Видимая сторона жизни. 02

    В какой-то момент я поняла, что начинаю жалеть эту женщину, жизнь которой, видимо, была не слишком сладкой.


   Проза, звучащая из уст Яны, показалась мне намного интереснее, чем стихи. Но актриса снова оставила её в покое и вернулась к поэтическому рассказу о непризнанном гении.


   Стоя в углу около барной стойки, актриса поведала о поездке в Германию, где Елена Шварц в маленьком зале читала свои стихи перед шестью домохозяйками, не выпускающими из рук вязания. Те слушали равнодушно, видимо, даже не понимая смысла поэтических слов. Яна начала жестами объяснять значение каждого слова и звука, то притопывая, то рукой очерчивая большой круг, показывая размер чего-то, то прикладывала ладонь козырьком ко лбу, как будто всматриваясь вдаль. Голос звучал то громко, как будто пытаясь достучаться до тетушек, занятых вязанием, то скатывался на шепот, вкрадчиво добирающийся уже до сердец и душ зрителей, будто ища у нас сочувствия и сожаления. Каждая клеточка тела актрисы участвовала в действии: на глазах замерли слезы, руки вычерчивали в воздухе линии, хрупкая фигурка не могла сдержать дрожи.


   Устав от равнодушия, не замечая зрителей, героиня обратилась в очередной раз к бармену с просьбой налить в последний раз. Сделав глоток, она поставила бокал на наш столик. Стойкий запах алкоголя разлился в воздухе. «Неужели она весь вечер пила?» - подумала я. Вид актрисы на самом деле напоминал часто пьющего человека: руки ее дрожали, мышцы на лице дергались, движения были какими-то судорожными, нервными.


   - Сколько я должна? – обратилась она к бармену.
   - Две сто, - убирая со стойки бутылку, ответил молодой человек.


  Яна принялась выворачивать карманы, выгребая из них мелочь. «Придется скидываться,» - очередная мысль пробежала в голове.


   Бросив набранную у себя мелочь на стойку, Яна пошла прочь.
   - Здесь только двадцать рублей. Платите, или я вызову полицию.
   - У меня больше нет, - отреченно и совершенно безразлично ответила та.
   С соседнего столика до меня долетел шепот:
   - Соберем?


  Отвлекаться на голос не хотелось: было интересно, как поведет себя героиня.


   И опять зазвучали стихи:


 Вдруг зеркало по мне скользнуло,
Чуть издеваясь, чуть казня —
Придурковатая старуха
Взглянула косо на меня.
Я часто в зеркалах менялась,
Но узнавала. А теперь…
Я б удивилась даже меньше,
Когда б оттуда прыгнул зверь.
 
    Бармен, не желающий связываться с пьяной женщиной, отпустил ее с Богом. Актриса в состоянии нервного срыва поставила стул на подоконник, с трудом пристроилась на нем. Подсветка и музыкальное оформление помогли зрителям представить, что под постукивание колес героиня едет в трамвае, везущем ее в пугающее беспросветное будущее. 


Нет, не зачах он, не иссох,
Его не съела смерть сама,
Его нам выцарапал Бог
На яблоке глазном ума.
То образ есть души негрубый —
Втеснясь, объяв состав телесный,
Всё сожигает, но не губит
Огонь небесный.
В неопалимой купине
Провижу уголь уст.
Распят, распят и человек,
И ты — терновый куст. 

 
  Я понимаю, что на мои глаза наворачиваются слезы. Пугающая безысходность! Она ведь пугает не только героиню. Смотрю по сторонам: женщина за соседним столиком украдкой вытирает слезы, девушка прикусывает губу, мужчина рядом напряженно смотрит в окно.


   Актриса уже опять рядом со мной. Она начинает снимать с себя блузку, брюки и остается в прозрачной рубашке. Удивительно, но она не выглядит вульгарно! Я начинаю ей сочувствовать!


   Неожиданно героиня переваливается через барную стойку, за которой уже нет молодого человека, исчезает за ней, но через несколько мгновений она появляется вновь, как будто с трудом карабкается на крутой обрывистый берег реки после неудавшегося утопления.


   Актриса дрожит, все тело ходит ходуном, зубы отбивают мелкую дробь, но вновь звучат стихи:
 Сегодня небеса как светлое болото,
В котором утонуть не страшно отчего-то.
В саду таится деревянный театр,
В котором призраки танцует па-де-катр.
К стене приклеены две горбоносых маски
Глядящих весело на струпья старой краски
Светло-сиреневой. А за стеною зал,
Где запустенье правит бал.
Он мой двойник, подобна я театру
В котором призраки твердят все ту же мантру.


   Через мгновенье героиня уже спокойна, она читает прозу, которая звучит как фантастика, о своих последних днях. Слова ранят душу, вкрадчиво вползают в сознание, заставляют задуматься. Яна рассказывает о меценате, который на своем корабле собрал на творческий вечер таких же, как и Елена, гениальных поэтов. В большом зале стоят ряды кресел, но они пусты: зрителей нет. Весь вечер должны звучать стихи. Они будут радовать собравшихся до тех пор, пока корабль не уйдет на дно…


   Актриса произносит последнюю фразу и выходит в открытую дверь, ведущую в темный гулкий коридор, как будто там, впереди, дорога, уходящая в вечность.


Корабль Жизни уносился вдаль.
Я с вашего упала корабля.
Не различить где небо, где земля,
Где воздух, звезды, череп иль лицо.
Зачем заветное глотаю я кольцо?
Мне ничего в себе не сохранить,
Сгнила в воде и Ариадны нить.               
Птенца самосознанья утопить
(Но он не хочет исчезать, хоть и устал),
И вольною волной средь волн уплыть.
Ах, зубы скалить белые у скал.
Сверкать сиять  в ночи привольно
И морю не бывает больно.
Бывает болен Бог?  Он ведь боль.
А ей не больно. И меня уволь.


   Свет заливает зал. Под аплодисменты публики Яна Савицкая возвращается в театральный буфет, который весь спектакль являлся участником происходящих событий.


   Актриса приглашает на импровизированную сцену мужчину, который перед началом спектакля следил, чтобы всем хватило места в зале. Борис Павлович, режиссер спектакля, смущаясь, принимает цветы и поздравления зрителей. Мне показалось, что он чувствовал себя неуютно и был рад телефонному звонку, на который сразу ответил.


  Когда мы вышли на улицу, Света спросила, какое впечатление произвело на меня действие. Не задумываясь, ответила:
  - Бред сумасшедшей пьяной тетки.


   Подруга кивнула, подтвердив согласие. Придя домой, я опять же залезла в интернет и прочитала, что Елена Шварц, дочь заведующей литературной частью БДТ, была не так уж и обделена вниманием публики. Видимо, ее самолюбие страдало по другому поводу.


    Прошло несколько дней, а мысли о спектакле в театральном буфете не отпускают меня. Я постоянно вспоминаю напряженную и нервную игру Яны Савицкой. С удивлением понимаю, что память не возвращает меня к увиденным антрепризным спектаклям с маститыми актерами, а этот моноспектакль, в котором я была не только зрителем, но и участником, не дает мне покоя.


    А ведь это спектакль о всех нас, об одиночестве, которое толкает на необдуманные поступки, об отсутствии женского счастья, любви, о несбывшихся надеждах…