Ночи бессонные гл. 10

10 
                В один из выходных дней Надя не пришла в гости, а позвонила п   
                – Кирюша, у меня предложение. Сегодня мы гуляем в парке имени Шевченко.
                – Это не предложение, а ультиматум, – поправила Кира.
                – Угу. Глянь на календарик,  а потом в окошко.   Ладно,  я сама тебе подскажу, какая сегодня дата. Ровно год назад мы с тобой познакомились. Для меня это праздник
                Киру охватила такая благодарная нежность к Наде, что она заволновалась и не сразу ответила.
                – Эй, ты чего? – окликнула Надя.
                –  Ты запомнила эту дату, Надя? Но почему?
                – Я ее даже обвела кружочком! – засмеялась та. – Пришла тогда домой, а мой сынок спрашивает: ты чего, мам, светишься? А я ему:  у меня две хорошие новости:  познакомилась с такой симпатичной женщиной! Это первая новость. И завтра мы с нею поймаем для меня кошку.  Это вторая.
                Кира засмеялась, представляя  удивленную физиономию Ванечки.
                – И мой сынуля так точно, как ты, засмеялся и спрашивает:  с какого перепугу ты стала внимание на женщин обращать?  Ты согласна, Кирюша? Ловим кайф от последних теплых  денечков, а потом идем в кафешку есть мороженое. Отметим дату. Хватит тратить  жизнь на поурочные планы.
                – Как ты догадалась, что сижу над ними? Завтра жду директрису на урок в выпускном классе. Обычно она не предупреждает, а тут сама заявила: готовьтесь.  Что бы это значило? Может, не пенсию раньше времени решила вытурить? 
                – Вечером допишешь. Собирайся. Рано тебе на пенсию.
                Договорились встретиться у входа. Надя приехала раньше, кинулась Кире навстречу  и даже обняла, словно они год не виделись.  Деловито осмотрела  ладную фигурку подруги в джинсах и свитерке, похвалила,  отметила  новые кроссовки.  Сама она была в шикарном пончо  с кистями – цвета молодой травки. Волосы собрала в хвост, отчего ее лицо, освобожденное от  этих волос с боков, казалось  крупнее, но моложе. И, как обычно, Надя переборщила с макияжем:  ее большие глаза из-за подводки  на веках  стали  огромными,  а полные губы  расползлись, как у негритянки.   Кира  еле сдержалась, чтобы не ойкнуть при виде такой боевой раскраски, но тоже сделала комплимент ее нарядному пончо и модному  шарфику.
                – Секонд-хэнд! – тут же доложила подруга.
                – Таким тоном говорят: сама связала!  А ты  сразу признаешься! Надюша, воспитывать тебя еще надо!
                Парк горел всеми оттенками  желтого с красным, и в солнечном освещении слепил глаза. Роскошные клены  золотого колеру на фоне  голубых небес без единого облачка,  стояли,   тихо замерев  в нагретом неподвижном воздухе, и только птичьи посиделки оживляли их. Это походило на картину, написанную маслом,  о чем Кира  тут же и  подумала вслух, не сдерживая восторга.
                – Смотри, – показала  она рукою на ровный ряд деревьев,  спускающихся вниз по склону, – они  не шелохнутся! Прямо  картина Левитана. Красотища какая!  Вот в такие минуты я верю, что Бог есть…
                Она замолчала, но Надя не ответила, только смотрела на нее  с таким обожанием, словно Кира  сказала  что-то недосягаемое для ее ума.
                – Самое живописное время года. Не парк, а костер, – сказала Кира, поднимая     оранжевый кленовый лист в темную крапинку. Потом второй, третий…
                Все они были   разрисованы  осенью так затейливо, что и Надя  кинулась искать   разные варианты  узоров.
                Обе на какое-то время  в своем усердии собрать букет  превратились в юных школьниц. А когда выпрямились и глянули вокруг, то засмеялись дуэтом: гуляющий народ занимался тем же! Девочки, девушки и бабушки бродили по ковру из опавших листьев, опустив голову, и старательно составляли композицию из листьев, самых выразительных по цвету и рисунку.  И все казались  немного заторможенными, точно   находились в полусне  или под гипнозом волшебника.
                – Что делает в людьми красота! – сказала Кира. – Они молодеют или вообще превращаются в детей, когда видят такое богатство красок!
                Надя глянула на нее из-под ресниц, покачала головой:
                – Тебе бы стихи писать. Не пробовала?
                И  тут  они услышали  в стороне от аллеи чью-то яростную ругань. Стали оглядываться по сторонам. На скамейке, поставленной кем-то  спинкой к аллее, сидела молодая пара. Они привычно ссорились, не обращая внимания на прохожих.
                –  А тебе трудно было перед ее приходом убрать этот бардак? – орал парень.
                – А тебе?! –  завопила в ответ его спутница. – Я же спать легла! А ты все лакал и лакал!  Убрал бы хоть бутылки, а то…
                – Вот, – сказала Кира  сердито. – Не на всех красота действует. Испоганили  кусок пейзажа, в котором сидят.  Грызлись бы  в своей кухне!
