Несказка о звёздном мальчике. 12

Свадьба у мельника удалась на славу. В гости собралась вся деревня да ещё с соседних набежало – всем же охота на нового господина посмотреть, чтоб после рассказывать. Довольны были почти все и довольны изрядно – молодой красавец-гранд, герой отчизны, улыбался всем одинаково приветливо и полностью очаровал всех своих подданных. Когда же оказалось, что его милость ещё и прекрасно танцует сарабанду, восторгу крестьян не было предела. И только невесту не радовало это обстоятельство – правда, заметить это и попытаться узнать, отчего это так, было некому. А если б кто и обратил внимание на этот факт, то счёл бы её амбиции странными – кабальеро танцевал для некой знатной молодой дамы, что проезжала мимо в сопровождении дуэньи и слуг, и осталась на небольшое время полюбоваться праздником. Эстрелладо же был заинтригован весьма двумя обстоятельствами: голос дамы показался ему очень знакомым, похожим на тот, что пел в охотничьем домике, на который недавно вечером довелось набрести, плутая на прогулке верхом, а также колечко у неё на мизинце, с нежным сапфиром – и где приходилось его видеть? Ни то, ни другое так и не вспомнилось.
   Вернувшись домой, он уже забыл об этих обстоятельствах – предстояло подготовиться к прибытию посредников, а то и самих кредиторов, на чьи деньги начинал воевать… Угрохав на решение этих вопросов ещё день, Эстрелладо почти весь следующий провёл с Великим Инквизитором, изучая обстановку в королевстве, оказавшимся на грани открытого неповиновения властям. Потом к молодому де Астеросу заявились гости едва ли не ещё серьёзнее – те, в чьих интересах было создать такую обстановку… Когда через два дня все они исчезли из поместья, Эстрелладо чувствовал себя так, будто его пару раз вздёрнули на дыбу, и лежал пластом в кабинете несколько часов без движения. И даже не на шутку встревоженного ординарца отослал прочь, позволив лишь принести себе кувшин белого вермута.
   Половина пряного напитка уже была выпита, но действия его так и не ощущалось, хотя аппетита вовсе не было, и даже от ужина из-за этого пришлось отказаться. Эстрелладо так и лежал себе на канапе, ощущая себя настолько разбитым, что не было сил даже встать – так вымотали его прошедшие переговоры. Он жалел, что рядом не было того, кого он называл своим отцом – Великий Инквизитор умел одним движением брови вселить веру в свои силы, да такую, что хватило бы не только улыбнуться, но даже встать и почувствовать себя сильным и смелым, которому всё нипочём. А именно этого сейчас и хотелось бы, но было настолько невозможно, что впору было заплакать от бессилия. Как назло, перед мысленным взором то и дело снова оказывались твёрдые, почти хищные лица и глаза тех, что уже, к счастью, покинули пока его дом. В этих взглядах читалось довольство и весёлость – но нечеловеческие, как у неких слишком сильных и могущественных чудовищ, и безжалостная готовность уничтожить, если объект их внимания отчего-то не оправдал их ожидания. Теперь эти люди являлись его настоящими союзниками – а вовсе не те простодушные вояки, с которыми волей судьбы командующий армией короля имел дело на поле боя. И, хотя вторые были искренне преданы своему командиру и никогда бы не постеснялись рискнуть даже жизнью ради него – даже они не смогли бы ничего сделать, вздумай первые избавиться от молодого гранда, который в их глазах стоил не больше, чем игральная кость. Сознавать всё это было не только страшно, но и обидно, зная, что поделиться этими переживаниями просто не с кем. Теперь Эстрелладо опасался думать вслух – раньше же он часто не придавал значения тому, что слова, идущие из сердца и ума, часто сами срывались с его губ в одиночестве. Подслушивать было некому – но и уста, кажется, онемели навсегда…
