Любовь и смута. Глава10. ч. 4

Разграбление монастыря продолжалось. Головорезы Теоделинды бодро сновали с тяжелыми мешками от храма к главному двору, где их ждала телега, живо наполнявшаяся наворованным добром. Громкие голоса переговаривавшихся меж собой разбойников, их речь, состоящая по большей части из грязных, самых непотребных ругательств, наполнили некогда тихую обитель. Иногда слышались душераздирающие крики о помощи монашек, сперва подвергавшихся бесчестью, а после предававшихся смерти. Вопли несчастных ввергали в ужас остальных сестёр, тех что успели скрыться в своих кельях и теперь, рыдая, молили Господа о пощаде и избавлении от страшной участи. Большая часть монахинь разбежались вон из злосчастной обители куда глаза глядят. 

 Хозяйка не обманула, в этом монастыре было чем поживиться. Монастырский храм поразил разбойников блеском золота и сиянием драгоценных каменьев, которые были здесь повсюду. Воры принялись с жадностью хватать без разбору всё, что попадалось под руку. В разбойничьи мешки летели сорванные со стен пластины из золота и позолоченного серебра с ликами архангелов, статуэтки из резной слоновой кости, золотые подсвечники, кадильницы, чаши и другие предметы для богослужения, молитвенники из шёлка. Два человека вынесли из храма золотой реликварий, усыпанный вставками из цветных камней и жемчуга, и ещё пятеро следом за ними - тяжелый драгоценный оклад алтаря. В храме осталось только то, что разбойники не смогли унести из него.

Теоделинда вместе со своей сообщницей первым делом поспешили в келью аббатисы, где Дидимия бросилась к сундуку, о котором так долго грезила, и распахнув тяжелую крышку, поняла, что не обманулась в своих ожиданиях. Реальность превзошла самые смелые её мечты — чудесные красивейшие ткани тончайшей выделки потрясли её воображение. Смеясь от радости она принялась доставать из сундука шелка, золотую парчу, а изумительной красоты пурпурная накидка просто ослепила её, заставив замереть от восхищения. Но все эти шикарные ткани, ковры и одежда оказались лишь предзнаменованием, ибо почти на самом дне сундука её ожидало настоящее сокровище. Это был старинный кодекс Евангелия, чьим окладом служили скрепленные вместе листы золота, изукрашенные выложенными в виде крестов изумрудами, рубинами и бирюзой, окруженных орнаментом из речного жемчуга.

- Господи Иисусе! Какая красота! - воскликнула потрясенная Дидимия, привлекая своим возгласом внимание Теоделинды, которая была в это время занята разбором многочисленных свитков и битком набитых монетами полотняных мешочков из тайника настоятельницы.

- Верни где взяла, - бросила Теоделинда подруге, лишь только мельком глянув на Евангелие.

- Это как же верни?! Мы ведь условились, что сундук мой! - возмутилась та.

Теоделинда так удивилась этому неожиданному отпору, что даже оставила пересчет денег, с негодованием обратившись к сообщнице.

- Ты что оглохла? Я же сказала, верни на место и никогда не смей перечить мне, Дидимия, - заговорила она с подругой, угрожающе возвысив голос.

Но Дидимия, будучи не из пугливых, даже и не подумала возвращать кодекс в сундук. Она лишь со злостью уставилась на старшую подругу, обеими руками вцепившись в драгоценную вещь, которую уже считала своей. Однако звук шагов в коридоре  заставил её быстро спрятать кодекс обратно и захлопнуть крышку.

- Хозяйка, что прикажешь делать с аббатисой? Мы связали её и приволокли на двор, как ты велела,  - доложился пришедший, уставившись во все глаза на усыпанный серебряными монетами стол.

- Ступай на двор, я иду следом, - отвечала Теоделинда. - Пойдем повеселимся, - кивнула она помощнице.

Дидимия, не проявляя особого рвения и не желая расставаться с заветным сундуком, всё же послушно последовала за ней.

