Любовь и смерть

 Любовь и смерть
       Рассказ

Семейство  Родичевых было безродным, неродословным. Понятия «неродословный» ныне не существует. Однако недалече были времена, когда под этот термин подводили чернь, народ, простолюдинов. Во всяком случае, все люди, на которых не велась или не ведётся родословная, гуманно это или негуманно, являются неродословными, со слитной частицей «не». Безродными Родичевы были по той же причине. Кроме деда больше никого не помнили. Да и деда помнили больше с молодости, а потом и его забыли. И мы бы об этом нелицеприятном предмете не заговорили, обижаются люди, когда их причислишь к безродным, но случилась история, которая заодно заставит дремучих безродников задуматься о своём роде-племени, да и заводить его, да исчисливать с той поры своё генеалогическое дерево.
Родичевы знали только свою семью. Отец, мать, сын, дочь и больше никого. И родни никакой. А какая родня, когда даже деда не знают? Даже странно, что простому семейству досталась (каким образом?) знатная фамилия Родичевых, то есть фамилия от самого Бога Рода!
И в этой-то короткой семье вышло два случая, которые могли извести на нет даже то, что было…
Терентий Родичев родился в тот период, когда его возраст на фронт не призывали, кажется, в середине тридцатых годов ХХ века. Он набрал сок молодости к концу Великой Отечественной войны, а в армию призвался в начале пятидесятых. В те времена армейская служба была суровой, без дураков, командовали воевавшие сержанты и офицеры. В те же времена не было тех негативных явлений, распространившихся в армии к концу пятидесятых годов, главным образом, дедовщины. Тогда и знать никто не знал, к чему приведут первые экономии на армии. Сам Иосиф Виссарионович первым приложил руку к прискорбной экономии. Он отменил доплату за боевые награды (за медали и ордена), чем обесценил их могучий духовный авторитет. И, самое драматическое, он срезал денежное вознаграждение сержантов. Тех самых, которые воевали. В те времена им платили что-то около 400 рублей. Им стали выплачивать 14 рублей в месяц. Разумеется, их ветром сдуло из армии. Всем было известно со времён иудеев, вышедших ополчениями из Египта, что костяком армии служит младший командный состав. Русская, немецкая, французская и другие армии держались и держатся на сержантах и унтер-офицерах. У унтер-офицеров, а у нас, ныне прапорщиков и офицеров, кроме денег был стимул повышенных пенсий и земельных участков после службы. При царях льгота на землю была. При Секретарях – была. При херострате Ельцине армии уже не было, но формально льгота на землю жила на бумаге. И вот является Президент Путин, защитник семитов, который отменяет льготу на землю. Этот офицер-президент, по образованию юрист, не удосужился проникнуть в сущность того, почему офицерам нужна льгота на землю. Стыдно разъяснять Президенту, но надо. Офицеры защищают Землю Отечества, рубежи Родины, их девиз – ни шагу назад, ни пяди земли врагу! И этим защитникам после службы не дают кусочек земли, чтобы почувствовать запах Родины, которую они защищали. Лишив кусочка земли в собственности офицеров, Россия лишилась надежды на истинных защитников Родины. Россия всегда выделяла служилым людям землю за то, чтобы они служили и для того, чтобы они служили. Придётся напомнить юристам-президентам, что даже римские легионеры, отслужившие свой срок, получали землю в собственность, а не в аренду, кроме этого - помощь в подъёме хозяйства. Ерошь нас ежи, мы когда-нибудь сравняемся хотя бы с древним Римом?  Там легионер имел землю, а у нас офицер может получить 10 соток только в аренду. Из этого офицера песок давно сыплется, какой он арендатор? И та же речь о сержанте, старшине и прапорщике. Все бесправны. Отныне преобладают наёмники. Наш господин Президент не тот Президент. Много суеты и мелкой прасемитской активности. Такую же активность проявляли прасемит Шеварднадзе и семит Козырев. С точки зрения кровных интересов России – это не одарённый Президент и уж тем более, это бездарные министры. С точки зрения проведения семитской политики – это весьма одарённо подкупленный Президент и весьма свой человек в среде раввината. Недостаток холестерина так же плох, как и его избыток в организме. Недостаток и избыток чего в организме Президента повлияло на подписание им закона № 122 на свою бедную голову? По всей вероятности, «богоизбранные» люди ему подсказали, как ловчее куснуть свою Армию, своего ума нет, он и куснул! Отменив ветеранскую льготу на землю, Президент похерил армию. Восстановить её будет тяжело. На контрактниках далеко не уедешь. Они служат Монетам России, а не России. Они служат Деньгам, а не Отечеству. Им всё равно, какое отечество. В скором времени все хлебнут горя с контрактниками. Их трудно формировали, ещё труднее будет расформировывать. А потом будет их синдром …  И, наконец, Президент заложил самую грозную опасность России. Лишив Россию основы духа Отчизны и её армии, он заложил основу для мирного захвата России (зачем ей тогда армия) семитами через институт назначаемых губернаторов. Стоит одному семиту или прасемиту проникнуть на президентское кресло, как тотчас изменится национальный состав и национальная политика губернаторов. После херострата Ельцина президента - прасемита Путин обкатывает модель уничтожения России, которая произойдёт после его увольнения. Один Сердюков чего стоит. Губернаторами будут назначены либо прямые потомки Иофора, либо праиудаисты, еще более опасные для России, нежели иудеи. Вот тогда и споют «Прощай Родина»! А русскую нацию, наконец, во исполнение исторического чаяния семитов, изведут на нет. И это уже не монетарные льготы на ордена и медали, а это предательство России и, в конечном счёте, её граждан, с которыми равняют армейских защитников Родины. Поэтому президент всячески увёртывается от третьего президентского срока. Якобы из скромности, - на самом деле, чтобы окончательный захват России семитами произошёл не при нём. Но, слава богу, дошло и до нынешнего президента, особенно после позора со ставленником обоих последних президентов, мошенника Сердюкова. Взялся за армию. Наконец-то.
Наши славные политработники приложили огромный труд в убеждении личного состава армии в том, что сержант – это и есть тот костяк. Первое время после войны велика была инерция авторитета победы, значения нашей Армии и нашего Флота. Дисциплина была ещё высокой, она была ещё той, которую захватил Терентий Родичев. Но шло время и армия, лишённая материальной поддержки костяка, начала давать трещины, которые старались замазывать офицерским составом. Далее более, сержант утратил всякую номинальность. Лишь днём он стоял впереди отделений, а ночью власть переходила к старослужащим солдатам, которые измывались не только над молодыми солдатами, но и над теми же сержантами. Унтер-офицеров (сверхсрочников, прапорщиков) в дивизии примерно 500 человек. Они стали самыми думающими людьми. До обеда они размышляли о том, что вынести, а после обеда – как вынести. Офицеров задёргали и затуркали. Их авторитет падал и падал. Чтобы дисциплина была на уровне, многие добросовестные служаки ночевали в казарме. Но стоило им уснуть, как начиналась теневая жизнь армейской казармы. Нам бы об этом и не говорить, но как не говорить, если говоришь о сержанте того послевоенного времени, закалённого тяготами и лишениями службы, но в то же время начавшего разлагаться вместе со славными Вооружёнными Силами СССР. Это настолько важно, что до сих пор ситуацию с сержантом в СССР и в России никто не поднимал, не понимал и до сих пор не поднимает и не понимает. И пока не поднимают, той армии, что была при царях и при Сталине, в России нет, и не будет. Но, как сказано, Иосиф Виссарионович, обобранных крестьян больше того, что он их ободрал, уже обдирать не посмел. Он решился сэкономить на армии. Точно не помним, но, кажется, в то время родился термин «по чёрному». Солдаты, сержанты и офицеры, отстоявшие Отечество, но обиженные ничтожной экономией коммунистической власти на их орденах и на довольствии сержантов, запили по чёрному. Многие, явившись с войны живыми, упились до смерти. Молодёжь брала с них пример и следовала их примеру. То было следствие и обратная связь. Однако наш объект рассмотрения, Родичев, тоже ничего не знал о проблемах будущности государства без армии, он демобилизовался со вполне  приличным сознанием советского гражданина, призванного в новых рядах залечивать раны страшной войны. И он прижился в новых рядах строителей социализма и трудолюбиво залечивал те самые раны. Всё шло хорошо до тех пор, пока Терентий Родичев не влюбился…А как влюбился, тут некоторые погрешности того незримого разложения, которые тронули армию, а следовательно, и Терентия, незаметно вышли на первое место и Терентий утратил статус непобедимого защитника Родины, от понятия которой, как и от Бога Рода, произошла его замечательная фамилия. Впрочем, возможно, что мы передёргиваем, потому что сержантом Родичев, в полном смысле, уже не был, а был всего лишь строителем социализма. Но он оставался сержантом запаса. А кто не знает, как себя ведут эти сержанты-«партизаны», когда их призывают на переподготовку (на сборы), тот ничего не знает. Правда, они тоже выполняют задачи, иногда подчиняясь порыву, но в основном, из-под палки - это разложенная орда, говорящая только на языке своих сохраняющихся среднемесячных зарплат. Но всё равно, закалка осталась, она и у иудеев была закалкой, а тут, закалка стала намокать и терять свои качества прочности у всех сержантов запаса. Скажи иудею, что у него Бога нет, и никогда не было, он никому не поверит. Но когда он несколько раз услышит о несуществующем боге, тут он тоже засомневается, начнёт читать литературу, а там как раз и сказано, что роль бога у иудеев сыграл лжебог Иофор… И тогда даже стойкий солдат-иудей тоже начнёт намокать, и тоже начнёт утрачивать прочность… А если ещё отнять у иудея его денежное довольствие по их высшим разрядам, о которых  в Советском Союзе никто не знал, то этот иудей поступит так же, как и разложившийся советский сержант. Так произошло и с нашим Терентием Родичевым, который, в отличие от иноверцев носил фамилию не лжебога, а самого верного Бога Вселенной и её окрестностей, вместе с постройками и дворами посёлка, в котором жил и строил бывший сержант Терентий Родичев, потомок родичей и родимичей русичей, о которых он не ведал.