   «А ведь я всего лишь хотел помочь королю, - с тоской размышлял бывший латник, потягивая сладкую густоту напитка, - а вышло, что взялся вести дела вместо него. Теперь понятно, отчего Его Величество сам устранился от дел, едва появилась такая возможность. Как же отец справляется с этим жутким грузом столько лет? Вот почему он не хотел, чтоб я брался за всё это в полной мере». Опустевший стакан незаметно выскользнул из руки, тихонько скатившись на ковёр, и юноша сам не заметил, как его глаза закрылись, оставаясь в плену недавних видений и опасных разговоров. «Уйдите, дайте мне побыть одному, без вас!» - безмолвный крик ушёл куда-то далеко, гораздо дальше, чем было возможно видеть из окна кабинета вечерней порой. На чуть потемневшем вечернем небе стали проступать яркие искорки звёзд. Их появление отчего-то всегда ощущала кожа на спине, тихо требуя завернуться в плащ, даже если в помещении было жарко. В тюрьме, где даже солнечный свет был непозволительной роскошью, каждый вечер еле-еле покалывало между лопаток, и это было заметно, даже несмотря на то, что боль от ран и пыток усиливалась и должна была бы затопить собой всё. Сейчас, несмотря на то, что уставший молодой человек был полностью здоров и сморён дремотой, мозг преобразил это беспокойство в обычное вечернее томление от труднообъяснимой печали. В походах, когда Эстрелладо сам не понимая, отчего, вдруг вскакивал от костра и начинал разгуливать туда-сюда в сумерках, то и дело поднимая голову к звёздным россыпям, будто ища ответа на своё беспокойство, окружающие предпочитали не замечать этого или снисходительно улыбаться: «Поди, папаша у парня был андалузский кирасир, вот и мечется, как тамошние благородия под вечер». Сейчас это беспокойство добралось до затуманенного сознания ещё сильнее, заскрежетав где-то в груди неприятной пустотой, и, совершенно безотчётно мотнув головой несколько раз в плену полусна, молодой человек позвал с тихой мольбой в голосе, сам не замечая на этот раз, что говорит вслух:
- Где ты? Откликнись, мне плохо без тебя.
   Это было сказано совсем тихо, так, что вряд ли услышал бы кто-то, будь он сейчас на пороге кабинета, но мысленный крик был сравним с грохотом, который едва бы выдержали человеческие уши. Будущий король не хотел умирать, но сейчас ему не хватало сил, чтобы жить, а взять их с помощью молитвы было пока невозможно.

- Марианна, в чём дело? – чуть удивлённый, чуть недовольный голос матери властно прогремел под сводами светлицы. – Куда тебя несёт опять вечером?
- Простите, мама, мне следует помолиться, это ненадолго, - рослая девушка склонилась в церемонном поклоне.
- Что ж, я не могу тебе это запретить, но не слишком ли ты ревностна последнее время? – с неодобрением покачала головой солидная дама. – В твои годы с таким пылом впору бегать на свидания, а ты, говорят, даже не предпочитаешь никого из наших достойных кавалеров?
- Позвольте мне удалиться в часовню, мама, - силясь не задрожать от волнения, прежним почти чопорным тоном проговорила девушка, не поднимая глаз. – Единственный кавалер, о ком полагается думать девице в мои годы – это жених Небесный, Господь наш Вседержитель.
- Да уж ступай, избавь меня от этого трезвона, мне его на мессе хватает за глаза, - проворчала собеседница, с неудовольствием пожимая плечами и кутаясь в пышную шаль. – Только накинь плащ потеплее, кажется, гроза к вечеру собиралась, тебя может продуть. Взбалмошный ребёнок, - добавила она уже совсем тихо себе под нос, не считая нужным провожать взглядом ту, что вовсе не замешкалась, покидая комнату. – Ничего, подрастёшь, муж выбьет из тебя всю эту чепуху, резвись пока.
