Колосья по серпом... исход источников 26

Начало: "Колосья по серпом... исход источников 1"      http://www.proza.ru/2014/09/25/740

                Предыдущая часть: "Колосья по серпом... исход источников 25" http://www.proza.ru/2014/11/10/1523


XXVI
 
Над Вильней медленно плыл  звон. Звонили в православных церквях, звонили во всех костелах от Острой Брамы до Антоколя. Под этот звон, который вовсе не гармонировал с прозрачной  весенней  листвой,  оставляла  город  бричка,  в которой, зажатые между чемоданами и кофрами, сидели два - теперь уже шестиклассника - хлопца. Пан Юрий, собираясь ехать из Вильни на все время,  добился от попечителя учебного округа разрешения, чтобы сын и Мстислав сдали экзамены досрочно. Они и сдали. С высшими пометками по всех дисциплинам.

В последний момент пан Юрий, бранясь, сообщил хлопцам, что губернские дворянские дела заставляют его на неделю задержаться в Вильне и что им придется, чтобы не мозолить глаз друзьям, которые все еще потели над вокабулами  в светоянском гимназическом подворье, ехать одним под наблюдением Халимона Кирдуна. Грех сказать, но друзья обрадовались и обстоятельствам пана Юрия, и путешествию. Загорский видел это,  но  оправдывал  хлопцев. Что поделаешь,  больше всего  на свете  молодость  любит самостоятельность.

Бричка  дребезжала  по  брусчатке,  и  Алесь  видел  на тротуаре фигуру отца.

Потом тройка повернула на Доминиканскую. Лошади нервничали, с колокольни  собора  Доминиканов  падал  густой черный звон.

Над всей Вильней говорили колокола.

Доминиканам через каких-то сто саженей басовито ответил святой Ян. Слева потянулись светоянские стены, где была гимназия. На втором этаже, наверное,  как раз час тому назад, сели за сочинение младший Бискупович, Ясюкевич и мешковатый Грима. 

Звон сопровождал бричку на всем ее пути через город. Звонил Ян, звонил костел Базилиан, плакала святая Тереза. И даже когда город исчез, ветер еще временами доносил до ушей юношей далекое эхо колоколов. Колокола плакали. Плакать  было  чего, хотя власти в этом и не признавались,  давая  приказ  о  мессе.  Приближалось  время расплаты за слепоту, за сорокалетнюю уверенность в своей непобедимости.

Первого апреля союзники засыпали Одессу бомбами, разлили  по  ее  улицам,  садам и причалам море огня. Черноморский флот почти сразу  потерял  инициативу,  а потом  и  совсем  засел  в  Севастопольской  бухте  и  был потоплен.

…На  юг, где воевали, пошло из суходольской окрестности совсем немного людей, и в том числе молодой граф Илья Ходанский. Вышло у него неожиданно. Еще накануне не думал, но тут приехал - по дороге в Севастополь - в свое поместье Куриловичи восемнадцатилетний красавец гусар Мишка Якубович, единственный наследник вдового отца, что недавно отошел "в лоно Аврааме". Счастливый наследник, не надеясь на лучшее в той костоломке, куда  должен  попасть,  закутил  со всей самоотверженностью гвардейца и потянул с собой Илью. Ровесники начали пить и своевольничать. Могилевские камелии, женщины с не совсем приличной  улицы в Суходоле, корчмы, ресторации, гощения у соседей, где было много молодежи, - ничего не миновали.

Наозорничали они с Ильёй выше меры. Пьяные пытались требовать  сатисфакцию у губернского казначея  (у того была молодая  любовница, и было решено, что  пусть  даже один из друзей и наложит головой, так зато второму  будет  хорошо). Казначей  под маркой переговоров о дуэли чуть не совершил коварный план: завлечь друзей  к  себе во двор и там силами панщинников  отхлестать  обоих,  как  марцэлиных  собак. Друзья чуть пробились на свободу с оружием в руках, а потом - в гневе на хамство  и неделикатность казначея - обзывали его пошехонским графом и с компанией друзей три ночи подряд рвали возле его дома петарды.

Потом, как раз на судный день, пустили в синагогу пойманную где-то сову, а двери сильно подперли толстым колом.

Полицмейстер  попытался  унимать  их  -  они, заплатив задаток, прислали к нему  на подворье гроб, обитый глазетом, и могильную плиту с гранитным крестом, на котором было уже вырублено все, что надо, кроме года смерти. Полицмейстер с горя  запил, а все полученное сложил под сарай на своем дворе: все дешевле обошлись. В Суходоле разошлись. Была срочная нужда выпить с офицерами на гауптвахте. Взяли здание обвахты, сжегши с наветренной стороны пуд и четыре фунта сера. Когда стража разбежалась - вытянули обалделых коллег из  здания  и умыкнули их в Куриловичи, где и пили три дня.

