Швалик

-- Та там осталась одна…

Анатолий с женой как раз обедали, когда раздался этот очередной звонок. С Украины. Там жили почти все родственники супругов. А они вдвоем так и застряли на северах, редко-редко наезжая на родину в отпуск.

-- Так! -- отодвинув тарелку и включив телефон на «громкую», жестко произнес он в трубку. – Давай, шоб не ругаться, о политике ни слова. О себе рассказывай.

В трубке мгновение помолчали и вдруг затараторили автоматом на суржике:

-- Та яка политика? Ваши оно усэ лето простоялы попид граныцею зи своимы танкамы…

-- Так мы ж на своей границе стояли! Вам-то шо за справа до того?! – не выдержав, вспылил Анатолий. – Я ж тоби кажу – давай бэз политикы.

Словно не слыша требования, в трубке продолжало белькотать.

Анатолий положил телефон на стол и молча занялся борщом.

Жена последовала его примеру.

Это звонил племянник – Валик. Анатолий, как и супруга, прожили на Украине все детство, захватив и кусочек юности. Были они одноклассниками, и любовь соединила их, буквально, со школьной скамьи. Так и потопали по жизни, дотопав, наконец, до этого сибирского медвежьего уголка. Здесь и остановились. И стали строить свой дом, заниматься огородом, промышлять в близлежащей тайге.

Маленький раёк в сорок три сотки. Работы – невпроворот. Жаль только – родню не позвать. Прижимиста родня, тратиться на билеты жлобствует. Вот и перекликаются звонками время от времени. С приходом же войны на малую родину, стали говорить реже. А потом и вообще – только вот этот племяш, Валентин, стал звонить. Остальные скукожились, в раковины свои позалезали, замерли улитками.

Валик – единственный племяш, от любви к которому у Анатолия всегда сжимается сердце.

-- Знаешь, сколько я ему отдал? – делится он с женой. – Все свое детство с двенадцати лет с ним провошкался, пока его мать – моя сестра -- свою жизнь обустраивала. Говно из ползунков вытряхал. Все пацаны на улице пятками сраки отбивают, а я – с ним. Мать придет с работы – даже за посуду не ругает, иди, мол, хоть под вечер погуляй.

Анатолий говорит это, захлебывая вкусный женин борщ. А в трубке все еще визжит полумужской голос – все того же Валика.

-- Да знаю я. – поддерживает Анатолия жена. – Мы ж в одном дворе росли. Ты уже в который раз это рассказываешь. Да и сама видела твоего Валика – вечно в шортиках, панамке и за бабушкин подол держится. С ним дворовые хлопцы и гулять-то не хотели, «лантухом» обзывали.

-- И правильно обзывали! – обозляется Анатолий и резко подносит трубку к уху.

-- Все сказал? А теперь меня послушай! Вы там как были «Диким Полем», так им и остались! Чего вы там понавыдумывали? Какие на хрен “укры»?!

-- Так скилькы рокив Москви, и скилькы – Кыйыву? – завизжала трубка.

-- Ну, тай шо?! – тоже перешел на крик Анатолий. – А ты забув, шо то була Кыйивська РУСЬ?!

В трубке на время заткнулись.

-- Ты мне, давай, не лепи тут горбатого до стенки! – все более распалялся Анатолий. – Это нормально, что ли, что вы там детей расстреливаете? Баб насилуете. По школам и детсадам лупите? Нормально, что свастики выжигаете на спинах? Нормально, что бандеровские лозунги орете. Памятники крошите. Мусорные ящики людьми затариваете? Скачете, як ти папуасы?!

-- Та хиба ж то я скачу? – промямлили в трубке.

-- А шо ж ты тоди йих защищаешь? Ты, мабуть, забув, шо твий дед воював? Ты забув, шо тоби безплатнэ образование советська власть дала? И твоей матери, и твоему отцу – тоже дала: и образование, и квартиру, и работу, и пэнзию?! Чем вам Россия помешала? Тем, что кормила вас, пока вы на майданах да на наемничестве зарабатывали? Вы работать там разучились! Вы только торговать и продавать умеете! Все продали, даже свою «нэзалэжну». Лижете пятки америкосам!

-- Толя, давай по скайпу поговорымо…

Услышав это, жена Анатолия резко вскочила из-за стола:

-- Никакого скайпа я не дам! Скайп мой! Пошел он вон со своими предложениями!

Анатолий сильнее прижал трубку к уху. Единственная ниточка, все еще связывающая его с родными, готова была расплавиться от напряжения, раствориться во взаимных обвинениях.

-- Вам усэ брешуть, – будто получив второе дыхание, снова затараторила трубка. –Ваш двадцять чэтрвэртый канал як подывышься – так одна брэхня!

-- Нэ надо, Валик, – попытался миролюбиво перевести разговор в другое русло  Анатолий. – Вы-то там як? Тэбэ, хочь, нэ прызывають в армию?..

В трубке тонко запикало.

-- Ну, вот, видишь? -- вздохнула жена, снова присаживаясь за стол. – Я же тебе говорю, что, скорее всего, чтобы спастись от мобилизации, он работает как «агент по влиянию». Туда ж постоянно набирают людей, какие-то курсы им проводят, и потом те пропагандируют. В том числе, и по российской родне бьют.

-- Да, чот, похоже… -- протянул Анатолий. – А иначе, зачем ему скайп? Тыщу лет не просил по скайпу, а тут вдруг понадобилось. Наложат потом какой хочешь звук –и будут крутить по своим каналам, как протест от россиян…

-- А что он тебе вначале сказал, когда ты его про бомбежки Донбасса спросил?

-- Сказал, что там осталась одна… шваль…

-- Это он – ш…Валик! – зло и коротко бросила жена. – Швалик, он и есть швалик! Всю жизнь за мамкину юбку держится. Ему уже сороковник, а он, как был в панамке и шортиках, так остался… лантухом. Ничего в жизни не добился. Высшее образование -- а он на телевышке всю жизнь сидит, пердит, как старик. С мамкой всю жизнь живет, потому что с женой по требованию мамки развелся. С сыном не встречается, забыл про него, а у того, может, уже и дети есть. Значит, он и сам уже дедом может быть? Да какой из него дед? Он без мамочки и в сортир, наверное, не ходит. Вонючка, а не мужик! Он и армии-то не нюхал. И дальше своей Петуховки без мамки не выезжал, поди. Тупое, завистливое существо! Швалик, одним словом!

-- Да-а-а-а… -- уставившись в стол, тихо протянул Анатолий. – Лучше, уж, совсем без родни, чем с такой… Я тебе не говорил никогда… Но они ж, когда после смерти четырехкомнатную квартиру матери продали, меня тупо кинули. На мою часть наследства купили Валику квартиру. А мне подкинули шестьсот баксов, мол, не в цене жилье было… На пользу ему это не пошло – отдал жене при разводе. Но не это меня мучает. А то, что они за тридцать лет, как я с Украины уехал, моему ребенку ни разу в жизни даже банки варенья не выслали… Видно, я уже давно для них – «москаль»…