Погост и церковь

В нашей стране для народа есть несколько священных мест. Это погост и церковь. Придет весна, и начинает народ убирать дорогие могилы. И никакие гонения не смогли отучить людей идти к близким на могилу во время пасхальных дней.
Существует  кладбище и в казачьем хуторе Рыбацкий. Действует оно с момента разгрома Булавинского восстания. Есть документы, которые говорят, что  некоторых погибших участников  булавинского восстания по личному распоряжения Петра Первого  хоронили на этом кладбище. Хоронили не всех, так как по приказу царя наиболее " злостных смутьянов", подвесив за седьмое ребро, спускали на плотах вниз по Дону, без права предания земле, а ослушавшихся царского приказа станичников строго наказывали.
В исторических актах сохранились сведения, что в Рыковских станицах Черкасска в 1689 году была сооружена деревянная церковь. Существует предание, что она построена на деньги Булавина, который тут родился и жил. И деньги, что ему царь за поход на Азов дал, донской атаман  пожертвовал  на храм.
О её дальнейшей истории ничего неизвестно, хотя можно предположить, что она сгорела во время пожара 1744 года и больше не возобновлялась.
Многие казаки не возвращались с поля брани и, чтобы отдать последний долг погибшим, по ходатайству рыковцев в середине 18 века (не точные данные, предположительно 1744 г.)   здесь была построена церковь в честь Михаила Архангела, так как Михаил Архангел был покровителем воинства и рыбаков. По архитектурному строению церковь напоминала церковь Петра и Павла в Черкасске.  Возможно строили одни и те же мастера. Имела алтарь, иконы "рукописного письма" и "дорогие подношения". Дело в том, что у казаков на Дону существовала привычка даровать наиболее чтимой иконе подношения. Здесь  эти подношения даровались иконе Михаила Архангела. Подношения были очень ценными: золотые уборы  икон,  драгоценные камни, золотошитье, бисерные украшения. Поэтому кроме сторожа при церкви дежурили еще и казаки  в " свою очередь", т.е. поочередно.
18 августа 1838 года выгорели почти без остатка вся станица Рыковская. Вместе с ней в огне пожара была уничтожена и деревянная Михайловская церковь. Вместо нее была построена каменная Михайловская церковь.
Очень пожилые люди припоминают уже полуразрушенную церковь. Она была небольшой. Однокупольная, шатровая, была сложена из дикого камня. Перед церковью  была небольшая вымощенная площадка.
В этой церкви служили службы, отпевали покойников. Церковь находилась на территории рыковского кладбища, которому уже лет триста, а то и больше. Считалась часовней, поэтому крестить детей носили в Старочеркасскую под большим секретом, так как батюшка не разрешал.
Внутри был иконостас, иконы на нем были старинного письма, очень закопченные, но красивые, и видно было, что они давние. Когда начали закрывать церкви, в Старочеркасской,  в Рыкове, то батюшка, призвал людей  забрать себе по домам иконы и хранить до тех пор, пока церковь вновь не разрешат. Брали многие, сохраняли и сохранили.  И до сих пор стоят они в красном углу и теплятся под ними лампады и горят свечи.
Церковь была не отапливаемая, но вмещала многих, особенно когда были службы зимой и осенью. Раньше уже на Михайлов день (21 ноября) устанавливался лед на Дону или шла «шуга», и заутрене нельзя было пройти. Тогда здесь в престольный праздник служили службу.
Почему Михайлов день считается престольным праздником в хуторе Рыков? Архангел Михаил защищал моряков и рыбаков, воинство. А рыковские  казаки и воевали, и  занимались рыбой испокон веку. Были «заморозки», где хранили долго рыбу, были и «солельни». Службу служили перед большим ловом, перед открытием ловли весной. В церкви была большая икона  Михаила Архангела и ей делались подношения.
Кто же проводил службы в церкви? Вот что об этом рассказала коренная жительница х. Рыбацкий Папузина Варвара Илларионовна:
- При моей памяти батюшку присылали из Воронежа (эта территория была подчинена Воронежской епархии). Батюшка был хороший и службу свою знал. Говорил хорошо. Был врачевателем. Если кто болел, то присылали к нему, он помогал и словом делом. Лекарства многие имел и травы знал. Много помогал, особенно детям. Потом многим помогал, которых высылали  за кулачество. Просил в Совете, что им дали больше теплых вещей. Звали его Амвросий. Куда делся, не знаю, но мама говорила, что вызвали в Совет и церковь закрыли. Дружил с нашим школьным учителем, приходил на уроки к нам. Хотя это и запрещалось. Особенно хорошо рассказывал, как растут деревья, цветы.
