запустить динамо-машину, а до этого проверить количество газа, который мог просто испариться восвояси, а мог и взорваться. Проверив все показатели, и наличие топлива, она потянула за рычаг и постепенно линзы начали медленно вращаться. Газ заполнил резервуар и загорелся. Невыносимо яркие лучи света разрезали тьму. Ей даже пришлось прикрыть глаза руками, чтобы защититься от вспышки в более, чем тысячу английских свечей. Нужно лишь было направить пучок света в нужном направлении, ведь маяки не только могут отмечать опасные места, уводя от них, но и помогать кораблю заехать в бухту.

Она открыла небольшое окошко, и слушая теплое шипение газа в рожках, пыталась высмотреть на горизонте рыбацкую шхуну, которая, судя по их координатам, сообщенным по радио, двигалась именно в ее квадрате. Собственно для этого она захватила подзорную трубу, которая когда-то принадлежала капитану военного судна в отставке, а именно — ее деду. Теплый сплав олова и меди, почти горел как перо феникса, в свете лампы.
В нескольких милях она увидела их небольшое судно, по имени «Морской ястреб», которое старалось не опрокинуться на бушующих волнах. Их рулевой проявлял просто чудеса мастерства в управлении судном. На самом деле в таких случаях очень много зависит от рулевого и капитана. Они в связке, как первая и последняя собаки в упряжке прокладывают свой путь среди морской пустыни, сражаясь за жизни всем тем, кто им доверяет. Ей хотелось помочь этой точке на горизонте выжить и безопасно вернуться в родной порт. Для кого-то кучка грязных моряков, провонявших рыбой, может показаться несущественной на фоне всего этого божественного хаоса, но каждый из них был словом в триумфальной песне книги жизни! К сожалению, Мелисса не могла передать им сообщение, но она могла сделать еще лучше: она могла подарить им свет в этой непроглядной дикой тьме, которая лишь местами оживлялась на горизонте, первыми лучами заходящего солнца, которому еще только предстояло окрасить свинцовую воду с тяжелыми, как камни, волнами в королевский пурпур.

Она быстро подошла к лампе. Кроме того, что это была газовая лампа по типу придуманной гениальным ирландцем, она еще и взяла все лучшее от изобретения Стивенсона. Его голофотная система вполне окружает горелку, так что только те лучи не попадают по назначению, которые идут по направлению самой горелки вниз или вверх. Такая система позволяет освещать путь в определенном направлении. С этим пришлось немного повозится, чтобы отрегулировать. Раньше маяк обслуживало два, а то и три смотрителя, но когда человек задается целью, он способен преодолеть любые трудности логики и физики.

Рулевой Меттьюз, молодой еще парень и отец двоих маленьких детей, выворачивал штурвал влево и вправо, умело совершая маневры, достойные самого лучшего аса. Капитан Хьюз, шестидесятилетний крепкий старик, всматривался в горизонт усталыми глазами. Никто из команды, сгрудившейся на мостике, уже почти не верил в то, что такая внезапно быстро испортившаяся погода, затянувшая небо от горизонта до горизонта грозовыми тучами, которые изливались как лопнувшее брюхо дохлого кита, подарит им хоть шанс на спасение. И вдруг они увидели луч. Луч, который посылал им одинокий человек, которого они не знали, единственными друзьями которого теперь остались собака и книги, зачитанные до дыр. Сейчас каждый из них, смотрящих в направлении друг друга, и шхуна и маяк, были как читатель и книга, ожидающие невозможной фактически встречи благодаря лишь какой-то магии.

Книга всегда ждет своих читателей, подчас долго ждет, как и этот маяк со смотрителем ждал своих моряков.