Зима

               

                рассказ























       Я не знаю, сколько в точности мне осталось. Но эта зима – последняя в моей жизни. Родители и сестра о том, что у меня лейкемия, конечно же, знают, но я не сказал им, что врач меня приговорил. Наш разговор был наедине.

- Счет идет на месяцы. До весны, может быть, доживете. Но это, скорее всего, крайний срок.

- Не говорите о том, что все безнадежно, пусть думают, есть какие-то шансы, возможности… и я лечусь, пью лекарства…

- Олег, если вы считаете, что так лучше…

- Я не умер еще. И не хочу, чтобы они уже начали меня оплакивать и в моем же присутствии. Пусть думают, я могу прожить еще годы… это не ради них, а ради меня, не хочу, чтобы на меня и дома смотрели скорбные лица сотрудников похоронного бюро. Не так я хотел бы уйти. Спокойно. Пусть у меня и у них будет иллюзия обыкновенной жизни, хочу запомнить, как мы все просто живем день за днем… Потом они все поймут, разозлятся, я знаю. И пусть. Имею я право уйти, как мне хочется? Мне, а не им?

Вопросы, конечно же, риторические. И врач мне на них ничего не ответил.

У нас сейчас дома – драма. Сестренка влюбилась в актера. Отец и мать отплевываются, им такой зять даром не нужен.

- Конечно, он не против жениться. Еще бы! Квартира, прописка, возможности твоего папы… Он же рассчитывает, что известный режиссер будет давать ему роли в своем театре, пристроит в кино. Думаешь, ты нужна ему сама по себе? – бушует мама.

- Женя, ты только его не прописывай. И вообще – лучше не регистрируйте брак, тогда никаких прав на имущество у него не будет, - поддакивает бабушка.

- Я ему нужен! Я, а не она, - гремит наш отец-режиссер. – Смотрит на нее, думает: вот повезло мне, нашел наивную идиотку.

- Дочка, тебе всего восемнадцать, ты только что школу закончила, повзрослей хоть немного, - мама еще не плачет, но скоро рыдать начнет.

Но я-то знаю, что на уме у нашей упрямой Женьки. Она им не скажет, а вот со мной откровенна.

- Знаешь, мне кажется, ты поймешь… Да, он не любит меня сейчас и еще долго не будет любить… но пройдет время… много времени и он поймет…

- Что вы созданы друг для друга?

- Ты только не смейся…

- Тебя совсем не смущает, что он откровенно позарился на возможности твоего папы?

- Нет. Я понимаю. Ему надо делать карьеру. Хорошо таким, как мы с тобой, рассуждать, у нас всегда все было, а у него – нет.

- Ну, хорошо… допустим. Я знаю такие браки. Но, Женя, на это идут девицы, у которых совсем нет гордости. Мне казалось, что ты не такая.

- Я сейчас сама себя не узнаю, Олежек…

 «Но ведь так бывает… не всегда люди влюбляются с первого взгляда, после нескольких встреч, иногда год проходит, они привыкают, осознают…» - думает эта глупышка. В любом случае – если она не рискнет, не стиснет зубы для того, чтобы вытерпеть дискомфорт этой ситуации, то никогда не узнает, могло ли быть по-другому? И всю жизнь ее будет преследовать ощущение несбывшейся мечты, потерянной «второй половинки» - а в это она сейчас верит. Ей кажется, он ей послан судьбой, только этого не понимает. Пока только ей дано это таинственное знание, к нему оно придет позже…

Для ее жениха это – невероятная удача. «Да она влюблена в меня по уши…» - наверно, ликует он. Восемнадцатилетняя девчонка, готовая ради него на все, что угодно, он это видит… карьера, головокружительный взлет… Нет, он в рубашке родился! С его точки зрения, Женя не фантастическая красотка, но юная, свежая, никаких явных изъянов, а если ее приодеть, то вполне…

Так – была бы обычная девушка, миловидная в меру.  Ему нравятся более яркие, бойкие и развязные. С такими «гимназисточками», как он их называет, птичками со скромненьким оперением, он, наверно, не знает, что делать. Выглядят совсем девочками рядом с колоритными здоровыми бабами, с которыми он привык иметь дело. С ними можно было сплетничать, выпивать, материться, базарить – а как разговаривать с этими? Взвешивать каждое слово, все время бояться обидеть? Он церемониться не привык. 