Гораздо больше рассказал об этом человеке Нефедов Степан Данилович:
«Отец мой был среднего достатка, не сильно богатый. Богатство нам давала земля, или по-другому пай. А в нашей семье мы имели четыре пая, на братьев  вместе со мной, и еще давали на отца. Отец, Данила Иванович, был главой у нас, был при церкви нашей служкой (продавал свечи, следил за чистотой и порядком несения караульного дежурства). Церковь была небольшой, потому когда служили большие службы, то часто стояли и молились на улице, а когда прикладывались к кресту, занимали очередь. Церковь любили и если уж большой праздник (Рождество, Спас, Пасха), ездили в Черкасскую, но из-за того, чтобы свершить настоящую службу. К отцу приезжал Епидифор (Паша Парамонов) и говорил, что надо ее расширять. И сход собирали и давали деньги не убранство и расширили бы,  но, когда началась война (1914 год),  деньги решено было потратить в первую рядь на воинство.
В церкви начал служить ещё при отце (примерно 80-90-х гг. XIX) отец Амвросий. Прислали его из Воронежа (наши церкви все ему подчинялись). Хорошо вёл службу, хорошо организовал и хорошо говорил. С учителем нашей школы дружил. Многие ходили к нему  советоваться, бумаги и просьбы писать. Росту он был большого и был похож на вашего Маркса,  на безбожника этого. К зелью был равнодушен. Очень любил компот и квас, который готовила моя мать.
В нашей семье была одна сестра,  и отец очень хотел, чтобы Амвросий имел родство с нами, потому что матушка (жена Амвросия) его, приехавшая с ним, долго не прожила и умерла после рождения дочери. Прислуживала ему двоюродная сестра матушки. Но по разнице годов и по нраву сестры, которая все делала наперекор отцу,  желание не выполнилось.
 Амвросий много лечил детей, ему помогала сестра умершей матушки. Она же пускала кровь, если кто из казаков сильно «перебирал». Сам он не ходил, потому что «излишества лечить – богу вредить, антихриста радовать» (это он так говорил). А сам много умел и спасал многих, если тот заболел от трудов. Даже по сердечным делам многое знал, настоек много знал. Он нам на проповедях говорил, что будет разор большой,  но людям надо постоять за себя.  Революцию он никак не характеризовал, а смуту (гражданская война) не принимал, говорил, что грех большой идти брат на брата.  К власти новой относился как к любой власти. Да и у старой он не в сильной чести был. Говорил, что все это проверка и искупление. А когда дело дошло до икон, то многие сам спрятал, другие проверенным людям отдал. А добро при иконах отдал новой власти еще продотрядчикам на хлеб, хлеба-то у него не было. Веры он был великой. Сбор вещей организовывал, детям «раскулаченным» добился, чтобы выдали по дополнительному пальтишку, а совсем маленьким тулуп (1 тулуп на 2 детей). Раскулаченных благословил  и  перед отправкой обозов речь сказал о крепости духа. В речи той ничего обидного не было, ну а через день забрали и его.
Отец мой совсем уж немощный был, а ходоком с казаками за батюшку пошел. Все рассказали в комитете, казаков   домой отпустили, а батюшку нет. Сказали, что он (батюшка) людей травил и ругал новую власть, но это неправда, о власти он ничего на отправке не говорил, просто поддерживал тех, кто пал духом перед отправкой в дальние края. Особенно женщины. Плач стоял как по ним, как по погибшим. Амвросий же так и не вернулся. Кто возил ему передачку, говорили, что повезут его на рассыльной пункт в Шахты».
След батюшки затерялся в лагерях. Однако хутор не остался без священнослужителя. Перед войной новый батюшка   появился в Рыкове. Каноненкова Наталья Ивановна, 1932 года  рождения, вспоминает:
«Особенно запомнились мне события перед войной. Мама перед  школой, а я в  1939 году  должна была идти в первый класс, водила меня в нашу церковь, чтоб училась хорошо и здрава была. Батюшку  хорошо помню, звали его Егорий. Это был или сын, или племянник священника, которого в коллективизацию забирали. Проникновенно проповеди читал. Говорил, что хороший ученик – это помощник Богу. Я эти слова хорошо запомнила и детям своим  не раз говорила потом. Был он высокого росту, чернявый, говорил как с распевом. Много говорил о пришествии аспида, наверное, немцев имел в виду.