Они вышли на двор. Не по-летнему холодный мелкий дождик сыпал с неба, затянутого темными дождевыми тучами.

- Но это не аббатиса! - воскликнула Теоделинда, к своей величайшей досаде увидев перед собой вместо Цезарии Юстину.

После появления в храме разбойников сестра-лекарша, выбежав из храма вместе с остальными, принялась сперва унимать панику, направляя сестёр затвориться по кельям, а затем, тревожась за аббатису, бросилась со всех ног в лечебницу. Дверь оказалась наглухо запертой изнутри, и сколько ни звала Юстина матушку, никто не отзывался. Здесь сестра и была схвачена разбойниками, по указке хозяйки искавших настоятельницу именно в лечебнице и по одежде принявших за неё лекаршу. Они сорвали с неё головной убор, связали руки и нацепили на шею петлю, готовую в любое мгновение удушить несчастную, и так, со связанными руками и с накинутой на шею удавкой она предстала перед хозяйкой разбойничьей банды.
 
- Безбожница, зачем тебе аббатиса?! - у Юстины болезненно сжалось сердце, когда она представила, что убив её, Теоделинда так же расправится и с матушкой.

- Она понесет заслуженную кару за все свои преступления, - охотно ответила ей злодейка. - Сначала ты, потом она.

Юстина поняла, что говорить с этой пропащей душой уже нет смысла и обратилась к бывшей подруге:

- Дидимия, как ты могла так продешевить?! Или ты правда считаешь, что все те тряпки и золото, за которые ты продалась, они дороже твоей души?!

- Ты сама виновата, Юстина! - мгновенно отозвалась Дидимия, стараясь сохранять равнодушный вид, но на самом деле искренне сожалея о печальной участи подруги, которой очень скоро предстояло навсегда покинуть этот мир. - Нечего тебе было всегда и во всём поддерживать эту блудницу Цезарию!

- Иуда! - охваченная негодованием, Юстина с презрением плюнула в сторону предательницы.

- Чего вы ждёте? - обратилась к окружавшим Юстину разбойникам их хозяйка, желая, чтобы они поскорее расправились с лекаршей.

Однако, вместо того, чтобы убить монахиню, все трое мужчин (остальные разбойники разбрелись по аббатству в поисках дополнительной поживы) сами, один за другим, пали на земь, внезапно сраженные какой-то неведомой силой.

Теоделинда и её сообщница застыли в изумлении, с ужасом ожидая, что и их настигнут стрелы невидимого врага. Но этого не произошло — Альберга посчитала, что эти душегубки не достойны мгновенной смерти и должны быть осуждены по закону.

Для того, чтобы скрытно проникнуть на территорию аббатства и не быть обнаруженными врагами, Альберга и Леон перебрались через монастырскую стену, оставив лошадей по другую её сторону. Там же остались валяться на земле неудобные монашеские башмаки.
 
Леон отправился разведать обстановку в захваченном аббатстве. Альберга сразу направилась к лечебнице и увидела, как несколько преступников схватили Юстину и связанную потащили на главный двор. Не теряя времени, Альберга взобралась на каштан, росший рядом с келийным корпусом, и с него перебралась на крышу. Стараясь ступать как можно осторожнее по глиняной черепице крыши, она приблизилась к другому её краю и возблагодарила Господа, что успела как раз вовремя.

- Дидимия, немедля развяжи верёвки, иначе тебе не жить! - приказала графиня.

Услыхав эти слова, Дидимия бросилась к Юстине, и принялась торопливо освобождать подругу от пут, а её сообщница подняла голову в поисках говорившей и увидела новенькую монахиню (как бишь её зовут?), которая стояла на крыше, держа в руках лук (и где только она раздобыла оружие?!) — ясно, что эта негодяйка, а не кто иной убила мужчин и угрожала теперь ей.

- Ко мне! На помощь! - что было духу заорала Теоделинда.

Услыхав призыв хозяйки, разбойники поспешили на главный двор, однако здесь они не досчитались многих своих товарищей, оставшихся валяться бездыханными трупами  в трапезной, кладовой и возле лечебницы — Леону удалось значительно проредить банду, до поры до времени не обнаруживая себя.

