секретарь

Каждый день у меня на проводе - Бог.
Он диктует мне свои, Божьи, послания, а я их записываю. Я секретарь. Бог не хочет спускаться на землю; говорит, что проще свои наказы людям –  передать.
Диктует он, кстати, очень быстро и невнятно – иногда не различить слов. Если я переспрашиваю – хмыкает и, не повторяя, говорит  дальше или вовсе замолкает. Я записываю так быстро, что буквы теснятся на краю листа, скачут и похожи не на откровения Божьи, а на чертенят в коробочке – не разобрать. Бог глуховат и диктует громко и настойчиво. Его откровения очень неожиданные и забавные, порой смешные, очень часто – непонятные настолько, что я лезу в словари и толстые справочники, чтобы хоть что-нибудь понять: нельзя же совсем не понимать того, о чем пишешь. Бог не спорит.
У нас не совпадают часовые пояса, и он, бывает, вытаскивает меня из постели. Или наоборот – прорывается сквозь бесконечные «занята!», когда я на работе.
Я иногда обижаюсь.
Впрочем, Богу все равно, обижаюсь я или нет, он настойчив. Он диктует до тех пор, пока не скажет все, что надо. Ему-то хорошо, ему не видно: как меня тошнит словами; как я пытаюсь расшифровать написанное, а люди крутят пальцем у виска; как презрительно морщатся издатели, которым я приношу охапку отпечатанных листов или флэшку с текстом; как в сетевых форумах меня обвиняют в плагиате. Причем, самое смешное, что они правы: это действительно сочиняю не я, мне… «папа помогает».
А он в ответ на мои жалобы усмехается: «Ты пиши давай».
В конце концов мне надоедает. В конце концов, я уже взрослая и большая. У меня работа, муж и ребенок. Я хочу издаваться, если на то пошло, зарабатывать, раз уж связалась с этим, хочу славы и известности. Зачем мне эти писульки, которые никто не хочет печатать, а сил и здоровья они отнимают… короче – надоело.
Правда, я не хочу обижать Бога, он ведь, в конце концов, уже старенький. Так и вижу, как он сидит на облаке, курит трубку и, кашляя, диктует мне свои… мемуары, ага. Боговы. Прямым скайпом на землю, приятно познакомиться. А я потом таблетки пью. В общем, Господи, ты бы это… что-нибудь путное уже предложил. Или еще лучше – напиши сам, а? Ты ведь Бог. Издатели с руками оторвут. Опять же, из первых рук – оно вернее, а то получится, как с Заповедями… а то еще апокрифов насочиняют. Зачем тебе я, что, талантливее никого не нашел? Я где слово не разберу, где запятую не там, а где вовсе образованности не хватает, а Яндекс тоже не всесилен. В общем, это… давай как-то сам, а? А я что-нибудь свое уже напишу. Ну… чтоб издать и денег. Для пробы, можно?
Ну, и гордость, конечно, как без нее – с чего это я подчиняюсь так? У меня и своя голова есть, человек – вообще венец природы, а кому надо машинистку искать, тот пусть другую поищет. А я еще покажу всем, как я умею; слава Богу, научилась – за это-то время.
Бог вроде не обижается. Пожимает плечами. Хочет что-то спросить, раздумывает. Потом вздыхает: мол, ладно, что с тобой делать, разворачивается и уходит. Куда-то за облако.
И я наслаждаюсь свободой.
Я живу в свое удовольствие и сплю по ночам. Правда, недолго: привыкла уже к бессоннице. Работаю работу и резко расту карьерой. Пеку пироги, хожу в бассейн – словом, занимаюсь жизнью. И читаю – не справочную литературу и не мифы, а свои любимые – фэнтези.
Правда, замечаю все время, где слово не то, падежи не так, да и я могла бы лучше… то есть у нас с Богом получалось лучше. Доктор, это лечится?
А потом становится как-то не по себе. Беспокойно, что ли. Не скучно, нет. Но внутри – там, где раньше светился прямой номер «для связи», как будто выключили свет. Вот вроде бы – зачем он, свет-то, внутри? А мне без него непривычно. И слова все куда-то делись. Я хочу написать повесть, но все как-то… то руки не доходят, то некогда. Да и вдохновения нет…
Нет…
Нет.
Нет!
Я читаю мемуары знаменитых прозаиков. Ищу сюжеты на улицах, смотрю на людей. Сюжеты ускользают песком сквозь пальцы. Днем некогда. Вечером поиграть с сыном. Ночью хочется спать. Сказки разбежались, все уже открыто и написано до меня, Бога нет, а вдохновение – это чепуха, люди и без него пишут по десятку книг в год, а я просто лентяйка… где же ты, Боже, мне плохо без тебя, вернись!
Молчит мой прямой телефон.
Молчит, как рыба об лед, как старая речка зимой, как покинутый дом – только ставни полуоторванные хлопают да воет в трубе ветер. Молчит мой Бог, выключен свет, спать пора – и спи, ты же хотела, и это на всю жизнь, живи и радуйся, все успевай… доживай… догнивай… холодно без огня в зимнем лесу, кровь по капле покидает ледяные пальцы, и засыпает душа, засыпает – все как всегда, дом-дети-работа… кто бы мог подумать – молчит телефон. Нет сил ни просить, ни плакать.
До-жи-вать…
И не пошлешь факс, не явишься с повинной, к чертям гордость, адвоката – и того не найти. А святые далеко и не слышат.
И ходишь по улицам, ищешь сюжеты. Ждешь.
Однажды ночью не спится. Взмолишься изо всех сил, глядя в черные окна: папа, прости. Вернись. Не швыряла в лицо – по глупости отказалась. Книги, издатели, слава… сорвется с губ, устало и отчаянно, древнее, как этот мир, читанное тысячу раз и так и не понятое до конца до этой секунды: «Да будет воля Твоя, а не моя». Ни гордости, ни гордыни  - только мольба. Я не могу жить без слов Твоих. Наркотик, лечиться пора, но видишь – выламывает душу, сводит нервы, немеют пальцы без карандаша и клавиатуры, вернись, верни… я согласна работать, я буду, я – секретарь.
А ночь молчит. Темная, ветреная. Только подмигивают звезды где-то в космической выси – загадочно и молчаливо. Облачком пара на морозе срывается с губ: Бог, верни. Вернись.
Услышит?
Бог весть.

5-6.11.2014