Ворон

Охотничий сезон с гончими, в том году начался, на редкость, удачно.  С моим давним приятелем мы каждый раз брали по паре беляков из – под гончего пса, по кличке Гром. Этого рослого семилетнего выжлеца (кобеля) с необычайно звонким басом,  редкой,  для здешних мест, масти, палевого цвета, подарили наши давнишние приятели - охотники из Питера.На одну из охот, ещё по чернотропу, к нам в компанию, попросился наш общий знакомый.  Все в округе звали его Семёнычем. Ему было уже много лет и он, когда – то, любитель организации коллективных охот на копытных, в последние годы тяготел к одиночеству. Его желание стало объяснимо, когда он сообщил, что это, вероятно, его последняя охота, и он хотел бы быть с внуком, чтобы рассказать, ему кое – что, про охоту с гончими.  Мы не стали возражать. Человек он был уважаемый всеми, и для нас было за честь пообщаться с ним при такой необычайной обстановке. К тому же, он слыл опытным охотником.
 
Мы выехали поутру, ещё затемно. Путь наш  лежал в дальние поля с перелесками, на границу с соседним районом. Проехав по асфальту километров тридцать, а затем по прогону для скота до большой лужи, мы свернули в сторону и оказались недалеко от деревни, с ещё не потушенными огнями.  Дальше  было не проехать.  Мы остановились и стали выгружаться. Гром, увидев нашу суету, напомнил о себе незлобным рычанием. Его, тот час же, спустили с поводка и дали команду на поиск.  Сделав несколько суетливых движений, он устремился вдоль межника к ближайшему перелеску. Ночью был дождь. Утро выдалось прохладным и сырым, и на ранний успех можно было не рассчитывать.  Вчерашние и ночные следы смыло дождём, и в такую сырую погоду, заяц сидит плотно. Мы расчехлили ружья и, подбадривая друг друга весёлыми репликами, направились через поле к заросшему оврагу, который был едва заметен. Там, за оврагом, на взгорке, был отличный наблюдательный пункт. Место, к тому же было, очень живописно. Рельеф и растительность на взгорке, говорили о том, что здесь когда – то были строения. Едва подойдя к намеченному месту, мы услышали неистовый голос  Грома.  Можно было подумать, что этот голос есть вестник начавшейся с кем – то драки. Мы остановились для рекогносцировки.  Голос стал быстро удаляться и становиться всё тише и тише. Потом он стих совсем.  Мы простояли около часа в ожидании уловить знакомые звуки гона, но всё было тщетно. В насыщенном влагой воздухе стояла глухая, вязкая тишина.  Мой приятель хорошо знал здешние места и вызвался, на пару с внуком, сходить на разведку, пообещав вернуться не раньше, чем часа через два. Предложение было принято.   

 Оставшись  вдвоём, мы направились в сторону речки, чтоб выбрать место для костра. В такую погоду очень важно, что бы место было защищено от ветра, а рядом был сухостой осинника или ивняка. От берёз и ольхи в сырую погоду толку мало. Семёныч оказался очень рациональным во всём. Все его действия, как и рассуждения, отличались точностью и лаконичностью. Казалось, что его можно слушать бесконечно, присутствие его может скрасить одиночество, скоротать любое  ожидание.

 Незаметно пролетело время и, когда прозвучал выстрел, у нас уже был готов суп, а в углях костра пеклась картошка. Минут через двадцать подошёл приятель с напарником. Молодой тащил птицу за голову. Я без труда узнал ворона. Сняв птицу одним выстрелом, мой приятель хотел преподать урок меткой стрельбы.Не сговариваясь, мы с Семёнычем  выразили негодование по поводу загубленной без надобности птицы.

 Ворон не живёт триста лет. Это легенда. Редкая особь дотягивает до двадцати лет.  Ворон птица особая. Он первый вестник об уходе из жизни лесных зверей и зверюшек. Охотник, больше за мертвечиной, чем за живностью, ворон обладает уникальным чутьём. Стоит только приступить к разделке туши лося или иного крупного зверя, как его крики огласят всю округу. Карканье его совершенно отличается от карканья серой вороны. Оно звучит более кратко и в другой тональности, иногда чередуется с поцокиванием. Ворон, не без оснований, является героем мистических повествований. Многие обитатели природы, в том числе и человек, стараются не пересекаться с ним. Лиса к остаткам падали приходит в утренних или в вечерних сумерках, когда ворон отдыхает. Существует предостережение: «Не каркай!»  Или, случись, что ни будь непоправимое, тот час же кричим: «Накаркали!» В природе ворон птица красивая. По форме тело его сложено классически,  в очертаниях  конфигурации нет ничего лишнего. Полёт его стремителен. Нельзя не заглядеться на их брачные танцы в полёте. Рисунок их напоминает салют. Вот они встречаются  в конце стремительного виража  высоко в небе и, тут же, расходятся, уходя в глубокое пике. 

 Мои размышления прервало приглашение к столу.Обед получился скучным, не смотря на принятую дозу отменной настойки самогона на калгановом корне.  В конце обеда мой приятель пытался оправдать свой поступок. Но Семёныч предложил молить бога, чтобы не стряслось беды: ворон – птица - вещун.  На этом о загубленной птице предполагалось забыть.

 Мы пробродили по окрестностям до темноты, то стреляя, то подзывая звуками трубы пропавшую собаку.  Но всё было безрезультатно.   Мы искали Грома две недели, объехав все окрестности. После каждой неудачи мой приятель с большим сожалением вспоминал о своём необдуманном поступке. Наши поиски прекратил случай, когда, однажды, знакомый охотник принёс ошейник нашего Грома. Он нашёл его в верховьях речушки, где, с его слов, волчица, уже не первый год, выводит волчат.  По всей вероятности, переярки и сняли с гона за лисой нашего Грома. Такое бывает зачастую, когда гончие попадают в волчьи угодья. Но мой приятель настойчиво связывал все неудачи с вороном. Эта мания стала преследовать его всюду.               

 Закончился сезон охоты, а затем и рыбалка стала не активной. Все страсти улеглись. Большую часть, свободного от работы, времени мы проводили дома. Стали забываться и неудачи.
                В начале марта я возвращался из командировки. В зале ожидания вокзала, как всегда, было полно народа, но я сумел, неожиданно для себя, заметить Семёныча.  Времени было в обрез. Но я, всё же, подошёл к нему. Мы поздоровались. Я поинтересовался его здоровьем и целью путешествия. Он, нехотя, попенял на суставы и сказал, что едет в санаторий.  Прощаясь, он задержал мою руку и, склонив голову, сообщил о внезапной смерти хозяина Грома. Я был потрясён, смерть моего приятеля, казалась какой – то нелепостью. Семёныч пояснил, что был инфаркт. Прощаясь, я встретился с его взглядом. Мне показалось, что он хотел назвать причину, погубившую, ещё совсем, молодое сердце.