   Скорее, скорее, как хорошо, что никто не встречается на пути, только бы не подвернуть ногу на ступеньках – ещё немного, и останется только прямая мощеная дорожка через сад… Сердце колотилось немилосердно, и Марианна с нехорошим трепетом, как перед грядущим несчастьем, перебирала в уме возможные варианты того, что могло случиться, дабы сердце, заныв или кольнув, подсказало, какой из них верен. Её единственный, что с ним могло произойти в этот душный вечер? Стычки, поединки, раны? Нет, не похоже. Кажется, даже не болен. И на свободе, это очень хорошо. Но отчего же его сердце плачет так, что в ушах раздаётся: «Милая, мне холодно без тебя, холодно…»? Логичнее всего предположить, что получено назначение куда-то, а значит, наша встреча откладывается, вот и причина для страдания. Какой он у меня пылкий, можно подумать, Господь не знает о его планах и не помогает ему, чтоб всё произошло наилучшим образом. С другой стороны, кое-кто столь умный, помнится, прошлое полнолуние полночи рыдал в подушку от досады, что лежит одна, не знаешь, Марианна, кто это был, а? Спокойно, твой рыцарь нуждается в тебе, а значит, помочь ему необходимо. Вот и дверь в часовню, итак, прыжок… Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грешных, спаси и защити рыцаря моего, что любит меня и жаждет назвать женой, помоги ему…

Она была рядом – голова явно лежала у неё на коленях, и её нежные пальцы ласкали волосы. Это было так хорошо, что ничего другого больше не хотелось. Глаза слиплись немилосердно, так, что было совершенно невозможно их открыть, но этого сейчас совсем не требовалось. В ушах небесной музыкой звенел её радостный смех и уверения, что ничего страшного не случилось и уже не случится. «Ты будешь моей королевой?» - с надеждой спросил Эстрелладо, совершенно оробев от счастья. «Конечно, мы ведь будем с тобой вместе, как ты и хотел», - весело отозвалась его любимая. «Когда же я обниму тебя, чтоб сделать своей?» - с оттенком горечи полюбопытствовал молодой аристократ, чувствуя, что шею тихо ласкают её руки… «Господь не заставит нас ждать этого долго, не горюй». Белый ясный свет мешал видеть её черты лица, но Эстрелладо был счастлив уже оттого, что они разговаривают без помех из окружающего мира. «Мне тяжело без тебя, поверь мне, - было лишь непонятно, шепчет ли он это вслух. – Ты не сердишься на меня за беспокойство и разлуку?» - похоже, ему даже удалось обнять её правой рукой за талию… - «Глупый, я ведь люблю тебя, держись». Какие у неё нежные губы, успел ещё подумать Эстрелладо прежде, чем провалиться в совершенно чёрное беспамятство до утра.

Удар грома… как некомфортно, право… Марианна неспешно открыла глаза, глубоко вздохнула и взялась подниматься с мраморного пола. В голове господствовал ватный туман, такой же, какой бывает росистым утром на исходе лета. Матушкин совет оказался кстати – вечер выдался прохладным, но, завернувшись в плащ, было тепло и даже уютно. Как здорово, что меня никто не беспокоил, даже нянька, машинально подумала про себя девушка, поправляя упавшую на лоб тёмно-каштановую прядь. Мой рыцарь, стало быть, светловолосый, вот что удалось нынче понять – интересно, он, наверное, русский тогда? Слишком нежен и добр для чопорных соседей с острова, что очень любят собак. Как будто и правда упал с неба… Сотворив в чинном спокойствии положенные молитвы, молодая дама решительным шагом покинула часовню – лучше не оставаться здесь сверх того времени, что потребовалось потратить, хотя ужасно хочется остаться. Но рисковать своим счастьем было нельзя – и без того хватает уже желающих болтать невесть что, и всё труднее ускользать от докучливых надоед, лезущих в душу. Но от безотчётного желания поднять голову и посмотреть ввысь отделаться было невозможно, и, повинуясь ему, девушка залюбовалась вечерними звёздами. Интересно, какие они на родине у милого, подумалось ей. Загадаю узнать это в следующий раз, решила про себя почти сразу – и какое счастье, что снова успела вовремя, хвала Господу! Но… удар грома??? Небо ясное, с сияющими россыпями – откуда было ему взяться? Так, пора, скорее домой, пока там не подумали чего не следует – вот что это означает, стало быть. Ах, любимый, как же тяжело тебя ждать иной раз – особенно когда все этому мешают! И, хотя только что молодая дама ощущала себя не меньше, чем счастливой королевой, поспешив прочь от часовни, она поймала себя на том, что готова расплакаться.

