Африканские сапоги

Такой тяжёлой ночи в моей жизни никогда ещё не было и, наверняка, не будет. Как ни старался, не мог заснуть. Вокруг меня вповалку лежал на-род. Стоял беспрерывный шум: кто-то заливисто храпел, кто-то бормотал в пьяном сне, кто-то, выходя на улицу по нужде, чертыхался, запинаясь о те-ла спящих на полу. В доме стоял тяжёлый, затхлый запах потных тел и винного перегара. Только задремал, как среди ночи раздался раздирающий душу крик:
– Зарежу! Вань, дай гранату! Давай скорей гранату! Идём в прорыв!
С этой минуты и до самого утра возгласы сотрясали стены неболь-шого домика. Голос то плакал по погибшему другу, то снова требовал у кого-то гранату, то звал в атаку. Едва стало светать, как меня удивил его неожиданный вопрос:
– Мои сапоги! Где мои сапоги?
– Зося, здесь, здесь твои сапоги. Вот они, держи.
Я присмотрелся и узнал свою тётку по материнской линии Наталью Белянину и её мужа Изосима – Зосю. Он лежал на спине, обхватив руками сапоги. Наталья ласково гладила голову мужа и успокаивала:
– Всё хорошо, Зося, всё будет хорошо. Твои сапоги на месте, никуда не делись, спи, родной. Ты дома, у своих.
И он заснул, мирно посапывая, как ребёнок.
Утром я с большим вниманием прислушивался к разговору тётки Натальи со своей сестрой – моей матерью:
– Знаешь, сестра, Зося очень добрый и смирный, но ночью – сплош-ной ужас! А что с него взять? Четыре года войны с немцами, три лагеря для военнопленных, четыре побега из них, только последний удачный, две контузии, несколько операций. И сейчас в его теле около сорока осколков. Иногда они выходят. Чешет, чешет, глядь – кусочек металла. Уж как война покалечила и не только его тело, но и душу. Каждую ночь просыпаюсь от его криков. Столько лет прошло, а у него по ночам то атаки, то оборона, то его догоняют собаки. Так по сей день и живёт в нём эта проклятущая вой-на. Мне ещё повезло. Хоть израненный, но вернулся муж и отец моих де-тей. Конечно, уже не тот работник, как до войны, но всё равно по хозяйст-ву помощник.
Мне было интересно узнать, почему на Зосю так успокаивающе по-действовали сапоги, ну, как снотворное. Днём внимательно осмотрел их. Сапоги как сапоги. Да, очень хорошие хромовые, голенища гармошкой, начищены, а самое главное – лёгкие необыкновенно. У Зоси, оказывается, был невероятно малый размер ноги при довольно внушительном росте. Ну, скажите, пожалуйста, встречался ли вам мужик при росте метр восемьде-сят с тридцать седьмым размером обуви? Хотя старые футбольные бо-лельщики утверждают, что знаменитый футболист Численко обладал ещё меньшим размером – тридцать шестым. Но какой силы был его удар!
Если до войны Изосим с обувью никаких забот не испытывал, носил подростковые туфли, то, будучи призван в армию в сорок первом, всерьёз столкнулся с этой проблемой. Во всей армии не было такой обуви! Хоть все тыловые склады обойди. И вынужден был Зося носить сапоги на три, четыре размера больше, накрутив несколько портянок. Ходить в такой обуви мука, а если бежать? Одним словом, обувь для Зоси стала вопросом жизни или смерти.
Когда в составе сибирских дивизий его часть прибыла закрыть собой Москву, тогда он и раскрылся как разведчик. Прошёл всю войну, служа в роте дивизионной разведки. Был молод, силён, вынослив, терпелив, с уди-вительно хорошей памятью. Однако у него по-прежнему оставалось слабое место – обувь. Летом и зимой, даже в лютые морозы, уходя в тыл врага, обувал детские ботинки на шерстяные носки, а в сапогах ходил только в своей части.
Жуткое время он пережил, находясь в плену. Трижды пытался бе-жать, но каждый раз неудачно. Вырвавшись на свободу из лагеря, сразу же понимал, что в этой обуви ему далеко не уйти. Он сбрасывал тяжеленные арестантские башмаки и мчался к линии фронта босиком. Но собаки вся-кий раз обнаруживали его по следу. Последним четвёртым удачным побе-гом из лагеря на территории Германии Изосим был обязан немецкому кре-стьянину, у которого выпросил сапоги его сына-подростка.
К слову сказать, Зося уже прилично знал немецкий. Командир роты систематически организовывал для своих разведчиков занятия по изуче-нию немецкого языка. «Разведчик, не знающий языка противника, – это только диверсант», – часто повторял он. Так Зося скинул со своего следа собак, прошёл Германию, Польшу, оккупированную Белоруссию и дошёл до своих. Весь его путь и описание злоключений заняло бы целый роман.