                Надя живо повернулась к ней лицом, остановилась:
                – Слушай,  раз уж  пошла другая тема, скажи мне, а вы с Генкой чего ссорились? Приведи пример хотя бы. Я вот четко знаю, чего мы с Василием лаемся.  Придет  поздно и врет, что  был аврал на фирме, а от него  несет, как из бочки. Не аврал, возмущаюсь я. Какой аврал, если у вас заказов – ноль?!  Не аврал, а очередной корпоратив!  Но там пьют коньяк, а ты еще добавил в пивнушке  пивка! Признайся! Но не хочет он, вот я и злюсь. Брехунов терпеть не могу. А твой же не пил вроде бы?
                –  А мой не пил и не курил. Вредно потому что. Ты видишь, сколько у него достоинств? – улыбнулась Кира. – Ладно,  привожу пример. Я говорю по телефону с мамой. Обсуждаем, что лучше надеть на концерт. В филармонии холодно, а у меня нет  теплого нарядного  платья. Мама у меня была модница, мы с нею одного роста, но она немного полнее. Мама мне перечисляет, что бы могла приспособить на мою фигуру из своего гардероба. Обычный женский разговор. Гена крутится рядом с презрительной физиономией. Я уже знаю, что он скажет. Сбиваюсь, замолкаю, жду, когда он отойдет. Мама спрашивает, почему я замолчала. Я разговор обрываю, так и не договорившись. Тут же слышу от мужа:  « О какой ерунде болтают по телефону бабы!  Противно слушать». – «А ты не слушай, – говорю я».– «Нет, ты мне скажи, как можно тратить столько времени на обсуждение тряпок?» .Я смотрю на часы: разговор с мамой продлился ровно десять минут. Зато Геночка потом не меньше получаса зудил и зудил, как комар над ухом. Его вывод: бабы – дуры. Это моя мама, ведущий инженер проекта в НИИ – дура.
                – А какое его собачье дело – вмешиваться в женский разговор?  – удивилась Надежда. – Ты что –  диктовала ему, о чем разговаривать с его друзьями?
                – Вот в конце первого года замужества, после случая с девочками почувствовала радость от своего крошечного протеста,  и больше не оправдывалась, стала огрызаться.
               – Не-ет, мой  Васюня  рта не раскрывает, когда я болтаю  по телефону!
               – Радуйся!  Видишь, все познается в сравнении. Твой, значит, демократ. А мой давил.  По его мнению, я все делала не так. Не так садилась на стул. Надо не на краешек, а я – словно хочу вскочить. То ему кажется, что я не в ту сторону ложечкой  сахар в чае размешиваю.
               Надежда расхохоталась:
               
              – Да ты что – о – о ?! И какая разница, куда крутить? Я об этом как-то не задумывалась. Кир, а куда надо?
              – Надо, оказывается,  по часовой стрелке, а у меня получалось – против.
              – С ума сойти! – веселилась Надя. – А еще что?
              – То я в предложение забыла вставить… сказуемое.
              – Ой, как это?! А зачем его вставлять?
              Кира засмеялась:
              – Вот-вот, зачем его вставлять, если и так все понятно? Вижу, ты не врубилась в суть. Объясняю. В русском языке есть предложения полные и неполные. Полное, это когда есть два главных члена – подлежащее и сказуемое. Неполное – когда опускаешь что-то одно. В разговорной речи мы все время опускаем  то один член предложения, то другой. Например. Можно спросить: «Ты хочешь есть?» А можно просто – «Хочешь есть?»
             – Ну?
             – Если я тебе отвечу одним словом:  «Хочу», ты поймешь?
             – Я же не идиотка! Пойму.
             – А ему нужно, чтобы ответ был полный: «Я хочу есть». Я тебе примерчик примитивный привела, преувеличиваю, конечно. Но когда я при ком-то что-то рассказывала, он злился, пыхтел: «Ты не умеешь разговаривать. Представляю, как ты на экзаменах отвечаешь! Удивлен, что еще ходишь в отличницах». Я первое время от обиды плакала, ей Богу!
             – Так он  просто зану-уда! Худший вариант мужика, поверь!  Тогда мой Василий – ангел небесный! А я его еще пилю! Надо срочно исправляться. Ты-то  почему терпела?
             – Терпела я как раз недолго, до  того первого бунта, о котором тебе рассказывала.
             – Какой же это бунт? – усмехнулась Надя. – Легкий взбрык.
             – Для меня, той, начинающей скандалистки, как сказал Геночка,  – бунт. Я ведь после этого  стала Свету домой приглашать, и мы занимались вместе, к сессии готовились. А он в знак протеста запирался в спальне до самого ухода подружки. Нет, я протестовала по-разному, а вообще – довольно  глупо.  Стала грубить в ответ. Иногда можно было  промолчать. Но это его заводило куда больше. Ему как раз нужна была моя реакция.  Он хотел вызвать у меня  комплекс  неполноценности.–  Кира вздохнула. – Ему это удалось. Не до конца, конечно, но…разве сравнить меня-школьницу со мной же – студенткой? Мама убивалась просто, она меня не узнавала. Я была до замужества хохотушкой и болтушкой, никого не боялась.