Несмотря на то, что он на сцене производил впечатление интеллигента в энном поколении, в повседневной жизни актер предпочитает людей, с которыми можно расслабиться и не стремиться соответствовать чьему-то романтическому и возвышенному представлению о нем. В общем, я-то – мужик и вполне его понимаю, а Женя – нет. К тому же она еще по сути – дитя.

Каждый его порыв она трактует так, как школьницы, анализируя поведение своего любимого литературного персонажа: все им кажется привлекательным – даже грубость, низость, цинизм. Кажется, что любовь может их изменить, очистить, возвысить и т.п.

Женя не знает, что в его жизни подобное уже было, не раз. Женщины готовы были на все ради него – одна из них просто содержала талантливого провинциала, варила ему супы и котлеты, говорила, что верит в его дарование. Он все это принимал, но как только его сняли в сериале, и фамилия его стала известной, решил: с серыми буднями в его жизни покончено, теперь он будет выбирать из светских московских красавиц. И преспокойно порвал отношения, в которых теперь не нуждался.

Что ж… ему повезло. Не Софи Лорен, хотя и не дурнушка, но по деньгам…

Женя представляет себе, как он постепенно, вглядываясь в нее, будет приоткрывать что-то новое, у них родятся дети, бабушка перестанет ворчать насчет прописки… «А если нет?» - возможно, и задает она самой себе беспощадный вопрос. Если он останется к ней равнодушен, пройдут месяцы, годы… тогда… «Тогда я буду точно знать, что пыталась, я сделала все, что могла, и не вышло, забуду об этом и успокоюсь, но если я даже не попытаюсь… покоя мне не найти», - думает девушка. Она чувствует, что ей надо рискнуть… поступиться всем, что имеет значение, - самолюбием, принципами… если она не сделает этого, то никогда не узнает, возможно ли было когда-нибудь до него «достучаться»… и в этих сомнениях так и пройдет ее жизнь. Это огромное и мучительное чувство она носит в себе, ища средство выхода из тупика. То ей кажется, что она готова ему все отдать, то сомневается, стоит ли игра свеч… а вдруг он совсем не такой, каким кажется ей?

Актер не стал тратить времени долгие на ухаживания, чувствуя, что девочка знает о его равнодушии, он сразу предложил выйти за него замуж. «Она неглупа… не истерична… что ж… если ее это устраивает… есть же женщины, которые примут такую вот ситуацию, они считают, что их любви хватит на двоих – как в песне Земфиры поется», - рассудил он: «Моей огромной любви хватит нам двоим с головою». 

В чем ему было себя упрекать? Он ее не обманывал, она сама так решила, прекрасно зная… видимо отдавая себе отчет в том, на что идет, чем рискует, с чем может столкнуться в будущем.

- Нас с тобой даже вместе никто не видел… ни на одной тусовке. Вот будет шок… пиар-ход колоссальный!

- Не понравится, всегда разойтись можем, - стараясь казаться невозмутимо спокойной, продолжала Женя, - мой папа такой… он гадостей делать не станет, не думай! Это никак на твоей работе не отразится. Если что – я вину на себя возьму.

Женя попросила отца не делать пышную свадьбу – ограничиться скромной церемонией, желательно без гостей. У нее совсем не праздничное настроение. Актер тоже чувствовал себя не в своей тарелке, слишком быстро все произошло. Мать вмешалась, сказала, что гости все-таки будут – несколько человек с обеих сторон: жениха и невесты. От пафосных речей и тостов их обещали избавить.