В довершение исторической характеристики Терентия отметим, что в переводе с латинского его имя означает «потёртый». Не в том значении, что тёртый калач, а в том, что замкнутый, отстранённый от мира. Еще тетеревов зовут Терентиями. Потому что они токуют на Терентьевы дни… Наконец, тёзкой нашего Терентия был карфагенянин по рождению Теренций Публий Афр(иканский), написавший в Риме знаменитые пьесы, среди которых нас привлекает комедия «Самоистязатель». В комедиях Теренция нет аналогий для наших событий, если их не притаскивать за уши. Одни заголовки нам нравятся да имя Теренций, на которого своей добротой и щедростью походил наш Терентий, духовно почти чистый, чуждый мелочности, интриг и склок. Но всё же скрытность и одиночество в нашем Теренитии преобладали.
Родители Терентия были деревенские жители, ибо мало чем посёлок отличался от села и деревни по своему быту, обычаям и традициям. Однако никто им не ставил в вину, что они – деревня, темнота, немощь. С тех пор как в деревни провели радио, доставили газеты, а потом провели электричество, - прогресс быстро вытеснил основные «различия между городом и деревней», сохранив за сельскими-деревенскими большую приверженность к целомудрию.
А в посёлке жила девушка Лида. Лидушка. Лидия. Имя, возможно, от страны Лидии, что в Малой Азии, но сошлёмся на розыски наших учёных. Все названия городов, рек, гор и бугров, людей, животных, рыб и насекомых и прочих давали древние русы, населяющие территории Северной Африки, Индии, Китая и других стран и сторон. Эти названия уносили отпочковавшиеся племена, другие народы, жившие по соседству с русами. Они их запоминали, искажали, дополняли. От многих имён русов не осталось воспоминаний. Но их большинство, слава Богу, прочно закрепилось на Ближнем Востоке и в других местах. Например, имя «Мария». Это кровное имя русов, возникшее вместе с Машей, Маней, Марусей. Ан нет, Марию, как имя, присвоили семиты, теперь оно считается  «др. евр.»…Так, возможно, и с Лидой. Какие-нибудь греки считают Лиду своим именем, а мы, русские, твёрдо знаем, что Лида – русское имя, ибо древняя Лидия тоже была прибежищем еще древних русов.
Итак, Лидушка стала причиной события, которое, мало того, что потрясло славный посёлок, но позднее повторилось в более широком масштабе, пока не предприняло попытки войти в литературу. Какая же она была, Лидушка? Лидушка была очень красивая. Так говорили многие. А кто не говорил, тот не умел говорить, а просто восхищался Лидиной красотой. С косы красота начинается. Она у Лиды была. Толстая, в руку. Длинная, в две руки. Русая, в цвет волос древних руских предков: сирийцев, лидийцев, индийцев и прочих.
Лидия была средневысокая девушка. Отмечали её глубокую талию, округлённые бёдра, ровные ноги и спелый цвет кожи, будто она была загорелая и зимой. Спелый цвет, но не смуглый. Спелый цвет разный, но он всегда красивый. Но больше всего говорили о Лидиных глазах. Они стоили разговоров. Мало того, что голубые, они были плотно голубые. Редкая птичка снесёт такие голубые яички, как глаза у красавицы Лидушки. Говаривали о красавице, что ни одну тучку не пропустят сквозь себя плотные глаза Лидушки, всегда они держат в себе солнце и очень густое небо. О плотности следовало бы сказать особо. Природа избегает пустоты и стремится к плотности. Не все знают об этом. И, жалко, что не знают об этом и девушки. Многие из них не ведают, как ублажить своё тело. Знают, как тесто вылезает из квашни, а выводов не делают. Физкультуркой не занимаются. После первого ребёнка у некоторых уже не тело, а масса тела праховой закваски. Девочки! Замечание! Помните о физкультурке. Мы любим плотное и крутое, а жидким мы запиваем…
Поэтому и восхищались Лидой. Потому что у неё везде было стройно и плотно. Поэтому отдельные городские повесы, наведывавшиеся по своим делам в посёлок, увидев Лиду, с ходу объяснялись ей: «Лида, у меня стоит на тебя либидо!»…Нахватались знаний. Лида о либидо не знала, а то бы послала тех к Фрейду. Она закончила всего 7 классов, что по тем временам считалось большой грамотностью. Поэтому она посылала повес к лешему. И у Терентия было тоже 7 классов, поэтому он был сержантом, как грамотный человек. Но уже был принят закон о всеобщем среднем образовании. Сначала платном. Но вскоре отменили символическую плату за обучение в средней школе. Так что образование – временный штрих, он лишь подчёркивает период после войны.
Бравый сержант Родичев стал подъезжать к красавице Лиде Кострикиной. Уж наверно русскую фамилию Кострикиных не присвоят семиты. Значит, подъезжал русский Терентий к русской Лидии. Но разве построишь чувства по русскому образцу? Лидочке Теренитий не нравился. Не хотела она Терентия. А чем не нравился? Ей и мать с отцом говорили: парень скромный, работящий, не пьющий, с лица гожий, чего, дескать, тебе не хватает? А Лиде чего-то не хватало. К ней и другие липли, но и те не нравились. У них тоже чего-то не хватало. И не только липли, за ней и бегали. Но не видела она своего суженого, поэтому никого не хотела. Время уже 18, 19, 20, а суженого всё нет. А Терентий упорно всё подъезжает и подъезжает. Ответ один: «Нет»! Родители сговорились между собой, присылайте, дескать, сватов, может быть, тем проймём. Пришли искусные сваты. Нашли самых искусных сватов. А что толку. Как пришли, так и ушли. И вот тогда-то сверкнула молния, и прогремел гром. И кто только Терентия научил? В армии такого отродясь не было. И на стройках социализма такого тоже отродясь то есть, с самых двадцатых годов, не бывало.  Одно объяснение. Терентия задела за душу живая волна разложения армии. Он стал более требователен, нетерпимым к разным маразмам высоких начальников и самого социализма. Но это слабое объяснение. То, что сотворил Терентий, не проходило в общие определения, нужны были частные определения. Почему, например, человек накладывает на себя руки? Социализм виноват? Эксплуатация? Ерунда. Так и тут. И всё-таки что-то такое от армии. Уж больно самостоятельным стал бывший сержант. Уж больно мало ему всё казалось. Уж больно много хотел он изменить одним махом. И Лиду тоже хотел взять одним взмахом желания. Ах, влюбился! Но не ты же первый Ромео. Короче говоря, когда Лидочка окончательно отказала Терентию, Терентий… объявил голодовку! Неслыханное явление. В СССР вообще отвыкли от голодовок. Это на тлетворном Западе, вещали радио и газеты, то и дело пролетариат объявлял голодовки в борьбе за свои экономические права и интересы. Но чтобы в СССР! Из-за любви! А тут, после войны, всеобщий энтузиазм, периодическое снижение цен на промышленные и продовольственные товары, подвиги строек, короче подъём всей страны от Балтийской волны до Курильской гряды.