Там их и застал Исленьев, что приехал в гостьи к Веже, и, прослышав про  своеволия, поехал унимать сорванцов. Головомойку устроил чрезвычайную и  посоветовал, если не хотят ссылки,  бросить  скорей  идиллическое  прощание с "милой  родиной"  и ехать  дальше.  Илья  Ходанский,  которому  все равно  не  было  куда деваться, пошел с Якубовичем добровольно сражаться за отчизну, веру и государя. Тем все и кончилось.

А Исленьев после неприятного этого разговора поехал опять в Вежу. Старик обрадовался.

Алесь сидел  немного в их  компании.  Только  те сидели за столом, попивали кофе  и вино, а он залез в самый удобный уголочек, положил себе на колени "Дафниса и Хлою" (такие вещи за последнее время начали интересовать его) и то слушал, а то и читал.

А на витражах вокруг плыли дивные птицы, рыбы и крылатые женщины. Они светились насквозь, так, как никогда не светятся обычные краски. Светились  гранатовым, желтым, апельсиновым цветом, как светятся на солнце бокалы с вином.

- Проходимцы,  -  улыбался  Вежа.  -  Ну  что  они, скажите  вы  мне,  граф,  сделают  с теми  французами  и англичанами?

- Совершенно ничего, - румяное, как яблоко, лицо графа с ясными глазами  и  свежими зубами было брезгливым -  Что в их голове, кроме этой мерзости с совой и пьянки.

-  Ото  и  я  говорю…  Скажите  вы  мне,  кто  тут  будет прав, те, что идут биться, те, что ждут ли?

Исленьев покосился  на  Алеся.  Дед  сделал  возмущенное лицо.

- Тут я и сам не знаю, - сказал граф, поглаживая седые  бакенбарды.  - Скажу  только, что нас побьют все равно, непременно. Плохой, пустой человек  добровольно под пули не пойдет, пойдут лучшие  и погибнут. А  их  и без того не густо.

-  Бьют,  -  сказал  дед.  - Ой,  бьют. Натыкали  нас носом.

- Это все понимают. Разрешили им под Евпаторией высадить десант, такой  плацдарм  отдали…  И это злосчастное поражение у Альмы… Что меня удивляет, так это то, что, ей богу, нечем им в особенности гордиться. Солдат наш - смелый, безотказный, разумный. Лучше их по прочности,  терпеливости,  силе. Да и генералы  у них не лучшие.  Этот их Сент Арно, он кто? Шулер в бывшем, актёрик, со всеми плохими чертами этой профессии.

- Так в чем же дело?

- А то, что самый крепкий солдат без хлеба, без оружия, без отдыха, без… воли скоро делается дохлой клячей. И самая  лучшая  голова,  когда  на нее  сто  дураков,  ничего не может. Нахимов, бедолага, как страдает. Человек с мужеством, с любовью к родине. А разная пакость, какую всю жизнь воспитывали  в  надежде на  приказ  начальства, на старшего дядю, - они с него посмеиваются. Нашли у человека "порок", "травить" он в море, хоть и адмирал. Что сделаешь, если организм такой. Он "травит", но с мостика не сойдет, дело до конца сделает.

- Нельсон также "травил", - сказал Алесь.

- Правда? - обрадовался граф. - Ну, утешил!

- Я солдат, - после паузы сказал граф. - Я иду, куда мне  приказывают…  Но по  своей  охоте я бы туда не просился бы.

- Почему? - спросил дед.

- Каждый лишний человек - эта отсрочка конца.

- Хуже, думаешь, не будет? - спросил Вежа.

- Хуже быть не может, - сказал граф. - Хотя бы потому, что  каждое  новое  царствование сначала на несколько лет отпускает гайки, зарабатывает себе доброе имя.

- Чтобы потом сделаться еще худшим. Слышали мы это.

- Но несколько лет, - сказал Исленьев. - Это очень важно. И потом почти  обязательно  амнистия.  Значит, те, кто живые еще - вернутся. И я встречусь со своей молодостью.

Вежа осторожно подлил графу  вина. Губы старика грустно улыбались.

- Я сегодня слышал прорицание, - сказал он. - Пророчествовал тут один лапотный Иеремия: "Просвистят они Свистополь".

- Ничего удивительного. Сорокалетнее плохое положение в армии. Почти  тридцатилетнее замалчивание общей продажности, слабости, жестокости к простым, рабство.

- Все было хорошо, - поддакнул Вежа. - Так уже хорошо, что, выявилось, пороха не было. Умели ходить на парадах и не умели по грязи. Загордились. Всю историю  думали наполеоновским капиталом жить…

Продолжение "Колосья по серпом... исход источников 27" http://www.proza.ru/2014/11/11/574