Призраки севера

      Страх движет временем. Пожалуй, если бы Владимира спросили, что такое вечный двигатель, он назвал бы страхи.
Все, казалось ему, стало напрасным. Все стало чужим, смешным и гадким.
   До вчерашнего дня Владимир слышал от N лишь гневные политические тирады и извещения о скором конце света, и каждый раз история обрастала все новыми мхами новых подробностей. Но все это N вываливал на него по утрам, разрывая телефон, и каждый раз Владимир удивлялся, как в семь утра человек может быть таким словесным садистом. По вечерам же, сидя в кабаке , он молчал, а потом заводил разговор или о собаках, или о женщинах. И весь мир, казалось, был чужд ему. Многих притягивало в нем это безразличие. А он просто жил, не желая быть важным или кому-то нужным... и в этом был парадокс.
   Вчера N не позвонил, не приехал, он просто лег и умер, не сказав миру ни слова на прощанье, а другу оставил лишь подобие улыбки на застывшем нервном лице. «Внезапное кровоизлияние в мозг», - констатировал врач.- «Мне жаль». Разумеется.
«Жаль» звучит как пчелиное жало, только больше кусает.
   Все существование показалось в тот день Владимиру обманкой, циничной шуткой. И судьба явилась к нему, чтобы посмеяться. Чтобы все отобрать в одночасье, запереть клетку и смеяться, смеяться, смеяться...
Потерянный среди улиц, голосов и мыслей, Владимир брел домой. Он сел на лавочку с облупившейся краской, лицо его сделалось бледным в свете фонаря. Он наблюдал за окнами: кто-то гасил свет, собираясь спать; чьи-то тени ругались на бордовой занавеске; у кого-то света не было вовсе. И Владимир представил себя дома, в Карелии. Он жил там в детстве с родителями, рисовал Онежское озеро и играл в разбойников в огромном лесу. Они летом ездили на Соловки, и там он видел кита в Белом море. Он любил слушать легенды о рыцарях и волшебниках, сидеть допоздна у костра и есть мамины пироги из ревеня. А сейчас ее нет.
- Никого больше нет... - отозвались шепотом его мысли.
Глухая тишина стояла в квартире. «Беги, беги отсюда!» - раздалось в его голове.
   В поезде было хорошо. Он сел у окна и смотрел, как дневное солнце обращается в феникса и, сгорая, пеплом осыпается на деревья. Ему нравилось наблюдать за людьми на станциях и представлять, что станется с ними, оставшимися.
  От этого веяло чем-то неизведанным. Но нельзя было задевать звуком невидимую воздушную ткань, ибо стоило к ней прикоснуться неосторожным, разлапистым словом - и все это окажется туманом, бредом или сном...
   Владимир высадился на окраине знакомого с детства леса. Все в нем было прежним и дышало отрезвляющей свободой.
Бирюзовые звуки пахли ветром и мылом. Владимир сначала тихо шел по тропе, не сворачивая и оглядываясь, но наполнился весь хвойными песнями и побежал, раскинув в стороны руки. Он бежал, забывши обо всем и потеряв прежнюю тропу, задыхался от ледяного воздуха, пока не упал, зацепившись носком за раскинувшуюся на дороге корягу.
- Хам! - выкрикнули сзади.
Владимир резко обернулся и с ужасом посмотрел на карлика, стоящего прямо за ним.
- П-прошу прощения...- попытался было заговорить он, но карлик его перебил:
- Бегать тут по лесу вздумал! Да ты мне все грибы потоптал! Да я тебя!
- Зану-у-у-уда …- протянули откуда-то слева. Но сколько Владимир головой не вертел, увидеть этого кого-то не мог.
- Я свихнулся? - в ужасе мямлил Владимир, сидя на земле. На макушку ему спикировал березовый лист, и теперь Владимир стал напоминать скорее лягушонка.
- Ну что вы обижаетесь! - продолжил Кто-то. - Если бы свихнулись, Леший  вас не привел бы к нам домой.
- Да ну тебя. Я его привел, чтобы отдать ведьмам и изжарить. - Карлик насупился и засопел, как злой еж.
- Он у нас оби-и-идчивый, лучше бы вам было не бегать по его территории. Ведьмы вас жарить не будут, конечно. А вот насчет Лешего я не уверен...
- А мы где? - Владимир скривился в подобии улыбки.
- Как где? Дома! – голос, из певучего сделавшийся почти резким , тут же материализовался перед новопришедшим в туманность с глазами.
- А вы, простите, привидение? - Владимир уже откровенно хохотал.
- Не вижу в этом ничего смешного! - обиделась туманность и уплыла к стоящей перед ними дощатой избе, жалобно подвывая.
- Гулять по лесу и обидеть несчастного призрака. Да вы, батенька, точно свихнулись. - Карлик, оказавшийся Лешим, продолжал ворчать и летящей походкой отправился к дому.