Он тоже ходил по домам и детей лечил. Мою сестричку, ей было года два, спас от глотошной, пальцами срывал пленку. И было странно, что  когда лечил, надевал белый наряд. Помню, что говорили, что он имел образование специальное, а не просто был лекарь.
Ходил по людям и просил иконы сохранять, что  с церкви были, никому не давать. Время придет, и их куда надо поставят.
Когда пришли немцы, то службу служил. Вначале идти никто не хотел. А потом мама пришла и сказала, что он все говорит про нашу армию, про ее победу. И люди пошли в церковь.
Немцы досаждали, но особенно мешали   румыны. Батюшка же Егорий службы не бросал. Он даже мальчика спас Рязанова Юру. Тот играл на улице с нами и случайно бросил метлу, а она  попала по зубам немцу, который сидел под стогом. Началась суматоха, батюшка  Егорий шел от больного, Юрку запихнул под стог, потом ему приносил еду. А маме Юры сказал, чтобы не волновалась. Немцы два раза приходили к ней, искали и показывали на автомат. А нас долго из дома не выпускали на улицу. На Новый год, на Рождество приносил нам маленькие подарки в теплый подвал, где от бомбежек спасались дети. Рассказывал и про первую звезду, и про Иисуса Христа, говорил, что он поможет нашим  папам. Занятия вел, дети его любили. У него хорошая, христианская семья была. Матушка была, но я ее не помню, только очертания.
У нас староста был. Он немцев хлебом - солью встречал, так батюшка ему руку для креста не давал и вообще  не здоровался с ним.
Когда окончательно пришли наши войска в январе 1943 года, он ушел с ними, и все мы ходили с ним прощаться».
Трудные годы переживала страна… И, может быть, не было бы так тяжело, если бы не запрещали людям верить в Бога. Однако верующих эти запреты не сломили. Много примеров мужества  можно привести, когда людей не мог отвратить от света истинной веры и страх смерти. Много праведников и исповедников российских пострадали в 20-30-ые годы. Среди них и простой сельский священник отец Амвросий.
Александр Проханов как-то об этом написал: «Но сегодня наиболее богомыслящие священники признают, что к концу девятнадцатого века наша православная церковь была почти мертва. Она оскудела, остыла, священники были подвержены порокам. Вспомните картину Перова «Чаепитие в Мытищах»- сидит тучный  самодовольный батюшка, перед которым стоит нищий инвалид…
        Церковь не уберегла народ от революции, не стала его духовным лидером. Такое поведение вызвало у Господа возмущение, и в роли бича Божьего выступили большевики. Они бросили в огонь эту омертвевшую Церковь. И священники, которые были зверски убиты,- они превратились  в мучеников, своей смертью опять наполнив Церковь жизненным огнем первохристиан… Конечно, большевики, убивавшие священников, были палачами и злодеями. Но ценой этой страшной кары Церковь опять превратилась в огненную Церковь, и, возможно, именно ее новомученики  вымолили для России с небес Победу 1945 года. И будет страшно, если нынешняя  Церковь не вспомнит эти уроки, опять станет мирской, сытой, стяжательской, забудет о Небе в угоду земному». Но я думаю, этого не случится. Не прервется на Руси золотая цепь святых.
Происходившие потрясения порой оставляют глубокий след не только в душах людей, но и их поступках. В 20-30 годы, когда рушились и взрывались многие церкви, чтобы спасти храмовые иконы, многие казаки, не боясь преследований, прятали иконы у себя дома, а потом передавали из поколения в поколение  своим близким. И до сих пор в домах рыковцев есть иконы из этой церкви. Церковь приходила в запустение, и, к сожалению, до наших дней дошла лишь плита с полустертым текстом. Великая Отечественная война довершила разрушение. В январе 1943 года, когда шло освобождение хутора от немецко-фашистких захватчиков, церковь служила  прекрасным ориентиром обстрела и  была полностью разрушена.  Камни церкви потом пошли на постройку  жилья почти разрушенного хутора.