-  Глядите, там, на крыше! Убейте её! - скомандовала хозяйка, стараясь держаться ближе к стене, чтобы не попадать в поле зрения лучницы.

Разбойники окружили дом, соображая, как лучше взобраться на крышу так, чтобы вернее обезвредить вооруженного врага.

- Ты узнал? Опять эта чертовка! - заметил один другому.

- Ещё бы не узнать, - кивнул другой, - эта тварь мне за всё заплатит.

Верхний этаж дома нависал над нижней галереей, и взобраться на крышу по стене было весьма затруднительно, но каменные выступы наверху, служившие одновременно и украшением фасада, и защитой маленьких окошек келий от непогоды, прекрасно послужили и для разбойников — набросив верёвки, двое из них принялись ловко взбираться вверх, в то время как третий мигом оказался на дереве, чтобы запрыгнуть на крышу с другой стороны.

Внезапно на глазах у всех один из смельчаков с глухим стоном сорвался с верёвки и рухнул вниз - дротик Леона вошел ему в спину, перебив хребет, и не успели преступники опомниться, как вниз грохнулся и второй, в которого та же рука метнула увесистый камень, пробив голову. В это время Альберга осадила стрелой третьего, ранив ему руку, едва он достиг уровня крыши, но остальным было уже не до раненого, ибо вся банда как один, следуя разбойничьему обычаю нападать всем скопом, с воплями и ругательствами яростно ринулась атаковать нового врага, на ходу угрожающе размахивая мечами и кинжалами — смотря кто чем был вооружен.

Леон оказался один против дюжины оставшихся в живых людей Теоделинды. Поначалу нападавшие не преминули посмеяться над недоумком, словно нарочно искавшем здесь свою смерть. «Все, отгулял ты свой век, отжил» «Лучше бы помолился перед смертью, дурень, чем зря мечом махать» - усмехались они, но очень быстро смешки прекратились. Сжав зубы в бесполезной ярости, разбойники тщетно пытались достать противника — Леон, вооруженный мечом в одной руке, а в другой - каким-то коромыслом, которое только что раздобыл в монастырской конюшне, орудовал ими так лихо, что не давал ни одному из противников даже приблизиться к себе на расстояние удара меча. Пока Леон отбивал атаку, его враги один за другим падали, сраженные беспощадными стрелами — Альберга была точна.

Однако, помогая Леону одолеть разбойников, меткая лучница беспечно забыла об их предводительнице. Тем временем Теоделинда, выбежав из своего укрытия, набрала в подол камней и принялась метать их в Альбергу. Вскоре, к великой радости злодейки, её затея удалась: один из камней зацепил лучницу за плечо, другой попал в голову. От неожиданной и резкой боли графиня выронила из рук лук и он с грохотам поехал по покатой крыше. Пытаясь скорее поймать его, графиня сама оступилась на мокрой от дождя черепице, и после безуспешных попыток сохранить равновесие, хватая руками воздух, в одно мгновение оказалась внизу.

 Не дожидаясь, пока упавшая, морщась от боли, придет в себя после удара о земь, Теоделинда подскочила к ней с кинжалом в руке. Альберга увидела над собой клинок, но тут руку, что занесла над ней оружие, перехватила другая рука — Юстина, помешав Теоделинде заколоть молодую женщину, с силой оттолкнула её от подруги. Превозмогая боль, графиня поспешила на помощь Юстине — теперь смерть угрожала ей, поскольку придя в бешенство от того, что ей помешали расправиться с врагом, хозяйка разбойников ринулась на лекаршу и, схватив её за волосы, едва не заколола ударом кинжала в живот. Совместно подругам удалось скрутить злодейку и повалить её на землю, не позволяя подняться.

- Дидимия, где ты! Помоги же мне! - воскликнула Теоделинда, не понимая, почему её сообщница до сих не пришла ей на помощь.

Но Дидимия была уже здесь, с верёвкой в руках.