Родители слишком любят ее и пошли навстречу, – они видели, как страдала дочь в последние месяцы, плакала навзрыд, не спала ночами. Перестала учиться. Появились первые двойки – за все одиннадцать школьных лет такого никогда не было. Учителя были в шоке. Даже по литературе на контрольном уроке она еле-еле ответила на «трояк». И это – их тихая и послушная девочка, с которой до поры до времени они вообще не знали проблем. Но аттестат она получила, взяв в себя в руки и пересдав все предметы. Без троек – и то хорошо. Вступительные экзамены в институт сдала не блестяще, но проходной балл набрала.

Мать и отец вздохнули с облегчением, надеясь, что со временем все наладится. Но прекрасно понимая: проблема не решена. Дочь никогда не увлекалась мальчишками-ровесниками, не бегала по дискотекам, и вдруг…

Жене не хотелось смотреться в зеркало в день свадьбы – она не помнила, кто сказал ей, что это плохая примета. Она не спала всю ночь, рвала страницы своего дневника, потом решила его просто сжечь. Ехала не на праздник, а на тяжелое испытание, через которое надо было пройти. Она прекрасно понимала, что пока нечему радоваться… но все-таки… они теперь связаны, она для него существует… пусть просто как человек, случайно попавшийся на его пути, но иначе он всю жизнь прожил бы и не узнал о ней, Жене, и ее чувствах, о том…

Женя еще много чего могла бы сказать, но настал этот день, этот час, и она растеряла былую уверенность в предназначении их друг для друга… Актер воспринимал все легко – шутил, дурачился, для него в любом случае это пиар-акция, чем бы все ни закончилось. Главное – девчонка безобидна, безвредна, она никогда ничего плохого ему не сделает.

На них смотрели с любопытством, говорили комплименты, он улыбался, Женя не могла заставить себя изобразить подобающее выражение лица. Когда она поставила свою подпись, вдруг ужаснулась… посмотрела на мать, на отца. Они отвернулись. «Чего ты, дура, путь назад есть, если что, разведетесь – подумаешь?» - внутренний голос, наверно, настойчиво советовал ей успокоиться, взять себя в руки, но не получалось. У нее возникло ощущение паники, желание сбежать отсюда куда глаза глядят…

Видимо, жених это понял, он поддержал ее, когда она чуть не упала, и медленно вывел из зала. «Нервничает», - прошептала ей вслед сотрудница ЗАГСа. Выйдя на улицу, Женя стала чаще дышать – ей казалось, что внутри здания она была так напряжена, что и вздохнуть не могла.

В машине она немного расслабилась. Вышла замуж… Этот человек теперь – ее муж. Он и не знает, что она не то, что не была влюблена раньше, а вообще ни с кем не встречалась… и вот теперь стала его женой. В ресторане они сидели тихо, безрадостно, отец пригубил вино, ее муж выпил куда больше, чем Женя ожидала. Она не ждала многого от этого дня – вообще ничего не ждала. Полагалась на будущее – потом, когда-нибудь будет лучше, все наладится, это сейчас так уныло, все кажется нелепым, бессмысленным, никому не нужным, но это сейчас, а потом…

Пока они собирались жить в съемной квартире. Наши родители все подготовили. Актер задержался в ресторане с парой приятелей – им надо было срочно что-то обсудить, а она вернулась в их временный дом одна. Разделась, легла. Решила заснуть. Или сделать вид, что спит. Чтобы сгладить неловкость этой ситуации. Он вернулся, скинул с себя все, принял душ и лег рядом. Женя не знала, хочет ли она сближения в первую же ночь, она растерялась, но не стала сопротивляться, даже почувствовав запах спиртного. Он что-то бормотал себе под нос, целовал ее, тискал, ей уже начало казаться, что это игра, она попыталась непринужденно улыбнуться, но вдруг она ощутила такую сильную боль,  как будто ее разорвало на части. Хотелось кричать, рыдать в полный голос, но Женя замерла на месте… Она поняла, что случилось. Ее затрясло.