С Терентием вели беседы родители: сынок, сын, ты одурел? Потом стали навещаться начальники, которых Терентий недолюбливал, но которых он в глаза не критиковал. Те спрашивали, увещевали, разводили руками. Слух пошёл наверх. Дело грозило дойти до Кремля. Крышу Родичевых срочно перекрыли: старую кровлю сняли и в один день накинули новый шифер -  из каких-то там фондов властей. А Терентий умирал от голода, ни с кем не вступая в объяснения и оправдания. Жалоб и упрёков никто от него не услышал. Он угасал на глазах. Как герой Теренция из пьесы «Самоистязазатель»? Куда там. У Теренция отец работал за сына и за рабов, и это назвали самоистязанием. Там были причины совсем иные. А наш Терентий самоистязал себя голодом.  Уже больше 10 суток в рот не брал ни еды, ни воды. И тут до родителей дошло. Сердцем они проникли до существа причины. И бегом к Кострикиным… Спасайте! Парень от любви умирает. Еще пару дней и откинется…
А что Кострикины? Те к Лидочке. А той хоть бы что. Нашёл чем удивить, голодовкой! Ей: сходи хоть проведай, поговори, может, очунеется! Нет…
У Терентия уже дежурила поселковая медсестра. Обязал председатель Совета. А Терентий знай себе – не ест и не пьёт. Закончилось две недели. Без воды люди долго не живут. Тут все стали специалистами по выживанию, знали, сколько протянет Терентий… Родители опять до Кострикиных. Перед Лидочкой на колени: «Спаси!» Та, наконец, соизволила, пошла к умирающему Терентию. Тут момент действительно исторический. Собралась внушительная толпа у дома Родичевых. Глазели на новую крышу из шифера и ждали смерти Терентия. Вот-вот, вот-вот объявят… Как раз в этот трагический момент шла Лида к Терентию. Слухи сделали дело. У домов тоже стояли, переговариваясь и даже, порой, перекрикиваясь. Они первыми видели Лиду. Она шла легко и красиво. Вся фигура была налицо, от красивых ног до красивых глаз. Платье струилось вдоль линий тела, подчеркивая рисунок природы. Природа способствовала красоте. Лёгкий ветерок игриво кокетничал с платьем, моментами он перекашивал покрой платья, и тогда казалось, что тело девушки танцует в походке. Она оправляла рукою платье, словно соприкасаясь с ветром-кокетником  в танце. Лида оком поведёт и это приметно. И это нравится всем. Лидою любовались даже женщины. И это, повторим, в том момент, который приходится называть трагическим. Особенно напряженным было явление Лиды около самого дома Терентия. Здесь стоял зелёный «газик», на который опирались локтями первый секретарь райкома партии с прислугой. Им тоже хотелось присутствовать при трагедии, чтобы потом объясняться при нагоняе, что были первыми, но мероприятие вышло из-под контроля. Но в данный момент они видели чудо жизни, исполненное в красоте девушки, ставшей причиной смерти не возлюбленного ею человека. Тут тоже контраст. Секретарь райкома явился, а поп не пришёл, хотя церквам еще с войны даны были воля и вольности. Казалось, тут самое место попу, надо отпеть покойного. Но конфуз – секретарь райкома приехал, а поп, видите ли, не пришёл, хотя в посёлке действовал храм божий, хоть и единственный на округу. Видите, не положено церкви якшаться с самоистязателями и самоубиенными… Значительно позже, уже на рубеже ХХ и ХХ1 веков, когда явление голодовок стало рядовым и массовым явлением, попы-иереи тоже не пришли к умирающим от голода шахтёрам, учителям и прочим мученикам. Они полагали и полагают, что в новых исторических условиях, когда они из старых риз вылезли и влезли в озолоченные одежды, народ их возлюбил. Напрасно, напрасно тешат себя самообманом. А самообман – это тоже разновидность самоистязания…
 Да их обоих не звали. Бог с ними, с этими незваными лицами. Лицо Лиды и фигура Лиды были в центре внимания. Лида чувствовала на себе внимание обывателей, ей было приятно это внимание, но она стеснялась своей привлекательности в столь грустный момент посёлка. Она прошла в дом под лёгкие поклоны всех мещан-обывателей, включая секретаря райкома. Заметим вскользь, что слов «мещане» и «обыватели» в те времена не любили, потому что не было ни мещан, ни обывателей, все активно участвовали в восстановлении народного хозяйства, разрушенного фашистами. А журналистам надо было сравнение. И они догадались найти его. В те времена любили игрушечных слоников из кости. И вот любителей этих слоников журналисты приноровились считать как раз мещанами и обывателями…От красивых и смирных слоников, как от идолов во времена Моисея и Иофора, стали избавляться панически.
Дома Лидушку ждали. Ждал и умирающий Терентий. Она обдала его ярким голубым небом глаз. Он слабо улыбнулся, увидев небо и Лиду.
- Ты еще живой? – спросила красавица.  - Что людей-то смешишь? 
- Люблю!.. – прошептал Терентий. Лиду от этого слова бросило в жар. Лидины плотные голубые глаза, не пропускавшие ни одной тучки, разверзлись вдруг, и оттуда хлынули слёзы. Тучки остались за плотным забором мокрого, но всё же голубого неба.  Она приникла к Терентию и прошептала в его ухо: 
-  Не голодуй!  Пойду за тебя… - с этими словами она поднялась и пошла.
- Он будет жить, – сказала она на улице и проследовала обратным маршрутом, извещая тех, кто интересовался Терентием, о его поправке.
А Терентий, сломив сопротивление первой красавицы столь необычным способом, немедленно попросил пить… Ему много не дали. Зато дали откушать гузку курицы, тоже с мизинчик…С этого началось, он стал поправляться, и через две недели явился нарядный к Лидочке. Весёлый, шутит, просит прощения. Лидочка с ним обходительна, благосклонна. Мол, не ожидала такого чувственного героизма. До этого не додумался и Ромео. А о «Самоистязателе» древнего поэта Теренция она не знала. Теренций тоже не знал подобного героизма, больше он знал, как переделывать пьесы греческого поэта Менандра и других, а у тех тоже не было примера подобного героизма.
Родители Лидочки были в восторге. Столько приятного шуму сделал Терентий из-за любви. Прославил посёлок, их семью, и особенно, Лидочку. Терентия понимали уже как верного жениха, стойкого суженого. Опять прислали сватов. Можно сказать, по горячим следам прислали. Терентий еще не вышел от Лидочки, а сваты уже тут как тут. И Лидочка со смехом уступила еще и сватам. Дала публичное согласие выйти за Терентия замуж.
И вышла. И жили они счастливо и благополучно. Терентий сдувал с неё пылинки. Так любил он её. Родились у них сначала дочь, а потом, с большим перерывом - один сын. Больше почему-то не захотели. Может, Лидочкину фигуру берегли? Но об этом мы не знаем. Это наши догадки. Тут бы конец и истории. Но, увы. История только еще набирала свой ход… Истории, тоже, требуется свой импульс. Сначала колыхнёт где-нибудь ветерок, а через двадцать пять лет вдруг такая буря! Откуда бы? А от того ветерка…
Тот сын, который родился у Терентия и Лидии, был вылитый отец. Имя ему дали, совершенно не зная того, что оно тоже греческое – Анатолий. В нынешних разных именных энциклопедиях (а ныне, что ни книга, то непременно энциклопедия, что ни вуз, то обязательно – академия или университет), об Анатолиях пишут как о воинах, которых убивали усекновениям голов. Знатьё бы, не стали бы называть. Но не знали. А так парень видный, развитой, грамотный, окончил среднюю школу, пошёл в армию, там окончил «учебку». Это были совершенно другие годы. Старослужащие солдаты третьего года службы терроризировали армию с размахом и нагло. ЦК и Политбюро не ведали, что делать. Не зная причины, они шли по пути наименьшего сопротивления. Обустраивая весь развивающийся мир и всю мировую окраину социализма, руководство страны не соизволяло существенно повысить жалование офицеров и сержантов. То, что иногда подбрасывали им, как «заботу партии и правительства», было на смех курам. Но это выдавалось пропагандистами именно за очередную заботу партии и правительства о личном составе армии и флота. Сержант Родичев Анатолий повёл, было, воспитательную работу на свой страх и риск, а потом убедился в тщетности своих потуг. Он стал разлагаться вместе со всеми. Наконец, руководство додумалось отсечь третий год службы, введя двухгодичную службу. Вздохнули. Хорошо-то как стало. А где костяк? Где сержант? Ни того, ни другого давно не было. И двух месяцев не прошло, как власть в армии захватил второй год службы. «Дедами» стали они, второгодники…Сержант Родичев пришёлся на этот период, на шестидесятые годы ХХ века. Начиная с этого времени, армия начала втягиваться в затяжной кризис. Простые задачи выполнялись ценой неимоверных усилий офицеров и сверхсрочников. Бывали периоды военной напряжёнки, то Карибский кризис, то ещё что, - тогда и армия воскресала духом. О ней вспоминали, подбрасывая «очередную заботу». Но напряжёнка рассасывалась, и гниение армии возобновлялось с ускоренной силой.