То, о чём идёт речь, произошло в Германии. После ожесточённого штурма одной из высоток немцы с боем отходили к реке, чтобы перепра-виться на другую сторону. Наши всеми имеющимися силами давили и да-вили, не считаясь с потерями, старались сбросить немцев в реку и не дать им возможности воспользоваться плавсредствами. В тылу наступающих образовалась огромная территория, свободная от войск. Её «зачищали» разведчики Зосиной роты. Если перед наступлением разведывали доты, огневые точки, то есть систему обороны, то сейчас они прочёсывали мест-ность в поисках карт противника, раненных немецких офицеров для полу-чения информации о впереди расположенных оборонительных укреплени-ях противника. Знали, чем тщательней поработают у себя в тылу, тем легче будет им за линией фронта.
Зося проверял одно из многочисленных немецких огневых укрепле-ний. Оно состояло из разбитых гаубиц и огромного «Тигра». Танк нахо-дился в одной из вырытых траншей и мог, скрытно передвигаясь, менять огневые позиции. Он был практически целый, не считая сползших с катков гусениц. На нём ещё местами сохранилась жёлтая окраска – камуфляж под цвет пустыни. Это был остаток танковых соединений фельдмаршала Ром-меля, переброшенных с севера Африки в 1943 году на Восточный фронт, последняя надежда гибнущего рейха.
Разведчик обошёл все гнёзда, облазил блиндажи, заглянул в откры-тый люк танка, но ничего важного не нашёл. Кругом одни трупы и разби-тая техника, пахло смрадом и гарью. «Да, после пехоты здесь делать нече-го», – сделал вывод Зося и двинулся дальше, к передовой.
Он уже вышел на дорогу, как внимание привлекла небольшая полу-разрушенная, но достаточно высокая постройка, доселе скрытая цветущим садом. А ведь это идеальное место для корректировщика батареи. Надо и её проверить. И Зося направился к зданию. Уже рядом откуда-то сбоку раздался сухой щелчок пистолетного выстрела, и пуля обожгла висок. Зося мгновенно нырнул под куст. Снова выстрел, и пуля срубила веточку над головой. Зося ужом скользнул за постройку. Он достал из кармана зер-кальце и, высунув его из-за угла, стал внимательно осматриваться, стара-ясь определить место, где скрывался немец.
Медленно шло время. Звуки боя то удалялись, иногда совсем стиха-ли, а то вспыхивали с новой силой. Здесь, в саду, уже растекалось дыхание мирной жизни. Но это ощущение мира и покоя было обманчиво. Рядом притаилась смерть, ожидая свою жертву. И возьмёт того, кто допустит ма-лейшую оплошность.
Но Зося был терпелив и ждал своего часа. Прошло минут тридцать, и он замечает у одного куста слабое движение. Немец! Зося резко высунул-ся, рубанул из автомата по кусту и вновь за угол. Снова наблюдение через зеркало. Немец, поняв, что обнаружен, неожиданно для Зоси кинулся под защиту этого же здания. Зося ударил очередью, но опоздал. Однако успел заметить, что немец – маленького роста в жёлтых сапогах под цвет «Ти-гра». «Тоже африканец», – определил Зося. Он, как и все разведчики, был мастером рукопашного боя в зданиях, окопах, блиндажах. В этих условиях Зося был как рыба в воде. Он снял с себя лишнее, скинул безразмерные са-поги, достал пистолет, гранату, нож. Главное сейчас – не дать немцу про-скочить наверх, в своё «гнездо», откуда без гранат его не выкурить. В том, что это корректировщик, Зося не сомневался. Немец рядом, за стеной, Зося кожей ощущает его дыхание. Ему бы туда, за стену, гранату – и все дела, но Зося присмотрел на немце сапоги. Вдруг они его размера? А он их ос-колками порвёт? Себе потом этого не простит. И началась смертельная иг-ра в кошки-мышки.
Вот небольшая уловка Зоси – и нож в груди врага. Заглушив рукой предсмертный вопль фашиста и дождавшись, пока тот затихнет, Зося опус-тил его на землю. Сел рядом и закурил. Уже прошла нервная дрожь, и он обыденно, как плотник у собранного им сруба, привалившись к стене, рас-сматривал врага.
Перед ним лежал белокурый юноша с голубыми глазами. Не будь он в обмундировании офицера, сошёл бы за школьника-подростка. Ну, точь-в-точь как тот немецкий мальчишка, в чьих сапогах он дошёл до самой Варшавы. А вдруг это он? Волнуясь, достал из кармана убитого докумен-ты. Выпало несколько фотографий. На этих, видать, его любимые девуш-ки. Ну, красавицы, ну, милашки. Нет, девочки, вам его уже не дождаться. Вот он с родителями. Здесь с друзьями на фоне танков в Африке. Изосим открыл удостоверение и прочёл: обер-лейтенант Пауль Кронбихлер. Уф, отлегло от сердца! У того другая фамилия – Отто Роот. «Да, – подумал Зося, – совсем мальчик. Война, как асфальтный каток, катится по миру, ка-леча судьбы миллионов людей всех национальностей. Этому пареньку жить бы да жить. Уже мог быть отцом семейства, инженером или даже учёным. А что с тем немецким пареньком, в чьих сапогах я ходил почти год?»