- Её надо связать, она злобная как бешеная собака, - произнесла она, отдавая веревку Юстине.

- Ах ты подлая предательница, ах ты проклятая иуда! - завопила на неё сообщница, вызвав смех Юстины, ничуть не удивившейся такому поведению бывшей товарки. Для Дидимии была существенна только её личная выгода и сейчас, видя, что Теоделинда и её люди проигрывают, она мигом перебежала на сторону победителей.

- А нечего было отбирать у меня кодекс! - отвечала Дидимия, ничуть не смущаясь ни эпитетов, коими в ярости награждала её Теоделинда, ни её гневного испепеляющего взгляда.

После того, как хозяйка разбойников была связана, Альберга схватила лук, спеша на подмогу к Леону, и увидела, что тот, поразив почти всех противников, остался лицом к лицу лишь с двумя из них, но был ранен и дрался из последних сил. Помощь подоспела вовремя, Альберга сразила одного из нападавших, второго Леон прикончил сам. В этот момент послышался топот копыт, и на монастырском дворе появились всадники. Появление в аббатстве местного графа со товарищи совпало с предсмертным стоном последнего разбойника.

Графу оставалось только арестовать преступницу, что и было сделано. Несмотря на её вопли о родстве с императорами и угрозы мести, она была схвачена и заточена в карцере до церковного суда. Монашки с плачем омыли тела несчастных убитых сестёр, подготовив их к погребению, в то время как убитых разбойников побросали на телегу и увезли прочь, с тем чтобы скинуть тела в яму.
Аббатиса была найдена лежащей на полу без сознания, она не перенесла переживаний и страхов за своих подопечных, ей стало дурно. Юстине с трудом удалось привести её в чувства.

Ворота была поставлены на место, все возвращалось в обычное русло. До назначения епископом новых привратников, граф оставил на охрану обители своих людей.

Брат Лантберта, собравшись в дорогу, долго ожидал на монастырском дворе Альбергу, замешкавшуюся в лечебнице. Однако, едва появившись, она снова взялась мутить воду, продолжая тянуть с отъездом.

- Дело в том, братец, что я не могу вернуться, -  упрямо повторяла она.

- Сестрица, я может чего-то не понимаю, но сдается мне, что тебе попросту нравится мучить Лантберта. А ты не думаешь, что вскорости он забудет тебя и найдёт себе другую жену? - не скрывая раздражения заметил Леон. - Думаешь, кроме тебя больше и женщин нет?

- Отвернись-ка, - вместо ответа бросила Альберга и сняла с шеи тонкую верёвицу, с нанизанным на ней обручальным кольцом. - Возьми, отдай ему, - она положила кольцо в руку Леону.

Тот переменился в лице.

- Ну и как это понимать? Знаешь, это уже предательство.

- Да, было предательство. Я больше не жена Лантберту и должна возвратить ему кольцо, отныне он свободен.

Леон молча уставился на неё, не веря и не желая верить в её подлость. Кто угодно, только не она.

- И если он вознамерится отомстить мне, то скажи ему, что я больше не стану скрываться, он волен в любое время быть здесь и отплатить мне за измену, - говорила Альберга. Она надеялась ещё увидеться с мужем.

- Кто это? - мрачно осведомился Леон, не вникая больше в пустую женскую болтовню.

По его взгляду Альберга поняла, что лучше будет ответить.

-  Скажи Лантберту - он был прав насчет индюков, он поймет, - сказала она уклончиво.

Но Леон и сам догадался, услыхав про индюков - эта важная птица давно служила прозвищем казначея среди людей Лотаря.
 
«Все они подлые изменницы, ни одной бабе нельзя доверять» - подумал он и добавил вслух:

- Видать, правду говорят, что у женщин нет души.

Больше говорить с ней было не о чем, Леон вскочил в седло и, пришпорив коня, исчез за воротами.

Лучше бы ударил. Альберга была сражена страшной и жестокой несправедливостью его слов.

- Это неправда! -  закричала она ему вслед, - у меня есть душа!