 Нет преувеличения в наших словах. Нет злобы в наших словах. Есть анализ и тонкое наблюдение армейской жизни, проведённые в течение тридцати лет, начиная от тех периодов и кончая развалом самого СССР.  Это ни какая-нибудь Италия или Франция. СССР имел более чем 3-х миллионную армию. И все миллионы с декоративными дневными сержантами. Повторим, что разложение государства началось с отмены «наградных» за ордена и медали и с секвестра денежного довольствия сержантского состава. Началось с этого. Прямой связи мы не покажем, но опосредованных проявлений было более чем достаточно. Это был импульс явления. С этого импульса началось гниение советского общества. Это точка отсчета. Затем уже после Сталина лжеэкономия наползла на врача и учителя – основных фигур «непроизводственной сферы», а затем на инженера той самой  производственной сферы, где он стал, подобно офицеру, совмещать свои функции с обязанностями технического персонала, а получать зарплату меньше рабочих. И пошло по наклонной. Разумеется, до заполнения высших структур власти детьми «репрессированных», хрущёвцами, потомками кулаков, нэпманов, подпольной необуржуазии, мелкобуржуазной стихии, космополитствующей интеллигенции, семитов - руководителей и основной пехоты предательской горбачёвской перестройки, до кризиса человеческой личности, духа, сознания, потери человеком всех и всяких ориентиров в жизни, тем более, до «системного цивилизационного кризиса» было еще далеко, очень далеко. Заметим, что не одни революции, войны и моры меняют людей. Меняют людей каплями случаи жизни, людоедство, колдовство, изгнание бесов из тела, сожжение людей на кострах, инцесты, суициды и многое другое, включая целенаправленное разложение людей средствами массовой информации и искусством. Вздрогнуло общество – импульс произошёл. Вздрогнуло ещё – изменение произошло. А потом вздрагивать перестают, привыкают, и это означает, что общество изменилось. Культура пала. И тогда нужен новый импульс… Нами взят лишь один, романтический случай из жизни, но и на нём отразилось начало болезни. Армия стала разлагать общество, а общество разлагало армию при шумном пропагандистском обеспечении якобы обратного процесса гармонического развития новой исторической общности – советского народа. Советским народом он был, когда воевал с фашизмом. И когда восстанавливал народное хозяйство. В остальное время он постепенно удалялся от новой исторической общности 
В тот период, когда служил сержант Родичев Анатолий были те же проблемы, лишь значительно обострившиеся. В армии ордена и медали не отменили, но практически упразднили, введя для офицерского состава, сверхсрочников и прапорщиков юбилейные медали в честь годовщин армии и флота – 20 лет РККА, 30 лет СА и Флота, 40 лет Вооружённых Сил, 50 лет ВС, 60 лет ВС, 70 лет….80 лет … Ожидается юбилейка в честь последующих летий Победы. Кем будет утверждена? Раньше ценились от имени Президиума. А ныне Президиума Верховного Совета нет, Дума ещё не заявляла своих прав, не иначе будет Указ Президента, имеющий, как учили в начальной школе, временное значение…Не было «чести» этим медалям, поэтому их назвали «железками». Более чем странно звучали приказы командиров подразделений для подчинённых: «Прибыть на праздник при орденах и медалях»!.. Ни того, ни другого у послевоенных поколений уже не было, не заслужили. Но еще более странным, пожалуй, было то, когда офицер не имел и этих «железок». Героев соцтруда в армии не было (единицы не считаются). Ордена Ленина, и другие уже присваивали лишь номенклатурной элите и иногда… дояркам. Оскорблялся сам дух армии. Доярке – орден Ленина, а офицеру – юбилейный значок. В середине 50-х годов, а потом через 10 лет позже временно и не активно возродился язвительный афоризм войны, кстати, говорящий о той же проблеме и на войне. Не будем извиняться за его содержание, приведём его полностью, как он звучал: «Маруське за п**ду давали Звезду, а Ивану за атаку - **й в с**ку». Афоризм не о Марусях и не об Иванах, он о несправедливости и о маразмах. Разные были «Маруси» и разные были «Иваны». Санитарка Маруся с передовой не удостаивалась и медальки и завидовала госпиталям, где (все понимают, работы в госпиталях невпроворот) не могло быть сравнения с ужасами боёв, женский медперсонал был увешан орденами и медалями. Нельзя кого-то обидеть и мы не обидим. Госпиталь – это мир искалеченных жизней, судеб, взаимоотношений, где не только красавицы при орденах, но многочисленный младший персонал санитаров, поваров, истопников, уборщиц, дворников, похоронных бригад, грузчиков - где им наберёшься орденов и медалей… И это госпиталь тыловой. А если госпиталь фронтовой?.. Во всех материях армии есть тонкие различения. Миллионы солдат, сержантов и офицеров, миновавших первоначальный период войны, когда было не до наград, всё-таки были награждены боевыми орденами и медалями. Об этом можно было судить по внешнему виду оставшихся в живых ветеранов войны, увешанных орденами и медалями. Они не купили их на барахолке, они заслужили их подвигами. И в этом заключается их высшая справедливость. Зато сотни тысяч их собратьев в мирное время не награждались ничем или – железками-побрякушками. Если у первых остался синдром за секвестр монетных наградных надбавок, то у вторых возник моральный синдром за секвестр их ратных заслуг перед Родиной в мирное время, пусть даже если речь шла о бесплатных отличиях. Разве не за что было награждать? Скажем, что значит сделать взвод, роту, батальон, полк отличным? Это такой труд, который не соизмерим с другими видами деятельности, ибо связан с оружием и с последствиями его потенциального применения. Бывало, один, хорошо подготовленный взвод, решал судьбу революций или военных операций и кампаний. Много лестного можно сказать о войсковом отделении. Понимаются различения? Офицеров и сержантов за этот труд продолжительное время не награждали. А когда дошло, что награждать необходимо, то ввели непосильные условия. То есть подразделение следовало делать отличным не один год, а два… А за два года обязательно найдётся пару разгильдяев, которые напьются или уйдут в самоволку, или сделают то же самое, то есть то и другое одновременно. Всё, прощай орден или медаль!..
Жуткая болтовня политработников о морально-психологической подготовке личного состава игнорировала личность воинов армии и личность всех граждан СССР. Ценилось самопожертвование. Если его не было, то не было и личности. А «не было личностей» - то плевали они с бугорка… Наливай! Но наливать рановато. Исследователи прав личности в СССР, которых стало больше не отловленных бездомных собак, забывают, что личность и её права во всех странах не стоила больше алтына, особенно во время войны. Что касается СССР, то здесь есть аспект, правозащитникам не знакомый. Мы познакомим их. Морально-политический дух того советского народа, из которого хотели сделать новую историческую общность, был настолько высок, что такого явления ни в одном западном обществе не наблюдалось. Здесь была личность на личности. И эти, воспитанные большевиками и закалённые революцией и войнами личности твёрдо знали о том, что в интересах своего государства они должны умереть по необходимости этого государства. Именно это сознание отличало ту общность, из которой второй раз захотели сделать «новую историческую общность». И они умирали. Безропотно и самоотверженно. Этим моментом стали злоупотреблять партийные чиновники и командиры. Уже без всякой необходимости они нагнетали такую моральную напряженность, в которой не было места никакой творческой личности. Во время войны это отразилось в невосполнимой безмерной растрате живой силы армии (атаки в лоб), а после войны – в тягостном воспитании личного состава методом изнурения без всякой необходимости по принципу: «На хрена мне твоя работа – лишь бы ты не сидел». И здесь тоже творческой личности не было, её создавали искусственно. И искусственно пропагандировали созданные творческие личности тоже искусственно. Разумеется, отдельные творцы, которым рот не заткнешь, были всегда и всегда будут. Речь о массовом явлении наподобие массового героизма во время войны. Массовости личностей не было. Иссякла массовость. С другой стороны, награждать офицеров было постыдно и некого. Тем более, ордена были «боевыми», а армия давно не воевала. В подразделениях царили самоволки, пьянки, массовые избиения молодых солдат «старослужащими», вынужденное сокрытие нарушений воинской дисциплины и воинских преступлений. Офицеры не справлялись со своими обязанностями и с обязанностями сержантов, которые они совмещали. Это была, в сущности, карикатура на офицера и на армию. Шли годы, в ЦК думали… Лишь к концу существования СССР додумались отлить полугражданские ордена и медали нескольких степеней «За службу Родине». Поздно, поздно хватились. И те стали в авральном порядке присваивать не войсковым офицерам и не сержантам  и рядовым, а военной и гражданской элите и разного рода «заместителям». И самое прискорбное. Их стали присваивать представителям культуры, которые нашу культуру разлагали, в основном лицам семитского происхождения. Наливай!  Российская Армия стала наследницей ВС СССР и их пороков. То и дело гремели случаи суицидов офицеров и сержантов, издевательств «дедов» над молодыми. В славное время, когда министром обороны был толковый человек по имени Сергей Иванов прогремело очередное ЧП, случившееся в новогодние праздники в Челябинском танковом училище. Солдата забили до полусмерти, а затем в госпитале ему ампутировали обе ноги. Принято гениальное решение расформировать танковое училище! Наши враги посмеиваются. В каждой части творится непотребство, всю армию не расформируешь. Подсказали Министру Иванову, он и погорячился. А фактически виновато правительство. Тоже с подсказки врагов бездумно увеличивает количество праздничных дней. Это что за привилегия нищей России? Работать надо, просим прощения, вкалывать надо, чтобы восстановить свой жизненный уровень. И это какую прорву надо надсмотрщиков, чтобы десять дней безделья удерживать Армию от преступлений? День-два и достаточно. Остальное время Армия должна, как в прежние времена, заниматься боевой подготовкой.
Старший сержант Анатолий Родичев служил уже два года, но он вернулся домой после «дембиля» таким раздолбанным, таким пьяницей, что его мать с отцом не узнавали. Целый месяц он пил как офицеры и сержанты, вернувшиеся с войны с облегчённой ношей. Те, как известно, сразу спрятали в сундуки ордена и медали и стыдились их надевать даже на День Победы. Анатолий спрятал в сундук (сундуки еще не отменили и они доживали в среде «обывателей» и «мещан») свои знаки воинской доблести и глушил стакан за стаканом…Неизвестно, выжил бы он от затяжного загула, не случись прояснения жизни. А что такое? Да ни что. Анатолий влюбился… 
В то время жила в посёлке Надежда Зыкина. Надя. Наденька. Имя старославянское и тут семиты не одолели, не сумели имя присвоить себе, как они сделали это с большинством имён древних русов. Надя была красавицей из красавиц. Уж вроде мама Анатолия в своё время была красавицей, но и та  вне сравнения. Зыкины слыли хорошей семьёй, отец бригадир (не пил), мать воспитательница детского сада, брат на службе, сестра Зиночка младшая - школьница. Надя готовилась в институт, когда на её горизонте означился Толя Родичев, старший сержант Сухопутных войск. Пьяный в дупель. Толя сходу облапил девчонку, выдохнув на неё грудной баллон косметической смеси тройного одеколона, табака и самогона. Девушка тоже сходу врезала Толе пощёчину с веским приветом:
- Ко мне ни одной ногой!