Утро выдалось свежим и ясным, настолько, что появился аппетит. Этим стоило воспользоваться в полной мере, и Эстрелладо поспешил это сделать, надеясь вспомнить хоть что-то из потерявшегося в памяти осколка вечера. Но никаких дополнительных деталей, кроме уже оставшихся там, обнаружить не удалось. Молча расправившись с плотной утренней трапезой, молодой гранд решил прогуляться верхом – на самом деле он надеялся, что сможет в одиночку найти охотничий домик, в котором однажды услышал песню, взволновавшую его очень сильно… Брать ординарца вовсе не хотелось – и дело было деликатное, и слушать его добродушную болтовню не было вовсе никакого желания.
   Однако, убив на это занятие полновесных два часа и не достигнув совершенно никаких результатов, его милость де Астерос уже готов был рычать и ругаться от неудовольствия. Сумеречный домик как растворился в вечернем сумраке и вовсе не желал показываться при дневном свете. Наконец, решив вернуться домой небольшой рощицей, Эстрелладо заметил нечто, что помимо воли привлекло его внимание. Среди деревьев мелькал силуэт всадницы, и он вовсе не поспешно удалялся прочь, заметив соседа, а скорее, не то выжидал чего-то, не то упрямо делал вид, что не замечает, что уже находится не в одиночестве. Это побудило молодого человека затеять весёлую игру – он то приближался очень близко, будто рассчитывал внезапно выскочить наперерез даме, то отдалялся настолько, будто стремился уехать навсегда с этого места, будто тут и не было никого. На самом деле эти манёвры имели целью повнимательнее рассмотреть незнакомку – и не нарушать принятые рамки приличий. Выехать совсем рядом – означало не только смутить чужой покой, но и прослыть грубым нахалом, к тому же Эстрелладо был без камзола, а на рубашке был лихо распахнут ворот – вполне достаточно, чтоб приписать всаднику самые грязные намерения, а прослыть таковым вовсе не хотелось. Но, к сожалению, дама также пошла на поводу у приличий – и накинула на голову мантилью… Скрипнув с досады зубами, Эстрелладо решился на самое отчаянное – продефилировал мимо на расстоянии слабого броска мяча рукой, максимально откинувшись в седле, чтоб незнакомка могла рассмотреть его полностью, и даже голову запрокинув почти к небу. Отогнав коня на пару ещё таких же расстояний, всадник молча заставил его остановиться, и выжидал целую пару минут, тяжело дыша от волнения. Конь соседки пританцовывал на месте, но не двигался, сама всадница - тоже. Эстрелладо за время игры уже успел бывалым чутьём воина определить, что сейчас в этой роще нет посторонних, и счёл возможным ощутить себя обиженным. Он не торопясь развернул коня в сторону, борясь с желанием озорно, по-мальчишески, свистнуть, затем всё же одержал над ним победу и спокойно дал шпоры прочь.
   Однако инцидент перестал его волновать уже посреди пути домой – когда пришлось выбраться на пригорок и увидеть вдали жирную пыльную точку на дороге, ведущей к замку… Кто бы ни были гости, а следует успеть до их прибытия… И Эстрелладо совсем позабыл о встрече в лесу, а также о том, что был уверен, что виделся со сверстницей – и дамой, вполне достойной его ухаживаний. Тем более, что чутьё его не обмануло, и гостем оказался тот, кого он был рад видеть всегда – и кому можно было поведать даже о тех грёзах, что сопровождали каждый его разговор с далёкой невстреченной любимой. В сущности, это были два единственных человека, кого молодой гранд хотел видеть из всего остального мира. Он знал, что весь остальной мир ещё успеет ему осточертеть едва ли не в самом ближайшем будущем – и не торопился стать тем, кем предстояло. Ибо только ничтожество может наслаждаться мечтами о власти и торопить их осуществиться – а в сердце юноши, пусть и упавшего с небес, но любившего жизнь и страну, приютившую его, таких поползновений не водилось, хотя их и пытались приписать ему те, чей удел – грязная муть досужих сплетен.