- Что ты, глупенькая? В первый раз всегда больно, - услышала Женя, - я так и думал, что ты… Хочешь? Плачь, не стесняйся. А что тут такого?

Женя беззвучно плакала, ее трясло, он говорил что-то, но слова не доходили до ее сознания. Что это может быть так больно, она себе не представляла. «Кошмар… какой-то кошмар… Это у всех так… или только у меня?» Многие из ее ровесниц болтали о близких отношениях с парнями с такой легкостью, как будто это – сплошное удовольствие, и никакого дискомфорта. «Если это не изнасилование, а добровольно, да еще и по любви, как говорят… почему так ужасно?» - думала Женя.

 Актер задремал. Она лежала, глядя в потолок. Понимала, что не созрела, не доросла до реальной (не той, что в мечтах) любви. Она к ней не готова. Не знает, что же с ней делать. И есть ли она теперь? Была ли она? Она так страдала все эти полтора года, столько вынесла – ради чего, ради этого? К этому так стремилась, без этого не могла жить? Она отодвинулась от своего супруга, лежала, боясь пошевелиться. Что она теперь скажет ему? «Извини…»? «Какая же я идиотка, девчонка… совсем девчонка», - вдруг осенило ее.

Все эти подробности она мне выложила, когда лежала в больнице – и не нарочно, в бреду. Но я, сидя рядом с ее кроватью и вслушиваясь в отрывистые высказывания, понял, что с ней случилось. Испытал ли я чувство неловкости, как будто невольно подглядел в замочную скважину? Мне сейчас не до излишней щепетильности, хотелось бы знать, чем я смогу ей помочь, пока есть хоть какое-то время.

- Тридцать девять и пять, не спадает, - голос врача ее разбудил. Сны – тяжелые, мутные, лихорадочные – не прекращались. Казалось, она увязла в болоте, из которого люди никак не могут ее вытащить, пытаются – один за другим, но устают и бросают… она тяжелая… слишком тяжелая…

Женя лежала на больничной койке. Отец держал ее за руку.

-  Температура бывает на нервной почве.

-  Что у меня?

- Вы здесь уже две недели. Выкидыш был – но срок микроскопический, так что это ерунда. Так природа исправляет ошибки.

Она медленно шла на поправку. Ела плохо, читать ничего не хотела. Как-то встала с постели, подошла к окну, открыла его, посмотрела вниз – страшно? Нисколько. Как никогда она понимала тех, кто мог запросто кинуться… Больно? Но не больнее, чем… Женя прикусила губу, она не хотела ни думать, ни вспоминать.

- Взросление, деточка… это всегда тяжело, - сказала ей молоденькая медсестра.

- Но почему у других – легко, естественно, просто? А у меня все должно быть так тяжело?

- Откуда ты знаешь, как у других? Это тоже, знаешь, придумки… Строение организма разное, нервная система отличается, характер… тут не предугадаешь. Человек никогда не знает, чего от себя ожидать.

И что осталось от этого чувства? Воспоминание, которое хотелось выжечь внутри? Вот уж клин клином… вышибло… Переболела она. Равнодушна. Спокойна. И смотрит на себя прежнюю как бы со стороны – кто была эта девочка? Неужели – она?

Подошла к зеркалу – черты лица заострились, глаза усталые, это уже не девчоночья физиономия. Хотя – что же, собственно, изменилось? Два года назад она была беззаботным ребенком, который с упоением читал любовные романы. Теперь – не хотелось. Читать. Смотреть фильмы. Беседовать. А уж попытка реализации – упаси боже…

- Это не навсегда, это тоже пройдет, - утешала ее медсестра. Женя молчала. Спать и есть, есть и спать – вот и все, что ей надо. Из больницы выйдет, отправится в лес, сядет на пенек и будет греться на солнышке. Ни о чем другом не мечталось.