- Почему? – взныл Толик-старший сержант.
- Не дорос! – был ответ. И она вильнула куполом юбки. Ушла.
- Видали принцесс. Отходили потом на полусогнутых… - отбрил Анатолий, но потом пожалел. Надя повернула голову, усмехнулась, в глазах её было презрение. Она услышала о полусогнутых… В то время это слово было в ходу, его употребляли разные возрасты. Не иначе, завезли словечко из тлетворной Америки. Во всех случаях слово «полусогнутые» выражало сочувственно-унизительный смысл в разных оттенках.
Такой коленкор не понравился Анатолию. Девушка сразу запала ему в сердце. А кому она не западала? Кто её видел, вздрагивал с первого взгляда. Сама русая, а глаза тёмно-карие. Русские тёмно-карие глаза сочетают в себе темень ночи и свет коричневого алмаза. Эти глаза! Как глянет – сердце делает ёк, ёк, а потом немеет…И слова не вымолвишь. Косы тоже еще не перевелись. Хоть изредка, но блистали косами. Надя блистала косой, отращиваемой ею с детства. Можно сказать, она родилась с этой косой, коли, волосы ей ни разу не стригли. Поэтому тоже, коса длиной в две руки. Особенно понимали, что дело не столько в глазах и косе, сколько во всей фигуре. Стан! Дивный размеренный стан Надежды сводил с ума всю окрестную молодёжь. И мужчин повзрослее, тоже. Тут не опишешь. Тут надо было увидеть и умереть, как говорили отдельные персонажи. Специально приходили в конец улицы, где жила Надя, чтобы хотя бы взглянуть на красавицу, не то, чтобы лапать…Однажды случай представился услышать о Наде много хороших слов от разных людей. От мужчин, главным образом.
- Я один раз ехал на велосипеде, её увидел, слез с машины – иду сзади, гляжу на ноги. Ну, думаю, хоть взять бы в руки и только гладить, не то, чтобы что ещё … Такие красивые! Ни у одной артистки в телевизоре таких не видал… - рассказывал один ценитель красивого.
- Ноги… Я один раз лица у неё не видел. А попа была перед глазами, рядом. Она в кузов лезла – я ей помогал…Она не торопилась залазить. Повернулась к кому-то и разговаривала. Так что я насмотрелся. Она казалась мне лучше лица, хотя от глаз её тоже не оторвёшься… - делился чувствами другой сострадатель прекрасного
- Ни чё вы в ней не понимали… - угрюмо сказал молодой мужчина. Больше от него слова не дождались. Не хотел говорить перед всеми. Но ему тоже надо было сказать, слишком случай был потрясающий. Мужчину звали Вадим.
Много в тот раз было сказано, но как-то известного, общего, не было сказано чего-то особенного, о чём, скажем, умолчал Надин знакомый - Вадим. Но пришло время, и Вадим о ней рассказал. Действительно, он один понимал её. Он частично раскаивался и повторял: «Ну, почему я её не послушался?!» Повременим с рассказом Вадима.
Между тем Анатолий Родичев втупреж заступорился и больше не пил. (Втупреж, старинное слово, означающее одновременность с прёжкой, то есть сразу с запряга/же/нием лошади). Бросил пить Анатолий от одного вида Надежды. И стал тосковать. А сам крутился возле дома Зыкиных. Она подловила его прогулки и с издёвочкой произнесла:
- Я же сказала тебе: ни ногой! А ты ходишь…
- Ходить не запрещёно. Умру, но ты будешь моей! – посулил Анатолий.
- Ха-ха. Один такой умирал… - намекнула она на его отца. История была уникальная, она переходила рассказами из поколения в поколение.
- Умирал и вымрал…
- Вымрал, ха-ха…
- Нечего… Он своего добился.
- Он совсем другой. А ты…
- Ты?
- Ты в армии разложился…Ха-ха, - и вильнула  купо… Да не куполом юбки, попой вильнула. Той самой, которая лучше лица. А лицо её было чисто русским, округлым, с ровным носом и маленьким ртом, состоящим из пухлых губ. Про глаза говорилось, что, как глянет, так человек столбенеет. И голос её полусонный, однако, которого слушалась даже скотина. Своей собакой, рассказывали, она глазами повелевала. Да так бы и человек её слушался. От поводка одних глаз. Так что, и попа что, и лицо что, и ноги что, одно было прекраснее другого.
Но никто не знал, даже мать, что у Нади были свои проблемы. С точки зрения самой Нади, проблемы были безвыходными, хоть душись, хоть топись. Не объясняем мы во время, что те проблемы общие, не трагические, преходящие. Ибо в юности всегда думают об учёбе, а мечтают всегда о любви. И мечты те бывают столь жаркими, столь требовательными, хоть беги тотчас  в реку или в случайные руки мужчины. Надя инстинктивно стала приглядывать место на речке, вдруг пригодится…А ещё она приглядывалась к недальнему соседу Вадиму. Вадим не служил в армии по отсрочке. Он имел двух детей и, конечно, жену. Наде он нравился. Про него ходила история, что женился он не по любви, а по уговору, на нечестной девке. От кого был первый ребёнок, неясно, но второй точно Вадимов, похож на него.  Товароведка - жена разъезжала по точкам, спекулируя дефицитными итальянскими женскими сапогами и французскими колготками, тоже, разумеется, женскими. Вадим был уверен, жена ездит к своему первому лёбарю, но поделать уже ничего не мог. Он работал домохозяином… Вот к нему-то Надя, порой, обращала свои прекрасные взоры, сотканные из ночи и коричневого алмаза. А зачем? Зачем она обращала? На женатого мужчину, хоть и молодого?
Позволим событиям развиваться. Однажды Надя, ближе к вечеру, оказалась на речке. И Вадим тоже там оказался. Он лежал около «Камня утопленника». Так называли характерный камень с выемками с двух сторон. Технари назвали бы выемки шейками цапф. Опоясал их лентой или шнурком по выемкам-цапфам и на шею. А потом подплывай, если доплывёшь, к глубокому месту и прощайся с солнцем и белым светом. Его постоянно выкидывали в речку, от соблазна шизофреников, а пацаны его непременно находили, и он лежал здесь второе лето.
У Нади для Вадима давно были слова запасёны. Она завела продуманный разговор.
- Вадя, ты плаваешь хорошо? До островка доплываешь?
- Нашла вопрос. Ребятишки на день по десять раз плавают туда и обратно.
- Сплаваем? Одной мне боязно…
- Айда… - и они поплыли. Сто метров проплыть плёвое дело. Они вышли на крохотном островке, обтоптанном пацанами до лысого состояния, ни одной живой травки, и кусты начали выдирать, хотя прекрасно знали, что островок жив именно этими кустиками. Выдери их и островок размоет.
Тут не спрячешься. Метров пять в длину, столько же в ширину. Но не для того же приплыли, чтоб прятаться.
Она села, вытянув впереди себя литые в божественной мастерской в присутствии самого бога Рода обе ноги. Он встал на колени, но будто бы перед земной девушкой, но знал, что перед богиней.
- Что будем делать? – деловито спросила Надя.
- Я бы молился на тебя, будь ты моей женой, - ответил добрый домохозяин. -  Ты богиня! – выговорился он окончательно.
- Альтернативу хочешь? Никому не скажешь? Божись!
- Клянусь перед Богом! – жарко поклялся Вадим, не зная, за что.
- Спасибо. Даже  стесняюсь начала… Ну, короче… Вадь, поверь, я измучилась. Не сплю ночами, и днём бешусь… Хочу мужчину… Мне бы замуж, а я – в институт. Побудь моим любовником пару месяцев… Потом я найду замену…Или выйду за Тольку Родичева…
- Надька, ты а*уела?! – воскликнул Вадим, отстраняясь от Нади.
- Это называется не «аху…», а «оху…», - я поступаю на факультет журналистики, знаю…
- Это называется, что ты о-чу-ме-ла! – Вадим внёс по складам уточнение.
- Я хотела, чтобы это был ты. Ты должен уметь…Ты женатый. И ты мне нравишься. Я тебе доверяюсь…
- Надька, сволочь! Опомнись! Ты же целка! – на всю реку раздались негодующие слова Вадима.
- Надоело… Измучилась из-за неё…Почему ты трясёшься? Разве это страшно? Разве ты жене не ломал?..
- От, дура! Жене. Она мне ломаная досталась…Пожалел её. А она теперь катается в командировку, к нему. Я, как мужик, исстрадался, что взял нечестную. И ты хочешь, чтобы тебя всю жизнь проклинали! Чтобы кто-то страдал несчастным? – продолжал негодовать Вадим
- Сам дурак, Вадя! Стань моим любовником, и комплексовать перестанешь. Целочка и тебе достанется.…  Тебе нравятся мои ноги?