            – Ты хочешь сказать – так было всю вашу совместную жизнь?
            – Так было, пока не подросла моя защитница – Ленка. Вот она в лицо папочке кричала: «Пап, не нуди! Противно слушать». И папа затыкался.
            Кира не знала многого, и сейчас об этом не догадывалась. Она видела, что Ленка любит папу, но не догадывалась, как сильно  та гордилась им перед подружками. Он у нее такой красавчик!     И стал доктором наук в неполных сорок лет! Он у нее такой крутой – на каток ходит с нею, и все на них глаза пялят, думают, что она, Лена, не дочь, а любовница! Наверное, думают… Ведь вон она какая, на папу похожая: высокая, голубоглазая, почти блондинка, прямо модель.
            А мама… что мама? Отец не раз намекал, что мама у них – рядовая тетя, хоть и симпатичная.  И кухарка отменная, и  заботится о них, и чистюля. Но этого мало в наше время!
            – Твоя мать лишена честолюбия.  Могла бы сдать кандидатский минимум,  или в аспирантуру поступить, защититься, на факультете бы осталась. Так нет: пошла в школу! Так и помрет в училках!
            Он словно отбрасывал в сторону все трудности, которые навалились на его жену. Умерла ее мать,   Людмила Ивановна,  умерла неожиданно, когда Ленке было тринадцать лет.  Отец Киры, Андрей Сергеевич,    от переживаний слег с микроинсультом.  Его частично парализовало,  и Кира металась между двумя домами, ухаживая за отцом.
            Но ни разу Геннадий не сказал своей дочери,  какая у нее мама замечательная! Держит в чистоте две квартиры, готовит на всех обед, следит за дочкиной учебой, ходит на работу и переносит всякие болячки на ногах. Даже высокую температуру. Иначе кто будет ухаживать за дедушкой?
            Лена тоже помогала, но вся инициатива и все главное лежало на Кире. А когда Кира решила   взять деда к себе, чтобы не мотаться туда-сюда, Геннадий   встал стеной:
            – Ни за что! Не выношу больничный запах. И куда ты его поселишь?  У нас же две комнаты!
            Ленка росла  в атмосфере этих  приглушенных или явных ссор, привыкнув к ним и даже не считая их  семейным несчастьям. У подружек было так же, даже  покруче – доходило до драк. А ее мама с папой  днем  грызутся, а ночью вместе спят, и о разводе  не заикаются. Каждого их них она любила по-своему, не пытаясь их понять по отдельности. Пока не наступило взросление, за ним прозрение, и Лена  приняла сторону матери.
            Получалось так: до сих пор Лена жила под одним крылом – маминым. Папа был праздником,  и довольно редким: позвать  симпатичную дочь в ресторан – угостить  ее любимым шампанским; сбегать с нею на каток. Приятно  видеть, как провожают их взглядом любопытные дамочки – его,  моложавого красавца,  и юную спутницу, не догадываясь, что  девочке всего четырнадцать, и она  его дочка. В общем – позвать да сбегать, уделив в месяц  часа три, – это он мог себе позволить. Чтобы с радостью перенаправить любимую доченьку к маме, которая и уроки проверит, и обедом накормит, и  новое платье купит, обойдя  кучу магазинов.
            Но пока Лена росла под этим самым заботливым крылом мамы,  где ей было уютно, сытно и надежно, а также интересно, в ее мозгу  и сердце все-таки шел медленный процесс переосмысления – всего. В том числе и роли  обоих родителей в ее судьбе.
            Однажды после  какой-то ссоры между ними,  закончившейся слезами Киры,   Лена, тогда уже студентка,  пришла к матери в комнату и обняла со словами:
            – У папы отсутствует воображение, вот мой  диагноз.  Он не представляет чужую боль.  Он кажется себе эталоном, понимаешь? Как ты могла выйти замуж за такого прожженного эгоцентриста? Из-за его красоты, да? Вы сколько встречались?
           – Полгода.
           – Жуть! За полгода не просекла? Втюрилась так? А когда  поняла все про папочку?
           – Еще через полгода.
           – Так чего же не удрала? Или его не вытурила? Квартира ведь бабушкина, не его?
           –  Сначала терпела. Любила. Потом ты наметилась.
           – Ну и что? Нашла бы мне другого папочку! Ты же у нас умница и красавица!
           – Ты его разлюбила? – догадалась Кира.
           – А за что его любить? По факту отцовства? За это не любят.
           – Странно, – сказала  расстроенная таким поворотом Кира, – я вот не думала, за что люблю своих родителей. По факту или нет…
           – Потому их и  любила, что не по факту, мамуля! Они того стоили..Они любили  тебя, меня, даже папку моего… немного. А он кого-то любил в своей жизни?

продолжение  http://www.proza.ru/2014/11/10/1446