Декабрь пролетел в ожидании чуда, январь – в предсвадебных хлопотах, февраль – в больнице. Снег еще таять не начал. А она не может восстановить себя, прежнюю Женьку, которой была до этой истории. Пришлось взять академический отпуск. Летом будет наверстывать.

«В один прекрасный день появится человек, который будет тебе дороже всего – дома, родителей, привычек, хобби, всех твоих увлечений, появится, и тогда ты поймешь…» - говорила ей мама. Четырнадцатилетняя  Женя искренне не понимала: как так может быть? Ей просто не верилось. Ничего подобного она не испытывала. А подружки – одна за другой… Она смеялась над ними. Казалось тогда: какая глупость… как может быть кто-то дороже?

Теперь она знает: это возможно, но не понимает, зачем это? И кому нужен этот мираж, обман чувств? И должен ли человек пройти через это? Нет, это болезнь, бессмыслица, наваждение, просто глупость! А нервов-то сколько! И ради чего?! Это чувство (вернее, иллюзия) может возникнуть, но только на время… оно исчезает. Оставив такой горький след в чьей-то памяти. Стыд за себя, отвращение к тому, как вела себя в течение всех этих месяцев. И с этим ей теперь жить.

- Читала бы меньше книжек, лучше бы жизнь знала, присматриваться надо к людям-то… и к разным, не принцев себе сочинять, - говорила ей медсестра.

Женя знала, что может на время забыть о литературе, заставить себя окунуться в изучение реальности, отказаться от всех иллюзий – она перестанет верить в «две половинки», созданные только друг для друга, райское наслаждение от поцелуев и прикосновений и прочие романтические штампы.  Но никогда настоящая жизнь не захватит ее целиком, не заинтересует так, как художественный, созданный писателями мир. Даже писателями далеко не первой величины – развлекательными, третьесортными.

Это беда всех  «книжных» людей – им тяжело иметь дело с реальностью. Они ощущают себя «вписанными» в книги, но вычеркнутыми из жизни. Существуют словно придуманные кем-то, вырезанные из бумаги фигурки. И не чувствуют себя настоящими.

Отец все устроил – их брак был расторгнут. Актера позвали в другой театр, и он с готовностью принял это предложение. Ее спрашивали, хочет ли она его еще раз увидеть, поговорить с ним, но Женя только отрицательно качала головой, не произнося ни слова. Она видела – родители рады, что так все закончилось. Думают, дочь излечилась и повзрослела. В юности глупости делают все. Считают, ей это на пользу пойдет…

Одно хорошо – она, кажется, навсегда избавилась от страха, судорожного страха потери единственного в мире предназначенного только для нее человека. Именно он заставил ее ломать голову и отчаянно пытаться что-нибудь предпринять. «Никаких больше единственных… не один, так другой, не другой, так третий… да хоть никого… и спокойно… спокойно… спокойно…» - шептала, она, чувствуя, как нормализуется ее дыхание.

Дело было не в том, что ее фантазия создала целый мир, и этот мир рухнул, рассыпался, и был уже невосстановим. Женя теперь понимала, почему взрослые снова хотят стать детьми – вернуть себе все иллюзии, которые согревали и помогали жить, свою детскую веру. А глупые дети мечтают стать взрослыми – наивные девочки думают о том, как они будут «роковыми женщинами», или, как в другую эпоху принято было писать, «женщинами с прошлым», им кажется, это красиво, загадочно…

Ей даже смешно теперь не было, до того она настрадалась, измучилась. Хотелось посмеяться над собой прежней, но силы… их надо было откуда-то взять, почерпнуть… Внутри все казалось безжизненным, высохшим. Пустыня. Огромная. Мертвая.

Снег еще долго продержится – месяца полтора, так чаще всего бывает. Зима длится дольше своего календарного срока. И только тогда можно ждать хоть какого-то обновления… может, внутри что-то сдвинется… с той самой точки.

Вот только меня уже рядом не будет. И, слава богу, что все это время им всем было не до меня.