- Да, Надя! Эти ноги точил сам Господь Бог! Красивее их не видал, - через силу голос Вадима освоил другую тему.
- Поласкай их. Не страшно?..  –  уколола она иронией. Он стал поступать полуосознанно. Он стал гладить её гладкие прекрасные ноги, целовать их, покусывать икры – самые сладкие места этих ног. Он пробирался поцелуями выше и выше, к небесному царству. Это святое. Нашёл святое! Здесь всегда пашут страстные черти. Они, то есть черти, и сейчас подмывали его начать пахотные работы, потому что их, по-видимому, к первой вспашке не допускали. Вадим, добравшись до царства, перескочил его и стал целовать живот, заваливая Надю на голую землю. Живот представлял собой, с точки зрения Вадима, впалую чашу, полную жизни. Вдоль живота, от середины бюстгальтера до самых трусиков и, кажется, еще ниже, шёл милый дол, продольный жёлоб; он обцеловал этот жёлобный дол. А вдоль того жёлоба-дола струилась коса её. И, дойдя до бедра её, коса обвила его, как будто бы обтекла бедро. И потекла вдоль ноги – коса, помним, была длинная, в две руки. Под набедренными лоскутами, возможно, её оковами, самостоятельно дышала райская куща, известная всем, стремящимся к ней. Ну, Вадим, смелее! Срывай оковы!
Надя вздрагивала от каждого поцелуя. Дрожь от поцелуев мелкой дорожкой отбегала к небесному царству, видимо, игравшему роль центрального пункта управления бесстрастием и страстями. Поцелуи возбуждали её, она ждала чего-то решительного и возмутительно сладкого. Она покорно вытянулась перед ним, предоставляя ему свободу. Да какая свобода тому, кто боится царства. Тем, кто боится царства, свободы не видеть, потому что они и свободы боятся, равно, как царства. Он царства боялся, по желобку перескочил на её грудь. Приподняв лифчик, он ужаснулся радостным голосом:
- Надька! Они у тебя стоят как две насыпных пирамидки! Торчком… У моей жены тоже ничё, но полёглые, а у тебя стоячие… - и стал покусывать пирамидки, стоная от счастья. Ему и этого мало, хотя бы всего помаленьку, он стал целовать её губы, затягивая их себе в рот и, не давая дышать девушке. Она приподнялась в стане. Задумчиво смотрела на одухотворённого кандидата в любовники. Её беспокоили не удовлетворённые чувства. И сказать трудно. Она насмелилась и сказала:
- Какой у тебя? Покажи!.. – Вадим шокирован требованием, но теперь любые требования её для него закон сверхсрочного выполнения. Он показал ей предмет обожания женщин.
- Можно дотронуться? – Вадим был безволен и возбуждён, он позволил.
- Можно лизнуть?..
- Надька! – взревел он негодованием, но она подчинялась уже буйству своих чувств, тем самым, подчиняя ими Вадима. Она, не спросившись далее, овладела предметом обожания, а Вадим лишь держал её голову или держался за голову. Началось головокружение от успехов.
Когда женщина типа красавицы хочет падения, тогда перед ней не устоит целая армия во главе с командармом.  А тут некто Вадим, с отсрочкой от армии, как кормилец двоих детей и сын иждивенцев-родителей. Красавица Наденька могла вить из него любую любовную нить-верею. Сейчас она жадно осваивала неизвестное чудо, о котором она, как будущая журналистка узнала из эротических  просвещений. Неожиданно ей стало омерзительно и противно, она отстранила Вадима вместе с его провокационном предметом, и стала плеваться, не глядя на Вадима, а затем побежала к воде отмывать лицо.
- Я удовлетворена. Поплыли назад. Когда жена уедет опять, извести меня, а я решу, что мне делать, –  распорядилась красавица-госпожа. Вадим в этом рассказе, который передаётся почти дословно, успел рассказать, что он уже безмерно любил эту девушку. Такую силу имела богиня Надежда. Она могла испепелить сердце другого, кто, подобно Вадиму, попался бы на её пути; на пути её физиологического экстремизма.  И Вадим был уже её добровольным и добронравным рабом. Он послушно поплыл рядом с ней, изредка поддерживая её живот и слабый разговор на плаву. Живот был подвижным и строгим.
- Покажи, где здесь самое глубокое место? – говорила она, выпрыскивая воду ртом впереди себя.
- Мы как раз проплываем его… А зачем тебе?  - удивился который раз Вадим.
- Я видела сон, что утону на самом глубоком месте… - призналась она.
- Ну, даёшь! Ты всегда ненормальная или только сегодня? – пенял её Вадим
- Не знаю. Я тоже себя не узнаю, - был невнятный ответ.
Это и было их разговором на плаву к своему берегу. На берегу никого не было. Вадим предпринял попытку обнять Надю, и, видимо, хотел её поцеловать. Она отстранилась:
- У тебя там была вся власть надо мною. Ты не воспользовался ею… Вини себя. - Они разошлись.
Вадим абстрактно винил себя, но сообщал ей о командировках жены, Надя воспринимала информацию безразлично.
Но Вадим? Почему он боялся сорвать с небесного царства набедренные лоскуты? Почему побоялся обнажить воспетые сады рая вместе со змеем, райские кущи вместе с коварными яблоками, Эдем вместе с Адамом и с его клоном-сестрой и женой Евой, и прочее? Почему ему досталась участь винить себя? Словами Нади, разве то было страшно? Разве то не пленительно страстно? Или всё же дурак?
Ответы на эти вопросы нельзя свести к тому, что Вадим боялся или, того нелепее, не хотел, или ещё более страннее, не мог. Частичное объяснение находится в его растерянности, в его непонимании несоответствия между безупречной богиней и практическим поведением девушки Нади. Он был шокирован, его ругательные слова в адрес Нади говорили в пользу молодого мужчины высокой нравственности. Но самым сильным аргументом, так можно думать, объясняющим нежелание Вадима лишать девушку девственности, является сила обычаев и традиций, запрещающих поругание девичьей чести.  Наиболее веско и обоснованно эти обычаи и нравственные установки изложены в Языцах, своде языческих правил-прави родовичей русичей сына – деда, сына – отеча и сына – внука. Языцы гневно осуждают праха-осрамителя девства, нестоящего веры, ибо девица-дочь – судьба, а не дикая птица охотнику и не добыча отроку-недругу; играть с судьбою опаснее огния… Вадим оказался на высоте родовича русича сына – внука и за то ему высшая честь древних духов и их древнего целомудрия. И винить себя ему было не за что. Он не воспользовался моментом девичьей слабости. Он сохранил сады Эдема. Правда, на всю жизнь бы осталось сладкое воспоминание от того эпизода, перевернувшего его жизнь. Зато он отличился от той условной армии и от её командарма, которые не устояли бы перед красавицей. Неужели потому, что Вадим ещё не служил и не был тронут войсковым разложением морали?
Но, как оказалось впоследствии, поведение Вадима оказало на Надю сильное отрицательное влияние. 
Она изменилась. Так часто бывает, хотя люди не знают того. Это этап завершения созревания тела. Молодой человек не справляется с новым состоянием организма. Буйное буйство плоти гонит людей на поступки, несовместимые с их идеалами. Возникает мятеж чувств. Восстание чувств. В этот момент совершаются «подвиги», за которые стыдно всю жизнь. Ей было стыдно за свой поступок с Вадимом. Она полагала, что в глазах Вадима она уже не богиня, а обыкновенная лядь, не лучше жены Вадима. Она не могла видеть Вадима. В её представлении было бы лучшим исполнение её просьбы Вадимом. На это угнетение психики наслоилось еще одно удручающее обстоятельство, поразившую её нервную систему сильнее молнии. Учебники продолжали не лезть в голову, временно поражённую женским желанием и ожиданием мужского вмешательства в недоступные кущи рая. 
Она стала приглядываться к Анатолию Родичеву. Тот продолжал ошиваться около её дома, приглядываться к нему было доступно. Состоялась и встреча.
- Надя, выходи за меня!
- Никогда. Ты произвёл на меня непутёвое впечатление. Я увидела, ты пропил свои ценности.
- Мои ценности в тебе!
- Трепач. Больше ко мне не подходи. Хоть бы раз протрезвел.
- Сейчас разве я пьяный?
- Теперь ты всегда кажешься пьяным. – (А сама подумала о себе, как бы о ней тоже не думали однозначно, узнай они о поступке девушки-ляди).
- Ах так, злодейка! Тогда пусть моя смерть станет тебе укором. Я объявляю тебе о своей голодовке! Умру, если не станешь моей женой. Без тебя мне не жить.
- Смешно. Удивил. Сгони жирок, небось пузико как у старого мужика, ха-ха…
- Ты мне посмотришь!.. – и хлопнул бы дверью, когда беседа  была б не на улице.
Зачем же тогда приглядываться к парню, если гонишь его от двора?  Уж не хотела ли она повторения потомственного героизма младшего Родичева? Отец прославил Лидушку Кострикину, вот было бы здорово, если бы сын прославил Надюшку Зыкину! В этом случае какой-то рационализм можно увидеть, допустив в действиях Нади поощрительный смысл раззадоривания Анатолия.

И тут в посёлке распространилась сенсация. Толик Родичев объявил голодовку… Из-за Надюшки Зыкиной.  Как отец из-за Лиды Кострикиной.