   Выслушав рассказ Эстрелладо о переговорах, прошедших, по его мнению, вполне успешно, Великий Инквизитор помолчал и кивнул головой. Затем, посмотрев на слегка хмурое лицо юноши, по-приятельски подмигнул:
- Что, устал от всего этого, надо полагать?
- Не то слово, - с горечью вздохнул Эстрелладо. – Валялся вчера, как тряпка, шевелиться не мог, как уснул, сам не помню.
- Не пугайся, - спокойно и с теплотой сказал рыцарь. – Просто ты пока к короне близко не подходил, а взялся уже за то, что в этом статусе полагается, вот и надорвался. После будешь всё это щёлкать, как семечки, да и на тебя смотреть будут не так, как сейчас.
- Ох, хорошо бы, - с сомнением покачал головой молодой человек, опустив глаза и отхлёбывая вино из бокала. – У меня была инфанта третьего дня. Я её даже на порог не пустил – хотя, кажется, она искренне желала помириться.
- Вырос совсем, - весело рассмеялся тевтонец. – Не переживай, она расценила это в твою пользу. И не только она, стало быть…
   Эстрелладо встрепенулся, как встревоженный сокол, и вопросительно поглядел на Инквизитора.
- Да-да, эти жуки уже знают, - с истинным отцовским добродушием отозвался тот. – И даже побаиваются кое-кто, но в целом тобой очень довольны. Ведь все видели меня на мессе в Кафедральном Соборе, а значит, я никак не мог тебе подсказывать.
   Будущий король сверкнул холодной молнией в изумрудных глазах и резко осушил бокал.
- Их сомнения понятны, но меня это слегка побешивает. И я вовсе не хочу в будущем уподобляться такой публике.
- Тебе это и не грозит, не беспокойся, - солидный рыцарь улыбнулся с дружеской хитрецой и отхлебнул из своего бокала. – Право быть собой твоя должность у тебя не только не отнимает, но даже того от тебя и требует. Страна устала от правителя, желающего нравиться всем и вся и уверяющего всех, что всё в порядке – нужен человек с характером, того от тебя и ждут.
- Известно, как зачастую заканчивают люди с характером, - сардонически усмехнулся Эстрелладо. – Впрочем, я к этому готов, жаль только семью, что у меня будет однажды.
- А вот это уже не твоя компетенция, а Господа, - сурово проворчал собеседник, потупившись, чтобы скрыть восхищённый взгляд. – Наши современники постоянно увольняют его из созданного им мира – не совершай и ты эту ошибку, прошу тебя.
- И не думал, - в тон ответил юноша, тяжело вздохнув. – Хотя я и не боюсь, но мне настолько страшно, что я и вздохнуть уже не могу, чтоб не надеяться на Него и не ждать, что Он мне подскажет, как быть.
- Для того корона и существует, - невозмутимо пожал плечами тевтонец. – Чтобы ты не сомневался, что действуешь правильно и знал всегда, что делать. И сколь бы не было твоё решение неудобным для кого-то – ты никому не обязан угождать, ничьим ещё интересам, кроме блага страны.
- И даже своим собственным, - эхом продолжил Эстрелладо, затем встрепенулся, как будто освободившись от гнетущих мыслей. – Ты надолго ко мне нынче, отец?
- Можешь обрадоваться – уеду только завтра в полдень, - весело улыбнулся Инквизитор. – Ты ведь не занят, я так понял?
   Эстрелладо опустил голову, но скрыть лёгкий румянец ему не помогла даже его обычная ясная улыбка.
- Я исчезну на часок перед закатом, - смущённо обронил он. – Можешь вздремнуть, пока меня не будет.
   Немолодой воин весело расхохотался с нарочитым оттенком мужской солидарности:
- Уже успел? Поздравляю, молодец.
   Молодой аристократ поднял голову, улыбаясь уже без всякого смущения:
- Да это она же – моя молчунья. Слишком хорошо с ней, не вижу смысла огорчать её.
- Ну, раз так умеешь, то хвалю, - с известной своей невозмутимостью сказал Инквизитор. – Радоваться жизни – тоже искусство, смотри только, не сделай случайно новую.
- Ну уж нет, этого я себе пока позволять не намерен, - холодно скрипнул зубами Эстрелладо. – И ей тоже.