    Владимир огляделся и понял, что не помнит, как давно приехал сюда. Содрогнувшись при мысли о возвращении обратно, он ее благополучно выкинул прочь и, проследив, как та, обидевшись, убегает, позволил себе снова быть. Возле избы с такими разнокалиберными жителями разливалось озеро с пупырками-островками, было темно, хоть выколи глаз, а на небе высыпали звезды. Глядя на него, Владимир вспоминал, как сестра в детстве рассыпала блестки по полу и, смеясь, заявила, что рассыпала свое «маленькое небо».
  Из избы высунулся Леший.
- Ты идешь или нет!?
   Войдя в дом, Владимир не без удивления отметил, что внутри все гораздо меньше, чем казалось снаружи. Его тут же усадили за стол и поставили громадную кружку молока. Около самовара вертелось что-то бородатое и маленькое с сапогом в руке; под потолком завывал туманный призрак; в углу сидела девочка, вертевшая в руках нитку с сушеными лисичками и безуспешно пытавшаяся сдуть со лба непослушный, неудачно опустившийся  рыжий локон; а за столом, прямо напротив Владимира, скрестив руки, восседал хмурый Леший. Казалось, что еще немного и он достанет огромную лампу для допроса и будет пытать несчастного Владимира, зачем тот бегал по лесу. Но внезапно Леший добродушно хмыкнул и заговорил.
- Как ты попал-то сюда?
- Да жил я здесь раньше. Вот и приехал, чтобы  погулять.
- Погулять, значит... топтать мне здесь все вздумал, ух! Я тут хранитель леса, а вы - хам!
- Леши-и-и-й, ну уймись ты уже! - взвыл призрак. – Ну, ско-о-о-лько можно. Объясни ему лучше, чего злишься. А то он и не знает поди. У-у-у-у-у-у...
Леший подпер рукой голову и перестал ворчать.
- Ты вот знаешь, что лес такое? Не знаешь... А лес грубости не терпит. С ним бережно надо, как с дитем, оберегать его, разговаривать с ним. А в тебе одна лишь злоба была. Так что считай, спасли мы тебя от беды. Не любят здесь таких. И мы не любим, но раз уж свалился ты на нашу... корягу, то и ночлег тебе дадим, и пищу, и истории разные. Уж в этом не сомневайся! - Леший закрутил «камышовый» ус и вскочил. - Давай я тебя лучше познакомлю со всеми! Вот этот недотепа с сапогом, - кивнул Леший на лохматое-у-плиты, - Домовой наш. Хозяин. Прекрасный хозяин. С ним ни самовар поставить, ни... Он не договорил, перелетел через всю кухню и, отобрав злосчастный сапог у очень задумчивого Домового , нахлобучил его на самовар, а лохматого от плиты отправил к столу. Домовой тут же продолжил "речь", широко улыбаясь, представил Владимиру Ведьму (ей оказалась девочка в углу), и шепотом: «Это она только прикидывается. На самом деле ей 156 лет и она вовсе не безобидна. Так что советую держаться подальше». На что девочка хмыкнула: «Клевета! Никого я жарить не буду. Сегодня, по крайней мере. И мне не 156, враль ты старый! И вообще, не мешайте мне, я тут зелье делаю».   
- А у нас тут знаешь, весной корабль-призрак проплывал. Вот это зрелище было! Гроза, молнии сверкают, и корабль призрачный плывет. Третью весну подряд уже. Одиноко ему, наверное.
- А кому из нас не одино-о-о-ко, - завыла туманность под потолком.
- Тебе-то хуже всех! - засмеялся Домовой. - Да что там корабль, у нас и тарелочки летают. Достали, жуть!
- Тарелочки? - удивился совсем уже развеселившийся Владимир.
- Ну да. Инопланетяне. Выхожу я как-то утром умыться в озере, а там столб света из неба торчит. Потом пропал. А бывает, они над домом зависнут - и тогда уж нет нам покоя. И не от тарелочек, а от жителей городских. Они же, как услышат ,все сюда бегут. А нам прячься кто куда, - понуро заверил Домовой.
- Зато у нас медведи прекрасные! - с этими словами Леший бросился выплясывать что-то невразумительное на крыльцо.
- Нельзя ему молока столько, - задумчиво заметил Домовой, когда Леший вернулся с двумя крышками от кастрюль и начал неистово ими греметь, на что из-под потолка отозвалось полное страданий «Ууууу-у-у-у-у...»
    Владимира клонило в сон. Забываясь, увидел он размытую картинку: замершего под потолком призрака, Ведьму в углу, счастливого Домового, смотревшего прямо на Владимира с выжидающим ужасом, и Лешего, никуда не смотревшего, тихо прошептавшего что-то о том, что «пора».
    Владимир проснулся за полдень, потянулся и медленно открыл глаза. Он снова был в своей постели. Вокруг были знакомые вещи. Штаны и рубашка валялись на полу, а на тумбочке лежали листки бумаги. Владимир потянулся к ним и тихо прочел:
«Беги, беги из этой реальности». В сложенную бумажку был вложен билет.