Изосим уже слышал, что фашисты сколачивают части из юнцов для защиты Берлина. Выживет ли Отто в этой кровавой мясорубке? Кто знает. Вот ведь какая эта штука – война. Не убей он этого молодца, не вернулись бы с этого поля ещё чьи-то сыновья и отцы. Но не помоги ему тот немец во время побега, не прояви милосердие, то, возможно, и не был бы убит этот корректировщик. А окажись на этом месте Отто, Зосе пришлось бы и его убить. А что делать? Выбора-то нет! Нет выбора!!! Но постой, а тот немец, что помог при побеге, ведь сделал выбор... Ой, Зося, доведёт тебя «фило-софия» до сумасшествия. Ты – солдат и думай, как выполнить задание и выжить.
Он еще посидел, вспомнил своих детей. Их у него трое – две милые дочки и сынишка. Они точно выживут! Народ в Сибири крепкий, живучий. Хоть лебедой да осиновой корой, но прокормятся. И стряхнув с себя ко-роткое оцепенение, встал.
Докурив, первым делом снял с немца сапоги и примерил. До чего же они ему впору! Какая красота! Выходит, не зря рисковал, игра стоила свеч! Он прошёлся, подпрыгнул пару раз и остался довольным. Новые, слегка разношенные, из прекрасной мягкой кожи, это не та обувь, в которой ходят сегодняшние солдаты рейха. Сапоги индивидуального пошива, ручной ра-боты, им сносу нет.
Зося подошёл к своим вещам, забрал и вернулся снова к немцу. По-стоял, раздумывая, и надел на него свои разбитые сапоги: «Мёртвому лю-бые сапоги сойдут, а эти, африканские, пусть теперь послужат мне».
Одна мысль не давала покоя Зосе: почему немец оказался в кустах в засаде, на которую он напоролся?
Он поднялся на самый верх и увидел оборудованный пункт коррек-тировщика. У стереотрубы стоял большой стол, на нём лежали карта с на-несёнными на ней дотами, окопами, русскими и немецкими, циркули, ли-нейки, транспортир, остро заточенные карандаши. На столике поменьше попискивала рация. Рядом – шифроблокноты, коды. Вот это была удача! Был ещё один, обеденный столик, на котором громоздились продукты, термос, фляжка с коньяком. Под столом полный вещмешок продуктов. Не-вдалеке топчан. «Во, фашист как устроился, а?! – подивился Зося, – и как же наша пехота мимо проскочила?»
Он подошёл к стереотрубе, повёрнутой в сторону продолжающегося боя, посмотрел в неё. С этого наблюдательного пункта картина боя у реки была как на ладони. Вот по лощине, сбегающей к реке, движется наша техника, со стороны немцев она не просматривается, а с этого здания вид-но. Бей точно в цель – всё пристрелено, и везде отмечены ориентиры. Он развернул трубу в противоположную сторону, откуда шло наступление. Вся территория перед батареей покрыта побитой нашей техникой и телами наших солдат. Зося оторвался от трубы и посмотрел вниз, где в кустах его поджидал немец. Там стоял замаскированный сортир.
Делать здесь больше нечего. Зося взял мешок с продуктами, прихва-тил фляжку, уложил в подобранный планшет карты, шифроблокноты и от-правился в часть. «Всё остальное вывезем на машине», – решил он.
С тех пор эти трофейные сапоги стали для него, можно сказать, аму-летом. Один недостаток был у сапог – цвет. И что он только ни делал – ма-зал и дёгтем, и отработанным машинным маслом, и мазутом – всё напрас-но. Правда, они со временем стали грязно-жёлтыми. И в очередной раз его выручили немецкие сапоги.
Их разведгруппа не смогла пробиться вовремя к своим и залегла в окопах противника бок о бок с немцами. И тут началась артподготовка, а затем наступление наших по всему фронту. Проходившие следом за пере-довыми частями тыловики наткнулись на знакомые сапоги, торчавшие из земли.
– Никак, Зося из разведроты.
– Точно, его сапоги.
– Жаль, хороший был разведчик.
– Я задержусь, сапоги сниму, мёртвому они не нужны.
– Так размер-то у него какой, знаешь? Разве они налезут на твои ла-пы?
– Э, я из них хорошие кисеты для махры всем нашью, – деловито пробасил солдат и сдёрнул сапог с засыпанного землёй Зоси.
– Смотри, братцы, живой! Пальцы на ногах шевелятся!
Солдаты вмиг откопали едва живого Зосю и передали санитарам. Весь израненный осколками, Изосим только на пятые сутки пришёл в себя.
– Где мои сапоги? – были его первые слова.
– Здесь, здесь, они вам жизнь спасли, – ответила санитарка.
После войны его забрали в фильтрационный лагерь, где содержали для проверки всех, кто побывал в немецком плену. Вскоре был отпущен, так как представлял собой живое решето. Горько переживал он не то, что держали в лагере и лишили всех наград, а то, что лагерная охрана отняла у него сапоги.
Умер он ночью от сердечного приступа в возрасте сорока пяти лет в своей постели рядом с женой во время «побега», спасаясь во сне от насти-гающих его немецких овчарок.