Картина Михалкова Солнечный удар

Больше всего меня поразила догадка.
Эта догадка была внезапна и не оставляла мне места для сомнений. Она возникла вопреки сюжету картины и совсем не связана с ней.
Песня, спетая Михалковым в конце картины, больно ударила мой музыкальный слух и сознание. Заунывное вступление и эти слова:
«Не для меня придет весна
Не для меня разольётся
И сердце девичье забьётся
…не для меня»

Неужели это фильм-реквием? Неужели Михалков предчувствует смерть?
И сомнения стали шириться во мне, и мысль уходила все дальше и дальше от некоторых шероховатостей картины, главной из которых я считаю наигранные рыдания поручика, после исчезновения его мимолетной любви, у которой он не спросил ни имени, ни адреса.

Как жаль мне было оттого, что автор картины или автор произведения изобразил нам быстрое и детское сожаление поручика от внезапного расставания.
У зрителя складывается впечатление, что поручик еще совсем ребенок, у которого отняли любимую игрушку, с которой он мог играть и играть.

Он ищет ее и понимает, что безвозвратно потерял. И этот потерянный след мы наблюдаем до конца картины.
Теряются надежды, время, часы.
Часы потом находятся, но лишь для того, чтобы снова потеряться вместе с их хозяином уже навсегда…

И все, в том числе и зрители, не могут понять, с чего все началось?
Одни, устами героев картины расходятся во мнении, называя различные причины:
отказ от поголовного истребления политических заключенных и матерых преступников до литературы, которая все время только ругала действительность и ничего не создавала руками;
другие – зрители, едины во мнении.
Они знают наверняка, что все начинается одинаково с обещаний и неисполнений. Так еще Адам обещал Еве. Потом обещал Царь народу.
Ленин обещал рабочим и крестьянам. Немцов обещал бизнесу. И кстати именно Немцов осуществил обещанное. Теперь Путин кому-то обещает.
Но при этом все обещали русским, но не выполнили, а топили и жгли нас, чтобы не чувствовать угрызений совести за то неисполнение обещанного, и за то, что они все тупее за нас, и использовали нашу доверчивость и доброту.
Как символично проходит красной чертой по фильму вот эта русская доброта и наивность. И как исторически точно подмечена извечная казнь доброты руками евреев

Этот наилегчайший шарфик, который парит в воздухе, во время фильма, подхватываемый чайками, создает гармонию простора.
Широкий простор, окружающий героев картины вызывает утраченные чувства спокойствия.
Время как будто остановилось.
Мы наблюдаем за полетом шарфика и настораживаемся. Непроизвольно и подсознательно.
Мы привыкли к тому, что хорошее в нашей жизни быстротечно. И что вот-вот должно придти плохое.

И оно приходит, как всегда.
Оно приходит в ужасном, подлом, циничном и экономически оправданном утоплении знатоков литературы, иностранных языков, живописи, фотографии и Бог еще чего, на старой барже.

Чтобы не смотреть в глаза доброте и доверчивости ее лучше утопить.
Так поэты топили свою доверчивость в вине и развратной любви.
Так евреи топили на баржах тех, кто умел творить.

Фильм мне понравился. В нем нет намеков. Повествование картины происходит медленно, исподтишка. И приводит нас к ужасному финалу, который по силе своей не выдумать.

Бовыкин Сергей  8 ноября 2014 г от Рождества Христова.
Город Костополь.