Анатолий исчез с поля зрения посельчан. То пьяный шатался, искал собутыльников, То к девушкам приставал, а то пропал из видов. Но что-то не очень верилось Толику. То мать, то отец заглядывали в магазин, унося бутылки. Бутылки не были с минеральной водой. А родители были трезвыми. Значит?.. Поэтому Тольке не верили. Поэтому председатель Совета медсестру голодающему не присылал. И крышу перекрывать никто не спешил. Правда, шифер был ещё крепким…
Итак, Анатолий всерьёз принялся голодать. Но, продержавшись три дня, он догадался о том, что на подвиги не способен. Зато он был мастер – очковтиратель. Наловчился в казарме. Обманывал офицеров, обманывал прапорщиков, обманывал сослуживцев – солдат, обманывал всех подряд по любому случаю, от сокрытия нарушителей до приписок отличных оценок на стрельбах. И тогда не новая мысль посетила голову Анатолия. А зачем голодать, если никто за этим не смотрит. И он стал потихонечку кушать, а потом и выпивать. Родители поэтому и таскали бутылки. Но время шло, слух поддерживался, голодает, скоро вызовут участкового, а потом и попа – иерея. А тут ещё в гости к Родичевым приехала племянница Лидии Карповны – Нюра. Чуть-чуть постарше Толика, но в целом, почти ровесница. Явилась, словно бы специально, словно бы во время. Длинноногая дылда в коротеньких шортах, истрёпанных по кромам, больше похожих на мужские трусы. Такова была мода. Голова её была без косы. Вместо косы голова была навьючена клумбой замысловатой причёски. Эта мода живёт и поныне, сохраняясь в домах новых буржуа на головах вчерашних школьниц – сегодняшних жён бизнесменов.
Узнав о голодовке Толика, Нюра воскликнула:
- Наконец что-то интересное! – И тотчас побежала к нему. Голодающий обретался в летней спальне, пристроенной к дому, в летнике. Зимой кладовка, летом санаторное место ночлега, рационально. Войдя в летник, Нюра увидела ногу на ноге у лежащего здоровенного барбоса, заросшего дембельными волосами. Тот разглядывал её с любопытством. Ему шепнула мама о приезде двоюродной сестры. Нюра присела на табуретку.
- Чё куришь? – спросил он сестру во втором колене.
- «Кент» - Она вынула пачку,  небрежно выдавила из неё две дорогих сигареты, и они прикурили от её зажигалки.
- Выпить не принесла? – озадачил он родственницу.
- Не успела войти в курс дела, - деловито призналась  сестра
- У тебя обалденные ноги! – похвалил он её конечности.
- Точно. Все западают сначала на ноги, потом…  - согласилась она, не уточнив, куда западают потом.
- Порешься? – новый вопрос интереса о том, о чём она не договорила.
- А чё теряться…
- Правильно. У меня как раз шишка на вышке… Смотри! – он показал ей еловую шишку. – Нюра ни глазом ни повела, ни бровью не пошевелила. -  Ложись скорее. Тебя Бог послал.  – Двоюродная сестричка, не мешкая, залезла на ель, начав восторженно обивать с макушки крупные шишки…И этот момент единственно параллельный комедии Теренция «Самоистязатель». В ней тоже творилось нечто похожее, с участием молодого повесы Клитифона с гетерой Вакхидой. «В задней комнате», но куда скромнее…
Когда Лидия Карповна вошла посмотреть, что делает молодёжь, она с ужасом узрела полусогнутые ноги Нюрки под потолком, меж которых копошился её сынок, собирающий дары природы… Мать прикусила язык и закрыла руками рот, чтобы не закричать и тихо вышла из летника. Она рассказала Терентию. Оба долго молчали. Потом он сказал:
- Паразитка! Это всё армия! Она разлагает!
- А кто разлагает Нюру? – спросила жена.
- Процесс двухсторонний. Она разлагает армию, армия разлагает её.  – После этого долго молчали, мучаясь какой-то мыслью. Наконец, Лидия Карповна родила эту мысль:
- А почему? – Вопрос был простой, однако настала очередь рожать Терентию. Повздыхав, он родил:
- Потому что войсковой сержант перестал быть стойким. Раньше сержант был кремень, об него разбивались все волны сучьей морали, а теперь он рыхлый, всё в себя впитывает и всех собой разлагает…
- Что будем делать? – волновалась жена.
- Думать надо. – Они стали смотреть друг на друга, думали. В глазах запрыгали чёртики. Он разрядил ситуацию:
- Айда и мы отдохнём… - Они заперлись в своей спальне на крюк и стали вспоминать молодые годы, удивляясь тому, что они ещё ничуть не постарели…Комплименты они говорили редко, прижились. Но если уж скажут, то хоть записывай для истории.
- Говоришь, видала у неё полусогнутые? Свои покажи, родимая, вознесёнными!.. –  велеречиво просил Терентий. Верная жена не подвела его милостью.
Отдышавшись, супруги вернулись к теме их беспокойства.
- Женить парня надо! – определённо сказал Терентий.
- Надя за него нейдёт, а другую он сам не хочет, – повторила известное положение Лидия.
- Не хочет. Дерёт первую попавшуюся шлюху-сестру…
- Может, с Надей поговорить? -  советовалась супруга.
- Ты с этой сначала поговори. Пусть выметается. Завтра же. А потом, может, и с той… - высказался супруг.

«С этой» разговор состоялся в перерывах обеих пар. Нюра пришла просить еды «голодающему Поволжья», и что-нибудь выпить.
- Нюрка! Ты что, паразитка, делаешь?! – строго взялась Лидия Карповна.
- А чё? Парень бесится с «голодухи», а я должна была, по-твоему, целку изображать? – в современной манере брехнула Нюрка.
- Он же твой брат!
- Брат, на седьмом киселе.
- Не на седьмом, а во втором колене, кровный родственник. Кровный грех, не положено до седьмого колена, - внушала тётка вместо попа-иерея.
- Какой может быть грех, тётя! Ты б посмотрела, что в городе делается. Трахаются все, с кем попало и кому не лень. И вошь, и гнида, и северный олень, и бабка Степанида… Сама, поди, выше меня задираешь ноги…А?.. Ха-ха…
- О, развратница! Мы по закону.
- Закон один: у него стоит, у меня свербит, а чешемся вместе до самой смерти.
- Ничего ты, глупая, не понимаешь. У одних чесотка, а у других любовь. Вы не до смерти. Вы начешетесь и разбежитесь. А мы не разбегаемся, любим всю жизнь. Ты порченая, тебе не докажешь. Новые болезни, страшные, появились. Ты доиграешься. Всё расскажу твоему отцу. Ты же забеременеешь!
- Первый раз, что ли…Атя, твой братец, прекрасно об этом знает…
- Толя  Надю любит. Из-за неё голодует.
- Надю любит… Грызёт меня, как дыню. Я ему куски не успеваю подкидывать. Я уже насчитала восемь раз, а он хватает ещё, как собака…
- Ты бы завтра уехала!
- Тёть Лид, ты чё говоришь–то?! Ему, как минимум, надо неделю опорожняться. Ты, как мать, должна ему сочувствовать. При твоём подходе его изнутри собственным током убьёт. А где будешь искать причину?.. Ты мне должна спасибо сказать. Вместе с дядей Терентием… И я вошла с ним во вкус. И не гоните, и не делайте себе хуже. Он вас повыгоняет, а меня оставит. Короче, он велел накупить коньяку из расчета бутылку на день, как раз на семь дней… И готовь побольше еды. Человек отощал с голодухи. Я буду ему подтаскивать и подкармливать…Я тоже с ним не должна помереть с голоду. Работаю, как лошадь… - нарисовала неотразимую картину новоиспечённая любовница Нюра, двоюродная сестра Анатолия.
- Люди что скажут? – хотела устыдить Нюру последним аргументом тётка Лида. Но у современных молодых на всё свои аргументы.
- Люди пусть думают, что он страдает от роковой любви и от голода. А когда я уеду, тогда решайте, что делать дальше…Жените его тогда хоть на Наде.
- Армия, паразитка! Испортила сына,    – нашла последний аргумент мать сына.

Между тем события вроде притихли, и ничего такого вроде не ожидалось. Кроме того, что изредка возобновлялась тема голода отслужившего армейца Родичева, но и она оживала  вяло. Время ещё было… То есть считали до двух недель хорошего голода. После того не жилец.
Но вот истекли две недели, и тишину посёлка взволновала плохая весть: сегодня умрёт!.. В то же время не было подтверждения слуха. Никто не бегал, никто никого не просил, никто из начальства не беспокоился, попы-иереи хранили олимпийскую невозмутимость. Мама Нади некстати затеяла разговор о слухах. Неожиданно побледнела Надя.
- Что с тобой, доченька? – встрепенулась мама.
- Что-то дурно мне стало. Сама не пойму, - ответила дочка.
- Засиделась за книгами, с ума сойти. Провалился бы он, этот институт, ребёнок света не видит!.. – стала браниться мама. – Доченька, брось книги, выйди, развейся. Пройди по улицам, погляди, чем народ живёт. Иди, иди, подыши свежим воздухом… - И, можно сказать, силком проводила дочь на прогулку. Чувствовало ли беду сердце матери? Не сама ли она подтолкнула беду на встречу со своею кровинушкой? Кто ответит? Кто таким способом своих детей не любил, не выпроваживал их протруситься?
