10 из 63. Выпускной в садике

       В детском садике Лёшка Шатов не любил две вещи: рыбий жир и «тихий час». Сегодня рыбий жир был выпит, а тихий час ещё не закончился, и Лёшка торопил время, чтобы скорее наступило завтра. Потому что завтра — выпускной, и можно будет сказать садику: прощай!
Между тем за дверью гремели вымытыми горшками нянечки, и, посмеиваясь, рассказывали друг другу что-то личное воспитательницы.
— Небось, сами не спят, — проворчал Лёшка, повернувшись на бок. Кровать под ним сочувственно скрипнула.
Тут же в своей постели пошевелился Санька Инусов.
— Ты спишь? — спросил Лёшка.
— Угу.
— А почему тогда говоришь?
Санька промолчал, а потом сказал:
— Ирина, наверно, уже в Москву приехала.
— Я в Москве был. Там метро.
Лёшке хотелось говорить о метро, а не об Ирине Живоложневой. И чего только Санька нашёл в ней? Обычная девчонка. Не красавица. А они? То играют в песочнице, то стоят у заборчика садика и смотрят на реку… А позавчера Ирина с родителями уехала из Салехарда. Навсегда.
— Смотри, что подарила, — сказал Санька, показав спичечный коробок.
— Вот удивил.
— А это видел?
Раскрыв коробок, Санька развернул лежавшую внутри него вату, а там — клоп! Лёшка сделал круглые глаза.
— Кровосос из матраца!
— Домашнее животное, — поправил Санька. — Ирина просила кормить его.
— Кровью?
Лёшка покосился на своего худосочного друга.
— Зачем? Она ему хлеб давала.
Лёшка разинул рот. Раздался злорадный смех. Смеялся Женька Ларионов, самый сильный мальчик в группе. Он давно уже слушал их разговор. 

Тили-тили тесто
Жених и невеста!
Тесто упало,
Невеста пропала!..

Гнусаво пел Женька, ехидно уставившись на Саньку, пел и не думал останавливаться.
— За-аткнись! — крикнул Лёшка и с разворота стукнул его по лицу подушкой. Здоровяк Женька охнул и  ударом кулака сшиб Лёшку с ног. Дело запахло кровью. Подобрав с пола деревянный кубик, Лёшка швырнул его Женьке в лоб.
На шум прибежала воспитательница Генриетта Владиславовна.
— Прекратить! Кто первым начал? Говорите!
Мальчики глубоко сопели, смотрели исподлобья друг на друга и молчали. У Лёшки опухла челюсть, у Женьки на лбу багровела синяк.
— Вот что, герои, посидите-ка здесь, — сказала воспитательница, отведя их в дальний конец спальни. — Подумайте о своём поведении. — И, поставив им стульчики, она строго произнесла: — Остальным спать. Тихий час не закончился!
Мальчики сидели в разных углах, отвернувшись друг от друга. Заскучали. Развернулись, обменялись взглядами и принялись катать из рук в руки резиновый мяч.

      И вот наступил последний день — выпускной! Дети пели, показывали гимнастические номера, кружились в хороводе, плясали матросский танец «Яблочко». После концерта началась торжественная часть. Взрослые напыщенно говорили, а дети слушали, оглядываясь на подарки, которые ждали их в углу. Было душно. На крашеном полу горели полосы солнечного света, и Лёшка заворожённо следил, как напротив окна плавали золотые пылинки.
— Дети, будьте умными, добрыми, помогайте своим родителям, — заканчивая свою речь, произнесла Генриетта Владиславовна. — Первого сентября вы пойдёте в школу. И каждому в подарок мы хотим вручить «Набор первоклассника». Подходите по одному.
Началось вручение. Лёшке тоже достался подарок. Торопливо открыв коробку, он задрожал от радости. В коробке лежали сокровища: букварь, тетради, пластилин, касса с неразрезанными монетами, цифрами и буквами, деревянная ручка-вставочка, стальные перья и огромный, как палка, карандаш «Великан».
— Смотри, какой! — Лёшка поднял вверх. — Мой меч!
Санька тоже выхватил свой карандаш.
— Защищайся!
Они стали фехтовать, но вездесущая Генриетта Владиславовна была начеку:
— Шатов! Инусов! Будете себя так вести — в школу не примут!
Мальчики присмирели. Праздник закончился. Все стали расходиться, а Санька куда-то запропал. Лёшка нашёл его в конце двора. Стоя перед низеньким сквозным заборчиком, Санька смотрел вниз, через товарную базу, на реку, точно провожал кого-то.
— Ты чего тут? — спросил Лёшка, встав рядом.
— Так.
Лёшка положил руку на плечо Саньке и сказал:
— Ты мне друг?
— Друг, — ответил Санька и тоже положил руку ему на плечо.

Они стали смотреть вместе. По реке шла баржа из Лабытнанги. Плыла она так медленно и сама была такая длинная, что, казалось, стояла на месте, а навстречу ей двигался берег, товарная база и конец улицы. Где-то там, на противоположном берегу, за Уральскими горами была Большая земля, другой мир, иная, должно быть, невероятно счастливая жизнь.
— Стану взрослым — уеду в Москву! — сказал Санька.
— Я тоже, — сказал Лёшка. Хотя уезжать из Салехарда ему совсем не хотелось.