Надя пошла по улице, по другой, дышала без интереса. Потом возникла мысль о Родичевых. Как-то странно шла голодовка. Могли бы позвать её из любезности. Молчок, не позвали. Будто не из-за неё голодал парень. С этой мыслью она незаметно приблизилась к дому Родичевых. И встретилась с Лидией Карповной, та брала воду в колонке; общественные колонки в посёлках были на улице. Лидия Карповна обрадовалась девушке, поздоровалась первой, назвала дочкой, пригласила домой:
- Зашла бы ты к нашему, повлияла!.. – пропела она приглашение. – Он в летнике мается… - И вдруг тоже стала белеть, как недавно Надежда. Но Надя, хоть и заметила внезапную необычность в лице Лидии Карповны, не придала этому значения. Она и пошла в летник. Кто не знает летников во дворах? Они у всех почти. А Лидия Карповна была не рада своей собственной глупости. От чего она и побелела. Эта, проклятая Вакхида, то есть Нюрка племянница, еще не уехала, еще опорожняла её сына, Нюрка бесстыдница. Но поздно, всё теперь поздно. Наде бы не ходить. Но её вели черти, несомненно, они подталкивали красавицу. Она почти без предчувствия открыла дверь летника. Солнце светило в окно спальни. И, боже, что же она увидела! Пресловутые полусогнутые, вознесённые к потолку и трудолюбивое усердие своего жениха, обивающего шишки в лесу с какой-то женщиной. Те были в финале и, с учетом диких воплей женщины, зрелище было ярким. Наденька закричала дурным голосом и выскочила из летника и со двора. Какое-то время она бежала, потом пошла шагом. Никто не скажет, что она думала. И думала ли. Дело шло к вечеру, встречных людей было мало. Она прямиком пришла к речке. «Камень утопленника» лежал на своём месте, на месте ожидания. Он дождался. Наденька торопливо расплела свою косу, вынула обе ленты, перекрутила их  как одну, и накинула их на выемки камня. В последний момент она сделала петлю и вошла в воду. Как стало глубже, она накинула петлю на шею. И стала плыть на глубину. Камень оказался тяжёлым. Он не дал девушке осуществить своё полоумное намерение. Она утонула на мелком месте. 

Солнце еще не зашло, как забегали. Сначала мать Нади, потом, кто видел Надю. Лихорадка коснулась Валима. Он тоже, как Надя, закричал дурным голосом и помчался на речку. Кто-то побежал за ним. Прибежав к берегу, Вадим всё понял – камня на месте не было. Вспомнился разговор о предсказателе – сне. Вадим, не размышляя, в штанах и в рубашке пошёл в реку. Как стало бы глубже, он поплыл бы на глубину. Но он спотыкнулся о тело утопившейся Нади. Уже весь берег был усыпан людьми.

Её хоронили почти всем посёлком. Только не было на похоронах дома Родичевых. Многие люди рассказывали о том, какой красавицей уродилась Надя. Говорили много о частностях. О самом главном намекнул только Вадим, однако рассказывать всем не стал, а рассказал одному, ему не знакомому пожилому гражданину, внушающему доверие, который оказался ему ближе всех под его настроение. Но и он не знал всей правды о Наде.
На следующий день после похорон пропал Вадим. В доме на видном месте нашли записку: «В моей смерти прошу никого не винить. Я сам во всём виноват. Я люблю покойницу Надю. Прошу похоронить меня рядом с ней. Напишите на моём кресте: «Надя, я люблю тебя! Я с тобой до конца. Вадим». Его нашли в той же речке. Только у него хватило силы донести «Камень утопленника» до глубокого места. После этого камень отвезли далеко в поле и зарыли его в землю.

А что же Родичевы? Почему они не пришли хоронить Надю и Вадима? У них были свои проблемы. Они начали выгонять Нюрку-Вакхидку из дому, почти как в пьесе Теренция, но за неё вступился Анатолий. Скандал был великий. Только известие о гибели Нади отрезвило Анатолия, но не до конца. До конца его уже ничто бы не отрезвило. Вместо разумных действий, он напился самогона, поскольку коньяк давно был исчерпан. Напился, и ему стало плохо. Стало рвать зеленью. Его положили во дворе на ветерке, чтобы отходил от сивухи. В какой-то час, ближе к ночи, Анатолий встал по малой нужде. Обратно в постель не лёг, а полез в погребку. Погребка – это мазанка с погребом. Погреб сушился. Творило было растворено настежь. Анатолий, очевидно с глубокого пьяню, шагнул куда-то, и провалился в погреб.
Множество случаев свидетельствует в пользу того, что сильно пьяным, порой, везёт. Откуда-нибудь падают и остаются живыми. Толику не повезло. И погреб-то был не глубокий. А в погребе кое-как разобраны закромки для картошки, морковки, свеклы… Подпорками для закромков были арматурные штыри. На один из этих штырей налетел шеей бывший старший сержант. Штырь пронзил всю голову. Смерть произошла мгновенно. Рок его сторожил. Не было большой разницы между усекновением головы воинов Анатолиев и нелепой смертью через голову нашего Анатолия. Может быть, усекновение головы воинов врагами было почётнее смерти сержанта  запаса Родичева. Никто не пришёл на похороны уволенного сержанта.  Неожиданно видоизменилась пословица. Раньше имели в виду венерию, когда говорили: «Не повезёт, так и на родной сестре схватишь». Анатолий «схватил» на Нюрке-Вакхидке остаток своей разболтанной жизни. Не поверила Нюра, что кровный грех – смертный грех, вот и показано всем самим Небом. Попы–то ведь не покажут.
Родители причитали.
- Армия, паразитка! Довела сына!
- Паразитка! Довела сына армия!

А через какое-то время рухнул Союз Советских Социалистических Республик вместе с его армией. В последствии армию кое-как подлатали и кинули голеньких ребятишек в Чечню и на город Грозный. Сколько там полегло, достоверно неизвестно, потому что главным свойством статистики является лживость. Армия липела на самоотверженности российских, главным образом, русских солдат, выставляющих из своей среды младших командиров, а нередко, и офицеров.
Правы родители насчет «паразитки»? Лишь в части, касающейся. В целом, винить армию в смерти сына – это всё равно, что винить в смерти дочери институт, в который дочь еще не поступила. Виновато отношение политической системы к месту сержанта в армии, экономия на сержанте. Сержант и унтер-офицер (сверхсрочник, прапорщик) – это базовое место общества, на котором обкатывается чуть ли не каждый гражданин общества. Если та «база» гнилая, то, простите, и общество тоже гнилое. И так оно есть. И так оно будет. Только не всем это видно. Особенно слепы политики и обыватели, потому что обслуживают друг друга. А за что? А я чем хуже? То голос обывателей и мещан, а не тех, кто в домах держали симпатичных слоников. А политик юлит, унижается, заигрывает, «принимает меры». Вместо того, чтобы немедленно этого горлопана схватить и поставить на место сержанта, унтер-офицера или офицера. И сразу его , «паразита», в горячую точку… Чтобы понюхал, чем порох пахнет. Чтобы потом сам он об этом рассказывал, что порох пахнет смертью.
Обыватели не должны жить лучше сержанта, унтер-офицера и офицера. Если они живут лучше, то армия им не нужна. А это коллапс того самого общества. Например, слава Богу, участковые врачи вместе со своими медсёстрами стали получать относительно хорошие деньги. Однако опять перекос. Врач стал получать больше командира дивизии, генерала, у которого в подчинении, между прочим, и медсанбат, и полковые санчасти, а медсестра – больше командира батальона действующих войск, подполковника, у которого в подчинении, между прочим, и врач батальона, и санитары… Армия, паразитка!..  А мы ищем причины, кто виноват, и что делать. А зачем нам армия? Мы и так в плену у…
Но что всё-таки делать? Приоритетные проекты задели армию частично. Власти явилось понимание бедственного положения офицеров с квартирами. Думает власть помогать. И, конечно, власть додумалась до одного года службы и до контрактной основы. На большее не хватает ума и денег. В то время как олигархи владеют кубышкой в несколько раз превосходящей затраты на так называемые приоритетные национальные проекты. Олигархи не дают, им самим мало. Отнять нельзя – частная собственность. Не думает власть, не думают олигархи  - думают граждане. Мамы не хотят пускать деточек в скомпрометированную армию защищать частную собственность и в полном согласии между собой отрубают деточкам пальчики. Всё, к службе не годен, нечем стрелять…А кто пошёл-таки служить, тех сначала сержанты убивают до полусмерти, а потом хирурги ампутируют им не пальчики на руках, а – ноги вместе с пальцами. Не в боях, а от нечего делать, на праздники. Как в этом самом Челябинском танковом училище. Правда, подоспела подмога, откуда её не ожидали. От Общественной палаты. Некоторые её члены прямо возгорелись идти в казарму, и навести там порядок. Уважаемый член палаты Хучерява пламенно заявил, что он обязательно выяснит, почему офицеры и сержанты не выполняют своих обязанностей!.. Первым делом хоть бы он выяснил, почему сержанты перешли к самообороне и к рукоприкладству?